МИНИМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ МАТЕРИАЛЬНОГО ЕСТЕСТВЕННОГО ПРАВА
В поиске ответа на вопрос, возможно ли, чтобы от морали стремления исходило нечто более категоричное, чем просто совет и поощрение, я пока что пришел к тому, что, поскольку мораль стремления необходимо представляет собой мораль человеческого стремления, она не может отказать в человеческом качестве тому, кто является человеком, не лишившись собственной целостности.
Можно ли сказать что-то сверх этого?Проблему можно сформулировать и иначе. В третьей главе я трактовал то, что назвал внутренней моралью права, как разновидность естественного права. Однако это процедурный или институциональный вид естественного права, хотя, как я изо всех сил старался показать в данной главе, он затрагивает и ограничивает материальные цели, которые можно достичь при помощи права. Но можно ли
вывести какое-либо положение естественного права, которое по своему качеству является материальным, а не процедурным, непосредственно из морали стремления?
В книге «Понятие права» Г. Л. А. Харт представляет то, что он называет «минимальным содержанием естественного права» (с. 189—195). Начав с единственной цели выживания человека, понимаемого как функционирование в рамках определенных наложенных извне условий, Харт с помощью процедуры, которую я называю целенаправленной импликацией [purposive implication], выводит достаточно полный набор норм, которые можно назвать нормами естественного права. То, что он разрабатывает в своем интересном рассуждении, является своего рода минимумом морали долга.
Как и всякая мораль долга, этот минимум естественного права ничего не говорит о том, кто будет включен в сообщество, которое принимает и стремится совместно реализовать общую цель выживания. Короче говоря, отсутствует ответ на вопрос: «Кто выживет?» Харт не ставит перед собой задачи дать на него ответ. Он просто замечает, что «мы интересуемся социальным устройством, обеспечивающим длительное существование, а не предназначенным для клуба самоубийц».
В обоснование этой отправной точки Харт выдвигает причины двух типов. Первый равносилен утверждению, что выживание является необходимым условием любого человеческого блага. Против этого суждения нечего возразить.
Но, в дополнение к тому, чтобы рассматривать выживание как первейшее условие для всех других человеческих благ, Харт выдвигает второй набор причин — причин совершенно иного порядка. Он утверждает, что люди совершенно справедливо считали, что в «ограниченной цели выживания» заключается «центральный и бесспорный элемент, придающий эмпирическую осмысленность терминологии естественного права». Далее он утверждает, что в основе телеологических элементов, пронизывающих все моральное и правовое мышление лежит «неявное допущение о том, что надлежащая цель человеческой деятельности состоит в выживании». Он замечает, что «подавляющее
большинство людей действительно желают жить, даже ценой ужасных страданий».
Я утверждаю, что в этих утверждениях Харт вступил на зыбкую почву. Он больше не заявляет, что выживание является необходимым условием для достижения других целей, а говорит, что оно составляет сущностный и центральный элемент всех человеческих устремлений. С этим, на мой взгляд, согласиться нельзя. Как давным-давно заметил Фома Аквинский, если бы главная цель капитана состояла в том, чтобы сохранить корабль, он бы навсегда остался в порту[170]. Что до положения, будто подавляющее больший - ство людей хочет выжить даже ценой ужасных страданий, то истинность его представляется мне сомнительной. Будь это правдой, я сомневаюсь, что оно имело бы какое-либо отношение к моральной теории.
Поиск Хартом «центрального и бесспорного элемента» в человеческих стремлениях ставит вопрос о том, может ли он вообще привести к успеху. Я считаю, что, если б мы были вынуждены выбирать принцип, который поддерживает и питает устремления человека, мы нашли бы его в задаче поддержания общения с другими людьми.
Во-первых, — оставаясь в границах собственных доводов Харта — человеческий род сумел просуществовать до настоящего времени благодаря своей способности к общению.
В соперничестве с другими созданиями, зачастую более сильными, чем он, и порой наделенными более острыми органами чувств, человек до настоящего времени остается победителем. Он победил благодаря тому, что способен добывать и передавать знания, а также тому, что он может сознательно и намеренно координировать свои действия с другими людьми. Если в будущем человеку удастся выжить, преодолев собственные способности к саморазрушению, это произойдет благодаря тому, что он может общаться и достигать взаимопонимания с себе подобными. И наконец, я сомневаюсь, что большинство из нас сочло бы желательным выживание в условиях, так сказать,растительного существования без осмысленного контакта с другими человеческими существами.
Коммуникация есть нечто большее, чем способ оставаться в живых. Это способ быть живым. Именно посредством коммуникации мы наследуем достижения человеческих усилий в прошлом. Возможность коммуникации может примирить нас с мыслью о смерти, убедив в том, что наши достижения обогатят жизнь тех, кто придет после нас. В зависимости от того, как и когда мы совершаем коммуникацию друг с другом, могут расшириться или сузиться пределы самой жизни. По словам Витгенштейна, «пределы моего языка суть предела моего мира».
Итак, если бы меня спросили о том, как распознать центральный и неоспоримый принцип того, что можно назвать материальным естественным правом — Естественным Правом с большой буквы — я бы нашел его в указании: устанавливать, поддерживать и охранять целостность каналов коммуникации, посредством которых люди передают друг другу то, что они воспринимают, ощущают и желают. В этом вопросе мораль стремления предлагает не просто добрый совет и вызов, побуждающий стремиться к совершенству. Здесь она говорит тем повелительным голосом, который мы привыкли слышать от морали долга. И если люди прислушаются, то этот голос, в отличие ОТ МО - рали долга, будет слышен поверх границ и барьеров, которые сегодня отделяют людей друг от друга.