Аналогичность способа преступного воздействия как признак продолжаемого преступления

Анализируя такую правовую категорию как действия, слагающие продолжаемое деяние, следует оговориться, что, по сути, этим понятием обозначается способ совершения преступления, поскольку он (способ) только и проявляется в волевых поступках индивида.

При этом, несмотря на то что способ совершения преступления является факультативным признаком, он выступает характерным элементом любого преступления, на это же указывает и ст.73 УПК РФ, предписывающая выяснять по всем уголовным делам наряду с другими обстоятельствами и способ реализации умысла. Как справедливо отмечал Якубович О.Р., способ совершения преступления присущ каждому преступлению независимо от формы деяния и

Аналогичного мнения придерживаются ряд авторов Например, Жордания И Ш Психолого-правовая структур способа совершения преступления //Вопросы борьбы с преступностью М , 1976 Вып 24 С 54

формы вины²². Другое дело, что приемы и методы осуществления преступного намерения в одних случаях определяют правовую оценку содеянного (например, открытое или тайное хищение имущества), в других - никоим образом не влияют на квалификацию (незаконное проникновение в квартиру через окно или дверь).

Ряд криминалистов полагают даже, что именно в названном признаке объективной стороны деяния и следует искать критерий отграничения продолжаемых преступлений от повторных²³. Так, по мнению Ораздурдыева А.М., продолжаемое преступление характеризуется, прежде всего, социальной однотипностью способа осуществления преступных актов, что и является свидетельством единства и устойчивости умысла в процессе совершения преступления; повторность же одинаковых преступлений всегда характеризуется социальной разнородностью способов посягательства, однако в рамках их юридического сходства.

Причем ученый подчеркивает, что такой способ необходимо понимать в социальном (техническом), а не юридическом смысле: согласно этой точке зрения изменение конкретных приемов воздействия на правоотношение как объект уголовно-правовой охраны независимо от влияния такой модификации на юридическую оценку деяния является основанием для признания противоправного акта, совершенного иным способом, самостоятельным преступлением. Ораздурдыев А.М. объясняет это тем, что при выборе новых методов реализации хотя бы и того же преступного намерения сознанию индивида приходится планировать преступную деятельность повторно, в связи с чему него возникает новый умысел на совершение преступления

Того же мнения придерживается и Становский М.И., полагая, что все эпизоды поведения, совершаемые лицом в рамках продолжаемого преступления, должны носить тождественный характер, то есть быть аналогичны как по форме, так и по способу осуществления намерения²⁴.

Указанное утверждение справедливо, но лишь отчасти: трудно согласиться с тем, что любое изменение способа совершения преступления обязательно влечет возникновение нового умысла, здесь важнее установить, отличаются ли способы осуществления деяния настолько, что в сознании лица возникает иное психологическое отношение к своим действиям. Этот вопрос напрямую связан с

Якубович О Р Способ совершения преступления и его уголовно-правОБое значение аБтореф дне канд юр наук М .2004 С 10

^ъ Ораздурдыев AM Продолжаемое преступление по советскому уголовному праву дне канд юр наук

Казань. 19S4 С S

²⁴ СтановскийМ И Понятие продолжаемого преступления//Российская юстиция 1995 N11

еще одним объективным признаком продолжаемого преступления, отраженным в Постановлении от 04.03.1929, тождественностью совершаемых действий.

Тождественность действий - это точное соответствие актов поведения друг другу²⁵. Исходя из буквального толкования анализируемого определения, для того чтобы отдельные действия в совокупности складывались в единое преступление, необходимо наличие их идентичности, то есть полного повторения вплоть до деталей.

Однако ранее мы уже выяснили, что действия, составляющие продолжаемое деяние, могут носить как преступный, так и делггнквентньгй характер, иными словами иметь не одинаковое юридическое содержание. Как же этот вывод согласуется с упомянутой тождественностью? Кроме того, еще в дореволюционную эпоху правоведы в один голос утверждали, что признаком актов продолжаемого посягательства является их однородность, но никак не тожд еств енно сть²⁶.

