Потерпевший и предмет посягательства как признаки продолжаемого преступления

Указанный вывод чрезвычайно важен при установлении определенных закономерностей в соотношении категории продолжаемого преступления и факультативных признаков объекта как элемента такого деяния - предмета и потерпевшего.

Названные объективные признаки входят в состав объекта не всякого посягательства (в связи с чем и являются факультативными), но в тех преступлениях, в которых они присутствуют - играют определенную роль в разграничении продолжаемых деяний и их совокупности.

Стоит фазу оговориться, изменение данных признаков при совершении нескольких дискретных актов не является безусловным основанием для вывода о наличии в действиях лица множественности преступлений при условии, конечно, сохранения единства объекта уголовно-правовой охраны, так же как и один потерпевший (предмет) от преступной деятельности не будет залогом ее продолжаемого характера. В том же ключе рассуждал и Таганцев Н.С., полагая, что признаком, отделяющим продолжаемое деяние от совокупности, нельзя поставить отдельность материальных предметов посягательства, поскольку множественность таковых и предполагается, например, при продолжаемых имущественных посягательствах. Нельзя, по его мнению, к таковым признакам относить и единство нарушенного субъективного права (или потерпевшего). При этом криминалист приводил обосновывающие его точку зрения примеры кража из сундука, в котором находились вещи разных владельцев, не становится только в силу этого обстоятельства совокупностью краж, с другой стороны, кража у одного лица, но в разное время, разного его имущества, составит не единичное преступное деяние, а совокупность⁷⁴.

Те умозаключения, к которым некогда пришел ученый, не потеряли своей актуальности и для современной уголовно-правовой мысли. Действительно,

раздельность пострадавших интересов может служить предположением раздельности преступного намерения и, следовательно, раздельности посягательств, но не более.

Рассмотрим несколько ситуаций: лицо, незаконно проникая в

многокомнатную квартиру с целью хищения, обнаруживает, что одна из комнат жилого помещения заперта. Взломав дверь, он входит в комнату, из которой также незаконно изымает имущество. В действительности в указанной комнате проживало третье лицо на условиях найма.

С учетом того что от преступных действий «домушника» пострадали как минимум два потерпевших, возникает вопрос об их квалификации с точки зрения уголовного закона. Чтобы верно оценить содеянное, необходимо установить, предполагал ли преступник, что за закрьпой дверью проживает лицо, не имеющее отношение к семье, которой принадлежит все жилище. Если он об этом знал, то совокупность обстоятельств (изменение потерпевшего, а также необходимость преодоление дополнительных преград) свидетельствует об изменении субъективной стороны преступления: для вора его противоправная деятельность условно разбивается на два самостоятельных акта, в силу чего и правоприменителю надлежит оценивать их (акты) двумя эпизодами тайного хищения Напротив, если злоумышленник объяснял наличие запертой двери иным образом, например, нахождением в комнате особо ценного имущества, то есть его умыслом не охватывалось возможность причинения вреда право охраняемым интересам двух и более лиц, то появление дополнительного барьера в виде замка на двери лишь модифицирует его субъективную сторону, но не нарушает ее единство, поскольку в сознании индивида выстраивается модель единого преступления, при совершении которого необходимо лишь приложить большие усилия, чем он предполагал.

Если же дверь в комнату, в которой проживает наниматель, не заперта, то независимо от того, обладал ли вор сведениями о лицах, проживающих в обкрадываемом жилище, его действия по хищению имущества из этой комнаты будут продолжением корыстного преступления и самостоятельной квалификации не потребуют. Это связано с тем, что, несмотря на осознание преступником наличия двух потерпевших, объективный «водораздел» между посягательствами на правсохраняемые интересы каждого из них отсутствует: чтобы похитить имущество другого потерпевшего достаточно войти в следующую комнату, кроме того, проникновение в саму квартиру можно рассматривать как единую приготовительную деятельность, которая создает условия для беспрепятственного

осуществления единого преступления несколькими действиями.

Получается, для отграничения продолжаемого преступления в отношении двух потерпевших от совокупности деяний, каждым из которых причинен вред отдельному индивиду, необходимо установить, насколько взаимосвязаны акты злоумышленника, причем не только обстоятельствами (место и время) содеянного, но и более существенными признаками, прежде всего, допускал ли субъект посягательства возможность причинении вреда нескольким лицам, а также имелись ли между тождественными действиями препятствия объективного характера.

В этой связи стоит в качестве примера привести казус, упомянутый Фон- Резоном А. в своей работе, посвященный продолжаемому преступлению: если вор в последнем рассмотренном случае (при незапертой двери) не просто осознает принадлежность похищаемого имущества нескольким лицам, но совершает посягательство именно с целью причинения вреда указанным потерпевшим, то его действия должны оцениваться как несколько деяний по числу лиц, пострадавших от кражи⁷³. С мнением ученого стоит согласиться, но это нисколько не колеблет сделанный нами ранее вывод: единство хищения здесь разрушается специфической целью злоумышленника, но не раздельностью правсохраняемых интересов.

