§ 2. Показатели экономической эффективности норм права: теоретико-прикладной подход

В научной литературе обычно показатели применяются в значении кри­териев, без учета их содержания. Для показателя в нашем понимании больше подходит значение «характерное», «типичное».

т. е. проявляют ее.

Очевидно, что сложившаяся на сегодня ситуация в экономико-правовой сфере нашего государства требует теоретического выявления и практического применения таких показателей. Вместе с тем препятствием на пути их установ­ления прежде всего является неопределенность общественных отношений (см. подробно § 1 гл. 1 диссертации). Здесь же отметим, что в России реализу­

ется своеобразная модель экономики, которая во многом скопирована с модели предельно либерального рыночного регулирования.

Однако эта модель практически малопригодна для экономических рывков

и инновационных прорывов, так как выстроена для уровня мелкотоварного

производства, которого в РФ практически не существует. Своеобразие этой мо­дели в российской действительности отягощено смешением частных предприя­тий, глубоко монополизированных производств и предприятий государствен­ного сектора в его старой модификации для целых отраслей и сфер.

Таким образом, как отмечается в литературе, в России налицо парадок­сальное смешение всех видов производственных отношений. Это обстоятель­ство должно учитываться при формировании системы государственного регу­лирования экономики. Нам следует отказаться от единой модели планирования и перейти к модели стратегического и индикативного планирования, что наиболее оптимально для разных производственных отношений, которые от­нюдь не стремятся к общему знаменателю¹.

Нужно также отметить, что из-за неразвитости, а порой и отсутствия важнейших рыночных институтов механизм рыночного регулирования реально утвердился в сфере зрелищ, пищевой и легкой промышленности, но и там в значительной мере присутствуют государственные ресурсы и финансы.

Классические рыночные институты из-за разности потенциалов неодно­родных производственных, а следовательно, в целом общественных отношений иногда просто не встраиваются в современную экономику России. Отсюда по­пытки некоторых отечественных исследователей придать этим классическим институтам «новый дизайн».

С одной стороны, это кажется целесообразным, например, когда речь идет о публично-правовых институтах, регулирующих экономические отноше­ния. Так, А. В. Кашанин и С. В. Третьяков, вводя понятие «дизайн публично­правовых институтов», справедливо полагают, что такие институты «опреде-

Экономические парадоксы или парадоксальная экономика? С. 65.

ляются всецело сознательной волей законодателя», когда он не связан необхо­димостью ориентироваться на «какие-либо социальные практики». Кроме того, как отмечают эти авторы, «подобные публично-правовые предписания, впле­тенные в ткань регулирования экономических отношений, изменяют зачастую характер этих отношений. Налоговые, таможенные, валютные ограничения в состоянии сделать целые категории экономических операций бессмысленны­ми или противозаконными. Таким образом, социальные практики в некоторых случаях не только не предопределяют содержание правовых институтов, а наоборот, видоизменяются под действием последних»^[106].

С другой стороны, само понятие «дизайн правовых институтов», а тем более действие таковых весьма условны. Дизайн - это форма, своеобразное украшательство с элементами эргономики. Даже если такой дизайн будет идти от «социальных практик», а не от воли законодателя, то экономико-правовые нормы, эффективность которых следует определить, мало что от этого приоб­ретут, так как их содержание не изменится. В связи с этим сразу же появляется правовая проблема - как отличить «характер» такого института от его «содер­жания» .

«Украшательство» правовой норме не поможет, если нет четкой опреде­ленности в оценке уровня развития производственных отношений. Это напря­мую касается корпоративных производственных отношений, которые доско­нально изучены с точки зрения финансовых взаимосвязей. Но это лишь вер­шина айсберга, основание которого по-прежнему находится вне поля зрения отечественных исследователей. Это, несомненно, дает сбой в правовом регу­лировании и в «правовом быту»^[107] в целом (поясним, что здесь уместно приме­нить термин «социальная практика»).

Известно, что преступность в стране все более приобретает ярко выра­женную корыстную направленность. Процедуры банкротства, кредитования

и возврата долгов, слияние, поглощение и ликвидация хозяйствующих субъек­тов, инвестиционная деятельность и т. д., т. е. все то, что напрямую связано с корпоративными производственными отношениями, фактически реализуется в стране вне рамок анализа законодателем специфики этих производственных отношений. Использование бланкетных норм стало для него здесь правилом. Например, чтобы обеспечить соблюдение при рассмотрении корпоративных преступлений ст. 73 УПК РФ, «необходимо найти и руководствоваться различ­ными корпоративными правовыми актами» (например, Федеральным законом от 8 августа 2001 г. № 129-73 «О государственный регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», а не только уголовным и уголовно­процессуальным законодательством).

В свою очередь обращение к нормам других отраслей права создает ряд проблем, которые обусловлены большим объемом нормативных актов некри­минального цикла; их несогласованностью между собой и с уголовным зако­нодательством; пробелами, неясностями и несовершенством самого уголовно­го законодательства»¹. Все это приводит к уходу преступников от ответствен­ности, так как на 98 % корпоративные отношения регулируются нормами

гражданского, предпринимательского, коммерческого, налогового, админи­стративного права. В частности, распространение рейдерских поглощений хо­зяйствующих субъектов и их активов стало привычным в правовом быту яв­лением, но с точки зрения уголовно-правовой ответственности - фактически безрезультативным.

