ВЗГЛЯД НА ЧЕЛОВЕКА, ПОДРАЗУМЕВАЕМЫЙ ПРАВОВОЙ МОРАЛЬЮ

Теперь я перехожу к наиболее важному аспекту правовой морали, который касается того, каким образом соблюде­ние ее требований служит более широким целям челове­ческой жизни вообще.

Всякий отход от принципов внутренней морали права представляет собой оскорбление достоинства человека как ответственного субъекта. Судить его действия по неопуб­ликованным законам или законам, имеющим обратную силу, или приказывать ему совершить действие, совершить которое невозможно, означает выразить свое равнодушие к его способностям принимать самостоятельные решения. И наоборот, если принять мнение, будто бы человек не­способен на ответственные действия, то правовая мораль теряет смысл существования. Судить человеческие дейст­вия по неопубликованным законам или законам, имею­щим обратную силу, больше не оскорбление, потому что в этом случае нечего оскорблять, да и сам глагол «судить» в этом контексте больше не пригоден: теперь мы не судим человека, а воздействуем на него.

Сегодня весь комплекс подходов, теорий и способов действия, по-видимому, подталкивает нас к точке зре­ния, отрицающей, что человек является ответственным, принимающим самостоятельные решения центром дей­ствия или может стремиться им стать. Такая тенденция имеет самые различные причины, а стоящие за ними мо­тивации могут разниться от самых низменных до самых благородных.

Часть ответственности лежит на науке, а точнее, на не­которых направлениях теоретической мысли в обществен - ных науках. Позвольте мне в том месте предоставить сло­во выдающемуся психологу Б. Ф. Скиннеру: «Чтобы ис­пользовать научные методы в области человеческой жизни, необходимо предположить, что поведение является зако­номерным и детерминированным. Мы должны ожидать открытия того, что действия человека есть результат под­дающихся определению условий, и что, выявив эти усло­вия, мы получим возможность предвидеть и до некоторой степени детерминировать его действия. Для многих суще­ствование такой возможности оскорбительно. Она бросает вызов древней традиции относиться к человеку как к сво­бодному субъекту... никто из тех, кто является продук­том Западной цивилизации, не способен [принять науч­ный подход к человеческому поведению] без внутреннего сопротивления.

Концепция свободного, ответственного индивида встроена в наш язык и насквозь пронизывает наши ко­дексы, убеждения, практическую деятельность. Имея пе­ред собой пример человеческого поведения, многие люди могут мгновенно описать его в терминах этой концепции. Эта привычка настолько естественна, что редко становит­ся объектом критической проверки. В отличие от этого, научная формулировка является новой и необычной.

Мы не считаем людей ответственными за рефлек­сы — к примеру, за кашель в церкви. Мы считаем их от­ветственными за их оперантное поведение — к примеру, за перешептывание в церкви или за то, что они не выходят из церкви, чтобы откашляться. Но существуют перемен­ные, которые отвечают и за перешептывания, и за кашель, и они могут быть точно столь же непреклонны. Признав

это, мы по всей вероятности, полностью отбросим поня­тие ответственности, а вместе с ним и доктрину свободной воли как внутренний причинный фактор. Это может внести огромные изменения в нашу практику. Доктрина личной ответственности связана с некоторыми методами управле - ния поведением — методами, которые вызывают «чувство ответственности» или указывают на «долг обществу».

Подобные взгляды излишне расширяют пределы «науки» и основаны на наивнейшей эпистемологии^[152], что, похоже, не слишком вредит их привлекательности. Несмотря на то что никто, включая профессора Скиннера, на самом деле не верит в них до такой степени, чтобы последовательно принять их в качестве основы для действий, мы признаем, что они отчасти выражают истину. Преувеличивая эту ис­тину и не определяя свойственные ей пределы, они поощ­ряют безразличное отношение к разрушению понятия от­ветственности, характерному для многих тенденций в раз­витии права, большинство из которых, разумеется, вовсе не служит целям, за которые столь упорно боролся про­фессор Скиннер.

Ради справедливости к профессору Скиннеру следует заметить, что он не просто выражает сомнения в обосно­ванности понятия ответственности, а пытается разрабо­тать альтернативный способ социального контроля. Если сформулировать предельно просто, он предлагает, чтобы вместо того, чтобы говорить человеку: «веди себя хорошо», мы вырабатывали у него условный рефлекс хорошего по­ведения. Безотносительно достоинств и недостатков этой программы, в ней нет ни малейшего сходства с намере-

ниєм перегруженного работой прокурора, стремящегося упростить себе задачу с помощью законов, в соответствии с которыми ответственность за преступления не будет за­висеть от доказательства вины или намерения.

Я говорил о «благородных» мотивах, сыгравших роль в запутывании понятия ответственности. Ярчайший при­мер дает нам злоупотребление идеалом перевоспитания (исправления) в уголовном праве. Как показал Френсис Аллен^[153], неверное применение этого идеала может ужесто­чить уголовное право, вместо того чтобы сделать его гуман - нее. Например, когда перевоспитание становится единст­венной целью уголовного права, может быть утрачен вся­кий интерес к надлежащей правовой процедуре и к ясному определению преступного деяния.

