<<
>>

Субъективные признаки халатности

Уголовно-правовой анализ субъективной стороны халатности связан с определенными трудностями, поскольку она имеет сложное наполнение. Дума­ется, что законодательная конструкция вины этого состава преступления одна из наиболее коллизионных из представленных в Особенной части УК РФ.

Как справедливо отмечает А.Н. Игнатов, при определении субъективной стороны халатности стоит обратить внимание на то, что установлено в законе, который гласит о «небрежном или недобросовестном отношении к своим обя­занностям»[267].

Содержание диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ действительно не позволяет четко и прямо определить формы и виды вины применительно к халатности. В работах отечественных ученых указывается на то, что в ст. 293 УК РФ форму­лировка «небрежное или недобросовестное отношение к службе» не позволяет однозначно определить форму вины в составе халатности. Причиной является то, что данные понятия определяют отношения виновного к службе и его долж­ностным обязанностями, но не к преступному деянию и его последствиям[268].

Так, Е.В. Царев отмечает, что поскольку в основном составе халатности отсутствует указание на форму вины лица, совершившего это преступление, этот вопрос должен решаться с учетом описания в диспозиции признаков объ­ективной стороны состава[269].

Однако в многочисленных источниках отмечается, что категории «не­добросовестность» и «небрежность» могут быть отнесены как к объективной, так и субъективной стороне преступления[270]. Очевидно, что их дуалистический характер названных категорий затрудняет их толкование.

Разрешая указанную коллизию, следует, на наш взгляд, исходить из по­ложения о том, что вывод о форме вины может быть сделан только на основе тщательного анализа каждой конкретной уголовно-правовой нормы, ее истори­ческого, систематического и грамматического толкования.

Сходную точку зре­ния высказывают и другие отечественные авторы[271].

При определении содержания вины в материальных составах преступле­ний важно определять ее как в отношении деяния, так и в отношении послед­ствия. Применительно к каждой статье Кодекса форма вины должна быть уста­новлена путем толкования закона[272]. Субъективная сторона халатности как пре­ступления с материальным составом включает отношение виновного к бездей­ствию и его общественно опасным последствиям[273]. В отечественной правовой доктрине мнения относительно характеристики вины в составе халатности кар­динально разделились. Их многообразие можно свести к четырем основным походам:

- признается наличие только умышленной формы вины;

- признается наличие как умысла, так и неосторожности;

- признается наличие «смешанной» формы вины;

- признается наличие только неосторожной формы вины.

С.49.

Например, В.И. Динека[274] считает, что халатности присущ либо косвенный умысел, либо легкомыслие или небрежность. Ряд авторов допускают умышлен­ную форму вины в отношении действий виновного[275].

Рассмотрим каждый из отмеченных подходов более подробно.

В отечественной уголовно-правовой науке, хотя и весьма немногочислен­ная группа авторов, причем как советского, так и современного периодов, рас­сматривает халатность как умышленное преступление[276]. Думается, такой подход имеет под собой основание, поскольку из толкования диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ следует, что для основного состава халатности характерна и умышлен­ная форма вины. Ее наличие никак не исключает содержащееся в законе ука­зание на небрежное или недобросовестное отношение должностного лица к службе[277]. Как справедливо замечает И.А. Луканин, в ч. 1 ст. 293 УК РФ нет упоминания о неосторожной вине. Таким образом, категории «недобросовест­ное» или «небрежное» характеризуют не психическое отношение виновного к деянию, а относятся к самому деянию.

Недобросовестно относится к службе и то должностное лицо, которое не исполняет или ненадлежащим образом испол­няет свои служебные обязанности умышленно, предвидя и желая (сознательно допуская) наступление общественно опасных последствий[278].

На взгляд П.С. Яни, форма вины определяется в данном случае не по от­ношению к факту ненадлежащего исполнения или неисполнения, а по отноше­нию к последствиям действия либо бездействия субъекта, которые могут быть

причинены как умышленно, так и по неосторожности[279].

В числе сторонников обеих форм вины в составе халатности можно выде­лить группы авторов, по-разному оценивающих их содержание в отношении деяния и в отношении последствия. Так, А.И. Чучаев полагает, что такое пре­ступление, как халатность, может совершаться с умыслом или неосторожно­стью по отношению к общественно опасному деянию и неосторожностью по отношению к его последствиям[280]. Говоря об умысле к деянию и неосторожности - к последствиям, автор, по сути, допускает две формы вины. Но в данном слу­чае это невозможно. Две формы вины были бы допустимы, если бы деяние и без последствий признавалось УК преступным (см., напр., ст. 123 УК РФ). По­этому предлагаемое «разделение» может признаваться только условным.

Другие авторы доказывают, что и последствия в рамках основного соста­ва халатности могут характеризоваться умышленным к ним отношением. Как видим, упоминание о неосторожной форме закон содержит только в отношении квалифицированного и особо квалифицированного вида халатности. Это дало основание некоторым авторам считать, что анализируемое деяние может со­вершаться как умышленно, так и по неосторожности[281]. По мнению Б.В. Волжен- кина, «недобросовестное или небрежное отношение к службе - это характери­стика психического отношения должностного лица к совершаемому им обще­ственно опасному деянию и к последствиям этого деяния. Недобросовестно от­носится к службе и то должностное лицо, которое не исполняет или ненадле­жаще исполняет свои служебные обязанности умышленно, предвидя и желая (сознательно допуская) наступление общественно опасных последствий»[282].

Таким образом, по мнению Б.В.

Волженкина, субъективная сторона ха­латности может включать в себя не только легкомыслие и небрежность, но и оба вида умысла (как прямой, так и косвенный).

Применительно к действующему УК РФ Б.В. Волженкин отмечал, что в ч. 1 ст. 293 УК РФ не исключена умышленная форма вины по отношению к общественно опасным последствиям деяния в основном составе халатности, поскольку в ней нет упоминания о неосторожной вине в отношении послед­ствий содеянного. Таким образом, недобросовестное или небрежное отноше­ние должностного лица к службе теоретически не исключает возможность умышленной вины по отношению к общественно опасным последствиям ха­латности[283].

