Субъективные признаки халатности
Уголовно-правовой анализ субъективной стороны халатности связан с определенными трудностями, поскольку она имеет сложное наполнение. Думается, что законодательная конструкция вины этого состава преступления одна из наиболее коллизионных из представленных в Особенной части УК РФ.
Как справедливо отмечает А.Н. Игнатов, при определении субъективной стороны халатности стоит обратить внимание на то, что установлено в законе, который гласит о «небрежном или недобросовестном отношении к своим обязанностям»[267].
Содержание диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ действительно не позволяет четко и прямо определить формы и виды вины применительно к халатности. В работах отечественных ученых указывается на то, что в ст. 293 УК РФ формулировка «небрежное или недобросовестное отношение к службе» не позволяет однозначно определить форму вины в составе халатности. Причиной является то, что данные понятия определяют отношения виновного к службе и его должностным обязанностями, но не к преступному деянию и его последствиям[268].
Так, Е.В. Царев отмечает, что поскольку в основном составе халатности отсутствует указание на форму вины лица, совершившего это преступление, этот вопрос должен решаться с учетом описания в диспозиции признаков объективной стороны состава[269].
Однако в многочисленных источниках отмечается, что категории «недобросовестность» и «небрежность» могут быть отнесены как к объективной, так и субъективной стороне преступления[270]. Очевидно, что их дуалистический характер названных категорий затрудняет их толкование.
Разрешая указанную коллизию, следует, на наш взгляд, исходить из положения о том, что вывод о форме вины может быть сделан только на основе тщательного анализа каждой конкретной уголовно-правовой нормы, ее исторического, систематического и грамматического толкования.
Сходную точку зрения высказывают и другие отечественные авторы[271].При определении содержания вины в материальных составах преступлений важно определять ее как в отношении деяния, так и в отношении последствия. Применительно к каждой статье Кодекса форма вины должна быть установлена путем толкования закона[272]. Субъективная сторона халатности как преступления с материальным составом включает отношение виновного к бездействию и его общественно опасным последствиям[273]. В отечественной правовой доктрине мнения относительно характеристики вины в составе халатности кардинально разделились. Их многообразие можно свести к четырем основным походам:
- признается наличие только умышленной формы вины;
- признается наличие как умысла, так и неосторожности;
- признается наличие «смешанной» формы вины;
- признается наличие только неосторожной формы вины.
С.49.
Например, В.И. Динека[274] считает, что халатности присущ либо косвенный умысел, либо легкомыслие или небрежность. Ряд авторов допускают умышленную форму вины в отношении действий виновного[275].
Рассмотрим каждый из отмеченных подходов более подробно.
В отечественной уголовно-правовой науке, хотя и весьма немногочисленная группа авторов, причем как советского, так и современного периодов, рассматривает халатность как умышленное преступление[276]. Думается, такой подход имеет под собой основание, поскольку из толкования диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ следует, что для основного состава халатности характерна и умышленная форма вины. Ее наличие никак не исключает содержащееся в законе указание на небрежное или недобросовестное отношение должностного лица к службе[277]. Как справедливо замечает И.А. Луканин, в ч. 1 ст. 293 УК РФ нет упоминания о неосторожной вине. Таким образом, категории «недобросовестное» или «небрежное» характеризуют не психическое отношение виновного к деянию, а относятся к самому деянию.
Недобросовестно относится к службе и то должностное лицо, которое не исполняет или ненадлежащим образом исполняет свои служебные обязанности умышленно, предвидя и желая (сознательно допуская) наступление общественно опасных последствий[278].На взгляд П.С. Яни, форма вины определяется в данном случае не по отношению к факту ненадлежащего исполнения или неисполнения, а по отношению к последствиям действия либо бездействия субъекта, которые могут быть
причинены как умышленно, так и по неосторожности[279].
В числе сторонников обеих форм вины в составе халатности можно выделить группы авторов, по-разному оценивающих их содержание в отношении деяния и в отношении последствия. Так, А.И. Чучаев полагает, что такое преступление, как халатность, может совершаться с умыслом или неосторожностью по отношению к общественно опасному деянию и неосторожностью по отношению к его последствиям[280]. Говоря об умысле к деянию и неосторожности - к последствиям, автор, по сути, допускает две формы вины. Но в данном случае это невозможно. Две формы вины были бы допустимы, если бы деяние и без последствий признавалось УК преступным (см., напр., ст. 123 УК РФ). Поэтому предлагаемое «разделение» может признаваться только условным.
Другие авторы доказывают, что и последствия в рамках основного состава халатности могут характеризоваться умышленным к ним отношением. Как видим, упоминание о неосторожной форме закон содержит только в отношении квалифицированного и особо квалифицированного вида халатности. Это дало основание некоторым авторам считать, что анализируемое деяние может совершаться как умышленно, так и по неосторожности[281]. По мнению Б.В. Волжен- кина, «недобросовестное или небрежное отношение к службе - это характеристика психического отношения должностного лица к совершаемому им общественно опасному деянию и к последствиям этого деяния. Недобросовестно относится к службе и то должностное лицо, которое не исполняет или ненадлежаще исполняет свои служебные обязанности умышленно, предвидя и желая (сознательно допуская) наступление общественно опасных последствий»[282].
Таким образом, по мнению Б.В.
Волженкина, субъективная сторона халатности может включать в себя не только легкомыслие и небрежность, но и оба вида умысла (как прямой, так и косвенный).Применительно к действующему УК РФ Б.В. Волженкин отмечал, что в ч. 1 ст. 293 УК РФ не исключена умышленная форма вины по отношению к общественно опасным последствиям деяния в основном составе халатности, поскольку в ней нет упоминания о неосторожной вине в отношении последствий содеянного. Таким образом, недобросовестное или небрежное отношение должностного лица к службе теоретически не исключает возможность умышленной вины по отношению к общественно опасным последствиям халатности[283].