С тех пор как профессор Аллен опубликовал свою статью, выраженные им опасения получили новое подтверждение в особом мнении судьи Кларка по делу « Робинсон против штата Калифорния»^[154]. По мнению большинства состава суда, рассматривавшего это дело, основной вопрос состо­ял в следующем: конституционно ли признавать преступ­лением состояние наркомании, притом что таковое могло возникнуть без вины подсудимого. Большинство состава суда сочло, что нет. В особом мнении по этому решению судья Кларк заявил, что статут, о котором идет речь, мож­но расценивать как исправительную меру. Поскольку при­знается, что посредством гражданского судопроизводства штат может поместить наркомана на лечение в больницу, он не видит причин, по которым его нельзя приговорить к шести месяцам тюрьмы, где, как предполагается, нар­котики будут для него недоступны.

Насколько, с этой точки зрения на уголовное право, бу­дут уместны принципы законности для статута, подобного

тому, о котором шла речь в деле «Робинсон против шта­та Калифорния»? Должны ли исправительные меры ог­раничиваться и регулироваться формальными нормами? Нужно ли обнародовать суть этих мер и случаи, в которых их следует применять? Допустимо ли применять исправи­тельные меры к состояниям, возникшим до официального утверждения этих мер?

Есть много причин полагать, что наш подход к проблеме наркомании неверен, и что гораздо большего можно до­стичь с помощью медицинских и реабилитационных мер, а не уголовного права. Но для успеха программы таких ре­форм потребуется создать институты, необходимые для ее реализации. Недопустимо грубо втискивать подобную про­грамму в институты, созданные с совершенно иными целя­ми. Простое переименование не превратит тюрьму в боль­ницу, точно так же как невозможно превратить уголовное судопроизводство в медицинское обследование просто объ­явив его таковым.

В праве есть и другие тенденции, которые размывают роль гражданина как субъекта, принимающего самостоя­тельные решения. Не последняя из этих тенденций скры­вается за растущим использованием налогообложения как своего рода юридического «мастера на все руки». В пос­леднее время налогообложение стало средством, служащим множеству косвенных целей. Налоги вводились для регули­рования экономических циклов, для выявления професси­ональных игроков в азартные игры, для распределения [al­location] экономических ресурсов, для дестимулирования потребления алкоголя, для изъятия в пользу государства части доходов, получаемых торговцами косметикой в ре­зультате того, что женщины готовы хорошо платить за ис­кусственную красоту; для того, чтобы дестимулировать пу­тешествия , чтобы расширить федеральную юрисдикцию — и еще бог знает с какими целями. Тем временем прокуроры обнаруживают, что налоговые законы предоставляют удоб - ное средство добиться осуждения, невозможного по иным основаниям.

Неудивительно, что объект и жертва всего этого порой оказывается сбит с толку и начинает спрашивать себя о том, что ждет его впереди. Тучный гражданин, уже корящий

себя за обжорство, может обеспокоиться тем, как бы го­сударство чего не сделало по поводу его излишнего веса. Безусловно, он скорее всего может с достаточной уверен­ностью предположить, что его не собираются штрафовать за слишком большой вес. Но может ли он быть уверен в том, что, хотя он никогда не летает самолетом, завтра его не сделают плательщиком особого налога на основании того, что его перевозка на субсидируемых правительством авиалиниях обходится дороже? И разве он не задаст себе вопрос, в чем, в конце концов, разница между налогом и штрафом? Его настроение тихого отчаяния вряд ли улуч­шится, если ему доведется узнать о том, что некий знаме­нитый судья Верховного суда США настаивал, что между ними нет разницы.

Я не стану подробно останавливаться на этих несооб­разностях современного правопорядка. Вместо этого мне хотелось бы напомнить, чего мы лишимся, если когда-ни­будь из права полностью исчезнет понятие ответственности.

Обратите внимание, что происходит, когда эти два кри­терия и их близкие родственники оказываются совершен­но неприменимыми. Так происходит в договорном праве,

когда выполнение соглашения затрудняется или его смысл в некоторой степени меняется в результате неких внешних событий, таких как отмена коронационной процессии[155]. В вещном праве знакомые нам критерии оказываются неприменимы, когда в дело вмешивается природа и бе­рет контроль на себя, как в случае, когда река меняет рус­ло, забирая двадцать акров у лица А и добавляя двадцать пять акров лицу В. В подобных случаях стороны выступают не как ответственные субъекты, а как беспомощные жертвы внешних сил. Здесь мы не можем спросить, кто был вино­вен и какие у сторон были намерения. Поскольку обычные наши критерии справедливости нас подводят, мы не знаем, чего она требует. Если из права полностью исчезнет взгляд на человека как на ответственный центр, из которого исхо­дит действие, то все юридические проблемы станут подоб­ными только что упомянутым.