В свою очередь М.А. Тыняная пишет: «Поэтому можно прийти к выводу, что халатность (ч. 1 ст. 293 УК РФ) может быть совершена как умышленно (например, с косвенным умыслом), так и по неосторожности»[284].

В советских учебниках последней четверти XX в. при описании субъек­тивной стороны халатности доминировал подход о смешанной форме вины[285]. Приверженцы двойной формы вины определяют форму вины преступления в целом в зависимости от формы отношения виновного к общественно опасным последствиям деяния[286] [287]. При анализе халатности многие современные ученые до сих пор придерживаются взглядов о «смешанной» форме вины. По их мнению, она включает в себя: неосторожность по отношению к его последствиям и умы­сел по отношению к общественно опасному деянию3. В рамках этой концепции учитывается, что в реальной жизни любое отношение субъекта к каждому юри­дически значимому признаку конкретного деяния может оказать то или иное

влияние на квалификацию преступления.

Думается, что подобный подход несостоятелен, поскольку теорией уго­ловного права общепризнано, что только квалифицированным составам пре­ступлений могут быть свойственны две формы вины[288].

При анализе вины в составе халатности обращается внимание на то, что в диспозиции ч.

1 ст. 293 УК РФ нет указания на ее неосторожную форму, что не позволяет признать ее наличие в названном составе преступления. Однако, как справедливо отмечает А.И. Коробеев, «положение ч. 2 ст. 24 УК РФ не следует абсолютизировать, поскольку во многих статьях Особенной части УК РФ от­сутствие указания на неосторожное отношение лица к последствиям обще­ственно опасного деяния, и, значит, признание возможности умышленного его совершения, не соответствует санкциям этих статей»[289] [290].

С тем, что халатность по своему фактическому содержанию должна быть закреплена в УК РФ исключительно как неосторожное преступление, согласил­ся 61 % опрошенных автором респондентов1.

Неисполнение служебных обязанностей может быть сознательным, мо­жет выступать результатом оплошности (забывчивости, отвлечения на другие дела, необоснованного перепоручения своих обязанностей другому лицу и т.п.)[291] [292]. Вместе с тем умышленное причинение последствий в составе халатности исключено.

Так, Б.В. Здравомыслов отмечал наличие только неосторожной формы вины применительно к халатности, отталкиваясь от содержания закона, указы­вающего на небрежное или недобросовестное выполнение лицом своих слу­жебных обязанностей5. Он также считал, что небрежное отношение коррелиру­ет с преступной небрежностью, а недобросовестное - с преступной самонаде­

янностью[293].

Некоторые авторы делают вывод о том, что халатности свойственна толь­ко небрежность. По мнению И.А. Луканина, это следует из буквального толко­вания ст. 293 УК РФ[294] [295]. В свою очередь С. Трофимов указывает, что в ч. 1 ст. 293 УК РФ субъективная сторона деяния характеризуется «небрежным отношением к службе», следовательно, составу халатности, на его взгляд, свойственна толь­ко небрежность . Солидарен с данной точкой зрения Е.В. Царев, который ука­зывает, что «небрежность» и «недобросовестность» исключают умышленную форму вины субъекта[296].

Следует констатировать тот факт, что чаще всего в судебной практике применительно к халатности устанавливается именно небрежность. Так, не­установленное лицо похитило из гаража, расположенного в Анадырском муни­ципальном районе Чукотского автономного округа, снегоход, принадлежащий супругам Е.Н.В. и Е.С.И. В этот же день Е.Н.В. по телефону сообщила о пре­ступлении сотруднику полиции Л. Он, небрежно относясь к исполнению своих служебных обязанностей, рапорт об обнаружении признаков преступления в порядке ст. 143 УПК РФ_не составил, оперативному дежурному о поступившем сообщении о преступлении не доложил, мер для регистрации сообщения не принял. В результате преступление в установленном законом порядке зареги­стрировано не было, что повлекло существенное нарушение прав и законных интересов Е.Н.В. и Е.С.И., гарантированных ст.ст. 35 и 52 Конституции РФ, - права частной собственности и прав потерпевших от преступлений[297].

По мнению И.Г. Минаковой, в ч. 1 ст. 293 УК РФ следует внести коррек­

тивы. Прежде всего, она предлагает уточнить название указанной нормы: «Не­исполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязан­ностей вследствие легкомысленного или небрежного к ним отношения»[298].

Изучение судебной практики, осуществленное как автором настоящей ра­боты, так и иными специалистами, показывает, что и правоприменитель стоит на позиции признания халатности преступлением, совершаемым исключитель­но с неосторожной формой вины[299].

Субъективная сторона халатности выражается в обоих видах неосторож­ности - легкомыслие или небрежность. Однако при квалификации содеянного следует иметь в виду, что при небрежном исполнении служебных обязанностей вина по отношению к наступившим преступным последствиям может быть выражена только в виде небрежности.

В отечественной уголовно-правовой доктрине распространена и позиция, согласно которой халатность - исключительно неосторожное преступление[300]. В литературе очень точно замечено, что законодатель, исходя из объективной очевидности, не стал применительно к основному составу халатности четко определять в диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ неосторожную форму вины.

Совершенно справедливым представляется мнение Б.В. Здравомыслова о том, что «...допущение умысла в составе халатности ведет к стиранию грани

между нею и злоупотреблением по службе, искусственно повышает степень ее опасности и может повести к многочисленным ошибкам в квалификации. Умышленное нарушение лицом своих должностных обязанностей - показатель злоупотребления, а не халатности»[301]. Действительно, систематическое толкова­ние соответствующих положений уголовного закона, сопоставление содержа­ния норм, объединенных рамками ст. 285 и 293 УК РФ, убеждает в справедли­вости вывода о неумышленном характере халатности.

М.А. Тыняная, дабы снять все споры, полагает целесообразным отказ от категорий «недобросовестного» и «небрежного» отношения виновного к служ­бе в пользу формулировки «неисполнение должностным лицом своих обязан­ностей, если это повлекло по неосторожности существенное нарушение...»[302]. Данное предложение представляется вполне обоснованным.