А. Федоров справедливо полагает, что это происходит от непонимания специфики корпоративных и производственных отношений. Например, он от­мечает, что в Федеральном законе от 22 апреля 1996 г. № 39-73 «О рынке цен­ных бумаг» вплоть до внесения в него 28 декабря 2002 г. изменений отсутство­вал термин «проспект ценных бумаг» (документ, который содержит полноцен-

Федоров А. Юридическая экспертиза проектов нормативных правовых актов как направле­ние повышения эффективности комплексного межотраслевого противодействия преступно- сти//Право и экономика. 2012. № 10. С. 53.

ную информацию об эмитенте, т. е. о его финансовом состоянии, размещении эмиссионных ценных бумаг и т. д.). Но эти изменения в Законе в течение 7 лет не учитывались в ст. 185 УК РФ. Результат - крайне редкое применение ст. 185 УК РФ (в год по ней квалифицируется не более шести преступлений). В то же время количество рейдерских захватов с использованием механизма незакон­ной дополнительной эмиссии с целью «размывания» контрольного пакета ак­ций ежегодно исчисляется сотнями¹.

В 2010 г. в Уголовный кодекс были включены ст. 170.1 «Фальсификация

единого государственного реестра юридических лиц, реестра владельцев цен­ных бумаг или системы депозитарного учета» и ст. 285.3 «Внесение в единый государственный реестр заведомо недостоверных сведений». Однако для су­дейского корпуса генезис корпоративных преступлений остается неясным или неявным. Проследить всю цепочку преступных действий в сфере корпоратив­ных производственных отношений, когда структура их не определена, доста­точно сложно. Таким образом, несовершенство законодательства отходит на второй план по сравнению с несовершенством разрешения правоведами теоре­тических вопросов.

В связи с этим М. Ю. Осипов аргументированно отнес к числу связанных с правотворчеством субъективных факторов, влияющих на эффективность пра­вовых норм, уровень правосознания субъектов правотворчества, в особенности знание ими правовых процессов в правовой системе страны, особенностей пра­вовой системы той или иной страны и т.

На этот факт обращают внимание также А. В. Кашанин и С. В. Третьяков, справедливо полагая, что «ослабление связи между содержанием правового ре-

Федоров А. Юридическая экспертиза проектов нормативных правовых актов как направле­ние повышения эффективности комплексного межотраслевого противодействия преступно­сти. С. 55.

Осипов М. Ю. Эффективность правотворчества, реализация права и правоприменения: по­нятие и соотношение//Правоведение. 2011. № 1. С.87.

гулирования и господствующими общественными отношениями может приве­сти к возрастанию роли политически мотивированного фактора в генезисе пра­вовых преступлений»¹. Они отмечают, что выявленные корреляции пока не коснулись эффективности правовых предписаний.

Я. В. Гайворонская выделяет шесть групп факторов (условий), при нали­чии которых будут достигаться цели правовых норм и правовых актов: 1) эко­номические факторы, 2) материально-технические факторы, 3) организацион­ные факторы, 4) информационные факторы, 5) идеологические факторы, б) юридические факторы. К последней группе факторов, как наиболее важной, она относит «детально прописанный в законодательстве механизм реализации тех или иных норм, наличие четко прописанной процедуры осуществления конкретных прав и обязанностей, обеспеченность всех нормативных требова­ний юридическими санкциями»¹. Здесь, однако, обращает на себя внимание близость первой и второй групп факторов, которые едва ли нуждаются в раз­граничении, поскольку их содержание и действие носят общий и тождествен­ный характер.

Экономическая эффективность правовых норм напрямую зависит и от воспринимающего субъекта. Но в современной России довольно остро стоит такая проблема, как рассогласование между необходимостью правового воз­действия и способностью (возможностью) адресатов правовых норм их воспри­нимать.

В последние годы наблюдается беспрецедентная смена правовых регуля­торов, прежде всего в плане централизации и децентрализации у правления, т. е.

в процессе общественного развития «меняются циклы и границы правового ре­гулирования». Бесконечно вносятся изменения в нормативные правовые акты, что «раскачивает» их стабильность. В. М. Лебедев отмечал, что «за 15 лет с момента принятия действующего УК РФ в него было внесено более 3 ОСЮ из-

¹ Правовые акты: оценка последствий. С. 13.

^; Гайворонская Я. В. Современная модель эффективности правовых актов. С. 82.

Тихомиров Ю.А. Эффективность закона и мониторинг: лекция. М., 2011. С. 12.

менений и дополнений. Новые поправки вносятся в уголовный закон бесси­стемно и с многочисленными нарушениями»¹.

Внесение в закон поправок - объективный процесс, но реализуют его субъекты, возможности которых анализировать поток правовой информации весьма ограничены. Ведь изменяется не только содержание экономико­правовой нормы, но и уровни, формы регулирования отношений, что каче­ственным образом изменяет соотношение между нормами частного и публич­ного права. В теоретическом плане проблема нестабильности законодательства, на наш взгляд, еще далека от решения. Например, Ю. Г. Арзамасов и Я. Е. На­конечный, исследуя концепцию мониторинга нормативных правовых актов, приходят к некорректному выводу о том, что в РФ используется смешанный способ организации такого мониторинга, в отличие от централизованного и де­централизованного. Они пишут, что «смешанный способ организации монито­ринга нормативно-правовых актов предполагает наделение соответствующими

полномочиями определенных субъектов (органов государственной власти, учреждений, организации и т. д.) на постоянной основе, а также возможность проведения мониторинговых исследований иными органами, учреждениями и комиссиями по поручению последних или в рамках своей компетенции»². Это, по нашему мнению, не смешанный способ организации мониторинга, а один из видов мониторинга централизованного, так как здесь отсутствуют бизнес- мониторинг (со стороны бизнеса) и общественный мониторинг. Параметры «по

поручению государственного органа» и в «рамках компетенции» подтверждают

наш вывод.