Ленинградским областным судом 11 февраля 1999 года В. осужден по и. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, то есть за убийство двух лиц, он признан виновным в том, что в ходе ссоры застрелил из ружья потерпевших И. и К., пришедших к нему домой и требовавших от него деньги. Проверяя дело в порядке надзора, Президиум Верховного Суда РФ постановлением от 04.06.2003 признал квалификацию действий В., избранную следствием и областным судом, верной⁷⁶.

Прежде чем проанализировать приведенный пример, необходимо сделать небольшое отступление. В уголовно-правовой науке высказываются различные точки зрения относительно новой редакции ч. 1 ст. 17 УК РФ, в которой законодателем специально выделяется группа составных преступлений, складывающихся из двух самостоятельных простых составов преступлений, когда

Фон-Резон А О продолжаемом престугшеннн//Журнал гражданского н уголовного права 1S75 №1 Бншлетенв Верховного Суда РФ 2004 №4 С 22-23 До"

самостоятельное простое преступление выступает квалифицирующим признаком деяния в целом (например, и.

Так, Пряхина Н.И. и Щепельков В.Ф. полагают, что такая конструкция диспозиции статей Особенной части уголовного закона используется для квалификации продолжаемых преступлений, имеющих повышенную общественную опасность^[26]. Куличенко Н.Н. же считает, что это особая разновидность составных преступлений^[27].

С мнением названных ученых трудно согласиться: конструкция составов преступлений указанной категории имеет в виду так называемую учтенную повторность преступлений, то есть случаи совершения аналогичных деяний повторно, причем независимо от единства их субъективной стороны. Иное мнение порождает мысль о том, что продолжаемый характер некоторых видов преступлений может являться их квалифицирующим признаком.

Указанная позиция не находит своего отражения в нормативных и правоприменительных актах, а кроме того, такие воззрения дезориентируют правоприменителя в вопросах понимания и разграничения продолжаемых и повторных посягательств, поскольку при названном толковании уголовного закона и единичное преступление, и множественность таковых следует квалифицировать одинаково, что является прямым нарушением принципа справедливо ста.

Таким образом, при квалификации действий (речь идет именно о нескольких действиях) лица по признаку «в отношении двух и более лиц» имеются в виду ситуации, при которых совершение самостоятельного, но тождественного преступления, законодателем признается квалифицирующим признаком основного состава преступления. Анализ нынешней редакции и. 5 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.01.1999 №1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» приводит к тому же выводу, поскольку Пленум считает необходимым квалифицировать по и. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ убийство двух и более лиц, независимо от того объединены ли эта деяния единым умыслом - акцент делается именно на множественности потерпевших.

Возвращаясь к нашему примеру, с учетом сделанного умозаключения следует признать, что Ленинградский областной суд поступил в полном соответствии со складывающейся судебной практикой и разъяснениями

Верховного Суда РФ.

В начале XX века Таганцев Н.С. по этому поводу высказал мнение о невозможности правовой оценки продолжаемым деянием так называемых престугшений против личных прав, поскольку в таких случаях право охраняемый интерес почти всегда имеет исключительно индивидуальный характер*⁰. Ученый имел в виду, что если деяния посягают на благо, которое неразрывно связано с личностью (жизнь, здоровье, свобода, половая неприкосновенность и т.п.), то независимо от субъективной стороны при наличии нескольких пострадавших квалифицировать их как продолжаемое посягательство недопустимо. Из

О!

современных авторов аналогичного мнения придерживается Силаев С.А.

На первый взгляд, такое понимание проблемы несколько колеблет следующий пример из практики.

По приговору Верховного суда Республики Коми от 21 декабря 2006 года С. осужден по ст. 317 УК РФ (2 эпизода). Он признан виновным в посягательстве на жизнь сотрудников правоохранительного органа в целях воспрепятствования их законной деятельности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности при следующих обстоятельствах.

С, находясь в состоянии алкогольного опьянения, был остановлен сотрудниками полиции Н. и А. с целью проверки личности. В ответ на законное требование должностных лиц С. достал пистолет и выстрелил в обоих потерпевших, в результате чего Н.

Таганцев Н С Указ соч. С 362

Силаев С А О единстве потерпевшего в продолжаемом преступлении//Советник юриста 2011 №4

Таким образом, суд квалифицировал действия С. по ст. 317 УК РФ в отношении каждого потерпевшего. С такой оценкой преступного деяния не согласился Президиум Верховного Суда РФ, который надзорным постановлением от 18.06.2008 квалифицировал действия осужденного как один эпизод преступления, предусмотренного ст. 317 УК РФ. Мотивируя свое решение, Президиум указал, что действия С, посягнувшего на жизнь Н. и А., совершены с одной целью - воспрепятствования законной деятельности сотрудников полиции по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности, в одном месте и по существу без разрыва во времени. При таких обстоятельствах указанные действия осужденного образуют единое преступление и подлежат квалификации по одной статье - ст. 317 УК РФ³².

