ВСЕОБЩНОСТЬ ЗАКОНА
Первое desideratum системы подчинения человеческого поведения руководству правил очевидно: правила или нормы должны существовать. Это desideratum может быть определено как требование всеобщности.
Возможно, наиболее примечательной в новейшей истории неудачей в достижении всеобщности норм был провал некоторых наших органов государственного регулирования, в частности тех, которые выполняют функцию распределения средств и ресурсов. Подобно королю Каролю, они принялись за дело, полагая, что, переходя от задачи к задаче, они постепенно обретут понимание, которое позволит им разработать общие критерии решений. В некоторых случаях эти надежды рухнули почти безвозвратно; именно так получилось с Управлением гражданской авиации и Федеральной
комиссией по связи. Причина этой неудачи, на мой взгляд, коренится в природе задач, поставленных перед этими органами: с помощью различных форм разрешения правовых споров они пытаются добиться того, чего таким способом достичь невозможно[34]. Но безотносительно причин в деле создания внутренне согласованных правовых систем эти государственные органы потерпели впечатляющий провал.
На эти органы жалуются не столько оттого, что учрежденные ими нормы несправедливы, а оттого, что они не смогли разработать сколько-нибудь значимые правила. Установить это различие важно, так как desideratum всеобщности порой толкуют как требование беспристрастности закона в том смысле, что его нормы должны применяться к общим классам и не должны содержать имен собственных. Этот принцип выражен в конституционных положениях, лишающих законной силы «частные законы» и «специальное законодательство»[35]. Но эти положения защищают принцип справедливости, который в терминах нашего анализа принадлежит внешней морали права.
Этот принцип отличается от требования внутренней морали права, согласно которому должны существовать хоть какие-то нормы, независимо от того, насколько они справедливы или несправедливы.
Можно представить правовую систему, направленную на отдельно поименованного индивида, регулирующую его поведение по отношению к другим индивидам. Нечто вроде этого может существовать в отношениях работодателя с работником. Если работодатель хочет избежать того, чтобы стоять у работника над душой и направлять каждое его действие, он может счесть необходимым ясно сформулировать и довести до сведения работника некоторые общие принципы поведения. Здесь перед работодателем открываются все те пути, ведущие к неудаче, которые прошел король Кароль. У него может не получиться сформулировать общее правило, а если правило все-таки сформулировано, он может не суметь довести его до работника, и т.д. Если работодателю удается провести в жизнь функционирующую систему норм, он обнаружит, что этот успех куплен некоторой ценой для самого себя. Он не только должен посвятить этой затее определенные физические и умственные усилия; достижение успеха в этом предприятии ограничивает его собственную свободу действий. Если в похвале и порицании он будет систематически пренебрегать им же самим установленными нормами, то может обнаружить, что созданная им правовая система распадается, и безо всякого бунта она может перестать приносить ему то, что он хотел получить посредством этой системы.В действующих системах, предназначенных для того, чтобы контролировать и управлять поведением человека, редко встречается полный неуспех в создании чего - то вроде всеобщего правила. Некоторая генерализация скрывается даже в акте сообщения единичного пожелания. Команда собаке «дай лапу» требует определенной способности к обобщению и от собаки, и от хозяина. Прежде чем исполнить команду, собака должна понять, какое из множества мало различающихся между собой действий будет принято за «рукопожатие». Более того, хорошо выдрессированная собака вовремя сообразит, в каких ситуациях ей с наибольшей вероятностью подадут команду «дай лапу» и зачастую будет подавать лапу, предвосхищая команду.
Ясно, чтонечто вроде этого может происходить и происходит среди людей, даже если те, кто обладает властью отдавать приказы, не имеют желания устанавливать общие нормы. И хотя полная неспособность к обобщению встречается лишь у людей, наделенных непроходимой глупостью короля Кароля, тем не менее множество правовых систем, больших и малых, страдают от отсутствия общего принципа[36].
Проблема всеобщности совершенно недостаточным образом освещена в литературе по правоведению. Остин прав в том, что правовая система есть нечто большее, чем ряд бессистемных актов применения политической власти. И все же проводимое им различение между общими и частными приказами столь произвольно и чуждо его системе в целом, что после него англо-американская литература едва ли оправилась от заданного ей изначально неверного курса[37].
Возможно, основной недостаток подхода Остина состоит в том, что он не разделяет два вопроса: (1) чем обеспечивается действенность системы правовых норм и (2) что мы должны считать «законом»? В подходе, представленном в этих лекциях, в основе требования всеобщности лежит трюизм, согласно которому для того, чтобы управлять человеческим поведением при помощи норм, нормы должны существовать. Здесь никоим образом не утверждается, что каждый акт правительства, имеющий «законную силу», как, например, постановление суда, направленное против конкретного ответчика, должен принимать форму установления общей нормы. Нет здесь и попытки выносись официальные заключения по вопросам лингвистического удобства,
как, например, при решении вопроса о том, должны ли мы назвать законом статут, учреждающий контору налоговой инспекции в Сентервилле*.