Таким образом, на наш взгляд, субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 293 УК РФ, характеризуется неосторожностью в виде легкомыслия или небрежности. Когда подход виновного к неисполнению или ненадлежащему исполнению своих обязанностей характеризуется недобросо­вестностью, отношение его к содеянному может выражаться в неосторожности как в виде легкомыслия, так и в виде небрежности[303].

Очевидно, что законодатель признает халатность преступлением с наименьшей общественной опасностью и неосторожной формой вины[304]. По об­щему определению «недобросовестность» трактуется как «выполненное пло­хо, небрежно, без достаточного усердия»[305]. «Небрежность» означает «нераде­

ние, беспечность, беззаботность о чем-либо, недостаток усердия, упрощение должного по нерадению, лени»[306].

Как видим, характеристики указанных терминов очень близки, и в опре­деленном смысле их семантика соприкасается по своему значению. Что касает­ся небрежного отношения к своим обязанностям, то здесь вопросы о содержа­нии вины законодатель снял априори. Однако, употребив в диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ термин «недобросовестное», он сохранил право признавать халат­ность умышленным преступлением, ибо недобросовестному отношению может корреспондировать как легкомыслие, так и с косвенный умысел. Следователь­но, в ст. 293 УК РФ налицо коллизия между буквой закона и его духом.

Действительно, законодательная формулировка диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ допускает умышленную форму вины. Но это противоречит здравому смыслу. Если считать отношение к последствиям халатности умышленным, то получается, что они признаются законодателем менее общественно опасными, нежели аналогичные последствия от злоупотребления должностными полномо­чиями. Такой вывод следует из сопоставительного анализа наиболее строгих санкций, установленных за названные деяния: ч. 1 ст. 285 УК РФ - лишение свободы на срок до четырех лет, ч. 1 ст. 293 УК РФ - арест на срок до трех ме­сяцев). Таким образом, позиция законодателя в названной части свидетельству­ет об его мнении относительно формы вины, свойственной халатности.

Говоря о субъективной стороне состава халатности, следует особо под­черкнуть, что вина является ее единственным обязательным признаком. Мотив и цель, выполняя роль факультативных признаков субъективной стороны пре­ступления, не влияют на квалификацию этого деяния и учитываются лишь при выборе вида и размера наказания. Еще и поэтому вопрос о форме вины в дан­ном случае приобретает особое значение.

Оптимизация рассматриваемой нормы должна идти по пути четкого за­крепления в законе халатности в качестве неосторожного преступления, что, в

конечном итоге, снимет все спорные вопросы, возникающие в правопримени­тельной практике. Сопоставительный анализ зарубежного законодательства также подтверждает данный вывод[307], поскольку в нем, как правило, для соста­вов, аналогичных халатности, предусмотрена неосторожная форма вины.

Состав халатности предполагает наличие специального субъекта пре­ступления - должностное лицо. Несмотря на то, что к вопросу его определения в отечественной доктрине обращались многие авторы[308], оптимальной законода­тельной дефиниции не выработано по сей день. Думается, что среди определя­ющих причин сложившейся ситуации следует упомянуть стремительно меня­ющиеся реалии государственной и общественной жизни, а также сохраняющие свое влияние «советские» принципы регламентации уголовной ответственности за должностные преступления.

В силу этого многогранная проблема определения правового статуса должностного лица как субъекта должностного преступления всегда находи­лась в центре научного внимания. Но, несмотря на значительный интерес со стороны ученых и практических работников к данному вопросу, нельзя сказать, что он полностью решен. Отдельные положения не нашли своего освещения в научных работах, некоторые не разработаны в достаточной степени в теории, одни продолжают оставаться спорными, а другие получили противоречивое толкование. Так, открытыми остались вопросы о представителе власти, осу­ществляющими свои функции по специальному полномочию, о возможности признания тех или иных лиц должностными и ряд иных.

В основу понятия должностного лица, закрепленного в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, положено два критерия: выполняемые функции и вид органа, в котором субъект осуществляет свои должностные полномочия. Такой подход

привел к формированию достаточно громоздкой, логически нестройной и пере­груженной по смыслу дефиниции.

Традиционно в отечественной уголовно-правовой доктрине понятие должностного лица раскрывается через так называемый функциональный кри­терий путем указания на «организационно-распорядительные» и «администра­тивно-хозяйственные» обязанности. Как справедливо отмечает Н.В. Бугаев- ская, по своей сути, данные функции подразумевают руководство коллективом или хотя бы одним человеком либо реализацию права владения, пользования, распоряжения материальными или иными имущественными ценностями по­средством совершения действий, связанных с возникновением, изменением, прекращением прав или обязанностей у физических либо юридических лиц[309].

На наш взгляд, применительно к рассматриваемому понятию не вполне точным представляется и применение категории «функция». Буквальное ее тол­кование показывает, что это слово в русском языке означает обязан­ность, круг деятельности[310]; деятельность[311]. Поэтому напрашивает вывод о более рациональном подходе к формированию функционального компонента дефи­ниции должностного лица через категорию «деятельность». Такое решение ис­ключит несовершенство примечания 1 к ст. 285 УК РФ, поскольку слово «функция» употребляется в нем несколько раз.

Кроме того, в научной литературе обоснованно указывается, что при кон­струировании законодательного определения понятия должностного лица необходимо учитывать не только характер выполняемых субъектом функций и сферу их осуществления, но и обязательное наличие легитимно делегированно­го данному субъекту государством либо органом местного самоуправления

права самостоятельно (автономно) принимать от их имени государственно- властные или управленческие решения[312].

На основании приведенных доводов напрашивается вывод о необходимо­сти уточнения содержания примечания 1 к ст. 285 УК РФ.

Нужно отметить, что предложения в подобном «ключе» высказываются и другими авторами. Так, Н.В. Бугаевская предлагает следующую формулировку: «осуществление функций по управлению людьми или имуществом посред­ством совершения юридически значимых действий»[313] [314]. В.Н. Григорьев считает необходимым в определении должностного лица сделать акцент на законные основания его деятельности1.