Вывод напрашивается сам: идентичность, о которой упоминается в пресловутом Постановлении Пленума, подразумевает в первую очередь не аналогичную квалификацию действий субъекта преступления²⁷, если бы каждое из них имело самостоятельное уголовно-правовое значение, а тождественность социальную, или как ее называет Ораздурдыев А.М., техническую, то есть в контексте продолжаемого преступления имеет значение, чтобы действия, его составляющие, являлись одинаковыми по форме своего выражения в конкретных актах поведения. В советский период эту точку зрения поддерживал А.М. .Яковлев²³, из современных ученых - Предеин П.Ю. Последний, однако, высказал достаточно спорное суждение о том, что при прямом указании в законе на способ совершения преступления изменение указанного признака в последующих действиях влечет невозможность квалификации содеянного как единичного посягательства².

Ошибочность данной точки зрения наглядно демонстрируют рассуждения Белокурова О.В., который допускает возможность совершения продолжаемого преступления, предусмотренного ст. 160 УК РФ, различными формами хищения. С одной стороны, и присвоение и растрата - деяния, предусмотренные одной статьей и даже частью статьи Особенной части Уголовного кодекса РФ, и с этой

Ожегов С И , ШведоваН Ю Толковвш словарв русского язвп;а М , 1992 С S00 Например, Бепогрнц-КотпнревскнйП С Указ соч С 171

^: Хотя такое мнение (о тождественной юридической квалификации действий, слагающих продолжаемое деяние) довопвно распространено в ученой среде Например, Купиченко Н Н Указ соч С 90

Яковлев А М Указ соч С 26 ’ПредеинПЮ Указ соч С 107

точки зрения, возможно говорить об их тождественности, с другой стороны, и теория, и судебная практика рассматривают присвоение и растрату как самостоятельные формы хищения - при таком взгляде на проблему отождествлять эти преступления нельзя, также как нельзя признавать идентичными уголовно-правовыми явлениями кражу, грабеж и мошенничество.

Однако если смоделировать определенную криминальную ситуацию, связанную с хищением имущества путем как присвоения, так и растраты, придем к выводу, что и в таком случае неоднократные действия лица по изъятию и (или) обращению имущества в свою пользу могут образовывать состав продолжаемого преступления К примеру, кладовщик, движимый корыстным мотивом, часть материальных ценностей выносит с охраняемой территории самостоятельно (присваивает ТМЦ), а другую часть неправомерно распродает третьим лицам, которые своими силами изымают приобретенное имущество (растрачивает имущество). Оба случая - это лишь этапы реализации единого преступного замысла с единой целью обогатиться - то есть налицо единство субъективной стороны; кроме того, имущество изымается из одного источника, вред причиняется одному потерпевшему, при изъятии используются специальные правомочия в отношении похищаемого имущества; разница лишь в том, становится ли злоумышленник на некоторое время владельцем материальных ценностей или нет, что в данной ситуации непринципиально.

Таким образом, и с объективной стороны - действия кладовщика аналогичны, что свидетельствует о совершении им продолжаемого преступления различными формами хищения³⁰. В последующем данная точка зрения нашла свое отражение в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ: в том случае, когда лицо совершает с единым умыслом хищение вверенного ему имущества, одна часть которого им присваивается, а другая часть этого имущества растрачивается, содеянное не образует совокупности преступлений³¹.

Конечно, речь не идет о том, что правовая оценка отдельных элементов продолжаемого деяния может настолько отличаться, что их объектами будут являться разнородные общественные отношения: благо, на которое посягает продолжаемое преступление в целом и входящие в него действия, всегда едино, иначе налицо будет совокупность преступлений.

Белокуров О В Проблемы квалификации хищения вверенного имущества М ИГ ••Юрист”, 2003 С 117 ³¹ Пункт 19 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 года№51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате” [Электронный ресурс] Доступ из справ -правовой системы ••Консультант Плюс”

Возвращаясь к технической тождественности действий, необходимо отметить, что даже такая идентичность является весьма условным понятием.

