Предмет и сфера эколого-правового регулирования

Общеизвестно, что предметом права являются общественные отношения. Однако право не должно да и не может регулировать все общественные отношения, все социальные связи. Ha каждом конкретно-историческом этапе общественного развития должен быть достаточно точно определен предмет правового регулирования.

Согласно утвердившемуся в теории права взгляду в предмет правового регулирования должны входить те отношения, в которых находят отражение как индивидуальные интересы членов общества, так и интересы общесоциальные. B этих отношениях реализуются взаимные интересы их участников, каждый из которых идет на некоторое ущемление своих интересов ради удовлетворения интересов другого. Эти отношения строятся на основе согласия выполнять определенные правила и признания обязательности этих правил [327, 259].

Регулируемые правом общественные отношения принято подразделять на следующие группы, выделившиеся в процессе жизни общества:

• отношения по обмену ценностями, как материальными, так и нематерильными. Для этой группы наиболее характерны имущественные отношения;

• отношения по властному управлению обществом. B управлении социальными процессами заинтересованы и человек и общество. Управление осуществляется ради удовлетворения как индивидуальных, так и общесоциальных интересов и реализуется по правилам, обеспеченным силой государственного принуждения;

• отношения по обеспечению правопорядка, другими словами — это отношения, возникающие из нарушения правил, которые регламентируют поведение людей в указанных сферах.

Общественные отношения, входящие в названные группы, и составляют предмет правового регулирования. Это общественные отношения, которые по своей природе могут поддаваться нормативно-организационному воздействию и в конкретно-исторических условиях нуждаются в правовом регламентировании. От характера и содержания общественных отношений, составляющих

предмет правового регулирования, зависят особенности, характер, способы и средства правового регулирования [137, 92—94].

Действие права не осуществляется самопроизвольно: необходим механизм, который приводит право в действие всякий раз, когда возникают соответствующие потребности и интересы в обществе, удовлетворение которых объективно необходимо и возможно средствами права. Таким механизмом является правовое регулирование, которое принято рассматривать как «часть (аспект) действия права, которая характеризует специально-юридическое воздействие права на поведение и деятельность его адресатов...» [292, 106].

Степень интенсивности правового регулирования обусловлена характером, видом общественных отношений, составляющих предмет правового регулирования. Другими словами, «широта охвата правовым воздействием, степень обязательности правовых предписаний, формы и методы правового принуждения, степень детализированности предписаний, напряженность правового воздействия на общественные отношения» находятся в зависимости от общественных отношений, подлежащих правовому воздействию [2, 214—215].

Такая постановка проблемы традиционна. При этом следует уточнить, что право упорядочивает не все общественные отношения, а только «познанные, наиболее важные, нуждающиеся в придании им правового авторитета и подконтрольные обществу, государству» [62, 11].

Поскольку реально существуют различные роды (виды) общественных отношений, их правовое упорядочение влечет формирование соответствующих отраслей права — гражданского, уголовного, административного и др. «Отрасль права как объективно сложившаяся внутри единой правовой системы в виде ее обособленной части группа правовых норм, регулирующих качественно однородные общественные отношения на основе определенных принципов и специфических методов» приобретает, таким образом, относительную самостоятельность, устойчивость и автономность функционирования [83, 75]. Первоосновой самостоятельности и автономности отрасли права, таким образом, являются те общественные отношения, на регулирование которых она направлена.

Профессор С. Г. Дробязко обращает внимание на то, что «при всей значимости познания предмета и метода правового регулирования в процессе установления нормативно-правовых актов и их систематизации по отраслям права «за бортом» остаются упорядочиваемые правом «комплексы» общественных отношений, объединенные соответствующими «сферами», порождающие многочисленные разрозненные акты законодательства, в связи с чем только «предметное» правовое регулирование оказывается неполным, усеченным, ущербным...» [62, 11].

Ha практике различные виды общественных отношений, как правило, не представляют собой изолированные, обособленные группы, все они «взаимосвязаны, переплетаются, комплексуют- ся». И законодатель, как свидетельствует практика, вынужден упорядочивать эти комплексы, к тому же значительно чаще, чем однородные отношения, что и обусловливает появление соответствующих норм, «не вписывающихся» только в одну отрасль права. По мере неизбежного усложнения общественных отношений по пути прогресса возникает все больше «комплексов» отношений, нуждающихся в их правовом упорядочении. Их законодательное регулирование привело к тому, что появились комплексные нормативные массивы — хозяйственный, жилищный, экологический. «Это и есть отрасли законодательства, представляющие системы норм, регулирующих комплекс разнородных взаимосвязанных между собой общественных отношений, объединенных определенной сферой» [62, 11].