В отечественных монографических источниках сформирован консолиди­рованный подход к определению признаков субъекта должностного преступле­ния. Наиболее предпочтительной видится точка зрения В.И. Динека, согласно которой к кругу таковых относятся: 1) наличие занимаемой должности в госу­дарственном органе, 2) осуществление властной, носящей юрисдикционный ха­рактер деятельности, связанной с выполнением организационных, распоряди­тельных, контрольных функций; 3) наличие права на применение мер государ­ственного принуждения к субъектам правоотношений; 4) реализация служеб­ных задач на профессиональной основе[315].

Представители отечественной уголовно-правовой науки высказывали различные точки зрения относительно перечня должностных лиц. Так, С.В. Ав­деев считает, что в круг должностных лиц следует включать представителей за­конодательной или судебной власти, либо наделенных распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от них в служебной зависи­

мости, представителей исполнительной власти[316].

Е.В. Царев предлагал дополнить этот список представителями государ­ственных корпораций, государственных или муниципальных учреждений[317], что в настоящее время реализовано в примечании 1 к ст. 285 УК РФ.

По мнению Н.В. Бугаевской, к числу должностных лиц следует относить государственных и муниципальных служащих, представляющих интересы гос­ударственных и муниципальных образований в открытых акционерных обще­ствах, так как они не являются работниками коммерческих структур, а также лиц, совершающие юридически значимые действия наряду со своими профес­сиональными обязанностями, не связанными с управлением людьми или иму­ществом[318]. Вместе с тем она выступает против включения в этот круг лиц управленческого персонала государственных и муниципальных унитарных предприятий вследствие коммерческой направленности их менеджерской дея­тельности.

В монографических исследованиях также предлагается рассматривать в качестве должностных лиц поверенных, представляющих государственные ин­тересы в субъектах естественных монополий[319].

В.А. Лобырев ратовал за признание должностными лицами руководите­лей муниципальных и государственных унитарных предприятий и государ­ственных служащих, представляющих интересы Российской Федерации в орга­нах управления негосударственных организаций с долей собственности в РФ[320].

Нужно отметить, что изменения уголовного закона 2015 г. применительно к оптимизации примечания 1 к ст. 285 УК РФ явили собой пример учета зако­нодателем рекомендаций ученых, поскольку большинство вышеперечисленных предложений нашло отражение в скорректированной редакции указанного

примечания.

Развитие публичных отношений, оптимизация государственной деятель­ности сформировали широкую систему делегирования государством части своих полномочий по осуществлению публичной власти отдельным субъектам. Правовая оценка их деятельности не может оставаться за рамками закона, в том числе и уголовного. Это относится, в частности, к лицам, выполняющим соот­ветствующие функции «по специальному полномочию», о которых говорится в примечании 1 к ст. 285 УК РФ. Вместе с тем применительно к данной катего­рии возникают некоторые вопросы. Согласно п. 6 постановления Пленума Вер­ховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий»: «Исполнение функций должностного лица по специальному полномочию означает, что лицо осуществляет функции представителя власти, исполняет организационно-распорядительные или административно- хозяйственные функции, возложенные на него законом, иным нормативным правовым актом, приказом или распоряжением вышестоящего должностного лица либо правомочным на то органом или должностным лицом (например, функции присяжного заседателя)».

В буквальном смысле слова указанные лица (дружинники, общественные помощники, присяжные или арбитражные заседатели и т.п.), не будучи госу­дарственными служащими, не могут быть признаны должностными лицами. Они могут действовать лишь совместно с государственными служащими или по их поручению. В этой связи можно говорить лишь о приравнивании в силу социальной необходимости их статуса к статусу должностного лица.

Не разрешенным в законе остается вопрос о правовом статусе государ­ственных нотариусов и экспертов, аккредитованных на выполнение отдельных государственных функций. Особо следует подчеркнуть, что нотариус осу­ществляет свою деятельность от имени Российской Федерации (ст. 1 Основ

законодательства о нотариате от 11.02.1993 г. № 4462-1 (ред. от 03.07.2016 г.)[321]). Значимость и последствия деятельности нотариуса чрезвычайно высоки. Так, РФ делегировало нотариусам большой пласт контроля юридически значимых действий, связанных с обеспечением законного режима имущественных сделок. В настоящее время обязательное нотариальное удостоверение установлено за­коном для достаточно обширного круга сделок. Это, например, доверенность на совершение сделок, требующих нотариальной формы (ч. 1 ст. 1851 ГК РФ); до­веренность, выдаваемая в порядке передоверия (ч. 3 ст. 187 ГК РФ); предвари­тельный договор, если основной договор в последующем будет заключаться в нотариальной форме (п. 2 ст. 429 ГК РФ); договор ренты, пожизненного содер­жания с иждивением (ст. 584 ГК РФ); завещание, в том числе содержащее за­вещательный отказ или завещательное возложение (ч. 1 ст. 1124, 1137, 1139 ГК РФ); соглашение между залогодателем и залогодержателем об обращении взыскания на заложенное имущество во внесудебном порядке (п. 1 ст. 55 Феде­рального закона от 16 июля 1998 г. № 102-ФЗ (ред. от 03.07.2016 г.) «Об ипоте­ке (залоге недвижимости)»[322]); брачный договор (ч. 2 ст. 41 СК РФ); соглашение об уплате алиментов (ч. 1 ст. 100 СК РФ) и др.

Российский законодатель поставил точку в определении правового ста­туса частного нотариуса, отграничив его от должностного лица, поскольку разместил статью об ответственности за злоупотребление полномочиями част­ными нотариусами в гл. 23 УК РФ (ст. 202 УК). Однако уголовная ответ­ственность за халатное выполнение своих полномочий для указанных субъек­тов не предусмотрена. Думается, стоит криминализовать халатность частных нотариусов. Указанные субъекты осуществляют определенную служебную де­ятельность в рамках делегированных им государством полномочий. Здесь, на наш взгляд, следует говорить о соответствующей служебной деятельности и о целесообразности выделения особого вида служебного преступления - слу­

жебной халатности. В этой связи необходимо выделить в гл. 23 УК РФ само­стоятельную норму соответствующего содержания. Разумеется, она должна будет распространить свое действие не только на названную категорию субъ­ектов, а на гораздо более широкий их круг. При этом за рамками как основно­го, так и квалифицированного составов служебной халатности должен оста­ваться вред, причиняемый здоровью или жизни человека, требующий допол­нительной квалификации по соответствующим статьям, устанавливающим от­ветственность за преступления против личности.