В обоих случаях виновные в целях достижения единой цели (устрашение и обогащение) изменяли приемы реализации преступного замысла, при этом суть противоправной деятельности осталась прежней - угроза убийством и тайное хищение чужого имущества с незаконным проникновением в жилое помещение соответственно, вследствие чего есть основания квалифицировать противоправные действия указанных лиц как продолжаемые преступления.

Таким образом, использованный правоприменителем в анализируемом акте толкования термин «тождественность» является не совсем удачным действия, из которых складывается продолжаемое преступление, не могут и не должны быть абсолютно идентичными ни в юридическом, ни в фактическом смысле, акты поведения должны лишь иметь аналогичную социальную сущность, в которой в общем-то и объективируется единый умысел.

Социальная сущность действия - осознанный индивидом смысл воздействия того или иного его поступка на окружающий мир в восприятии общества: если социальная сущность поведения не меняется, то в сознании субъекта роль и значимость для социума его действий в объективной реальности также сохраняются независимо от модификации сопутствующих поступку условий.

Таким образом, лишь при сохранении социальной сущности повторяющиеся действия воспринимаются окружающими как тождественные по своей сути.

В связи с изложенным представляется, что Ораздурдыев А.М., утверждая, что при любом изменении способа выполнения объективной стороны преступления в правовой действительности возникает самостоятельное уголовно­правовое деяние, впадает в крайность. Как правильно писал упомянутый криминалист, однотипность способа указывает на единство умысла, разнородность же способов посягательства свидетельствует о повторно ста деяния. По нашему мнению, эту мысль надо понимать так, что модификация приемов совершения актов имеет существенное значение при установлении субъективной стороны содеянного, но лишь наряду с другими признаками преступления, вывод о совершении лицом продолжаемого деяния целиком зависит от такой категории, как умысел, в выявлении единства которого ключевую (но не единственную) роль играет способ реализации преступного намерения

Так, еще в судебной практике дореволюционной России встречается пример, когда подсудимые после неудавшейся попытки отравить потерпевшего через полгода удушили его, при этом судебный орган посчитал, что по данному делу имеет место продолжаемое деяние, поскольку оба преступных действия совершены с единой целью - причинить смерть последнему (Решение Правительствующего Сената по делу Кочкаевых №1119 от 1872 года)³².

В описанном примере преступные акты совершены при различных обстоятельствах и различным способом, однако следует согласиться с высшей судебной инстанцией царской России, поскольку злоумышленники действовали с предельно конкретизированной целью на лишение жизни потерпевшего, а изменение приема убийства никак не повлияло на единство их умысла: в сознании преступников действие по удушению потерпевшего лишь продолжение первой попытки его убийства, а значит, несмотря на значительный разрыв во времени эта посягательства предстают одним преступлением.

Ораздурдыев А.М. рассуждает об изменении социально-психологического отношения субъекта к преступному действию, осуществленному иным способом, нежели предыдущие аналогичные акты, которое обусловлено необходимостью

Решения Уголовного Кассационного Департамента Правительствующего Сенатаза 1S72 год M.1S72 С 386

преодоления осознанного барьера в виде возникших препятствий и осознания утраченности предварительно созданной возможности, что требует от индивида дополнительных волевых усилий и дополнительного желания на причинение объекту вреда. Однако, представляется, ученый не учитывает, что одно лишь возникновение препятствий в процессе совершения продолжаемого деяния, вызывающее необходимость модификации его способа, не влечет появление нового умысла на совершение преступления, само по себе это обстоятельство обуславливает дополнение уже имеющегося умысла в виде его усложнения и детализации, что дня индивида не равнозначно.

