Особенности отечественной культуры и этика капитализма

Означает ли это, что положения Вебера о необходимости протестантской этики для успешного развития капитализма в России неактуальны? А если нет, то верно ли, что в России в области морали капиталистическим отношениям ничего не препятствовало?

Прежде чем ответить на эти вопросы, замечу, что движе- е капитализма в России отнюдь не было столь уж победоносным и беспрепятственным — ни в сфере государственных, нн в сфере общественных установлений.

Известно, что для капитализма характерно следующее: господство товарно-денежных отношений и частной собственности на средства производства (что к началу капиталистических преобразований в России, в общем, сложилось — за исключением частного землевладения), наличие развитого общественного разделения труда, рост обобществления производства, превращение рабочей силы в товар (произошло повсеместно после отмены крепостного права). Какие же черты морали капитализма столь неприемлемы для традиционной морали русского общества?

Маркс показал, что одной из характерных особенностей капиталистического производства является новое целеполага- ние: целью производства является получение прибавочной стоимости: «Простое товарное обращение — продажа ради купли — служит средством для достижения конечной цели, лежащей вне обращения, — для присвоения потребительской стоимости, для удовлетворения потребностей. Напротив, обращение денег в качестве капитала есть самоцель, так как возрастание стоимости осуществляется лишь в пределах этого постоянного движения. Поэтому движение капитала не знает границ*.[88]

При капитализме, в отличие от предшествующих ему хозяйств, нет пределов роста накопления; этому он во многом обязан своим победным развитием. Возможно, марксовский анализ движения капитала лишь пересказ аристотелевского различия экономики от хрематистики и определение примата хрематистики в современном хозяйстве, примат такого ведения дел, которое стремится к бесконечному умножению денег и не имеет ни меры, ни отличной от денег цели. Именно против инфинитизма накопления денег направлена традиционная этика христианства — в том числе и православная.

Богатство зажиточного человека, торговца, поощрялось в традиционной этике постольку, поскольку он был умеренно, разумно богат. «Но при всем своем пиетете по отношению к »gt;имению“ и деньгам — пишет исследователь древнерусской литературы Демин — значительное, а тем более чрезмерное обо гащение писатели не одобряли. Очень богатый литературно герой стал... героем отрицательным». Далее свои слова иссле дователь комментирует фрагментом из «Повести о Луке Kq\' лочском»: «... а богатства много и бесчисленно собра... сотво. ри же ся Лука напрасен и безстуден» (... сделался Лука бесцелен и бесстыден). В то же время в повествовании о богатом праведнике богатство ограничивается «до совестливых пределов»[89].

Иоанн Златоуст, говорит буквально следующее: «...не желай большего, чтобы не лишиться всего; и не собирай болыце нужного, чтобы не потерять и нужного; не преступай установленных пределов, чтобы вместе с тем не остаться без всякого имущества, но отсекай излишнее, чтобы тебе быть богатым в необходимом ».[90]

Сказанное выше подтверждает, в частности, то наблюдение, что подсчет «праведных» денег в понимании средневекового человека — даров князю или царю, описание богатств заморских храмов — был тщательным и заканчивался точной или приблизительной, зачастую удивительно длинной их описью, в то время как богатства, нажитые нечестно, по словам писателей, были несметными, несчетными. В упоминавшейся выше «Повести о нашествии Тохтамыша» автор так подводит печальные итоги трагического события: «А аще бы мощно было то вси убытки, и напасти и проторы исчитати, убо не смею рещи, мню, яко ни тысяща тысящ рублев не имет число».[91] (Если бы и можно было все те убытки, беды и несчастья пересчитать, то даже не могу сказать, думаю, что больше тысячи тысяч рублей). Дурная бесконечность убытков здесь также используется в отрицательном смысле.