Особенности субъективной стороны преступных посягательств на персональные данные
Традиционно под субъективной стороной преступления в теории уголовного права принято понимать «психическую деятельность лица, непосредственно связанную с совершением преступления, то есть связанную с выполнением объективной стороны преступления»[300].
Известна также и дискуссия учёных относительно соотношения субъективной стороны преступления с виной, которую некоторые по своему содержанию отождествляют с субъективной стороной преступления, указывая также, что в содержание вины входит ещё мотив и цель[301]. Другие же, напротив, говорят о том, что субъективная сторона преступления является частью законодательной категории вины, которая как раз и выступает общим основанием уголовной ответственности[302]. Наиболее же распространённой позицией в последнее время является та, в соответствии с которой вина является главным элементом (ядром) субъективной стороны, выражая психическое отношение лица к совершённому преступному деянию, пока как мотив и цель являются лишь факультативными элементами субъективной стороны преступления, вводя которые в отдельные статьи Особенной части Уголовного кодекса РФ, законодатель подчёркивает либо повышенную, либо уменьшенную общественную опасность совершённого деяния[303].
Мы, в свою очередь, будем придерживаться последней позиции, поскольку субъективная сторона преступления является конструктивным элементом состава преступления, при отсутствии которого то или иное деяние отнести к преступному не представляется возможным. И понятие субъективной стороны, как и любых других элементов состава преступления, является комплексным и содержит ряд признаков, характеризующих психическую деятельность лица, совершающего преступление. Следовательно, вина является главным элементом субъективной стороны преступления, выражая психическое отношение лица к совершённому деянию, что во всех случаях квалификации преступлений является неотъемлемым элементом, подлежащим установлению.
Уголовный закон в статье 24, по существу, закрепляет две формы вины, указывая, что виновным в преступлении признаётся лицо, совершившее деяние умышленно или по неосторожности. И при этом деяние, совершённое только по неосторожности, признаётся преступлением лишь в том случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьёй Особенной части УК РФ. Таким образом, закрепляя формы вины, уголовный закон, тем не менее, не даёт легального определения понятия вины. В то же время, закон раскрывает, какие преступные деяния следует относить к деяниям, совершённым с умышленной или неосторожной формой вины.
Как указывается в научной литературе, «сознание и воля применительно к характеристике вины являются элементами психической деятельности человека. Находясь в тесном взаимодействии, интеллектуальные и волевые процессы не могут противопоставляться друг другу, а всякая интеллектуальная деятельность включает в себя и волевые моменты. Предметное содержание каждого из этих элементов определяется конкретным составом преступления»43. Следовательно, каждая форма вины для целей привлечения лица к уголовной ответственности отличается от [304]
другой по интеллектуальному и волевому моменту, что и определяет содержание конкретной формы вины в том или ином преступлении. Именно поэтому существует разделение конкретных форм вины на самостоятельные виды, которые могут приобретать самостоятельное значение в рамках отдельных составов преступлений. Такое самостоятельно значение может выразиться в последующем в индивидуализации наказания за совершённое преступное посягательство, которое привело к определённым опасным преступным последствиям.
Если проанализировать статьи уголовного закона, посвящённые уголовной ответственности за преступные посягательства в отношении персональных данных, то можно обнаружить, что большая часть из них совершается с умышленной формой вины. При этом прямой умысел характерен для ч. 2 и 3 ст. 137 и ч. 1-4 ст. 183 УК РФ. Однако можно обнаружить некоторую разобщённость мнений в литературе относительно формы вины преступления, предусмотренного ч.
1 ст. 137 УК РФ. Расхождение может наблюдаться также в отношении мнений относительно субъективной стороны всех преступлений, предусмотренных ст. 137 УК РФ.Большинство авторов исходят из того, что «преступления, предусмотренные ст. 137 УК РФ, могут совершаться только с прямым умыслом. При этом лицо осознаёт, что собирает сведения о частной жизни или распространяет такие сведения без согласия потерпевшего и желает так поступить. Кроме того, совершая подобные действия, лицо осознаёт, что причиняет вред конституционно закреплённому и охраняемому праву на неприкосновенность частной жизни, личной и семейной тайны»[305].
Некоторые же полагают, что преступления, предусмотренные ст. 137 УК РФ, могут совершаться как с прямым, так и с косвенным умыслом. Виновный осознаёт, что незаконно и без согласия заинтересованного лица собирает или распространяет сведения, составляющие личную или семейную
тайну, предвидит возможность причинения своими действиями вреда правам и законным интересам, и желает причинить такой вред (прямой умысел), сознательно его допускает либо относится к нему безразлично (косвенный умысел)[306].
Рассмотрим конструкцию субъективной стороны преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 137 УК РФ. Данная норма не содержит специального указания на то, что это преступление может быть совершено по неосторожности. Следовательно, преступление предполагает только умышленную форму вины. Вопрос о форме умышленной вины в рассматриваемом преступлении зависит от содержания интеллектуального и волевого момента совершаемых преступлений.
Так, ч. 2 ст. 25 УК РФ предусмотрено, что преступление признаётся совершённым с прямым умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (или бездействия), предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желало их наступления. Таким образом, преступление, совершённое с прямым умыслом, имеет место быть в том случае, если лицо обладает специальной целью по достижению преступного результата.