В свою очередь М.А. Тыняная пишет: «Поэтому можно прийти к выводу, что халатность (ч. 1 ст. 293 УК РФ) может быть совершена как умышленно (например, с косвенным умыслом), так и по неосторожности»[284].
В советских учебниках последней четверти XX в. при описании субъективной стороны халатности доминировал подход о смешанной форме вины[285]. Приверженцы двойной формы вины определяют форму вины преступления в целом в зависимости от формы отношения виновного к общественно опасным последствиям деяния[286] [287]. При анализе халатности многие современные ученые до сих пор придерживаются взглядов о «смешанной» форме вины. По их мнению, она включает в себя: неосторожность по отношению к его последствиям и умысел по отношению к общественно опасному деянию3. В рамках этой концепции учитывается, что в реальной жизни любое отношение субъекта к каждому юридически значимому признаку конкретного деяния может оказать то или иное влияние на квалификацию преступления. Думается, что подобный подход несостоятелен, поскольку теорией уголовного права общепризнано, что только квалифицированным составам преступлений могут быть свойственны две формы вины[288]. При анализе вины в составе халатности обращается внимание на то, что в диспозиции ч. С тем, что халатность по своему фактическому содержанию должна быть закреплена в УК РФ исключительно как неосторожное преступление, согласился 61 % опрошенных автором респондентов1. Неисполнение служебных обязанностей может быть сознательным, может выступать результатом оплошности (забывчивости, отвлечения на другие дела, необоснованного перепоручения своих обязанностей другому лицу и т.п.)[291] [292]. Вместе с тем умышленное причинение последствий в составе халатности исключено. Так, Б.В. Здравомыслов отмечал наличие только неосторожной формы вины применительно к халатности, отталкиваясь от содержания закона, указывающего на небрежное или недобросовестное выполнение лицом своих служебных обязанностей5. Он также считал, что небрежное отношение коррелирует с преступной небрежностью, а недобросовестное - с преступной самонаде янностью[293]. Некоторые авторы делают вывод о том, что халатности свойственна только небрежность. По мнению И.А. Луканина, это следует из буквального толкования ст. 293 УК РФ[294] [295]. В свою очередь С. Трофимов указывает, что в ч. 1 ст. 293 УК РФ субъективная сторона деяния характеризуется «небрежным отношением к службе», следовательно, составу халатности, на его взгляд, свойственна только небрежность . Солидарен с данной точкой зрения Е.В. Царев, который указывает, что «небрежность» и «недобросовестность» исключают умышленную форму вины субъекта[296]. Следует констатировать тот факт, что чаще всего в судебной практике применительно к халатности устанавливается именно небрежность. Так, неустановленное лицо похитило из гаража, расположенного в Анадырском муниципальном районе Чукотского автономного округа, снегоход, принадлежащий супругам Е.Н.В. и Е.С.И. В этот же день Е.Н.В. по телефону сообщила о преступлении сотруднику полиции Л. Он, небрежно относясь к исполнению своих служебных обязанностей, рапорт об обнаружении признаков преступления в порядке ст. 143 УПК РФ_не составил, оперативному дежурному о поступившем сообщении о преступлении не доложил, мер для регистрации сообщения не принял. В результате преступление в установленном законом порядке зарегистрировано не было, что повлекло существенное нарушение прав и законных интересов Е.Н.В. и Е.С.И., гарантированных ст.ст. 35 и 52 Конституции РФ, - права частной собственности и прав потерпевших от преступлений[297]. По мнению И.Г. Минаковой, в ч. 1 ст. 293 УК РФ следует внести коррек тивы. Прежде всего, она предлагает уточнить название указанной нормы: «Неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей вследствие легкомысленного или небрежного к ним отношения»[298]. Изучение судебной практики, осуществленное как автором настоящей работы, так и иными специалистами, показывает, что и правоприменитель стоит на позиции признания халатности преступлением, совершаемым исключительно с неосторожной формой вины[299]. Субъективная сторона халатности выражается в обоих видах неосторожности - легкомыслие или небрежность. Однако при квалификации содеянного следует иметь в виду, что при небрежном исполнении служебных обязанностей вина по отношению к наступившим преступным последствиям может быть выражена только в виде небрежности. В отечественной уголовно-правовой доктрине распространена и позиция, согласно которой халатность - исключительно неосторожное преступление[300]. В литературе очень точно замечено, что законодатель, исходя из объективной очевидности, не стал применительно к основному составу халатности четко определять в диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ неосторожную форму вины. Совершенно справедливым представляется мнение Б.В. Здравомыслова о том, что «...допущение умысла в составе халатности ведет к стиранию грани между нею и злоупотреблением по службе, искусственно повышает степень ее опасности и может повести к многочисленным ошибкам в квалификации. Умышленное нарушение лицом своих должностных обязанностей - показатель злоупотребления, а не халатности»[301]. Действительно, систематическое толкование соответствующих положений уголовного закона, сопоставление содержания норм, объединенных рамками ст. 285 и 293 УК РФ, убеждает в справедливости вывода о неумышленном характере халатности. М.А. Тыняная, дабы снять все споры, полагает целесообразным отказ от категорий «недобросовестного» и «небрежного» отношения виновного к службе в пользу формулировки «неисполнение должностным лицом своих обязанностей, если это повлекло по неосторожности существенное нарушение...»