Мы не одиноки в своем мнении, предложения о криминализации слу­жебной (управленческой) халатности уже высказывались в специальной лите­ратуре1.

В подобном же ключе следует решать вопрос об ответственности за ха­латность аккредитованных экспертов. Государственная аккредитация физиче­ских и юридических лиц правомочным на то органом является официальным правовым основанием для исполнения государственных функций в области экспертной деятельности. Аккредитованные эксперты действуют от имени гос­ударства. Последствия их безответственного или недобросовестного отношения к выполняемым функциям также могут быть весьма серьезными. Однако их нельзя приравнивать к должностным лицам. Здесь следует говорить о служеб­ной деятельности, в рамках которой они осуществляют определенные, узко­специфические делегированные им государством властные полномочия.

Вообще представляется целесообразным давать понятие должностного лица через категории «государственный» или «муниципальный» служащий. В обоснование такого предложения можно привести следующие аргументы. Во- первых, государственный служащий - собирательная категория, объединяющая всех лиц, состоящих на службе у государства на профессиональной основе. Во- вторых, любой представитель власти - тоже государственный служащий. Дру­гое дело, что не каждый государственный служащий - должностное лицо, а только тот, который выполняет правозначимую управленческую деятельность

от имени государства либо субъекта Российской Федерации, либо муниципаль­ного образования.

Подобный подход позволит выстроить единую правовую систему норма­тивного урегулирования общественных отношений в РФ. Важным звеном этой системы выступают межотраслевые нормы, понимаемые унифицировано. Например, труднообъяснима рассогласованность общих положений о долж­ностных лицах в УК РФ и административном законодательстве. И вряд ли сто­ит поддерживать позицию некоторых авторов о том, что, с точки зрения науки уголовного права и уголовного закона, это не одинаковые понятия и их тща­тельный анализ позволит глубже изучить проблему специального субъекта должностных преступлений[323].

В ст. 6 Федерального закона от 27.05.2003 г. № 58-ФЗ (ред. от 23.05.2016 г.) «О системе государственной службы Российской Федерации» указывается, что система государственной службы включает в себя следующие виды госу­дарственной службы: государственная гражданская служба; военная служба; правоохранительная служба[324]. Особо следует обратить внимание на ст. 9 этого источника. В ней, в частности, установлено, что перечень государственных должностей определяется реестрами:

1) Реестр должностей Федеральной государственной гражданской служ­бы[325]:

- перечни должностей федеральной государственной гражданской служ­бы;

- перечни типовых воинских должностей;

- перечни типовых должностей правоохранительной службы;

- перечень типовых должностей в системе юстиции.

2) Реєстр должностей государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации.

Наряду с этим в ст. 15 Закона указывается на реестр государственных служащих. Тем самым законодатель проводит водораздел между должностным лицом и иным государственным служащим.

Согласно Указу Президента РФ от 11 января 1995 г. № 32 (ред. от 26 ян­варя 2017 г.)[326] «О государственных должностях Российской Федерации» в РФ определен четкий перечень этих должностей.

В соответствии со ст. 3 Федерального закона от 27.07.2004 г. № 79-ФЗ (ред. от 03.04.2017 г.) «О государственной гражданской службе Российской Федерации *[327] государственная гражданская служба Российской Федерации - вид государственной службы, представляющей собой профессиональную служеб­ную деятельность граждан Российской Федерации на должностях государ­ственной гражданской службы Российской Федерации по обеспечению испол­нения полномочий федеральных государственных органов, государственных органов субъектов Российской Федерации, лиц, замещающих государственные должности Российской Федерации, и лиц, замещающих государственные долж­ности субъектов Российской Федерации.

Из содержания ст. 8 Закона следует, что должности федеральной государ­ственной гражданской службы учреждаются федеральным законом или указом Президента РФ, должности государственной гражданской службы субъектов РФ - законами или иными нормативными правовыми актами субъектов Рос­сийской Федерации с учетом положений названного Федерального закона в це­лях обеспечения исполнения полномочий государственного органа либо лица, замещающего государственную должность.

Перечень должностей государственной гражданской службы РФ установ­лен в Указе Президента Российской Федерации от 31 декабря 2005 г. № 1574

(ред. от 26 января 2017 г.) «О Реестре должностей федеральной государствен­ной гражданской службы»[328].

В ст. 2 Федерального закона от 02.03.2007 г. № 25-ФЗ (ред. от 01.05.2017 г.) «О муниципальной службе в Российской Федерации»[329] определено, что му­ниципальная служба - профессиональная деятельность граждан, которая осу­ществляется на постоянной основе на должностях муниципальной службы, за­мещаемых путем заключения трудового договора (контракта).

Статья 6 Закона устанавливает, что должность муниципальной службы - должность в органе местного самоуправления, аппарате избирательной комис­сии муниципального образования, которые образуются в соответствии с уста­вом муниципального образования, с установленным кругом обязанностей по обеспечению исполнения полномочий органа местного самоуправления, изби­рательной комиссии муниципального образования или лица, замещающего му­ниципальную должность. Должности муниципальной службы устанавливаются муниципальными правовыми актами в соответствии с реестром должностей муниципальной службы в субъекте Российской Федерации, утверждаемым за­коном субъекта Российской Федерации. При составлении и утверждении штат­ного расписания органа местного самоуправления, аппарата избирательной ко­миссии муниципального образования используются наименования должностей муниципальной службы, предусмотренные реестром должностей муниципаль­ной службы в субъекте Российской Федерации. Эти реестры принимаются субъектом Федерации[330].

В круг государственных служащих следует включать и должностных лиц Вооруженных сил РФ, поскольку согласно ст. 2 Федерального закона от

28.03.1998 г. № 53-ФЗ (ред. от 01.05.2017 г.) «О воинской обязанности и воен­ной службе» военная служба - особый вид федеральной государственной служ­бы...»[331].