Проблема состоит и в том, что объем правовой информации в РФ посто­янно растет. Так, по данным информационно-правовой системы «Консультант- Плюс», например, объем ТК РФ составляет 683 КБ (КЗоТ РСФСР - 163 КБ); ГК

Цит. по: Федоров А. Юридическая экспертиза проектов нормативных правовых актов как направление повышения эффективности комплексного межотраслевого противодействия преступности. С. 58.

² Арзамасов Ю. Г., Наконечный Я. Е. Концепция мониторинга нормативных правовых актов. М., 2011.С. 28.

РФ - 157 КБ (ГК РСФСР - 317 КБ). Совокупный объем всех кодифицирован­ных источников достигает 6728 КБ, или около 2800 страниц печатного текста издательского стандарта. Аналогичный набор в СССР укладывался в 1078 КБ. или в 449 страниц. Разумеется, даже человек, находящийся в целевой для вос­приятия определенных правовых норм группе, такой объем освоить не в состо­янии. А это прямой путь к коррупции. Мы согласны с С. Г. Воронцовым в том. что эффективность механизма правового регулирования можно оценить, только рассматривая право как «процесс массовой коммуникации, имеющий конкрет­ные информационно-типические характеристики»^[108]. Но это только одна сторона проблемы, связанной с эффективностью норм права. Другая кроется в пропуск­ной способности СМИ, в которых печатаются нормативные правовые акты, а конкретнее - в доступности их для субъекта права. С. Г. Воронцов, про­ведя тщательный анализ, доказал, что они доступны только для 0,2 % жителей страны^[109].

Теперь рассмотрим некоторые теоретические аспекты экономической эффективности правовых норм и в первую очередь попытаемся определить сферу реализации правовых норм, регулирующих экономику.

Авторы монографии «Экономические парадоксы или парадоксальная экономика?» рассматривают предмет правового регулирования в широком и узком смысле: наиболее широко - как устойчивое социально-экономическое развитие, обеспечивающее национальную и экономическую безопасность, и более узко - «ценой каких потерь и издержек (экологических, демографиче­ских, природно-ресурсных, социальных и т. д.) достигается увеличение ВВП (ВРП)^[110].

С точки зрения Р. Познера, эффективность закона, регулирующего эко­номические отношения, проявляется, когда «законодательство не диктует фак­тические действия участников той или иной коллизии, а лишь фиксирует под­

крепленные законом права участников, оставляя им возможность искать дого­воренности на основе признания этих прав. Все это вместе взятое обеспечивает экономический рост и социальную справедливость, т. е. максимизируется со­стояние общества»^[111].

Это определение направленности воздействия права в сфере экономики было бы вполне убедительно, если бы логично и всеобъемлюще устанавлива­лись права, которые закон должен только фиксировать, но не определять. Но кто выступает в роли определителя этих прав?

А. А. Алпатов верно утверждает, что «роль права как регулятора миними­зируется при условии, если права собственников точно специфицированы, и его авторитет как охранителя высок в глазах гражданского общества»^[112]. Ряд ученых усматривают суть экономической эффективности правовых норм в «обеспече­нии обратных связей в реализации экономической политики»^[113].

М. Ю. Осипов трактует эффективность правовых норм как эффектив­ность правотворчества, эффективность правового регулирования, эффектив­ность реализации права. При этом он анализирует все три компонента эффек­тивности с точки зрения формальной и социальной определенности и выводит методологически выверенное отличие методики исследования эффективности

этих компонентов.

Он полагает, что под эффективностью правового регулирования понима­ется соотношение между реально достигнутым и потенциально возможным ре­зультатом осуществления функции правового регулирования. Эффективность же правотворчества - это соотношение между целью и фактическим результа­том правотворчества (предполагаемым результатом). Эффективность реализа­

ции правовых норм означает «сам эффект данного явления, т. е. наименьший

результат, который возникает также в связи с взаимодействием с другими явле­ниями правовой действительности. Причем эффективность реализации норм права невозможна «без анализа той цели, ради которой эта реализация осу­ществляется» ¹.

Вместе с тем отдельные определения М. Ю. Осипова вызывают некото­рое сомнение. К примеру, он считает, что эффективность процесса правотвор­чества есть «функция времени от эффективности того или иного правотворче­ского акта, поскольку сам процесс правотворчества в действительности пред­ставляет собой так называемый пучок правотворческих потоков, направленных

на принятие, изменение или отмену норм права, и вносит определенные изме­нения в систему правового регулирования общественных отношений»². Однако у времени нет функций, так как оно есть атрибут материи, в том числе право­вой, т. е. материи без времени не бывает. Кроме того, определять эффектив- ность чего-либо через понятие «эффективность» нелогично.

Далее М. Ю. Осипов, оценивая эффективность реализации правовых норм, пишет, что при этом необходимо «ответить на вопрос, насколько реали­зация норм права способствует реализации законных интересов субъекта пра­ва»³. Отметим, что законные интересы сами по себе не могут привести к эффек­тивности правовой нормы, так как их содержание может расходиться с законо­мерностями экономического развития.

Нам представляется, что фрагментарный подход к определению предмета экономической эффективности правовых норм - эффективность нормотворче­ства, эффективность правоприменения и реализации права - уводит в сторону от решения вопроса об эффективности правовой нормы. При таком анализе ни­каких новых системных показателей не возникает, и всегда можно сослаться на

Осипов М. Ю. Эффективность правотворчества, реализация права и правоприменения: по­нятие и соотношение. С. 83-85.

² Там же. С. 84.

Т ам же. С. 85.

сбой в том или ином фрагменте, в целом продолжая реализовать неэффектив­ную по своим показателям норму.