[302]. Данное предложение представляется вполне обоснованным. Таким образом, на наш взгляд, субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 293 УК РФ, характеризуется неосторожностью в виде легкомыслия или небрежности. Когда подход виновного к неисполнению или ненадлежащему исполнению своих обязанностей характеризуется недобросовестностью, отношение его к содеянному может выражаться в неосторожности как в виде легкомыслия, так и в виде небрежности[303]. Очевидно, что законодатель признает халатность преступлением с наименьшей общественной опасностью и неосторожной формой вины[304]. По общему определению «недобросовестность» трактуется как «выполненное плохо, небрежно, без достаточного усердия»[305]. «Небрежность» означает «нераде ние, беспечность, беззаботность о чем-либо, недостаток усердия, упрощение должного по нерадению, лени»[306]. Как видим, характеристики указанных терминов очень близки, и в определенном смысле их семантика соприкасается по своему значению. Что касается небрежного отношения к своим обязанностям, то здесь вопросы о содержании вины законодатель снял априори. Однако, употребив в диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ термин «недобросовестное», он сохранил право признавать халатность умышленным преступлением, ибо недобросовестному отношению может корреспондировать как легкомыслие, так и с косвенный умысел. Следовательно, в ст. 293 УК РФ налицо коллизия между буквой закона и его духом. Действительно, законодательная формулировка диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ допускает умышленную форму вины. Но это противоречит здравому смыслу. Если считать отношение к последствиям халатности умышленным, то получается, что они признаются законодателем менее общественно опасными, нежели аналогичные последствия от злоупотребления должностными полномочиями. Такой вывод следует из сопоставительного анализа наиболее строгих санкций, установленных за названные деяния: ч. 1 ст. 285 УК РФ - лишение свободы на срок до четырех лет, ч. 1 ст. 293 УК РФ - арест на срок до трех месяцев). Таким образом, позиция законодателя в названной части свидетельствует об его мнении относительно формы вины, свойственной халатности. Говоря о субъективной стороне состава халатности, следует особо подчеркнуть, что вина является ее единственным обязательным признаком. Мотив и цель, выполняя роль факультативных признаков субъективной стороны преступления, не влияют на квалификацию этого деяния и учитываются лишь при выборе вида и размера наказания. Еще и поэтому вопрос о форме вины в данном случае приобретает особое значение. Оптимизация рассматриваемой нормы должна идти по пути четкого закрепления в законе халатности в качестве неосторожного преступления, что, в конечном итоге, снимет все спорные вопросы, возникающие в правоприменительной практике. Сопоставительный анализ зарубежного законодательства также подтверждает данный вывод[307], поскольку в нем, как правило, для составов, аналогичных халатности, предусмотрена неосторожная форма вины. Состав халатности предполагает наличие специального субъекта преступления - должностное лицо. Несмотря на то, что к вопросу его определения в отечественной доктрине обращались многие авторы[308], оптимальной законодательной дефиниции не выработано по сей день. Думается, что среди определяющих причин сложившейся ситуации следует упомянуть стремительно меняющиеся реалии государственной и общественной жизни, а также сохраняющие свое влияние «советские» принципы регламентации уголовной ответственности за должностные преступления. В силу этого многогранная проблема определения правового статуса должностного лица как субъекта должностного преступления всегда находилась в центре научного внимания. Но, несмотря на значительный интерес со стороны ученых и практических работников к данному вопросу, нельзя сказать, что он полностью решен. Отдельные положения не нашли своего освещения в научных работах, некоторые не разработаны в достаточной степени в теории, одни продолжают оставаться спорными, а другие получили противоречивое толкование. Так, открытыми остались вопросы о представителе власти, осуществляющими свои функции по специальному полномочию, о возможности признания тех или иных лиц должностными и ряд иных. В основу понятия должностного лица, закрепленного в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, положено два критерия: выполняемые функции и вид органа, в котором субъект осуществляет свои должностные полномочия. Такой подход привел к формированию достаточно громоздкой, логически нестройной и перегруженной по смыслу дефиниции. Традиционно в отечественной уголовно-правовой доктрине понятие должностного лица раскрывается через так называемый функциональный критерий путем указания на «организационно-распорядительные» и «административно-хозяйственные» обязанности. Как справедливо отмечает Н.В. Бугаев- ская, по своей сути, данные функции подразумевают руководство коллективом или хотя бы одним человеком либо реализацию права владения, пользования, распоряжения материальными или иными имущественными ценностями посредством совершения действий, связанных с возникновением, изменением, прекращением прав или обязанностей у физических либо юридических лиц[309]. На наш взгляд, применительно к рассматриваемому понятию не вполне точным представляется и применение категории «функция». Буквальное ее толкование показывает, что это слово в русском языке означает обязанность, круг деятельности[310]; деятельность[311]. Поэтому напрашивает вывод о более рациональном подходе к формированию функционального компонента дефиниции должностного лица через категорию «деятельность». Такое решение исключит несовершенство примечания 1 к ст. 285 УК РФ, поскольку слово «функция» употребляется в нем несколько раз. Кроме того, в научной литературе обоснованно указывается, что при конструировании законодательного определения понятия должностного лица необходимо учитывать не только характер выполняемых субъектом функций и сферу их осуществления, но и обязательное наличие легитимно делегированного данному субъекту государством либо органом местного самоуправления права самостоятельно (автономно) принимать от их имени государственно- властные или управленческие решения[312]. На основании приведенных доводов напрашивается вывод о необходимости уточнения содержания примечания 1 к ст. 285 УК РФ. Нужно отметить, что предложения в подобном «ключе» высказываются и другими авторами. Так, Н.В. Бугаевская предлагает следующую формулировку: «осуществление функций по управлению людьми или имуществом посредством совершения юридически значимых действий»[313] [314]. В.Н. Григорьев считает необходимым в определении должностного лица сделать акцент на законные основания его деятельности1. В отечественных монографических источниках сформирован консолидированный подход к определению признаков субъекта должностного преступления. Наиболее предпочтительной видится точка зрения В.