При этом криминалист вопреки своим же доводам в той же работе приводит пример, когда лицо, работая на автопогрузках и перевозя фляга со сгущенным молоком с одного склада фабрики на другой, прячет в гараже фабрики 5 фляг со сгущенным молоком, в последующем он выносит одну флягу за пределы фабрики и продает ее знакомому, спустя два дня он вновь, но уже вместе с этим другом, приезжает на автомобиле к фабрике и вывозит оставшиеся 4 фляги. Судом действия рабочего квалифицируются как продолжаемая кража. В итоге Ораздурдыев А.М. приходит к выводу, противоположному отстаиваемому, о том, что хотя способ изъятия имущества в описанном примере при осуществлении второго акта бьпг изменен (совершен по сговору лиц), тем не менее, условие единства умысла не нарушено, так как изменение способа осуществлено в рамках предварительно созданной виновным возможности продолжения преступления, а именно, предварительного изъятия со склада 5 фляг для последующего выноса их с территории фабрики, в связи с чем судом действиям подсудимого дана верная оценка.

То есть ученый, по сути, повторяет приведенное нами умозаключение о том, что изменение способа совершения преступного акта не всегда и не однозначно свидетельствует об изменении субъективной стороны посягательства.

Еще Таганцев Н.С. обращал внимание на то, что определенность намерения предполагает и определенность преступного плана, а следовательно, и способа действия, поэтому изменение или неоднородность такового по большей части указывает и на изменение преступного намерения, но далеко не безусловно. По мнению, русского криминалиста начала XX столетия, лишь такое изменение способа действия, которое изменяет сам состав преступного деяния, безусловно, влечет разрушение единства деяния (к примеру, последовательно учиненное мошенничество и кража, или кража и грабеж не могут составлять одного продолжаемого деяния), но изменение способа действия, не влияющее на

изменение юридической сущности преступного посягательства, не может считаться обстоятельством, всегда и безусловно разрушающим единство, уже и потому, что и в простом единичном деянии такое изменение деятельности встречается весьма нередко³³.

И действительно, даже в обыкновенной краже с незаконным проникновением злоумышленник, реализуя корыстную цель, в процессе совершения преступления может изменять приемы воздействия на предмет посягательства (пьпаться открыть замок отмычкой, а затем, осознав безрезультатность этого способа взлома, просто выломать дверь), но абсурдно допускать даже мысль о возможности оценки таких действий как множественности деяний.

Таким образом, модификация способа осуществления преступного намерения влечет уголовно-правовую самостоятельность каждого последующего преступного акта либо в случае изменения социальной сущности приемов и методов совершения преступления, либо изменения, наряду со способом, целой совокупности признаков объективной стороны деяния (времени, места, орудий и т.п.), обуславливающих иное социально-психологическое отношение субъекта к содеянному.

Рассмотренные признаки объективной стороны состава преступления - неоднократность, тождественная социальная сущность, противоправность, акт поведения - являются конститутивными при характеристике любого продолжаемого деяния: без наличия хотя бы одного из них в правовой действительности продолжаемого преступления быть не может - уголовно­наказуемое деяние в этом случае будет представлять собой либо совокупность преступлений (при отсутствии признака идентичной социальной сущности действий), либо единичное простое преступление или вовсе утратит свойство преступности (в отсутствие признаков неоднократности, противоправности или выраженности в акте поведения).

Вышеупомянутые Постановления Пленума Верховного Суда РФ, помимо проанализированного, также описывают признаки продолжаемых деяний, но применительно к конкретным составам преступлений, то есть имеют частный характер, в силу чего могут выступать критерием отграничения единичных преступлений от множественности лишь строго ограниченного круга преступлений (например, единый источник является признаком, позволяющим отграничить продолжаемое хищение от совокупности корыстных преступлений).

⁵Таганце&НС Русское уголовное право СПб,1902 Т 2 С 364

Целесообразно рассматривать указанные признаки в главах, посвященных характеристике отдельных составов преступлений.

Попьпаемся понять, насколько значимы иные, не нашедшие отражения в разъяснениях высшего судебного органа, признаки объективной стороны продолжаемого преступления

Традиционно теория в качестве факультативных признаков объективной стороны состава преступления, помимо рассмотренных, выделяет время, место и обстановку совершения уголовно наказуемого деяния.