Например, в научной литературе сейчас широко используется понятие публично-правовой нормы, которая, очевидно, в содержательном плане должна являть собой баланс частных и публичных интересов. Но насколько эффектив­но вводить подобные понятия в «правовую ткань» (С. С. Алексеев), которая находится на такой стадии общественного развития, когда публичные интересы явно превалируют, а частные в связи с неразвитостью большинства институтов гр а ждане ко г о общества часто ассоциируются с криминальными отношениями? На это особо обращает внимание Г. А. Гаджиев, подчеркивая, что гражданское право сформировалось на базе внутренне выверенной логики. «Одна из базовых конструкций логики - правило последовательной дихотомии, в соответствии с которым право может быть либо публичным, либо частным. Соответственно субъекты гражданского права являются либо юридическими лицами, либо фи­зическими. Иного не дано»¹.

Г. А. Гаджиев объясняет генезис многих появившихся в последнее время в РФ публично-правовых образований известной слабостью частноправовых институтов. Он полагает, что классическая дихотомия гражданского права те­перь подвергается изменению, но насколько это оправданно, не может опреде­лить никто. При таком подходе юридические лица должны быть подразделены на две категории: юридические лица публичного права и юридические лица частного права. О какой эффективности этих экономико-правовых институтов можно говорить, если, к примеру, при определении эффективности норм права, регулирующих хозяйственную деятельность Православной церкви, выясняется, что это не юридическое лицо, а публично-частное правовое образование? Сле­довательно, и собственность такого лица тоже должна быть публично-частной, что представляется правовой аномалией.

Гаджиев Г. А. Экономическая эффективность, правовая этика и доверие к государству. С. 12.

Очертив в самом общем виде предмет экономической эффективности правовых норм, определим некоторые условия эффективности их действия.

Важность изучения этого вопроса отмечают многие исследователи. Например. Ж. Б. Иванова и Е. Ф. Касперских, анализируя проблемы правовой регламентации малого предпринимательства, отмечают, что эффективность за­конодательства о малом и среднем предпринимательстве повысится, если будет решена проблема условий предпринимательской деятельности в части миними­зации административных барьеров. Они верно считают, что необходимо «сни­жать количество проверок... регулировать расценки на государственные плат­ные услуги ...снижать административные барьеры развития производства»¹. Очевидно, что административные барьеры - проблема исключительно пра­вовой регламентации, и именно в руках законодателя находится ключ от ее

решения.

Здесь следует согласиться с С. А. Курочкиным, который под условиями эффективности действия правовой нормы понимает саму норму (ее качество), деятельность правоприменительных органов, особенности правосознания и по­ведения субъектов права в их постоянном взаимодействии.

Правовая норма - это системное явление, а «в теории систем под эффек­тивностью понимаются полнота и качество достижения стоящей перед систе­мой цели»¹. Отметим, что исследователь впервые в отечественном правоведе­нии говорит не о качестве нормы как таковой, а о качестве достижения цели,

закрепленной в данной норме. Качество достижения цели и представляет, на наш взгляд, экономически эффективный путь реализации правовой нормы.

С. А. Курочкин не поддерживает мнение, высказанное в свое время И. Я. Дюрягиным, который полагал, что правовую эффективность необходимо

Иванова Ж. Б., Касперских Е. Ф. Проблемы правового регулирования государственной имущественной поддержки субъектов малого и среднего предпринимательства // Рос. юсти­ция. 2013. № 8. С. 48.

¹ Курочкин С. А. Об эффективности норм гражданского процессуального права // Журн. рос. права. 2012. №4. С. 26.

считать следствием деятельности, опосредованной правом^[114]. Автор считает бо­лее аргументированной точку зрения В. И. Никитинского и И. С. Самощенко, рассматривавших результат действия права как регулятора общественных от- ношений не просто как поведение субъектов права, а как системное явление, активно вбирающее в себя внешнесистемные элементы, создаваемые в про­цессе регулирования правом деятельности людей и их коллективов; состояние

(изменение состояния) ценностей и благ, лежащих в основе охраняемых (до­пускаемых) правом интересов общества, коллектива, личности; уровень за­конности в той или иной сфере общественной жизни и т. д.^[115]

С. А. Курочкин справедливо отмечает, что это не результат действия пра­ва, а системный итог деятельности людей, на волю и сознание которых помимо

прочих факторов было оказано правовое воздействие. Следовательно, эффек­тивным правовое воздействие будет тогда, когда все внутри- и внешнесистем­ные элементы взаимодействуют друг с другом таким образом, что конфликт­ность действий, интересов, ценностей, событий, объективно присутствующих в правовом быту, не выходит за пределы, наносящие ущерб обществу, государ­ству, личности, создавая баланс их совокупного интереса. Ранее мы уже писа­ли, что бизнес не может быть реализован вне интересов государства и обще­ства, а потребитель, в свою очередь, не может реализовать свои интересы вне

интересов предпринимателей.

Наконец, экономическую эффективность правовых норм невозможно определить без помощи специфических индикаторов.

Свое мнение о том, что экономический анализ права далек от совершен­ства, мы уже обосновывали, но вынуждены снова обратиться к этому вопросу в связи с определением индикаторов экономической эффективности правовых

норм.