Содержание термина «сфера» показывает, что это не только область действия, проявление каких-либо отношений, интересов, но и пределы распространения какой-либо деятельности. B юридической литературе сфера — это границы, пределы действия права, относительно замкнутая область определенных взаимосвязанных конкретных отношений.

Для определения места комплексных отраслей в системе права обратимся к теории систем. B науке о системах — теории систем принято деление на два идеальных типа систем: жесткие и корпускулярные, иначе называемые дискретными. B жестких системах все части (элементы) подогнаны друг к другу так, что для нормального функционирования необходимо их одновременное существование. B корпускулярных системах элементы взаимодействуют свободно, легко заменяются аналогичными, причем система не перестает действовать, а возможна даже утрата части элементов с последующим восстановлением. Если же этого не последует, то идет упрощение системы, имеющее в виде возможного последствия уничтожение самой системы. Причем комплексная система, являющаяся сама «системой систем», в разных своих частях может бытъ и жесткой и дискретной [75].

Мы исходим из определения системы как внутренней связи между элементами системы при их взаимной несхожести. Таким образом, в качестве реально существующего и действующего фактора системы рассматриваются не предметы, а связи. Эластичность системы, позволяющая ей амортизировать внешние воздействия, возникает по причине ее «многосвязности». «Многосвязность системы восполняет ущерб перестройки связей». Mepa устойчивости системы определяется, таким образом, не ее величиной, а среднестатистическим набором связей [75].

B свете изложенных критериев понятия «система» посмотрим на системы в праве. Отрасль права — объективно сложившаяся, обособленная группа правовых норм внутри единой правовой системы, регулирующая качественно однородные общественные отношения на основе определенных принципов и специфических методов. Такой подход в понимании отрасли права показывает, что традиционная отрасль права представляет собой жесткую систему, восполнение которой возможно лишь при соблюдении всех критериев, на основании которых она построена. Например, включение в сферу гражданско-правового регулирования в качестве объектов авторского права компьютерных программ и баз данных возможно лишь в силу того, что эти объекты соответствуют критериям объекта гражданского права вообще и авторского права в частности (имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения) [52, ст. 993].

Однако обратимся к иному виду правовых отраслей, как типу систем, по поводу которых профессор С. Г. Дробязко отмечает, что только «предметное» правовое регулирование оказывается неполным, усеченным, ущербным», если не принимать во внимание «комплексы» общественных отношений, объединенные соответствующими «сферами» [62, 12]. Ha наш взгляд, самый простой подход, который возможен в отношении этих «разнородных, HO взаимосвязанных между собой общественных отношений», должен быть основан на их комплексном характере. Их следует рассматривать как явление, которое учитывает реальную деятельность людей и общественно-значимые результаты ее проявления.

Подобные проблемы правового регулирования «комплексов разнородных, но взаимосвязанных между собой определенной целью общественных отношений» присущи и правовым системам европейских государств, где, правда, на них смотрят, как нам представляется, несколько проще. Определяя предмет и сферу правового воздействия такой, не свойственной нашей системе права, «правовой материи», как «хозяйственно-административное право», немецкий юрист Рольф Штобер отмечает: «Потребность в хозяйственно-административном праве (ХАП) как правовой материи возникает только в том случае, если государство намерено управлять экономическим поведением своих жителей. Если же государство не занимается ни упорядочением, ни управлением, ни стимулированием экономических процессов..., TO оно не нуждается в хозяйственно-административном праве». Динамика развития ХАП неоднородна. Для англо-американской правовой системы оно чуждо, в Австрии же, Швейцарии и Германии, а также азиатской системе права оно развивается как самостоятельная отрасль права [342, 4—5].

P. Штобер отмечает, что, несмотря на юридическое и экономическое значение хозяйственно-административного права, до сих пор не удалось найти убедительные критерии для разграничения этой правовой дисциплины от прочих отраслей права и выработки его отличительных признаков. Определяя основные признаки, присущие этой «правовой материи», он выделяет среди прочего то, что ХАП представляет собой срез различных правовых сфер (выделено мною. — T. M.); ХАП оказывает влияние на многие другие отрасли права и сферы жизнедеятельности и в свою очередь подвержено влиянию различных правовых норм; ХАП свойственен «плюрализм методов правового регулирования» [342, 6—S].

Подход к комплексным отраслям, таким образом, должен быть, с одной стороны, абстрактно-теоретический: ведь необходимо выяснить особые признаки любой существующей и вновь появляющейся комплексной отрасли, с другой стороны, выявить специфику можно, только применив позитивно-правовой подход, то есть рассматривая определенную нормативно-правовую базу, являющуюся основой отрасли.

