Соединение всеобщих норм и исключений: этика и религия
\'Го, что закон обобщения норм не может быть высшей ступенью этического, становится ясно из проблемы исключений. С экономической точки зрения полное распространение какого-либо образа действий на всех индивидов как основной нравственный закон во многих случаях является неоптимальным или неэффективным.
Если с целью охраны газона в общественном парке всем запретят по нему ходить, возможно, что цель запрета будет достигнута и в том случае, если некоторые субъекты, для которых очень важно ходить по газону, все-таки будут это делать. Общественная полезность при 90-процентном соблюдении правила будет выше, чем при 100-процентном.[57] Оптимум достигается при сосуществовании всеобщей нормы и исключений. Кьеркегор ставил поэтому категорию исключения как религиозную категорию и как особенность религиозной экзистенции выше эстетической и даже этической экзистенции.[58]Категория исключения должна мыслиться вместе с категорией всеобщности и с категорией эффективности экономическим принципом. Она также обнаруживает общность онтологии, этики и экономики. С одной стороны, принцип эффективности, покоящийся на непосредственном интересе, не находит эффективного решения, если, как в упомянутом примере запрета на хождение по газону, а также и в других ситуациях дилеммы заключенного всеобщность максимы приходится этически антиципировать, и желать, трансцендируя непосредственный интерес. С другой стороны, строгая всеобщность категорического императива во многих ситуациях оказывается недостаточно оптимальной, поскольку она «сверхэтична» и с экономической точки зрения представляет собой излишние инвестиции в ограничение собственной деятельности. Экономическое и религиозное в смысле глобальной максимизации, совершенства тотальности требуют одновременно и исключения из правила, и всеобщности правила.
Превосходство религиозно-этической игры в супергарантии над этической игрой в гарантии (во всеобщность норм) состоит в том, что тот, кто считает правило средством оптимизации тотальности, а не только гарантией целесообразности своей собственной этической деятельности, способен признавать исключения из правил и одновременную действительность правил как благо для всех.
Это не означает, что он легко делает исключение для себя, он готов допускать исключения для других и признавать, что с точки зрения тотальности соблюдение правил и одновременное допущение исключений обладает большей ценностью. Однако исключение не должно быть направлено на достижение экономической или этической цели. Скорее этической целью отдельного индивида является правило как таковое, когда он включает в свою субъективную волю максимум ценности с точки зрения тотальности как всеобщую, онтологически-этическую цель.
Принятие в расчет деятельности других и воздействий собственной деятельности на других ведет к трансценденции субъективности и непосредственного собственного интереса, которая может быть стратегической или нравственной. По теории игр, стратегическая трансценденция субъективности может быть связана с кооперативными или некооперативными взаимодействиями и интерсубъективностью. Нравственная трансценденция субъективности ведет к этической гарантированности всеобщего соблюдения правила. Религиозная трансценденция субъективности вызывает волю к оптимизации тотальности с помощью этического, нсеобщего правила и в то же время — готовность допускать исключения и признавать, что исключения могут повысить уровень ценности с точки зрения тотальности. Определение Ольстером животного организма как «механизма локальной максимизации» («locally maximizing mashine»), а человеческой целенаправленности как «механизма глобальной максимизации» («globally maximizing machine») здесь вновь оказывается полезным, если вычеркнуть термин «механизм». Экономический расчет экономического человека является «локально максимизирующим расчетом» в отношении включения других индивидов — причем даже тогда, когда действующий субъект принимает далеко идущие решения. Расчет является локально максимизирующим, поскольку в объект максимизирования (Maximandum) экономического человека входят лишь его собственные цели. Расчет в теории игр, являясь, конечно, стратегическим, все же остается локально максимизирующим, пусть даже, в сравнении с экономическим расчетом, охват (то существенно больше, поскольку он принимает во внимание других индивидов только стратегически.
И, наконец, этический расчет — игра в гарантии — является регионально максимизирующим расчетом, включающим в себя интерсубъективность, поскольку он учитывает всеобщность правила, его действие и обратные воздействия на нее своей собственной деятельности, но не отражает тотальность, выходящую за рамки правил, и категорию исключения. Только о религиозно-этическом расчете можно говорить как о глобально максимизирующем расчете, включающем транссубъективность. Он, правда, является максимизирующим расчетом не в категориальном, а только в транскатегориальном смысле регулятивного познания, познания образа или идеи.[59] Глобальные максимы возможны для конечного сознания, вопреки мнению Эльстера, не в категориальном и дискурсивном, а только в переносном смысле направленности на тотальность рационального и дискурсивного познания и анализа принятия решений в соответствии с экономическими и этическими правилами. Только для бесконечного сознания мыслима прямая направленность на глобальный оптимум или максимум, глобальное максимизирование в смысле выбора лучшего из всех возможных миров.[60]