Так, представитель школы экономического анализа права К. Э. Янов­ский полагает, что «только экономика с наибольшим успехом может претен­довать на роль рамочной дисциплины, координирующей междисциплинарные исследования с участием политологов, социологов, психологов и юристов»¹. Ведь экономическая теория исходит из индивидуализма в противовес классо­вому подходу, который народ зачастую воспринимает как общественный. При этом, как утверждает автор, экономисты основываются не только на призыве к обогащению. Что уж говорить об обогащении и в целом об экономическом анализе права, когда они замахиваются даже на экономический анализ мора­ли. Так, К. Э. Яновский пишет: «Экономический анализ базовых моральных норм представляется... не просто важным дополнением к экономическому анализу права и политики, но, скорее, фундаментом этих направлений эконо­мической науки»². В целом же он делает вывод, что по сравнению с экономи­стами все другие «обществоведы выглядят гораздо хуже», т. е. ведет речь об обратном воздействии экономики на право, что не может являться абсолютно

доказанным и правомерным.

Создание необходимых рыночных институтов требует анализа историче­ски сложившейся специфики общественных отношений. Поэтому, как полагает Д. Норт, экономические институты в конечном счете должны опираться на по­литические институты. И что здесь является первичным - это вопрос вопросов. Тем не менее Д. Норт, рассуждая об эффективности права в долговременном плане, полагает, что «помимо того, что каждый рынок продукции и факторов производства нуждается в различных конкретных ограничениях, создающих для игроков необходимую структуру стимулов, экономические изменения тре­буют постоянного корректирования институциональной структуры с целью со­хранения эффективности». А это, безусловно, вопрос действия государства

Яновский К. Э. Несколько примеров методологии, или «экономистам не в чем каяться!» С. 125.

² Там же. С. 133.

³ Норт Д. Понимание процесса экономических изменений / пер. с англ. К. Мартынова, Н. Эй­дельмана. М., 2010. С. 171.

и права. Как отмечает Д. Норт, упование на то, что наличие эффективного пра­ва собственности решит все проблемы, оказалось несостоятельным.

В то же время правовые институты оказались более мобильными с точки зрения экономической эффективности, чем классические экономические ин­ституты.

Так, А. В. Кашанин и С. В. Третьяков обоснованно считают, что для пра­вовой активизации, т. е. активного преобразования существующих практик,

право не может восприниматься в привычном понимании только как отражение

общественно-экономической реальности. Ведь задача права - трансформация этой реальности. Другими словами, право, преобразующее действительность, само выражает объективное познание закономерности общества и «преобразует базис исходя из его собственных закономерностей»^[116]. В связи с этим потенциал права не может быть задействован максимально эффективно. Авторы предосте­регают от автоматического копирования юридической наукой методов и теоре­тических моделей, разработанных в рамках экономических наук, хотя и не от­рицают возможность использования этих методов и моделей для анализа от­дельных сфер правовой действительности.

Эффективность сейчас «по существу сводится к технологии реализации цели закона (причем только к юридическим аспектам этой технологии - ком­плексу „мероприятий" правоприменительных и правоохранительных органов), даже без постановки вопроса об оценке соответствующей нормы права»².

О невозможности реализации некоторых нормативных правовых актов пишет В. Л. Тамбовцев. Он справедливо полагает, что осуществимость, к при­меру, судебного решения, обычно достаточно высока, так как суд не примет та­кое решение, которое невозможно реализовать экономически. Что же касается законов, принимаемых парламентом, то «проблема осуществимости принимае­мого нормативного акта как бы отходит на второй план, поскольку исполнение законов „по определению", является прерогативой другой ветви власти... Тем

Правовые акты: оценка последствий. С. 16.

Там же. С. 10.

самым анализ осуществимости нормативного акта становится важнейшим направлением экономического анализа права в странах с кодифицированной юридической системой, где судебная власть не рассматривается как правосо­здающая »\'.

Однако какими должны быть показатели оценки нормативных правовых актов: экономическими или юридическими?

А. В. Кашанин и С. В. Третьяков полагают, что юристы стали использо­вать при таком анализе критерии, вырабатываемые экономистами^{1 [117]. В свою оче­редь В. Л. Тамбовцев считает, что базовой предпосылкой для использования экономического подхода к исследованию правовых феноменов служит допу­щение. что люди, действующие в рамках правовой системы, совершают дей­ствия. максимизирующие их функции полезности, т. е. ведут себя как рацио­нальные максимизаторы. Тем самым предполагается, что стороны договоров, включая нарушителей их условий, судьи и адвокаты, воры и другие преступни­ки действуют по отношению к правовой системе как разумные индивиды, стремящиеся максимизировать уровень удовлетворения своих потребностей[118] [119].}

В экономике ключевым показателем является соотношение результата и издержек (затрат) на его получение. С. А. Курочкин также пишет, что эффек­тивность системы правовых норм рассматривается «как их свойство как право­вого средства, определяющееся сопоставлением достигнутого результата воз­действия и затрат на его получение»³.

Сторонниками такого подхода являются В. И. Никитинский, Н. С. Само­щенко, Л. С. Лвич, А. С. Пашков.

В юридической науке предложена следующая формула для вычисления эффективности правовой нормы:

С = (А-В)/К,

где С - показатель эффективности правовой нормы,

А - р езультат действия нормы,

В - первоначальное состояние,

К - произведенные затраты^[120] .

При этом ее авторы полагают, что здесь важны также «социальная цен­ность, полезность полученного результата». Тогда почему этот показатель от­сутствует в формуле? Если быть математически точным, то формула должна быть другой:

С = (А - В)/(К + М),

где С - показатель эффективности правовой нормы,

А - р езультат действия нормы,

В - первоначальное состояние экономической действительности,

К - произведенные затраты,

М - социальная ценность результата.

«Социальную ценность, полезность результата как раз характеризует со­отношение его экономической составляющей с величиной произведенных за­трат. Сравнение должно производиться для сопоставимых показателей. Таким образом, основу для оценки эффективности действия правовой нормы состав­ляет не абсолютная ценность полученного результата и не абсолютная величи­на произведенных затрат, а их соотношение^[121] .