Наличие указанных Реестров призвано упорядочить систему государ­ственной службы. Однако их содержание не отличается последовательностью, создавая определенные проблемы. Так, несмотря на то, что в них, судя по названию, представлен перечень существующих в РФ государственных долж­ностей, Реестры включают и государственных служащих, не являющихся должностными лицами, - консультантов, специалистов и т.д. Думается, что та­кой подход не вполне логичен. Для правоприменительной практики более ра­циональным было бы формирование отдельных реестров должностных лиц и специалистов по службе на государственном федеральном, государственном и муниципальном уровнях. При таком подходе была бы выстроена четкая струк­тура государственной и муниципальной службы, что позволило бы снять мно­гочисленные вопросы, возникающие в правоприменительной практике при определении должностного статуса того или иного лица.

Доминантой дефиниции должностного лица должна стать категория «публичная власть». Подчеркнем, что применительно к сфере должностных преступлений необходимо говорить именно о публичной власти. Под публич­ной властью следует понимать волевые отношения, в рамках которых реализу­ются общезначимые, системообразующие, публичные интересы[332].

На взгляд В.Ф. Халипова, «публичная власть - власть (в присутствии публики), открытая народу и его суждениям, общественная по характеру, не частная, вовлекающая в управление широкие круги населения»[333].

В юридическую практику РФ термин «публичная власть» был впервые

введен официальными документами Конституционного суда РФ, в которых она определяется как широкое понятие, включающее государственную власть на федеральном и региональном уровнях и местное самоуправление[334].

Применительно к гл. 30 УК РФ к представителям публичной власти сле­дует относить лиц, осуществляющих законодательную, исполнительную и су­дебную деятельность. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16.10.2009 № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должност­ными полномочиями и о превышении должностных полномочий» разъясняет, что представителями власти могут являться лица, наделенные правами и обя­занностями по осуществлению функций органов законодательной, исполни­тельной или судебной власти либо правом принимать решения, обязательные для исполнения гражданами, организациями, учреждениями независимо от их ведомственной принадлежности и форм собственности.

Таким образом, лица, осуществляющие функции власти, могут представ­лять государственную власть в рамках деятельности законодательных, испол­нительных, судебных органов, а также органов местного самоуправления. Именно они имеют право совершать действия, имеющие юридическое значение для всех или большинства граждан: устанавливать, прекращать или изменять права и обязанности других лиц[335].

Кроме того, как отмечается в специальной литературе, деятельность представителя власти при невыполнении его законных требований может быть связана с применением к соответствующим лицам принудительного воздей­ствия[336].

Особая проблема - понятие представителя власти, содержащееся в при­мечании к ст. 318 УК РФ. Оно носит узко-прикладной характер, что создает не­которую путаницу и коллизии при квалификации должностных преступлений. Свидетельством того может служить судебная практика, а именно ранее приве­денное толкование представителя власти, осуществленное в постановлении Пленума Верховного суда «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий». Думается, что от подобного подхода следует отказаться и дать полную, отвеча­ющую объективным реалиям, дефиницию представителя власти в гл. 30 УК.

Необходимость оптимизации дефиниции должностного лица обусловлена также и тем, что в настоящее время деятельность государства приобретает все новые грани, в том числе расширяются и видоизменяются роли государства как участника экономической деятельности. В российском законодательстве нашли регламентацию такие формы субъектов экономической деятельности, как госу­дарственная корпорация, государственное и муниципальное унитарное пред­приятие и т.п. Между тем, вопрос о правовом статусе их руководителей долгое время оставался открытым. Еще в конце XX в. отечественные авторы обращали внимание на необходимость уравнивания статуса указанных лиц со статусом должностных, в том числе, в вопросе уголовной ответственности за их злоупо­требления. На взгляд Н.А. Егоровой, противоправные действия, связанные со злоупотреблением в деятельности государственных унитарных предприятий, следует отнести к сфере публичных интересов и рассматривать в рамках гл.30 УК РФ[337]. Солидарную точку зрения высказывал И. Камынин, считая, что руко­водитель унитарного предприятия имеет особый статус «государственного или муниципального служащего»[338].

Согласно Федеральному закону от 12.01.1996 г. № 7-ФЗ (ред. от 3 июня 2017 г.) «О некоммерческих организациях» государственная корпорация - это

некоммерческая организация, учреждаемая РФ для осуществления социальных, управленческих и иных социально-полезных функций (ст. 7[339])1. Следовательно, государственная корпорация - это публично-правовая организация, создаваемая на основе государственного имущества. Примерами таких корпораций являют­ся «Росатом», Внешэкономбанк. Руководители этих корпораций выполняют функции государственного управления, что создает объективную почву для уравнивания их правового статуса со статусом должностного лица РФ. Тем бо­лее что руководители этих корпораций назначаются Президентом РФ, их дея­тельность подконтрольна Правительству РФ.

Не вызывает сомнений и правовой статус лиц, управляющих государ­ственными компаниями. Согласно ст. 7[340] Федерального закона «О некоммерче­ских организациях» они представляют собой некоммерческую организацию, создаваемую для оказания государственных услуг. Деятельность от имени гос­ударства и во исполнение задач государственного управления однозначно поз­воляет уравнивать статус руководителей государственных компаний со стату­сом должностных лиц. При оценке правового статуса управленцев государ­ственных корпораций и государственных компаний следует также учитывать тот вред, который может нанести их деятельность интересам государственной службы. Обладая широким кругом полномочий, имея доступ к государствен­ному финансированию, они могут быть втянуты в коррупционные схемы. В этой связи чрезвычайно важно задействовать адекватный потенциал уголовно­правовой профилактики, который и призвано обеспечить отнесение их пре­ступной деятельности к посягательствам, наказуемым в рамках гл. 30 УК РФ.