И. Динека, согласно которой к кругу таковых относятся: 1) наличие занимаемой должности в государственном органе, 2) осуществление властной, носящей юрисдикционный характер деятельности, связанной с выполнением организационных, распорядительных, контрольных функций; 3) наличие права на применение мер государственного принуждения к субъектам правоотношений; 4) реализация служебных задач на профессиональной основе[315]. Представители отечественной уголовно-правовой науки высказывали различные точки зрения относительно перечня должностных лиц. Так, С.В. Авдеев считает, что в круг должностных лиц следует включать представителей законодательной или судебной власти, либо наделенных распорядительными полномочиями в отношении лиц, не находящихся от них в служебной зависи мости, представителей исполнительной власти[316]. Е.В. Царев предлагал дополнить этот список представителями государственных корпораций, государственных или муниципальных учреждений[317], что в настоящее время реализовано в примечании 1 к ст. 285 УК РФ. По мнению Н.В. Бугаевской, к числу должностных лиц следует относить государственных и муниципальных служащих, представляющих интересы государственных и муниципальных образований в открытых акционерных обществах, так как они не являются работниками коммерческих структур, а также лиц, совершающие юридически значимые действия наряду со своими профессиональными обязанностями, не связанными с управлением людьми или имуществом[318]. Вместе с тем она выступает против включения в этот круг лиц управленческого персонала государственных и муниципальных унитарных предприятий вследствие коммерческой направленности их менеджерской деятельности. В монографических исследованиях также предлагается рассматривать в качестве должностных лиц поверенных, представляющих государственные интересы в субъектах естественных монополий[319]. В.А. Лобырев ратовал за признание должностными лицами руководителей муниципальных и государственных унитарных предприятий и государственных служащих, представляющих интересы Российской Федерации в органах управления негосударственных организаций с долей собственности в РФ[320]. Нужно отметить, что изменения уголовного закона 2015 г. применительно к оптимизации примечания 1 к ст. 285 УК РФ явили собой пример учета законодателем рекомендаций ученых, поскольку большинство вышеперечисленных предложений нашло отражение в скорректированной редакции указанного примечания. Развитие публичных отношений, оптимизация государственной деятельности сформировали широкую систему делегирования государством части своих полномочий по осуществлению публичной власти отдельным субъектам. Правовая оценка их деятельности не может оставаться за рамками закона, в том числе и уголовного. Это относится, в частности, к лицам, выполняющим соответствующие функции «по специальному полномочию», о которых говорится в примечании 1 к ст. 285 УК РФ. Вместе с тем применительно к данной категории возникают некоторые вопросы. Согласно п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 16 октября 2009 г. № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий»: «Исполнение функций должностного лица по специальному полномочию означает, что лицо осуществляет функции представителя власти, исполняет организационно-распорядительные или административно- хозяйственные функции, возложенные на него законом, иным нормативным правовым актом, приказом или распоряжением вышестоящего должностного лица либо правомочным на то органом или должностным лицом (например, функции присяжного заседателя)». В буквальном смысле слова указанные лица (дружинники, общественные помощники, присяжные или арбитражные заседатели и т.п.), не будучи государственными служащими, не могут быть признаны должностными лицами. Они могут действовать лишь совместно с государственными служащими или по их поручению. В этой связи можно говорить лишь о приравнивании в силу социальной необходимости их статуса к статусу должностного лица. Не разрешенным в законе остается вопрос о правовом статусе государственных нотариусов и экспертов, аккредитованных на выполнение отдельных государственных функций. Особо следует подчеркнуть, что нотариус осуществляет свою деятельность от имени Российской Федерации (ст. 1 Основ законодательства о нотариате от 11.02.1993 г. № 4462-1 (ред. от 03.07.2016 г.)[321]). Значимость и последствия деятельности нотариуса чрезвычайно высоки. Так, РФ делегировало нотариусам большой пласт контроля юридически значимых действий, связанных с обеспечением законного режима имущественных сделок. В настоящее время обязательное нотариальное удостоверение установлено законом для достаточно обширного круга сделок. Это, например, доверенность на совершение сделок, требующих нотариальной формы (ч. 1 ст. 1851 ГК РФ); доверенность, выдаваемая в порядке передоверия (ч. 3 ст. 187 ГК РФ); предварительный договор, если основной договор в последующем будет заключаться в нотариальной форме (п. 2 ст. 429 ГК РФ); договор ренты, пожизненного содержания с иждивением (ст. 584 ГК РФ); завещание, в том числе содержащее завещательный отказ или завещательное возложение (ч. 1 ст. 1124, 1137, 1139 ГК РФ); соглашение между залогодателем и залогодержателем об обращении взыскания на заложенное имущество во внесудебном порядке (п. 1 ст. 55 Федерального закона от 16 июля 1998 г. № 102-ФЗ (ред. от 03.07.2016 г.) «Об ипотеке (залоге недвижимости)»[322]); брачный договор (ч. 2 ст. 41 СК РФ); соглашение об уплате алиментов (ч. 1 ст. 100 СК РФ) и др. Российский законодатель поставил точку в определении правового статуса частного нотариуса, отграничив его от должностного лица, поскольку разместил статью об ответственности за злоупотребление полномочиями частными нотариусами в гл. 23 УК РФ (ст. 202 УК). Однако уголовная ответственность за халатное выполнение своих полномочий для указанных субъектов не предусмотрена. Думается, стоит криминализовать халатность частных нотариусов. Указанные субъекты осуществляют определенную служебную деятельность в рамках делегированных им государством полномочий. Здесь, на наш взгляд, следует говорить о соответствующей служебной деятельности и о целесообразности выделения особого вида служебного преступления - слу жебной халатности. В этой связи необходимо выделить в гл. 23 УК РФ самостоятельную норму соответствующего содержания. Разумеется, она должна будет распространить свое действие не только на названную категорию субъектов, а на гораздо более широкий их круг. При этом за рамками как основного, так и квалифицированного составов служебной халатности должен оставаться вред, причиняемый здоровью или