Верность такого подхода к предмету и сфере правового регулирования в комплексных отраслях подтверждается при взгляде на предмет экологического права, самой молодой и стремительно развивающейся отрасли права. Комплексный характер экологического права не подлежит сомнению (достаточно лишь взглянуть на круг общественных отношений, лежащих в сфере его правового воздействия). Предмет правового регулирования экологического права специалисты в этой области определяют очень широко — это окружающая среда со всем комплексом общественных отношений, возникающих по ее поводу.

Так, M. M. Бринчук в качестве предмета эколого-правового регулирования рассматривает природу (окружающую среду) и составляющие ее элементы — землю, недра, воды и «связанные с ними интересы человека» [21, 62— 72].

Подобным же образом определяют предмет экологического права С. A Балашенко и Д. M. Демичев: «Предметом экологического права являются отношения в сфере взаимодействия общества и природы по поводу пользования, воспроизводства, охраны и защиты природных объектов и природных ресурсов» [6, 14].

С. А. Боголюбов «сердцевиной регулируемых общественных отношений» полагает «человеческие, общественные отношения в области взаимодействия общества и окружающей среды» [17, 9].

Таким образом, предметом экологического права признаются общественные отношения по поводу природы или окружающей среды. За категорией «общественные отношения по поводу окружающей среды» стоят разнообразные экологические интересы человека, его потребности, удовлетворяемые за счет ресурсов природы [21, 62—63].

B основу классификации отношений, называемых экологическими, ставится деление названных отношений в зависимости от форм взаимодействия общества и природы. Это позволяет, разделить все отношения, возникающие в сфере взаимодействия общества и природы, на природоресурсные, то есть по использованию природных ресурсов, и природоохранительные, то есть возникающие в связи с необходимостью охраны окружающей среды в процессе хозяйственной деятельности человека.

Следует обратить внимание на критерии, которым должны отвечать объекты экологических правоотношений. Согласно теории экологического права природный компонент (комплекс), чтобы быть признанным объектом экологического правоотношения, должен обладать следующими признаками: естественное происхождение, естественная связь с окружающей средой, или, как уточняет В. В. Петров, «взаимосвязь с экологической системой природы», выполнение жизнеобеспечивающих функций [303, 103\\ 6, 37]. Последний признак следует считать факультативным, поскольку далеко не все части природы выполняют утилитарные функции жизнеобеспечения человека. Самый красноречивый пример — это животные и растения, которые с целью охраны включены в Красную книгу. По правовому положению виды, занесенные в Красную книгу, не подлежат использованию. Конечно, находясь в цепи экологических связей, эти виды также участвуют в образовании окружающей среды, но можно ли утверждать, что они непосредственно обеспечивают нашу (человека) жизнедеятельность. Выделение последнего признака свидетельствует об антропоцентристском перекосе в отношении окружающей среды, т. e. во взгляде на нее только как на объект утилитарных жизненных потребностей человека.

B теории экологического права объем прав, возникающих в сфере взаимодействия с природной средой, принято подразделять на природоресурсные и природоохранительные. Именно в сфере природопользования кроется экономическая основа любого государства. Отношения собственности на природные ресурсы имеют стратегический характер. Такое положение вещей обусловливает особый метод правового регулирования экологических правоотношений, суть которого заключается в органическом сочетании государственного (властного) регулирования (авторитарный метод), присущего публичному праву, с определенной автономностью и самостоятельностью в первую очередь в процессе использования природных ресурсов, что присуще частному праву (гражданско-правовой метод, характеризующийся равенством сторон правоотношения).

Природоресурсные и природоохранительные отношения не существуют в отрыве друг от друга, более того, они не существуют отдельно от того, что принято называть хозяйственной деятельностью, то есть той группы общественных отношений, которые регулируются гражданским (хозяйственным) правом. И в таком соединении кроется проблема правового регулирования. При каких обстоятельствах общественные отношения как предмет правового регулирования считать экологическими, при каких, например, гражданскими или хозяйственными?

Эта проблема свойственна комплексным правовым отраслям. Немецкие правоведы также обращают на нее свое внимание. «Письменные источники и административная практика принципиально рассматривают хозяйственное и экологическое право (особенно защиту человека, охрану воздуха, воды, почв, растительного и животного мира) обособленно друг от друга», — сетует P. Штобер [342, 12]. Такова позиция немецких специалистов по хозяйственному праву. Немецкие юристы-экологи видят эту же проблему в другом свете. «С начала 90-х годов... приоритеты общества изменились: ...основной проблемой стала безработица, а экологические проблемы отошли на второй план... Нормативно-правовая база следует этой идее и стремится скорее урезать экологическое законодательство, чем усилить или расширить его», — пишет Г. Люббе-Вольф [141, 89].