Особое правовое положение занимают руководители бюджетных учре­ждений, в частности, такие как ректоры вузов, деканы, директора школ, глав­ные врачи поликлиник, главные бухгалтера в таких организациях и т.п. Дума­ется, осуществляя свои организационно-распорядительные или администра­

тивно-хозяйственные обязанности, они действуют от имени государства, по­скольку являются руководителями учреждений, созданных для выполнения определенных государственных функций. Согласно ч. 1 ст. 92 Федерального закона «О некоммерческих организациях» бюджетным учреждением призна­ется некоммерческая организация, созданная Российской Федерацией, субъ­ектом Российской Федерации или муниципальным образованием для выпол­нения работ, оказания услуг в целях обеспечения реализации предусмотрен­ных законодательством Российской Федерации полномочий соответственно органов государственной власти (государственных органов) или органов местного самоуправления в сферах науки, образования, здравоохранения, культуры, социальной защиты, занятости населения, физической культуры и спорта, а также в иных сферах. В ч. 2 этой нормы указывается, что бюджетное учреждение осуществляет свою деятельность в соответствии с предметом и целями деятельности, определенными в соответствии с федеральными зако­нами, иными нормативными правовыми актами, муниципальными правовыми актами и уставом. В этой связи указанные субъекты должны признаваться должностными лицами, выполняющими организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в соответствующих учрежде­ниях.

Таким образом, в качестве основного критерия приравнивания положения названных субъектов к статусу должностного лица называется значимость осуществляемой ими деятельности, ее публичный характер, деятельность в ин­тересах государства.

Однако это утверждение, на наш взгляд, не столь однозначно примени­тельно к управленческому персоналу государственных и муниципальных уни­тарных предприятий, акционерных обществ, поскольку их служебная управ­ленческая деятельность не может быть отождествлена с деятельностью по осу­ществлению публичной власти.

С критикой действующей редакции дефиниции должностного лица вы­ступают и другие отечественные авторы. Так, на взгляд Н.В. Бугаевской, урав­

нивание статуса управленческого персонала государственных и муниципаль­ных унитарных предприятий и статуса должностных лиц довольно спорно[341]. Основным контраргументом автор называет тот факт, что данные лица могут осуществлять деятельность, связанную как с управлением людьми, так и с управлением имуществом. Действительно, в данном случае не возникает отно­шений в сфере государственной или муниципальной власти. По мнению ряда авторов, деятельность по управлению унитарным предприятием имеет эконо­мическое содержание, следовательно, злоупотребления в этой сфере посягают на нормальное функционирование экономических отношений в РФ, и ответ­ственность должна наступать по нормам гл. 21 УК РФ. Однако положений, ка­сающихся рассматриваемого преступления, указанная глава не содержит, что делает невозможным отнесение управленческой халатности к группе экономи­ческих преступлений. Следовательно, необходимо формирование в УК РФ норм об управленческой либо служебной халатности. Их появление в системе Особенной части УК РФ разрешило бы давно существующую в отечественном праве проблему отграничения ответственности должностного лица и професси­онала-управленца (эффективного менеджера). Справедливо в этой связи мнение В.Н. Боркова о том, что не соответствует изменившемуся характеру функцио­нирования российского государства система норм, предусматривающих ответ­ственность за совершение должностных преступлений[342].

Действительно, в последние годы произошли кардинальные изменения в содержании и формах управленческих функций государства. В частности, от­четливо выделилась сфера управления государственным и муниципальным имуществом. Все это требует формирования правовых основ ее уголовно­правовой охраны. В то же время, очевидно, что отношения в сфере управления государственным или муниципальным имуществом имеют специфику по срав­

нению с отношениями по поводу осуществления публичной власти. Вместе с тем, на наш взгляд, управленческая (служебная) халатность посягает не на сфе­ру экономической деятельности, а на общественные отношения в области осу­ществления службы в коммерческих и иных организациях. В результате про­тивоправного поведения управленцев нарушается, в первую очередь, установ­ленный порядок ее реализации. Думается, что приведенная аргументация до­статочна для постановки вопроса о «персональной» криминализации управлен­ческой халатности с размещением самостоятельной нормы, ее предусматрива­ющей, в гл. 23 УК РФ.

Дефиниция должностного лица, сформулированная в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, представляет собой сложно-структурированную лингвистическую конструкцию, что неизбежно формирует проблемы ее толкования на практике и сложности при квалификации должностной халатности. Приведенные выше ар­гументы свидетельствуют о необходимости оптимизации ее содержания путем дальнейшего уточнения круга лиц, относимых к должностным.

Исследование субъективной стороны халатности приводит к следующим выводам:

1. Единственным обязательным признаком субъективной стороны состава халатности является вина. Мотив и цель не выступают ни конструктивными, ни квалифицирующими признаками данного преступления и не влияют на его уго­ловно-правовую оценку. Они могут учитываться лишь при назначении наказа­ния. Именно поэтому вопрос о форме вины в данном случае приобретает осо­бое значение.

Отсутствие в уголовном законе указания на форму вины, свойственную халатности, не является препятствием для признания этого преступления не­осторожным. Законодатель не стал акцентировать внимание указанием в диспо­зиции ч. 1 ст. 293 УК РФ на неосторожную форму вины, исходя из объектив­ной очевидности. Об этом свидетельствует как систематическое толкование норм о должностных преступлениях, в системе которых выделено умышленное преступление - злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК

РФ) как антипод составу халатности, так и сопоставление их санкций. Указав в ч. 1 ст. 293 УК РФ на специфику преступного деяния - «небрежное или недоб­росовестное отношение к исполнению должностных обязанностей», одновре­менно характеризующее и внутренне отношение виновного к содеянному как легкомысленное или небрежное, законодатель подчеркнул, что халатность - исключительно неосторожное преступление.

2. Что касается небрежного отношения к своим обязанностям, то вопрос о содержании вины в этой части решен самим законодателем. Однако, употребив в диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ термин «недобросовестное», законодатель со­здал предпосылки для признания халатности, в том числе, умышленным пре­ступлением, поскольку недобросовестное отношение может свидетельствовать как о легкомыслии, так и об умысле, по крайней мере, косвенном. Следователь­но, в ст. 293 УК РФ налицо коллизия между буквой закона и его духом.