М. Ю. Осипов, исследуя эффективность правотворчества, реализации права и правоприменения, предлагает более простую формулу для оценки фор­мальной эффективности реализуемых норм права. «Для этого, - пишет он, - необходимо разделить число случаев, когда норма права не была реализована, на общее число рассмотренных случаев и полученный результат вычесть из единицы:

Э реал, права ^— 1 ^— Ni/Qi,

где Э реал, права - эффективность реализации норм права;

Ni - число случаев, когда норма права не была реализована;

Qi - общее число проанализированных случаев;

1 - заданная норма права».^[122]

М. Ю. Осипов, разумеется, рассуждает и о социальной эффективности ре­ализации норм права и вполне аргументированно полагает, что методика здесь гораздо более сложная, чем при оценке формальной эффективности реализации норм права, так как в этом случае надо анализировать и пользу, приносимую обществу данной нормой права, и вред, если она не была реализована. Он дела­ет вывод, что «поскольку максимально возможный эффект состоит в наличии максимальной пользы и отсутствии всякого вреда, социальная эффективность реализации норм права будет определяться по формуле:

Соц. Э реал, права = (U-D)/Um a x ,

где U - польза, принесенная обществу реализацией норм права;

D - вред, причиненный обществу реализацией норм права;

U_max - та максимальная польза, которая могла бы быть принесена в ре­зультате реализации норм права^[123].

Можно ли считать все приведенное применением экономических крите­риев при определении эффективности действия правовой нормы? Даже эконо­мисты-математики не выражают оптимизма по вопросу вычислении пользы, вреда, социальной ценности результата реализации права. Единственное, что можно вычислить достоверно, - затраты, произведенные для получения этого результата (достижения цели).

Упрощенные способы определения реальности, к сожалению, не способ­ны упростить саму реальность. И эффективность в экономике и праве суть раз­ные понятия. Эффективность в праве воспринимается как оболочка для прояв­ления его эффективности в разных сферах деятельности общества, в том числе экономической.

Эффективность в праве - это баланс интересов всех и каждого, это воз­можность выбора действий при минимизации вреда для любого субъекта права. Эффективность в праве - это внутренне (содержательно) и внешне (с точки зрения формы) логичная система, позволяющая реализовать правомерные ин­тересы.

Экономический подход к оценке эффективности действия правовых норм - один из многих способов проверки их жизнеспособности и способно­сти прогнозировать результат и способы его достижения. Так, Т. Я. Хабриева пишет, что «основным принципом оценки эффективности правовой нормы яв­ляется не столько социальный эффект данной нормы, сколько удовлетворение частного интереса, присутствующего в правовых формах, используемых для достижения социальной цели»^[124]. Она также полагает, что «нормативно- правовой акт соответствует критерию полезности, если он улучшает положе­ние хотя бы одного субъекта частного права»^[125]. С таким подходом к решению

данного вопроса трудно согласиться по следующим основаниям.

Во-первых, частный интерес не может присутствовать в правовой норме. Он присутствует в сознании субъекта экономической деятельности. Правовая

норма устанавливает рамки его реализации.

Во-вторых, если правовые нормы удовлетворяют интерес только одного субъекта частного права, скажем, предпринимателя, то это прямой путь к неза­конной монополизации и незаконной конкуренции, которые с точки зрения классической рыночной экономики являются главными негативными институ­тами, не позволяющими ей эффективно развиваться.

Однако что такое экономическая эффективность правовых норм?

Полагаем, что для ответа на этот вопрос крайне важно уточнить факторы, определяющие экономическую эффективность правовых норм. По нашему

мнению, к ним относятся:

1) человеческий капитал как сложное явление, предполагающее наличие множества субъектов, нацеленных на производство и потребление продукции достойного качества, без которых он (капитал) не может способствовать разви­тию рыночных отношений;

2) знания и информационная свобода тех, кто на законодательном уровне и на уровне экономической действительности способен создать новые эконо­мические институты в рамках эффективно действующего права, т. е. такого права, которое нацелено на интересы большинства населения, т. е. потребите­лей, главными врагами которых являются незаконная конкуренция и незакон­ная монополизация рынка;

3) формальные юридические правила (а также неформальные нормоуста- новления гражданского общества, деловые обыкновения и т. д.), - ограничения и стимулы, которые модифицируются в результате общественно-эконо­мических преобразований правовых норм. Здесь показателен уже упомянутый Закон Свердловской области «О государственно-частном партнерстве», уста­навливающий юридические условия сотрудничества области с российскими и (или) иностранными юридическими и (или) физическими лицами.

Стоит отметить, что большинство исследователей ведет речь не о факто­рах эффективности (правотворчество, правоприменение - это способы ее до­стижения), не о самом содержании эффективности правовых норм, а об инди­каторах, или, как мы определили в начале данного параграфа, о показателях эффективности этих норм.

Полагаем, что понятие «факторы эффективности» является родовым, а все остальные индикаторы и показатели - видовыми понятиями. Так, можно считать видовыми индикаторы процесса правоприменения. Ю. А. Тихомиров относит к ним не «произвольные ходы, а строгие юридические формулы. В их числе он

называет:

а) постепенное уменьшение объема норм регуляторов по мере движения

правоприменительных актов;

б) запрет воспроизводить или „дробить" нормы вышестоящих актов во избежание „правовой инфляции";

в) конкретизация общей теории путем установления процедур деятельно­сти субъектов, подробного определения их компетенции, издания названного

акта;

г) нарастание удельного веса конкретных предписаний в актах нижесто­ящих уровней;

д) точная „привязка" нормы к конкретному лицу и факту;

е) предвидение перехода предписаний в юридически значимые дей­ствия»¹.