жизни человека, требующий дополнительной квалификации по соответствующим статьям, устанавливающим ответственность за преступления против личности. Мы не одиноки в своем мнении, предложения о криминализации служебной (управленческой) халатности уже высказывались в специальной литературе1. В подобном же ключе следует решать вопрос об ответственности за халатность аккредитованных экспертов. Государственная аккредитация физических и юридических лиц правомочным на то органом является официальным правовым основанием для исполнения государственных функций в области экспертной деятельности. Аккредитованные эксперты действуют от имени государства. Последствия их безответственного или недобросовестного отношения к выполняемым функциям также могут быть весьма серьезными. Однако их нельзя приравнивать к должностным лицам. Здесь следует говорить о служебной деятельности, в рамках которой они осуществляют определенные, узкоспецифические делегированные им государством властные полномочия. Вообще представляется целесообразным давать понятие должностного лица через категории «государственный» или «муниципальный» служащий. В обоснование такого предложения можно привести следующие аргументы. Во- первых, государственный служащий - собирательная категория, объединяющая всех лиц, состоящих на службе у государства на профессиональной основе. Во- вторых, любой представитель власти - тоже государственный служащий. Другое дело, что не каждый государственный служащий - должностное лицо, а только тот, который выполняет правозначимую управленческую деятельность от имени государства либо субъекта Российской Федерации, либо муниципального образования. Подобный подход позволит выстроить единую правовую систему нормативного урегулирования общественных отношений в РФ. Важным звеном этой системы выступают межотраслевые нормы, понимаемые унифицировано. Например, труднообъяснима рассогласованность общих положений о должностных лицах в УК РФ и административном законодательстве. И вряд ли стоит поддерживать позицию некоторых авторов о том, что, с точки зрения науки уголовного права и уголовного закона, это не одинаковые понятия и их тщательный анализ позволит глубже изучить проблему специального субъекта должностных преступлений[323]. В ст. 6 Федерального закона от 27.05.2003 г. № 58-ФЗ (ред. от 23.05.2016 г.) «О системе государственной службы Российской Федерации» указывается, что система государственной службы включает в себя следующие виды государственной службы: государственная гражданская служба; военная служба; правоохранительная служба[324]. Особо следует обратить внимание на ст. 9 этого источника. В ней, в частности, установлено, что перечень государственных должностей определяется реестрами: 1) Реестр должностей Федеральной государственной гражданской службы[325]: - перечни должностей федеральной государственной гражданской службы; - перечни типовых воинских должностей; - перечни типовых должностей правоохранительной службы; - перечень типовых должностей в системе юстиции. 2) Реєстр должностей государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации. Наряду с этим в ст. 15 Закона указывается на реестр государственных служащих. Тем самым законодатель проводит водораздел между должностным лицом и иным государственным служащим. Согласно Указу Президента РФ от 11 января 1995 г. № 32 (ред. от 26 января 2017 г.)[326] «О государственных должностях Российской Федерации» в РФ определен четкий перечень этих должностей. В соответствии со ст. 3 Федерального закона от 27.07.2004 г. № 79-ФЗ (ред. от 03.04.2017 г.) «О государственной гражданской службе Российской Федерации *[327] государственная гражданская служба Российской Федерации - вид государственной службы, представляющей собой профессиональную служебную деятельность граждан Российской Федерации на должностях государственной гражданской службы Российской Федерации по обеспечению исполнения полномочий федеральных государственных органов, государственных органов субъектов Российской Федерации, лиц, замещающих государственные должности Российской Федерации, и лиц, замещающих государственные должности субъектов Российской Федерации. Из содержания ст. 8 Закона следует, что должности федеральной государственной гражданской службы учреждаются федеральным законом или указом Президента РФ, должности государственной гражданской службы субъектов РФ - законами или иными нормативными правовыми актами субъектов Российской Федерации с учетом положений названного Федерального закона в целях обеспечения исполнения полномочий государственного органа либо лица, замещающего государственную должность. Перечень должностей государственной гражданской службы РФ установлен в Указе Президента Российской Федерации от 31 декабря 2005 г. № 1574 (ред. от 26 января 2017 г.) «О Реестре должностей федеральной государственной гражданской службы»[328]. В ст. 2 Федерального закона от 02.03.2007 г. № 25-ФЗ (ред. от 01.05.2017 г.) «О муниципальной службе в Российской Федерации»[329] определено, что муниципальная служба - профессиональная деятельность граждан, которая осуществляется на постоянной основе на должностях муниципальной службы, замещаемых путем заключения трудового договора (контракта). Статья 6 Закона устанавливает, что должность муниципальной службы - должность в органе местного самоуправления, аппарате избирательной комиссии муниципального образования, которые образуются в соответствии с уставом муниципального образования, с установленным кругом обязанностей по обеспечению исполнения полномочий органа местного самоуправления, избирательной комиссии муниципального образования или лица, замещающего муниципальную должность. Должности муниципальной службы устанавливаются муниципальными правовыми актами в соответствии с реестром должностей муниципальной службы в субъекте Российской Федерации, утверждаемым законом субъекта Российской Федерации. При составлении и утверждении штатного расписания органа местного самоуправления, аппарата избирательной комиссии муниципального образования используются наименования должностей муниципальной службы, предусмотренные реестром должностей муниципальной службы в субъекте Российской Федерации. Эти реестры принимаются субъектом Федерации[330]. В круг государственных служащих следует включать и должностных лиц Вооруженных сил РФ, поскольку согласно ст. 2 Федерального закона от 28.03.1998 г. № 53-ФЗ (ред. от 01.05.2017 г.) «О воинской обязанности и военной службе» военная служба - особый вид федеральной государственной службы...»