B российской научной литературе высказывается позиция, которая косвенным образом получила закрепление в российском экологическом законодательстве. Так, О. И. Крассов полагает, что в выявлении взаимосвязи экологических отношений, регулируемых экологическим правом, и имущественных отношений, которые регулируются гражданским, определяющим является тот факт, что экологические отношения хотя и имеют в определенной мере имущественный характер, однако благодаря ярко выраженной специфике они отличаются от гражданско-правовых [120, 50]. Ha первый взгляд такая позиция заслуживает всяческой поддержки, поскольку специфику объекта экологических отношений понимает всякий юрист-эколог, об этой специфике, TO есть признаках природного объекта, говорилось выше.

Однако выводы, которые делает О. И. Крассов в связи с признанием специфики экологических отношений, никак, на наш взгляд, не согласуются с действительным положением вещей. 0. И. Крассов обращает внимание на то, что вещества, которые оказывают вредное воздействие на окружающую среду, не могут быть, по общему правилу, объектами права собственности иЛи иных вещных прав после того, как они попали в окружающую среду. Речь идет о химических веществах, которые рассеяны или растворены в воздушной или водной среде, о радиоактивных или биологических веществах, о шуме, вибрации и магнитных полях и т. п. Иногда вещества, загрязняющие окружающую среду или оказывающие на нее вредное воздействие, можно обособить и изъять из природной среды, например собрать разлитую на поверхности воды нефть или выброшенные твердые отходы. Однако, как правило, когда указанные вещества попадают в природную среду, их нельзя индивидуализировать, нельзя присвоить. «По это причине они не могут быть объектом вещных или иных прав, вследствие чего не могут находиться в гражданском обороте», — делает вывод профессор Крассов [120, 50—51].

Ha наш взгляд, ошибка О. И. Крассова кроется в необоснованном сужении круга общественных отношений, признаваемых экологическими. B действительности вопрос в том — признавать или не признавать экологическими отношения по использованию природных ресурсов, к которым применимы различные граждан- ско-правовые формы. Мы ответили на этот вопрос утвердительно, включив в сферу эколого-правового регулирования все отношения, сопряженные с воздействием на окружающую среду, в том числе и осуществляемые в гражданско-правовых формах (право собственности на природные ресурсы, их аренда, сервитут). Мы обращаем внимание на гражданско-правовую форму отношений по использованию природных ресурсов в связи с такими их признаками, как имущественный характер, частноправовые основания возникновения. Совокупность перечисленных признаков при наличии важнейшего признака объекта права собственности — овеществленно- сти позволяет рассматривать объекты экологических правоотношений — компоненты природы (землю, недра, воды, животный мир), природные комплексы (леса) одновременно в качестве объектов экологического и гражданского права. Комплексный, гражданско-правовой — по форме, эколого-правовой — по содержанию характер названных отношений обусловлен наличием как эколого-правовых (естественное происхождение, естественная связь с окружающей средой), так и гражданско-правовых (имущественный характер, частноправовые основания возникновения) признаков. Профессор Крассов прав в том, что, действительно, в силу физических свойств многие из объектов экологических отношений не могут обладать признаком овеществленности, например, атмосферный воздух. Отсутствие названного признака у объекта лишает общественное отношение гражданско-правового характера. Это говорит лишь о том, что далеко не все отношения в сфере взаимодействия общества с окружающей средой облечены в гражданско- правовую форму. Опираясь на примеры, используемые профессором Крассовым, мы можем утверждать, что и разлитая нефть и отходы, размещенные в окружающей среде, имеют собственника, который понесет ответственность за загрязнение окружающей среды, если такое размещение отходов или загрязнение окружающей среды, будь то в виде выбросов (сбросов) загрязняющих веществ, либо в виде изъятия из природной среды природных ресурсов), не оплачено в соответствии с установленным лимитом и ставкой экологического налога.

Из приведенного примера видно, что эколого-правовые по содержанию отношения, например по обращению с отходами, могут переходить из области цивилистических (право собственности на отходы) в область административных (установление лимита на размещение отходов), а далее в область налоговых (уплата экологического налога). Основу разграничения экологического и иных отраслей права, например гражданского, составляют различия в характере общественных отношений, регулируемых этими отраслями. Эти различия заложены также в применяемых в этих отраслях принципах. Так, в гражданском праве доминирующее значение имеет свобода волеизъявления субъектов гражданских правоотношений — приоритет частного над публичным, в экологическом праве, безусловно, доминируют публичные интересы по обеспечению благоприятного состояния окружающей среды.

Гражданское законодательство закрепляет принципы недопустимости вмешательства в частные дела, неограниченности нахождения в собственности имущества [52, ст. 2].