Кроме того, Ю. А. Тихомиров говорит о необходимости повышения ка­чества знаний и информации, что сделает нормативные правовые акты до­ступными для изучения и использования как гражданами, так и юридическими

лицами.

Известно, что факторы - это не только обстоятельства и явления опреде­ленного состава, но и их иерархическая соподчиненность и взаимодействие.

Причем именно их учет позволит понять, что влияет на разные стороны эффек­тивности правовой нормы: экономическую, социальную, ценностную, инфор­мационную и т. д. Если эти факторы будут учитываться в правотворчестве, то­гда эффективность права в сфере экономики будет обеспечена.

При этом, как показывает современная социальная практика, доминиро­вать в определении показателей эф фективности права должны юридические экспертные оценки, так как оценки экономические гораздо уже по охвату объ­ектов и субъектов общественных отношений. Сегодня формируется новое

направление теории права - правовая аналитика, подразумевающая применение

в юридическом анализе социально-экономических и правовых явлений всего

арсенала ее методологии. Однако перспективы применения достижений этого

Тихомиров Ю. А. Эффективность закона и мониторинг. С. 33.

направления при оценке эффективности норм права, регулирующих экономи­ческую сферу, пока остаются неочевидными^[126].

Разумеется, и экономические показатели могут быть применимы в не­которых областях действия правовых норм. Разные детерминанты экономики и права определяют и иерархию их показателей. Мы согласны с мнением А. А. Алпатова, который полагает, что «в экономике фундаментальная роль принадлежит объективным законам, в праве - общей воле граждан в лице государства»^[127]. Лучше всего характер взаимодействия может быть представ­лен через иерархию сущностей. По нашему мнению, экономика есть важ­нейший предмет регулирования права, а сущность права - это равновесие прав и обязанностей и справедливость.

Экономика, применяя терминологию Л. С. Явича, - это «сущность права второго порядка». Поэтому для экономики очень важен баланс равенства и свободы, который может быть представлен в виде «равновесия, устанавли­ваемого одновременно на рынке эквивалентного обмена между хозяйствую­щими субъектами (1) и непосредственного в корпорации - баланса прав соб­ственности (2)»^[128].

В связи с этим разумны утверждения А. А. Алпатова о том, что экономи­ческий подход к изучению эффективности правовых норм обладает одним се­рьезным преимуществом по сравнению с традиционным юридическим инстру­ментарием и методологическим арсеналом. Данное преимущество состоит в том, что порой только экономический подход способен обеспечить единство отраслей права, которое зачастую отсутствует в традиционном правовом анали­зе^[129] (как мы, к примеру, рассматривали проблемы малого предпринимательства).

Таким образом, исходя из анализа содержания эффективности правовых норм и структуры эффективности, можно констатировать, что эффективность

правовой нормы прямо пропорциональна социальной ценности, в нее зало-

же иной.

По вопросу же о точности анализа, свойственного экономической науке, можно сказать следующее. Во-первых, нельзя измерить неизмеримое (цен­ность, польза, рациональность и т. д.), т. е. содержание тех категорий, которы­ми, как и право, оперирует экономика. Во-вторых, экономические показатели способны ввести в заблуждение самих экономистов. Например, в 1999 г. произ­водство электровозов в России после дефолта было приостановлено. В 2000 г. было произведено 2 электровоза, т. е. годовой прирост составил 200 %. Но это

не означает, что в тот год данная отрасль машиностроения процветала и право­вое регулирование машиностроения было эффективным.

Рассмотрим проблему математизации юридического знания в целом и ма­тематических средств как способа измерения эффективности правовых норм

в частности.

Математическая модель должна дать ответ, наблюдаются ли улучшения в тех структурных элементах, которые определяют содержание эффективности. В нашем случае речь должна идти об экономическом росте.

Но здесь важно сделать одно существенное замечание: при смене поко­лений техники и формировании новых отраслей экономический рост замеща­ется развитием. После того как экономика достигает стадии развития, ей не нужно количественное наращивание производства. Развитие может происхо­дить и при нулевых темпах роста. Например, США, вступив в стадию разви­тия в 1960-х гг., резко сократили первичные переделы в металлургии и других производствах: объемы добычи угля, производства чугуна, стали¹.

Безусловно, даже при разработке математических моделей оценки эффек­тивности нормативных правовых актов единая методология отсутствует. По­этому ряд ученых выделяют повышение в экономической действительности, не поддающейся математическому моделированию, значения нематериальных

См. подробнее: Амосов А. О неоиндустриальном сценарии в концепции развития до 2020 г. С. 6.

факторов^[130]. Что же предлагают нам экономисты-математики в плане измерения экономических параметров эффективности правовых норм?

Например, авторы монографии «Экономические парадоксы или парадок­сальная экономика?» приходят к выводу об эффективности в этой сфере теоре­тических положений кибернетического управления экономикой. По их мнению, достаточно «хорошо сформировать формальную модель экономики террито­рии, а затем, применяя математические методы оптимизации, получить опти­мальный план развития»^[131].

Однако математических методов оптимизации не может быть в принципе.