[331]. Наличие указанных Реестров призвано упорядочить систему государственной службы. Однако их содержание не отличается последовательностью, создавая определенные проблемы. Так, несмотря на то, что в них, судя по названию, представлен перечень существующих в РФ государственных должностей, Реестры включают и государственных служащих, не являющихся должностными лицами, - консультантов, специалистов и т.д. Думается, что такой подход не вполне логичен. Для правоприменительной практики более рациональным было бы формирование отдельных реестров должностных лиц и специалистов по службе на государственном федеральном, государственном и муниципальном уровнях. При таком подходе была бы выстроена четкая структура государственной и муниципальной службы, что позволило бы снять многочисленные вопросы, возникающие в правоприменительной практике при определении должностного статуса того или иного лица. Доминантой дефиниции должностного лица должна стать категория «публичная власть». Подчеркнем, что применительно к сфере должностных преступлений необходимо говорить именно о публичной власти. Под публичной властью следует понимать волевые отношения, в рамках которых реализуются общезначимые, системообразующие, публичные интересы[332]. На взгляд В.Ф. Халипова, «публичная власть - власть (в присутствии публики), открытая народу и его суждениям, общественная по характеру, не частная, вовлекающая в управление широкие круги населения»[333]. В юридическую практику РФ термин «публичная власть» был впервые введен официальными документами Конституционного суда РФ, в которых она определяется как широкое понятие, включающее государственную власть на федеральном и региональном уровнях и местное самоуправление[334]. Применительно к гл. 30 УК РФ к представителям публичной власти следует относить лиц, осуществляющих законодательную, исполнительную и судебную деятельность. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 16.10.2009 № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» разъясняет, что представителями власти могут являться лица, наделенные правами и обязанностями по осуществлению функций органов законодательной, исполнительной или судебной власти либо правом принимать решения, обязательные для исполнения гражданами, организациями, учреждениями независимо от их ведомственной принадлежности и форм собственности. Таким образом, лица, осуществляющие функции власти, могут представлять государственную власть в рамках деятельности законодательных, исполнительных, судебных органов, а также органов местного самоуправления. Именно они имеют право совершать действия, имеющие юридическое значение для всех или большинства граждан: устанавливать, прекращать или изменять права и обязанности других лиц[335]. Кроме того, как отмечается в специальной литературе, деятельность представителя власти при невыполнении его законных требований может быть связана с применением к соответствующим лицам принудительного воздействия[336]. Особая проблема - понятие представителя власти, содержащееся в примечании к ст. 318 УК РФ. Оно носит узко-прикладной характер, что создает некоторую путаницу и коллизии при квалификации должностных преступлений. Свидетельством того может служить судебная практика, а именно ранее приведенное толкование представителя власти, осуществленное в постановлении Пленума Верховного суда «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий». Думается, что от подобного подхода следует отказаться и дать полную, отвечающую объективным реалиям, дефиницию представителя власти в гл. 30 УК. Необходимость оптимизации дефиниции должностного лица обусловлена также и тем, что в настоящее время деятельность государства приобретает все новые грани, в том числе расширяются и видоизменяются роли государства как участника экономической деятельности. В российском законодательстве нашли регламентацию такие формы субъектов экономической деятельности, как государственная корпорация, государственное и муниципальное унитарное предприятие и т.п. Между тем, вопрос о правовом статусе их руководителей долгое время оставался открытым. Еще в конце XX в. отечественные авторы обращали внимание на необходимость уравнивания статуса указанных лиц со статусом должностных, в том числе, в вопросе уголовной ответственности за их злоупотребления. На взгляд Н.А. Егоровой, противоправные действия, связанные со злоупотреблением в деятельности государственных унитарных предприятий, следует отнести к сфере публичных интересов и рассматривать в рамках гл.30 УК РФ[337]. Солидарную точку зрения высказывал И. Камынин, считая, что руководитель унитарного предприятия имеет особый статус «государственного или муниципального служащего»[338]. Согласно Федеральному закону от 12.01.1996 г. № 7-ФЗ (ред. от 3 июня 2017 г.) «О некоммерческих организациях» государственная корпорация - это некоммерческая организация, учреждаемая РФ для осуществления социальных, управленческих и иных социально-полезных функций (ст. 7[339])1. Следовательно, государственная корпорация - это публично-правовая организация, создаваемая на основе государственного имущества. Примерами таких корпораций являются «Росатом», Внешэкономбанк. Руководители этих корпораций выполняют функции государственного управления, что создает объективную почву для уравнивания их правового статуса со статусом должностного лица РФ. Тем более что руководители этих корпораций назначаются Президентом РФ, их деятельность подконтрольна Правительству РФ. Не вызывает сомнений и правовой статус лиц, управляющих государственными компаниями. Согласно ст. 7[340] Федерального закона «О некоммерческих организациях» они представляют собой некоммерческую организацию, создаваемую для оказания государственных услуг. Деятельность от имени государства и во исполнение задач государственного управления однозначно позволяет уравнивать статус руководителей государственных компаний со статусом должностных лиц. При оценке правового статуса управленцев государственных корпораций и государственных компаний следует также учитывать тот вред, который может нанести их деятельность интересам государственной службы. Обладая широким кругом полномочий, имея доступ к государственному финансированию, они могут быть втянуты в коррупционные схемы. В этой связи чрезвычайно важно задействовать адекватный потенциал уголовноправовой профилактики, который и призвано обеспечить отнесение их преступной деятельности к посягательствам, наказуемым в рамках гл. 30 УК РФ. Особое правовое положение занимают руководители бюджетных учреждений, в частности, такие как ректоры вузов, деканы, директора школ, главные врачи поликлиник, главные бухгалтера в таких организациях и т.