Интеллектуальный момент данного вида умысла связан с осознанием противоправности деяния, а также предвидения возможности или неизбежности наступления общественно опасных последствий. Волевой же момент является ключевым при разграничении прямого умысла с косвенным и применительно к прямому умыслу заключается в желании наступления общественно опасных последствий. В косвенном же умысле лицо имеет определённую основную цель и совершает конкретные действия по достижению этой цели.Как пишет И.А. Шевченко, «в процессе совершения преступления у лица может возникнуть предвидение наступления не только основного результата как цели совершения преступления, но и дополнительного,
побочного. Поэтому лицо, стремясь достичь основной результат, предвидит наступление побочного результата, не желает его наступления, так как перед ним стоит иная основная цель, но сознательно допускает его наступление или относится к нему безразлично. Злоумышленник в большинстве случае будет стремиться к достижению материальной выгоды, собиранию и распространению компрометирующей потерпевшего информации, удовлетворению личных интересов и т.д., но вероятность того, что он будет желать именно нарушить право потерпевшего, очень мала. Поэтому, по мнению автора, большинство фактов данного преступного поведения совершается именно с косвенным, а не с прямым умыслом»[307].
В то же время, на наш взгляд, применительно к преступлению, предусмотренному ч. 1 ст. 137 УК РФ, в большинстве случаев совершения такого преступления возникновения предвидения наступления какого-либо побочного последствия (преступного результата) со стороны субъекта не прослеживается, поскольку субъект, совершая это преступное деяние, всегда имеет заранее определённый мотив - корыстную или иную личную заинтересованность. Более того, применительно к преступлению, связанному с посягательством на персональные данные, эти мотивы ещё более конкретизируются, поскольку корыстная или иная личная заинтересованность прослеживаются в стремлении лица получить определённые результаты посредством разглашения конфиденциальных сведений, хотя мотивы и не указываются в диспозиции как обязательные признаки субъективной стороны преступления.
Кроме того, субъект, безусловно, осознаёт, что, совершая данное преступление, он посягает на неприкосновенность частной жизни лица, чьи персональные данные он неправомерно разглашает, и этим обусловлена, в том числе, общественная опасность преступления. Также анализ преступлений, совершаемых с незаконным оборотом персональных данных и квалифицируемых по ст. 137
УК РФ, показывает, что в последнее время мотив данных преступлений, по большей части, не связан с получением какой-либо материальной выгоды, а, скорее, связан с местью, с возможностью причинить моральный вред,
нарушив, таким образом, личное неимущественное право лица, чьи
319
персональные данные незаконно разглашаются .
Таким образом, мы можем сделать вывод, что при анализе субъективной стороны преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 137 УК РФ, впрочем, как и всех остальных преступлений, предусмотренных указанной статьёй, совершение преступления всегда обусловлено заранее определённой и конкретной целью по достижению преступного результата. Именно поэтому нам представляется, что данные виды преступлений могут совершаться только с прямым умыслом.
Анализ встречающихся в научной литературе мнений относительно субъективной стороны преступлений, предусмотренных ст. 183 УК РФ, показал, что учёные единодушны относительно формы вины, с которой совершается это деяние[308] [309]. В то же время, в отличие от всех остальных рассматриваемых преступлений, деяние, предусмотренное ч. 3 ст. 183 УК РФ напрямую указывается законодателем как совершаемое из корыстной заинтересованности, что подчёркивает обязательное установление мотива совершаемого преступления с целью установления всей его субъективной стороны. Следует отметить, что все преступные посягательства на персональные данные, по какой бы норме они ни квалифицировались, имеют одну существенную особенность субъективной стороны, которая позволяет отделить их от иных преступных посягательств, подпадающих под действие данных уголовно-правовых норм. Выше мы пришли к выводу о том, что данные посягательства всегда совершаются только с прямым умыслом, что исключает их совершение с косвенным умыслом. В то же время, признак прямого умысла при квалификации действий виновного по ст. 137 УК РФ усиливается, если потерпевший попросил виновного не раскрывать указанную информацию, то есть формально не только не дал своего согласия на разглашение конфиденциальных персональных данных, но и наложил запрет на их разглашение и свободное распространение. В случае же квалификации действий по ст. 183 УК РФ конфиденциальность указанных сведений презюмируется, потому что режим ограничений и запретов в отношении незаконно собираемых и распространяемых субъектом сведений устанавливается на основании закона либо хозяйствующим субъектом. Следовательно, преступное поведение и направленность умысла субъекта преступления в отношении преступных посягательств на персональные данные тесно связаны с обладанием указанной информацией и осознанием её значимости для потерпевшего, а также неправомерностью её собирания либо распространения. Итак, проведённый анализ объективных и субъективных признаков преступных посягательств в отношении персональных данных показал, что в действующей российской правовой системе институт персональных данных постепенно осваивается законодателем, формируется определённое представление о справедливом применении законодательства об уголовной ответственности за нарушение неприкосновенности персональных данных. Однако законодателем также создано множество пробелов и проблемных моментов для правоприменения, так как не во всех случаях должна наступать уголовная ответственность за нарушение неприкосновенности персональных данных.