Почему же, несмотря на то что посягали на жизнь двух потерпевших, Верховный Суд РФ посчитал возможным оценить действия С. как продолжаемое преступление. Неужели дело в противоречивой или изменчивой судебной практике, но обе криминальные ситуации оценивал Президиум Верховного Суда России. Или загвоздка состоит в том, что преступление, предусмотренное ст. 317 УК РФ, не имеет квалифицированного состава с отягчающим признаком - «в отношении двух или более лиц», тогда тем более логично было бы квалифицировать деяние С. как совокупность преступлений.

Разгадка кроется в полиобъектности посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа. Указанное преступление посягает на порядок управления как основной объект, кроме того, дополнительным объектом, пользующимся правовой охраной нормы, изложенной в ст. 317 УК РФ, является жизнь представителя власти.

Ранее нами уже обосновывалось соотношение признаков продолжаемого преступления и его дополнительного объекта. Теперь тот же тезис необходимо раскрыть в несколько ином ключе.

Действительно, если изменение дополнительного объекта уголовно­правовой охраны в ходе совершаемых с единым умыслом дискретных актов не влечет необходимость квалификации каждого действия в качестве самостоятельного преступления, тогда замена одного элемента (жизнь первого потерпевшего) общественного отношения другим тождественным элементом (жизнь второго потерпевшего) того же социального отношения в рамках дополнительного объекта тем более не будет выступать основанием для наличия в действиях виновного множественности посягательств. К тому же выводу пришел

н Ораздурдыев А.М., о чем мы говорили ранее, с тем лишь отличием, что по анализируемой категории престугшений (посягающих на благо, неразрывно связанных с личностью потерпевшего) он (вывод) справедлив применительно только к дополнительному объекту преступления.

Таким образом, следует согласиться с Винокуровым В.Н., который сформулировал следующее правило квалификации престугшений, воздействующих непосредственно на личность нескольких потерпевших: если благо, неразрывно связанное с индивидом, является основным объектом содеянного, то независимо от умысла нападавшего, в его противоправных действиях будет усматриваться совокупность преступлений, и наоборот, если жизнь, свобода или тому подобные ценности охраняются уголовно-правовой нормой наряду с другими общественными отношениями, выступающими основным объектом посягательства, то при установлении других обстоятельств, свидетельствующих о единстве намерения, дискретные акты могут оцениваться как единое продолжаемое деяние³³.

С субъективной стороны выведенное положение также не вызывает нареканий, поскольку, посягая на жизнь нескольких сотрудников правоохранительного органа, умысел индивида направлен на причинение вреда общественным отношениям, обеспечивающим нормальное функционирование органов государственной власти, независимо от количества потерпевших, при совершении общеуголовных преступлений против личности, в сознании субъекта деяния возникает решимость нанести ущерб каждому индивиду в отдельности, в связи с чем претерпевание каждым потерпевшим негативных последствий от противоправных действий злоумышленника является основанием для признания указанных поведенческих актов самостоятельными эпизодами преступной деятельности.

Останавливаясь подробнее на предмете преступления, любопытно привести мнение русского правоведа Познышева СВ., который утверждал, что для установления признаков продолжаемого преступления большое, даже определяющее значение имеет предмет посягательства³⁴. Вторит ему и Станов ский М.И., полагающий единство предмета самостоятельным признаком продолжаемого преступления³⁵. А вот Таганцев Н.С., как мы помним, придерживался противоположной точки зрения. Позиции ученых, как может

Винокуров В Н Понимание непосредственного объекта преступления как соцналвной связи между субъектами отношений //Российский юридический журнал 2012 N1

^,4 Позньплев С В Основные начала науки уголовного права 2-е изд М , 1912 С 639

⁸⁵ СтановскийМ И Указ статья

показаться, отнюдь не противоречат друг другу, речь лишь идет о том, насколько широкий смысл вкладывает каждый из криминалистов в рассматриваемый признак.

К примеру, при хищении из одного источника (частное домовладение) денежных и наркотических средств, разность предметов престугшений, выступая фактором, изменяющим родовой объект посягательства, влечет необходимость квалификации тождественных действий по изъятию разнородного имущества как совокупности деяний, предусмотренных ст.ст. 158 и 229 УК РФ. Однако при той же ситуации хищение различных наркотических средств (героина и кокаина) уже будет рассматриваться как единое посягательство.

Такая интерпретация закона поддерживается и судебной практикой.

Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ изменила приговор нижестоящего суда, действия осужденного по факту незаконного хранения и ношения пистолета конструкции Токарева (ТТ) и патронов к нему, квалифицированные по ч. 1 ст. 222 УК РФ, и по факту незаконного хранения и ношения пистолета, переделанного из газового пистолета модели Иж-79-8, и патронов к нему, квалифицированные по ч. 1 ст. 222 УК РФ, квалифицировала по ч. 1 ст. 222 УК РФ как одно преступление³⁶.

Таким образом, единство предмета преступления может служить решающим критерием для разграничения продолжаемых преступлений и множественности таковых, лишь в том случае, если от анализируемого признака зависит объект уголовно правовой охраны. В иных случаях действуют общие правила правовой оценки содеянного по направленности умысла, а также объективным обстоятельствам деяния.

2.3.