п. Думается, осуществляя свои организационно-распорядительные или администра тивно-хозяйственные обязанности, они действуют от имени государства, поскольку являются руководителями учреждений, созданных для выполнения определенных государственных функций. Согласно ч. 1 ст. 92 Федерального закона «О некоммерческих организациях» бюджетным учреждением признается некоммерческая организация, созданная Российской Федерацией, субъектом Российской Федерации или муниципальным образованием для выполнения работ, оказания услуг в целях обеспечения реализации предусмотренных законодательством Российской Федерации полномочий соответственно органов государственной власти (государственных органов) или органов местного самоуправления в сферах науки, образования, здравоохранения, культуры, социальной защиты, занятости населения, физической культуры и спорта, а также в иных сферах. В ч. 2 этой нормы указывается, что бюджетное учреждение осуществляет свою деятельность в соответствии с предметом и целями деятельности, определенными в соответствии с федеральными законами, иными нормативными правовыми актами, муниципальными правовыми актами и уставом. В этой связи указанные субъекты должны признаваться должностными лицами, выполняющими организационно-распорядительные или административно-хозяйственные функции в соответствующих учреждениях. Таким образом, в качестве основного критерия приравнивания положения названных субъектов к статусу должностного лица называется значимость осуществляемой ими деятельности, ее публичный характер, деятельность в интересах государства. Однако это утверждение, на наш взгляд, не столь однозначно применительно к управленческому персоналу государственных и муниципальных унитарных предприятий, акционерных обществ, поскольку их служебная управленческая деятельность не может быть отождествлена с деятельностью по осуществлению публичной власти. С критикой действующей редакции дефиниции должностного лица выступают и другие отечественные авторы. Так, на взгляд Н.В. Бугаевской, урав нивание статуса управленческого персонала государственных и муниципальных унитарных предприятий и статуса должностных лиц довольно спорно[341]. Основным контраргументом автор называет тот факт, что данные лица могут осуществлять деятельность, связанную как с управлением людьми, так и с управлением имуществом. Действительно, в данном случае не возникает отношений в сфере государственной или муниципальной власти. По мнению ряда авторов, деятельность по управлению унитарным предприятием имеет экономическое содержание, следовательно, злоупотребления в этой сфере посягают на нормальное функционирование экономических отношений в РФ, и ответственность должна наступать по нормам гл. 21 УК РФ. Однако положений, касающихся рассматриваемого преступления, указанная глава не содержит, что делает невозможным отнесение управленческой халатности к группе экономических преступлений. Следовательно, необходимо формирование в УК РФ норм об управленческой либо служебной халатности. Их появление в системе Особенной части УК РФ разрешило бы давно существующую в отечественном праве проблему отграничения ответственности должностного лица и профессионала-управленца (эффективного менеджера). Справедливо в этой связи мнение В.Н. Боркова о том, что не соответствует изменившемуся характеру функционирования российского государства система норм, предусматривающих ответственность за совершение должностных преступлений[342]. Действительно, в последние годы произошли кардинальные изменения в содержании и формах управленческих функций государства. В частности, отчетливо выделилась сфера управления государственным и муниципальным имуществом. Все это требует формирования правовых основ ее уголовноправовой охраны. В то же время, очевидно, что отношения в сфере управления государственным или муниципальным имуществом имеют специфику по срав нению с отношениями по поводу осуществления публичной власти. Вместе с тем, на наш взгляд, управленческая (служебная) халатность посягает не на сферу экономической деятельности, а на общественные отношения в области осуществления службы в коммерческих и иных организациях. В результате противоправного поведения управленцев нарушается, в первую очередь, установленный порядок ее реализации. Думается, что приведенная аргументация достаточна для постановки вопроса о «персональной» криминализации управленческой халатности с размещением самостоятельной нормы, ее предусматривающей, в гл. 23 УК РФ. Дефиниция должностного лица, сформулированная в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, представляет собой сложно-структурированную лингвистическую конструкцию, что неизбежно формирует проблемы ее толкования на практике и сложности при квалификации должностной халатности. Приведенные выше аргументы свидетельствуют о необходимости оптимизации ее содержания путем дальнейшего уточнения круга лиц, относимых к должностным. Исследование субъективной стороны халатности приводит к следующим выводам: 1. Единственным обязательным признаком субъективной стороны состава халатности является вина. Мотив и цель не выступают ни конструктивными, ни квалифицирующими признаками данного преступления и не влияют на его уголовно-правовую оценку. Они могут учитываться лишь при назначении наказания. Именно поэтому вопрос о форме вины в данном случае приобретает особое значение. Отсутствие в уголовном законе указания на форму вины, свойственную халатности, не является препятствием для признания этого преступления неосторожным. Законодатель не стал акцентировать внимание указанием в диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ на неосторожную форму вины, исходя из объективной очевидности. Об этом свидетельствует как систематическое толкование норм о должностных преступлениях, в системе которых выделено умышленное преступление - злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) как антипод составу халатности, так и сопоставление их санкций. Указав в ч. 1 ст. 293 УК РФ на специфику преступного деяния - «небрежное или недобросовестное отношение к исполнению должностных обязанностей», одновременно характеризующее и внутренне отношение виновного к содеянному как легкомысленное или небрежное, законодатель подчеркнул, что халатность - исключительно неосторожное преступление. 