Экологическое право имеет своим материальным источником совокупный общественный интерес в сохранении и воспроизводстве объектов окружающей среды, рассматриваемых в качестве необходимого условия существования социума. Ограничить потребительскую психологию общества по отношению к природе возможно, очевидно, только публично-правовыми (императивными) методами [29, 49]. Хозяйственная деятельность, оказывающая воздействие на окружающую среду, в соответствии со ст. 4 Закона Республики Беларусь «Об охране окружающей среды» осуществляется на основе принципов: соблюдения права граждан на благоприятную окружающую среду; научно обоснованного сочетания экологических, экономических и социальных интересов общества; допустимости воздействия хозяйственной деятельности на природную среду с учетом требований в области охраны окружающей среды; обязательности участия в деятельности по охране окружающей среды общественности и др. [272, ст. 4].

Безусловно, в названных принципах превалирует публичный интерес, но заинтересованность общественности в благоприятном состоянии окружающей среды достигается не только усилиями государственной политики в области окружающей среды, но деятельностью лиц, осуществляющих воздействие на окружающую среду в процессе хозяйствования.

Современное право, включая так называемые традиционные отрасли, не может игнорировать взаимосвязь и взаимозависимость, существующую в современном мире, да оно и не игнорирует. Даже в гражданском законодательстве четко прослеживается двойственность подхода к осуществлению гражданских прав: классического господства над вещью в гражданском праве уже не существует. Участники гражданских правоотношений приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своих интересах. При этом ст. 2 ГК устанавливает, что осуществление гражданских прав не должно противоречить общественной пользе и безопасности, наносить вред окружающей среде (принцип приоритета общественных интересов) [52, ст. 2]. Уже одна эта норма позволяет причислить Гражданский кодекс к числу источников экологического права.

Профессор Крассов делает противоположный вывод: «гражданское законодательство не регулирует экологические отношения». Этот вывод он обосновывает ст. 2 ГК Российской Федерации (ей соответствует ст. 1 ГК Республики Беларусь): к имущественным отношениям, основанным на административном или ином властном подчинении одной стороны другой, гражданское законодательство не применяется, если иное не предусмотрено законодательством [120, 52]. Однако согласно ст. 128 ГК Республики Беларусь устанавливается правовое положение земли и других природных ресурсов как объектов недвижимости, а ст. 217 ГК Республики Беларусь к вещным правам лиц, не являющихся собственниками, относит наряду с правом хозяйственного ведения и правом оперативного управления право пожизненного наследуемого владения и право постоянного пользования земельным участком [52], возникающие из такого административного по своему характеру юридического факта, как решение государственного органа о предоставлении земельного участка [85, ст. 24—25]. При этом вещные права лица, не являющегося собственником, защищаются от их нарушения в порядке, предусмотренном статьей 286 ГК [52].

He признавая комплексного характера экологического права, профессор Крассов выделяет природоресурсный блок (а точнее ту его часть, к которой в соответствии с гражданским законодательством применяются нормы о недвижимом имуществе) экологических правоотношений и их правовое регулирование в самостоятельную отрасль, названную им «земельное право (право недвижимости)». Объектом земельного права (права недвижимости) определены «земельные, градостроительные, горные, водные и лесные отношения». Профессор Крассов задается вопросом: «Какова взаимосвязь экологических отношений с перечисленными?» — и отвечает: «Все перечисленные отношения, кроме экологических, регулируются земельным правом (правом недвижимости), включающим в качестве подотраслей градостроительное, горное, водное и лесное право» [120, 53; 117, 45].

Такое отделение природоресурсных отношений от комплекса экологических отношений представляется неприемлемым.

B принципе тесная связь экологического и земельного права в доводах профессора Крассова не отрицается. Более того, признается, что экологическое право, как право охраны окружающей среды, теснейшим образом связано с «земельным правом (правом недвижимости)», что обусловлено единством природы, значением земли как одного из важнейших компонентов окружающей среды. Взаимосвязь «земельного права (права недвижимости)» и экологического права профессор Крассов видит в нормах земельного права, предусматривающих специальные требования по сохранению окружающей среды. B свою очередь экологическое законодательство содержит «многочисленные нормы, как общего, так и специального характера, реализация которых преследует цель обеспечить охрану земель, почв от неблагоприятного антропогенного воздействия». Важнейший аргумент в пользу неразрывной связи природоресурсных и природоохранительных отношений и норм их регулирующих, по мысли О. И. Крассова, состоит в закреплении права граждан на благоприятную окружающую среду, предусматривающего необходимость учета социально-экономической оценки природных ресурсов и планирования мероприятий по охране окружающей среды и природопользованию...» [120, 53—54].