3. В отечественной уголовно-правовой доктрине мнения относительно характеристики вины в составе халатности кардинально разделились. Их мно­гообразие можно свести к четырем основным походам:

I) признается наличие только умышленной формы вины (Б.В. Волженкин, И.А. Луканин и др.);

II) признается наличие как умысла, так и неосторожности (В.Н. Борков, М.А. Тыняная и др.);

III) признается наличие «смешанной» формы вины (О.М. Матлашевская, В.А. Мерзлякова, Е.Л. Рубачева, А.И. Чучаев и др.);

IV) признается наличие только неосторожной формы вины (Б.В. Здраво- мыслов, С.В. Изосимов, С.К. Трофимов, И.Г. Минакова, Е.В. Царев и др.).

4. Оптимизация ч. 1 ст. 293 УК РФ в части конкретизации формы вины должна идти по пути четкого закрепления в законе халатности как неосторож­ного преступления, что, в конечном итоге, снимет все спорные вопросы, возни­кающие в правоприменительной практике.

Для этого необходимо скорректировать содержание диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ, изложив ее следующим образом:

«Статья 293. Халатность

1. Халатность, то есть неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей по осуществлению публичной власти вследствие легкомысленного или небрежного к ним отношения, если это по­влекло по неосторожности существенное нарушение прав и законных интере­сов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства, -

наказывается... ».

Подводя итог анализу субъекта халатности, следует еще раз обратить внимание на следующее:

1. В основу понятия должностного лица, закрепленного в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, положено два критерия: выполняемые функции и вид органа, в котором субъект осуществляет свои должностные полномочия. Такой подход привел к формированию достаточно громоздкой, логически нестройной и пе­регруженной по смыслу дефиниции. За ее рамками остался целый ряд важных для правоприменительной практики вопросов.

2. Не вполне точно в ракурсе формулирования понятия должностного лица и применение категории «функция». Буквальное ее толкование показыва­ет, что это слово в русском языке означает обязанность, круг деятельности; де­ятельность. В связи с этим напрашивает вывод о более рациональном подходе к формированию функционального компонента дефиниции должностного лица через категорию «деятельность». Обращает на себя внимание и пример межот­раслевой рассогласованности: в примечании 1 ст. 285 УК РФ использовано со­четание «государственные органы», а не «органы государственной власти», как определяет КоАП РФ.

3. Представляется целесообразным формулирование понятие долж­ностного лица через категории «государственный» или «муниципальный» слу­жащий. В обоснование такого предложения можно привести следующие аргу­менты. Во-первых, государственный служащий - собирательная категория, объединяющая всех лиц, состоящих на службе у государства на профессио­

нальной основе. Во-вторых, любой представитель власти - тоже государствен­ный служащий. Другое дело, что не каждый государственный служащий - должностное лицо, а только тот, который выполняет правозначимую управлен­ческую деятельность от имени государства либо субъекта РФ, либо муници­пального образования. Таким образом, переход к унифицированной категории «государственный, муниципальный служащий» при конструировании дефини­ции должностного лица позволит уйти от перечневого способа ее изложения через функции и место (органы) их выполнения, который явно не рационален.

4. Использование категории «государственный, муниципальный слу­жащий» позволило бы «привязать» понятие должностного лица к Сводному пе­речню государственных должностей Российской Федерации; Реестру должно­стей Федеральной государственной гражданской службы; Реестру должностей государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации; Ре­естру должностей муниципальной службы в субъекте Российской Федерации, утверждаемому законом субъекта Российской Федерации. Вместе с тем реали­зация такого целесообразного, на наш взгляд, подхода требует формирования отдельных реестров должностных лиц и специалистов по службе на государ­ственном федеральном, государственном и муниципальном уровнях. Действу­ющие документы включают, в том числе, и служащих, не являющихся долж­ностными лицами, - консультантов, специалистов и т.д.

5. В примечании 1 к ст. 285 УК РФ следует выделить такую самостоя­тельную разновидности должностных лиц, как лица, наделенные правом на со­вершение юридически значимых действий (это, в частности, государственные нотариусы, преподаватели - члены приемной, государственной экзаменацион­ной комиссии и т.п.), исключив из него в то же время такую категорию, как лица, выполняющие организационно-распорядительные, административно- хозяйственные функции в государственных или муниципальных унитарных предприятиях, акционерных обществах, контрольный пакет акций которых принадлежит Российской Федерации, субъектам Российской Федерации или муниципальным образованиям, поскольку их служебная управленческая дея­

тельность не может быть отождествлена с деятельностью по осуществлению публичной власти, имея в большей степени экономическое содержание.

6. Целесообразно дополнить гл. 23 УК РФ ст. 20Iі «Служебная халат­ность» в предлагаемой редакции:

«1. Служебная халатность, то есть неисполнение или ненадлежащее ис­полнение частным нотариусом, аккредитованным экспертом, частным ауди­тором, руководителем государственного или муниципального унитарного предприятия, акционерного общества своих обязанностей по осуществлению предоставленных им полномочий вследствие легкомысленного или небрежного к ним отношения, если это повлекло по неосторожности существенное нару­шение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства,

-наказывается ...

2. Те же деяния, повлекшие по неосторожности причинение особо круп­ного ущерба,

- наказываются... ».

<< | >>
Источник: Кочерга Виталий Александрович. ХАЛАТНОСТЬ: СОДЕРЖАТЕЛЬНЫЕ, КОМПАРАТИВИСТСКИЕ, ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ. Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Краснодар, 2017. 2017

Еще по теме Субъективные признаки халатности:

- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Антимонопольно-конкурентное право - Арбитражный (хозяйственный) процесс - Аудит - Банковская система - Банковское право - Бизнес - Бухгалтерский учет - Вещное право - Государственное право и управление - Гражданское право и процесс - Денежное обращение, финансы и кредит - Деньги - Дипломатическое и консульское право - Договорное право - Жилищное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - История государства и права - История политических и правовых учений - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Маркетинг - Медицинское право - Международное право - Менеджмент - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Права человека - Право зарубежных стран - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предпринимательское право - Семейное право - Страховое право - Судопроизводство - Таможенное право - Теория государства и права - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Экономика - Ювенальное право - Юридическая деятельность - Юридическая техника - Юридические лица -