2. Что касается небрежного отношения к своим обязанностям, то вопрос о содержании вины в этой части решен самим законодателем. Однако, употребив в диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ термин «недобросовестное», законодатель создал предпосылки для признания халатности, в том числе, умышленным преступлением, поскольку недобросовестное отношение может свидетельствовать как о легкомыслии, так и об умысле, по крайней мере, косвенном. Следовательно, в ст. 293 УК РФ налицо коллизия между буквой закона и его духом. 3. В отечественной уголовно-правовой доктрине мнения относительно характеристики вины в составе халатности кардинально разделились. Их многообразие можно свести к четырем основным походам: I) признается наличие только умышленной формы вины (Б.В. Волженкин, И.А. Луканин и др.); II) признается наличие как умысла, так и неосторожности (В.Н. Борков, М.А. Тыняная и др.); III) признается наличие «смешанной» формы вины (О.М. Матлашевская, В.А. Мерзлякова, Е.Л. Рубачева, А.И. Чучаев и др.); IV) признается наличие только неосторожной формы вины (Б.В. Здраво- мыслов, С.В. Изосимов, С.К. Трофимов, И.Г. Минакова, Е.В. Царев и др.). 4. Оптимизация ч. 1 ст. 293 УК РФ в части конкретизации формы вины должна идти по пути четкого закрепления в законе халатности как неосторожного преступления, что, в конечном итоге, снимет все спорные вопросы, возникающие в правоприменительной практике. Для этого необходимо скорректировать содержание диспозиции ч. 1 ст. 293 УК РФ, изложив ее следующим образом: «Статья 293. Халатность 1. Халатность, то есть неисполнение или ненадлежащее исполнение должностным лицом своих обязанностей по осуществлению публичной власти вследствие легкомысленного или небрежного к ним отношения, если это повлекло по неосторожности существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства, - наказывается... ». Подводя итог анализу субъекта халатности, следует еще раз обратить внимание на следующее: 1. В основу понятия должностного лица, закрепленного в примечании 1 к ст. 285 УК РФ, положено два критерия: выполняемые функции и вид органа, в котором субъект осуществляет свои должностные полномочия. Такой подход привел к формированию достаточно громоздкой, логически нестройной и перегруженной по смыслу дефиниции. За ее рамками остался целый ряд важных для правоприменительной практики вопросов. 2. Не вполне точно в ракурсе формулирования понятия должностного лица и применение категории «функция». Буквальное ее толкование показывает, что это слово в русском языке означает обязанность, круг деятельности; деятельность. В связи с этим напрашивает вывод о более рациональном подходе к формированию функционального компонента дефиниции должностного лица через категорию «деятельность». Обращает на себя внимание и пример межотраслевой рассогласованности: в примечании 1 ст. 285 УК РФ использовано сочетание «государственные органы», а не «органы государственной власти», как определяет КоАП РФ. 3. Представляется целесообразным формулирование понятие должностного лица через категории «государственный» или «муниципальный» служащий. В обоснование такого предложения можно привести следующие аргументы. Во-первых, государственный служащий - собирательная категория, объединяющая всех лиц, состоящих на службе у государства на профессио нальной основе. Во-вторых, любой представитель власти - тоже государственный служащий. Другое дело, что не каждый государственный служащий - должностное лицо, а только тот, который выполняет правозначимую управленческую деятельность от имени государства либо субъекта РФ, либо муниципального образования. Таким образом, переход к унифицированной категории «государственный, муниципальный служащий» при конструировании дефиниции должностного лица позволит уйти от перечневого способа ее изложения через функции и место (органы) их выполнения, который явно не рационален. 4. Использование категории «государственный, муниципальный служащий» позволило бы «привязать» понятие должностного лица к Сводному перечню государственных должностей Российской Федерации; Реестру должностей Федеральной государственной гражданской службы; Реестру должностей государственной гражданской службы субъекта Российской Федерации; Реестру должностей муниципальной службы в субъекте Российской Федерации, утверждаемому законом субъекта Российской Федерации. Вместе с тем реализация такого целесообразного, на наш взгляд, подхода требует формирования отдельных реестров должностных лиц и специалистов по службе на государственном федеральном, государственном и муниципальном уровнях. Действующие документы включают, в том числе, и служащих, не являющихся должностными лицами, - консультантов, специалистов и т.д. 5. В примечании 1 к ст. 285 УК РФ следует выделить такую самостоятельную разновидности должностных лиц, как лица, наделенные правом на совершение юридически значимых действий (это, в частности, государственные нотариусы, преподаватели - члены приемной, государственной экзаменационной комиссии и т.п.), исключив из него в то же время такую категорию, как лица, выполняющие организационно-распорядительные, административно- хозяйственные функции в государственных или муниципальных унитарных предприятиях, акционерных обществах, контрольный пакет акций которых принадлежит Российской Федерации, субъектам Российской Федерации или муниципальным образованиям, поскольку их служебная управленческая дея тельность не может быть отождествлена с деятельностью по осуществлению публичной власти, имея в большей степени экономическое содержание. 6. Целесообразно дополнить гл. 23 УК РФ ст. 20Iі «Служебная халатность» в предлагаемой редакции: «1. Служебная халатность, то есть неисполнение или ненадлежащее исполнение частным нотариусом, аккредитованным экспертом, частным аудитором, руководителем государственного или муниципального унитарного предприятия, акционерного общества своих обязанностей по осуществлению предоставленных им полномочий вследствие легкомысленного или небрежного к ним отношения, если это повлекло по неосторожности существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства, -наказывается ... 2. Те же деяния, повлекшие по неосторожности причинение особо крупного ущерба, - наказываются... ».