Если связь природоресурсных и природоохранительных отношений такая тесная, если находится множество аргументов в пользу неразрывности этой связи, стоит ли разделять их в теории? Мы делаем акцент на теории, потому что на практике (наша позиция заключается в этом) такое разделение невозможно и вредно для дела.

Следует отметить, что далеко не все российские специалисты в области правовой охраны окружающей среды выносят за рамки правового регулирования нормами экологического права комплекс природоресурсных отношений. В. В. Петров [303, 143—160], M. M. Бринчук рассматривают право природопользования как институт экологического права. Профессор Бринчук также включает в Особенную часть курса «особенности правового режима природных ресурсов»: земель, недр, вод, атмосферного воздуха, растительного и животного мира [21]. Учебники С. А. Боголюбова [17] и О. Л. Дубовик [64] также включают в качестве особенной части курса разделы, посвященные правовому регулированию использования и охраны природных ресурсов.

Итак, главная особенность эколого-правового регулирования заключается в комплексном характере правового воздействия на сферу общественных отношений, определяемых достаточно широко как отношения «по поводу окружающей среды».

Иной трактовки на настоящем этапе развития экологического права быть не может. He стоит опасаться ни столь широко трактуемого предмета, ни комплексного в связи с этим характера экологического права. B ситуации экологической нестабильности стоит опасаться не того, чтобы охватить что-либо «лишнее» эколого-правовым регулированием, а того, чтобы оставить что-либо важное с экологической точки зрения «за бортом» такого регулирования. B юридической литературе отмечается, что экологическое законодательство зачастую «являясь образцом реагирования общества на цивилизованный подход к решению проблем научно-технического прогресса, то забегает вперед, то отстает от требований и пробуксовывает» [16]. Избежать проблемы несоответствия правового регулирования экологических отношений самим этим отношениям должно помочь понимание предмета и сферы эколого-правового регулирования.

Мы изложили различные научные взгляды на предмет экологического права. Очевидно, что при всем различии подходов к определению оптимального круга общественных отношений, включаемых в сферу правового регулирования экологического права, специалисты сходятся в том, что главными признаками, которые позволяют выделять экологические отношения в особую группу, являются: естественное происхождение объекта отношений (природы со всеми ее компонентами), нахождение объекта правоотношения в естественной связи с окружающей средой. Этот взгляд, безусловно, правильный, все же восходит к природоресурсному этапу становления правового регулирования отношений «по поводу окружающей среды». Представляется, что на настоящем этапе развития эколого-правового регулирования этого набора связей уже недостаточно. При определении необходимого набора признаков объекта экологического права в традиционной трактовке ускользает один немаловажный, с нашей точки зрения, нюанс, а именно в какой степени правовое регулирование правоотношения влияет на экологическое состояние объекта правоотношения. Другими словами, преследует ли правовое регулирование достижение эколого-значимых целей?

Для понимания существа проблемы приведем определение природно-антропогенного объекта, данное в новой редакции как российского, так и белорусского Законов «Об охране окружающей среды»: «природный объект, измененный в результате хозяйственной и иной деятельности, и (или) объект, созданный человеком, обладающий свойствами природного объекта и имеющий рекреационное и защитное значение» [272, 273]. Будучи созданными деятельностью человека, природно-антропогенные объекты, например парки, ботанические сады, полезащитные лесонасаждения, не обладают признаком естественного происхождения, но, выполняя рекреационные или защитные функции, они находятся в цепи взаимосвязей естественной природной среды.

Иной пример: Воздушный кодекс в ст. 1 определяет воздушное пространство Республики Беларусь как часть воздушной сферы, расположенной над территорией Республики Беларусь. Однако анализ структуры воздушного пространства, которое в соответствии со ст. 13 Воздушного кодекса включает «зоны, районы и маршруты обслуживания воздушного движения (воздушные трассы, местные воздушные линии), районы аэродромов и аэроузлов, специальные зоны и маршруты полетов воздушных судов, запретные зоны, опасные зоны (районы полигонов, взрывных работ и др.), зоны ограничений полетов воздушных судов и другие элементы структуры воздушного пространства, установленные для осуществления деятельности в воздушном пространстве» [36], показывает, что отношения по использованию воздушного пространства не являются экологическими, поскольку в процессе их осуществления поддержание экологически благополучного состояния окружающей среды (и самого воздушного пространства) как цель правового регулирования не преследуется. Ha это указывает и раскрываемое в ст. 5 Воздушного кодекса содержание отношений, регулируемых законодательством Республики Беларусь в области использования воздушного пространства и авиации: «Законодательство Республики Беларусь в области использования воздушного пространства и авиации регулирует отношения в области использования воздушного пространства Республики Беларусь, отношения, возникающие в связи с деятельностью авиации на территории Республики Беларусь, нахождением воздушных судов Республики Беларусь за пределами ее территории, а также отношения, возникающие в связи с выполнением полетов воздушных судов иностранных государств в воздушном пространстве Республики Беларусь [36, ст. 5]. B российской юридической литературе по аналогичному поводу высказывалось весьма жесткое суждение: «Кодекс назван воздушным совершенно необоснованно. B действительности это Кодекс не воздушный, а воздушно-транспортный, можно сказать авиационный...» [90, 32]. Нельзя не согласиться с подобным замечанием.

