СТРЕМЛЕНИЕ К ПРАВОВОМУ СОВЕРШЕНСТВУ
Итак, мы выявили восемь способов потерпеть неудачу в попытке создания закона. Им соответствуют восемь видов юридического совершенства, к которым может стремиться система норм. То, что на самом низшем уровне проявляется как непременные условия для существования права вообще, по мере подъема по шкале достижений становится все более растущим вызовом человеческим способностям.
Есть соблазн вообразить на вершине этого восхождения Утопию законности, в которой все нормы совершенно ясны, согласуются друг с другом, известны каждому гражданину и никогда не имеют обратной силы. В этой Утопии все нормы сохраняют постоянство во времени, не требуют невозможного и скрупулезно соблюдаются судами, полицией и всеми, на кого возложена задача проведения их в жизнь. По причинам, которые я вскоре назову, эта Утопия, в которой реализация всех восьми принципов законности доведена до совершенства, на самом деле не является полезной целью, которой следует руководствоваться в стремлении утвердить законность: цель совершенства является гораздо более сложной. Тем не менее она все-таки предлагает восемь четких критериев, с помощью которых можно проверить достигнутую степень совершенства в сфере законности.Разъясняя в первой главе различие между моралью долга и моралью стремления, я говорил о воображаемой шкале, которая начинается снизу очевиднейшими и важнейшими моральными обязанностями и поднимается вверх, к высо
чайшим достижениям, открытым человеку. Я также говорил о невидимом указателе, разделяющем шкалу по линии, где давление обязанностей сходит на нет и начинается вызов совершенства. Теперь должно быть ясно, что внутренняя мораль права представляет все эти аспекты. Она равно охватывает и мораль долга, и мораль стремления. Она также ставит перед нами вопрос о том, где проводить границу, ниже которой люди будут осуждены в случае неудачи, но не смогут ожидать никакой похвалы в случае успеха, а выше которой их успех будет вызывать восхищение, а в случае неудачи, их в худшем случае лишь пожалеют.
Применяя анализ, изложенный в первой главе, к нашему теперешнему предмету, важно рассмотреть некоторые отличительные черты внутренней морали права. В том, что можно назвать основополагающей моралью социальной жизни, обязанности по отношению к другим людям вообще (в отличие от обязанностей по отношению к конкретным индивидам) обычно требуют лишь отказа от совершения каких-либо деяний, или, говоря иначе, негативны по своей природе: не убий, не навреди, не обманывай, не клевещи, и т.п. Такие обязанности поддаются формализованному определению без особых трудностей. Это означает, что, если нас интересуют правовые или моральные обязанности, мы способны разработать критерии, описывающие достаточно точно, пусть даже с неизбежностью неполно, тот вид поведения, которого следует избегать.
Однако требования внутренней морали права, хотя и затрагивают отношения между индивидами в целом, не ограничиваются воздержанием от совершения чего-либо: они, пользуясь неточным выражением, по своей природе позитивны [affirmative]: сделайте закон известным, сделайте его последовательным и ясным, следите за тем, чтобы ваши решения как должностного лица соответствовали закону, и т.д. Для соблюдения этих требований энергию человека требуется сориентировать на определенного рода достижения, а не просто предостеречь его от вредных деяний.
Ввиду позитивных и творческих требований внутренней морали права она плохо поддается реализации посредством обязанностей, будь то обязанности моральные или правовые. Сколь бы желательным ни представлялось какое-либо
направление человеческих усилий, утверждая обязанность следовать ему, мы должны будем взять на себя ответственность за определению границы, за которой эта обязанность оказывается нарушенной. Легко сказать, что на законодателя возложен моральный долг делать законы ясными и понятными. Но это останется в лучшем случае простым призывом, если мы не готовы определить степень ясности, которой он должен достичь, чтобы эта обязанность считалась исполненной.
Идея о том, чтобы подвергнуть ясность количественному измерению, представляет очевидную трудность. Мы, разумеется, можем удовлетвориться словами, что на законодателя возложена по крайней мере моральная обязанность стараться быть ясным. Но это лишь переводит трудность в другую плоскость, так как в некоторых ситуациях нет ничего труднее, чем пытаться измерить степень решительности, с которой человек намеревался сделать то, чего он не сделал. Во всяком случае в морали права от благих намерений мало пользы, что прекрасно продемонстрировала деятельность короля Кароля. Все это приводит к выводу о том, что внутренней морали права суждено оставаться в значительной степени моралью стремления, а не долга. Она должна апеллировать прежде всего к чувству ответственности попечителя и к гордости искусного ремесленника.Есть одно важное исключение из этих соображений. Оно касается desideratum[33], заключающегося в том, чтобы сделать закон известным или, по меньшей мере, доступным для тех, кого он касается. Здесь мы имеем требование, которое может быть формализовано с необычайной легкостью. Писаная конституция может предписать, что ни один законодательный акт не должен становиться законом, пока он не опубликован по указанной форме. Если у судов есть власть сделать это условие действующим, мы может говорить о юридическом требовании к законотворчеству. Но столь же легко представить моральную обязанность в отношении публикации. Например, ожидания в отношении способа обнародования законов могут быть сформированы традицией, оставляющей неясным, какие последствия возникнут при отходе от этого способа публикации.
Формализация desideratum относительно обнародования имеет очевидные преимущества перед рассредоточенными усилиями, даже когда они предпринимаются разумно и добросовестно. Формализованный критерий обнародования не только говорит законодателю, где ему публиковать законы , но и дает возможность подданному — или представля - ющему его интересы адвокату — знать, куда пойти, чтобы изучить нужный закон.
Можно предположить, что принцип, осуждающий законы, имеющие обратную силу, можно с легкостью формализовать в простой норме, гласящей, что ни один закон такого рода либо не должен приниматься, либо, если он принят, не должен иметь юридической силы. Однако такая норма навредила бы делу законности. Парадоксальным образом одно из наиболее очевидных требований законности: правило, принятое сегодня, должно применяться для случаев, которые произойдут завтра, и не должно применяться для случаев, которые произошли вчера — как выясняется, представляет собой одну из наиболее сложных проблем всей внутренней морали права.
Относительно иных требований законности, помимо обнародования, следует сказать, что самое большее, чего мы можем ожидать от конституций и судов, — это спасение от хаоса; не стоит ожидать, что они установят широкий набор обязательных шагов, выполнив которые можно прийти к поистине значительным достижениям.