Приведенные примеры показывают, что имеет место взаимное влияние права на правоотношение и наоборот. Определить весь спектр отношений, возникающих по поводу взаимодействия общества с окружающей средой, как предмет эколого-правового регулирования, значит определить и совокупность источников права, эту область регулирующих. Необходимый набор связей или признаков, определяющих объект экологического правоотношения как предмет эколого-правового регулирования, представляется в этом случае следующим:

• естественное происхождение объекта правоотношения;

• естественная взаимосвязь объекта правоотношения с окружающей средой;

• правовое регулирование объекта преследует достижение эколого-значимых целей.

Однако «необходимого обществу системного правового упорядочения не произойдет, если законодатель будет исходить только из... общественных отношений, ...игнорируя объект правовой регламентации — человека, являющегося носителем всех общественных отношений, основной производительной силой, высшей биосоциальной ценностью, а также те реальные условия, в которых он живет и действует», — обращает внимание С. Г. Дробязко [62, 14].

Человек — биологическое и социальное существо. B исследуемой нами системе «природа — общество» он — обязательная составляющая каждого элемента этой системы, или как метко определил П. Гуревич — «человек одновременно и материальный объект (биомашина), и неограниченное поле сознания» [56, 60—62]. C этой позиции человек как часть природы должен бытъ признан конечной целью охраны окружающей среды. Без него нет никакого смысла охранять природу и ее богатства. Да и само понятие «природные богатства» суть оценочное с точки зрения полезности тех или иных компонентов природы для удовлетворения потребностей человека. Противоречивое для человека взаимодействие с окружающей средой не может не отражаться на правовом регулировании всей совокупности отношений в области окружающей среды.

Переход в экологической доктрине от охраны природы, как защиты отдельных природных компонентов, к охране окружающей среды и обеспечению экологической безопасности [303, 494], понимаемому как состояние защищенности окружающей среды, жизни и здоровья граждан от вредного воздействия хозяйственной деятельности [272, ст. 1], показывает право не только с традиционной стороны, как устанавливающее правовой статус человека только в качестве субъекта права, но и как призванное определить правовое положение человека, как объекта воздействия со стороны измененной им самим окружающей среды.

Теоретико-правовое обоснование такому явлению в праве дано профессором С. Г. Дробязко. Для обеспечения эффективности правового регулирования очень важно исходить из природы человека, закономерностей проявления и развития его сущности. Однако «сущность человека в правовом регулировании..., — отмечает профессор Дробязко, — глубоко не исследуется». B качестве причин, вызывающих невосприятие идеи о признании человека в качестве объекта правового регулирования, профессор Дробязко называет следующие: во-первых, довлеющий долгие годы марксистский классовый постулат — нет человека вообще, а есть человек в составе определенного класса, социальной группы, вторая причина — теоретико-правового свойства — «восприятие человеческой персоны как субъекта правового отношения, не могущему, конечно, выступать в качестве его объекта». Ha взгляд профессора Дробязко, имеет место отождествление понятий «субъект права» и «субъект правоотношения». Вне всякого сомнения, человек в современную эпоху не может быть объектом правового отношения; он всегда субъект. Ho в праве и правовом регулировании он — объект. Именно на него, на его природу, на его сознание, на его поведение как носителя всех общественных отношений направлено право. «Объект правового регулирования не ограничивается только человеком как таковым, — подчеркивает профессор Дробязко, — он включает в себя не только юридические, но и все иные реальные условия, в которых человек живет и действует» [62, 14—20].

Рассмотрение человека в качестве объекта правовой регламентации наряду с иными традиционными для права объектами в теоретико-правовом плане позволяет воспринимать в единстве предмет, сферу и объект правового регулирования. Объект экологического права как права окружающей среды обретает черты, которые с большой степенью вероятности позволяют установить основные направления в правотворчестве и придать устанавливаемым нормам истинное содержание, вызываемое реальными потребностями индивида на пути устойчивого развития общества. Рассматривая человека в качестве объекта правового воздействия, мы должны исходить из того, что цель правового регулирования достигается настолько, насколько адекватно оно отражает сущность сложившихся общественных отношений. Коренной причиной, по которой B эколого-правовом регулировании человек рассматривается в качестве объекта права, является воздействие измененной хозяйственной деятельностью окружающей среды на самого человека и необходимостью в связи с этим охраны его жизни, здоровья и в целом генофонда настоящего и будущих поколений. Качество же правовой регламентации зависит от того, насколько общество осознало потребность в таком регулировании.

Следует сказать, что рассматриваемый подход если и отражен в экологическом праве, то лишь опосредованно. Так, определение благоприятной окружающей среды в Законе «Об охране окружающей среды» основано на признаке устойчивого функционирования естественных экологических систем. B норме отсутствует коренная, с нашей точки зрения, идея о том, для кого окружающая среда благоприятна либо нет — о человеке. Такую формулировку вряд ли можно признать удачной. Понятие «экологическая безопасность» рассматривается как «состояние защищенности окружающей среды, жизни и здоровья граждан от возможного вредного воздействия хозяйственной и иной деятельности, чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера». При этом названное «состояние защищенности» раскрывается в законе посредством системы нормирования в области окружающей среды [272, ст. 18—26]. B соответствии со ст. 20. Закона «Об охране окружающей среды» нормативы качества окружающей среды устанавливаются на уровне, обеспечивающем экологическую безопасность, и применяются для оценки состояния окружающей среды и нормирования допустимого воздействия на нее. И если в 80—90-е гг. XX в., то есть до и сразу после принятия законов, как белорусского «Об охране окружающей среды», так и российского и украинского «Об охране окружающей природной среды», еще дискуссировали относительно правильности формулировки «здоровая» либо «благоприятная» окружающая среда [28, 337, 91], то в настоящее время признано, что право на здоровую окружающую среду является «своеобразным ядром права на благоприятную окружающую среду — его наиболее успешно реализуемой частью» [27, 86].

Окружающая среда — это сложный природно-социальный комплекс, из чего следует, что признаки ее качественного состояния — нормативы устанавливаются как на качество природных компонентов (в экологическом законодательстве), так и на «защищенность жизни и здоровья граждан от вредного воздействия окружающей среды» — в ином, так называемом социальном законодательстве. K социальным нормам, в частности, относятся правила, которые содержатся в градостроительном законодательстве, в законодательстве, обеспечивающем санитарно-эпиде- мическое благополучие населения. B юридической литературе исследовалась проблема применения экологических критериев к оценке благоприятности окружающей среды для человека [27]. Речь идет о применении используемых в естественной экологии методик оценок здоровья среды. Под «здоровьем среды» в специальных исследованиях понимается такое ее состояние, которое необходимо для обеспечения здоровья человека и других видов живых существ [27, 87\\. Оценка состояния живых организмов дает информацию о состоянии среды и ее благополучии, то есть пригодности для существования человека. По существу, оценка здоровья среды есть не что иное, как опосредованная, косвенная, но при этом — достаточно достоверная характеристика здоровья человека. Это утверждение базируется на том факте, что человек есть часть живой природы, нарушения в которой прямо отражаются на системе жизнеобеспечения человеческого организма. Естественно-экологические исследования могут быть использованы, — отмечает M. И. Васильева, — «не только в качестве иллюстрации состояния самих природных объектов, но — что важно для характеристики воздействия окружающей среды на человека» [27, S5].

Мы уже обращали внимание на то, что в законодательстве об охране окружающей среды человек как объект правовой охраны не рассматривается непосредственно. Ho это не означает, что объективно, то есть по причине во многом неудовлетворительного состояния окружающей среды, человек не является объектом правовой регламентации в законодательстве об охране окружающей среды. Преамбула Закона «Об охране окружающей среды» устанавливает, что охрана окружающей среды является неотъемлемым условием обеспечения экологической безопасности, устойчивого экономического и социального развития общества [272].

Наделение граждан правами в области охраны окружающей среды лишь подтверждает верность такого, качественно иного подхода к правовому положению человека в отношениях по поводу окружающей среды. B традиционной трактовке экологической доктрины правила охраны обращены на природные компоненты и комплексы, поскольку природа рассматривается в качестве объекта использования и охраны. Законодательство об охране окружающей среды формулирует требования, «обращенные к источникам вредного воздействия на природную среду и здоровье человека» [303, 85]. Только при таком понимании сущности экологической доктрины есть потребность в самостоятельном эколого-правовом статусе граждан, включающем не только конституционное право на благоприятную окружающую среду, но и ряд обеспечительных прав, предоставляемых с целью его защиты, как неотъемлемого права.

1.3.2.