Метод - это способ познания, а не действие. Он сам по себе не способен ничего

оптимизировать, как, например, наука теории государства и права не может ни­чего регулировать. Более того, сами приверженцы математического моделиро­вания правовых норм приходят к выводу, что здесь научные эксперименты, как,

в частности, в физике, проводить нельзя. Если это делать в масштабе одного субъекта РФ, одного муниципального образования, то результат в связи с утра­той системности эксперимента будет некорректным, а проводить эксперименты в масштабе всего государства невозможно. «Сложность, большое многообразие и быстрая изменчивость изучаемых в экономике явлений, наличие неформали- зуемых и неопределенных факторов, обусловленных иррациональным поведе­нием человека, - основные причины, которые препятствуют созданию матема­тических моделей, адекватно описывающих эволюцию экономических субъек­тов.. . В отличие от таких естественных наук, как физика и теоретическая меха­ника, экономической науке не удалось установить фундаментальные и динами­ческие количественные закономерности, которые связывали бы между собой различные числовые показатели»\'.

Что же касается традиционного приема экономического анализа права - строить модель на скалярных (однокритериальных) оценках (издержки, поте­

ри), - то это не математическое моделирование в праве, а применение отдель­ных математических методов в экономике. Здесь опять-таки утрачивается главная «оболочка» такой модели - системность. Как, к примеру, учесть все природно-ресурсные и социальные издержки, издержки безопасности и т. д.? Попытка ввести в модель временно работающие индексы (наподобие индекса антикризисной эффективности) тоже не вписывается в рамки системности.

И. Николаев, Т. Марченко. М. Титова, анализируя индекс антикризисной эффективности, который, разумеется, должен сопрягаться с действием право­вых норм, приходят к выводу, что индикаторами такого индекса являются:

макропоказатели (ВВП, инвестиции в основной капитал, международные золо­товалютные резервы); реальный сектор (объем промышленного производства, объем производства продукции сельского хозяйства), торговля (оборот рознич­ной торговли, внешнеторговый оборот (импорт, экспорт); динамика цен (ин­декс потребительских цен, индекс цен производителей); социальная сфера (уровень безработицы, реальная заработная плата); финансовые сферы (фондо­вый индекс)\'.

Вместе с тем в этот внушительный набор элементов, подлежащих анали­зу. не включены родовые показатели эффективности и экономики, и права: че­ловеческий капитал; знания, индексированные свободы, способные создавать новые необходимые экономические институты; изменение формальных правил и неформальных ограничений. Не вошли в него и более конкретные видовые

индикаторы, например экологические, психологические и т. д.

Таким образом, любой набор индикаторов может быть подвергнут сомне­нию и не может претендовать на полноценное математическое моделирование.

Авторы, понимая это, вне рамок индекса антикризисной эффективности рас­суждают об индексе качества жизни, индексе экономической свободы и индек­се человеческого развития. Так, анализируя перечень индикаторов, используе-

¹ Николаев И., Марченко Т., Титова М. Об оценке эффективности антикризисной политики государства. Индекс антикризисной эффективности // Общество и экономика. 2009. № 4-5. С. 9.

мых ООН для расчета индекса человеческого развития (продолжительность жизни, уровень образования и уровень жизни населения), они пишут: «Однако индекс не отражает все стороны развития человека, причем такие важные ин­дексаторы, как различие показателей в зависимости от пола, валового дохода, уважение к правам человека и политическим свободам»\'.

На наш взгляд, самыми важными индикаторами в этой сфере выступают географическое положение страны, климатические условия и геополитическая ситуация в мире. Очевидно при этом, что чем больше индексаторов, тем слож­нее правовое регулирование экономики, если эти индексаторы выпадают из

числа родовых показателей эффективности.

Так, К. Э. Яновский, утверждая, что происходит процесс обратного воз­действия экономики на право, полагает, что применение экономических ин­дексаторов в праве вполне оправданно. Он детально рассматривает плюсы и минусы применения различных методик для определения эффективности правовых норм. Например, качество правовой системы можно проанализиро­вать по инвестиционному климату и инвестиционным рискам. Такие оценки используются в моделях САРМ (Capital Asset Pricing Model). К достоинствам этой методики К. Э. Яновский относит «глубину спецификации правовых норм

и практик, а также сам факт их существования и использования в течение деся­тилетий». К недостаткам - «присутствие неформальных экспертных оценок с ранжированием»^{[132] [133]. Он уверен, что в РФ ее применение достаточно затрудни­тельно, так как современная российская экономическая наука сильно политизи­рована и недостаточно формализована. Вместе с тем. по данным работ ИЭПП (научное сообщество экономистов), существует возможность описать любую норму с помощью конечного числа логических переменных (наличие того или}

иного абзаца, части нормы в составе нормы, конкретных прав и обязанностей,

механизмов реализации и т. и.), что резко упрощает задачу экспертов (от кото­рых требуется только ответить да или нет вместо ранжирования по баллам)¹.

Но все эти примеры еще раз подтверждают то, что в отсутствие систем­ности подхода к праву все рейтинговые оценки и показатели явно неэффек­тивны. Они в большей мере тяготеют к правовой статистике, а не к анализу экономической эффективности правовых норм, так как представляют собой фрагментарный, а не системный учет показателей. Мы полностью поддержи­ваем мнение К. Маркаряна, который полагает, что при построении адекватной

модели экономики страны существующие методы моделирования непригодны

«ввиду колоссальной размерности и многословности самого объекта. Но даже

в случае ее построения остается, тем не менее, открытым вопрос ее анализа

с помощью традиционных на сегодняшний день методов»².

Думается, более эффективным в этой сфере будет мониторинг правовых актов, который представляет собой оценку последствий их применения³.

В связи со сказанным трудно согласиться с А. В. Калининым и СВ. Тре­тьяковым, которые полагают, что ведущая роль здесь остается за представите­лями экономической науки, и приводят следующий пример, подтверждающий их вывод. Процедура оценки регулирующего воздействия (ОРВ), которая пер­воначально появилась в США, выступила в качестве гарантии бизнеса от из­держек, связанных с изменением государственного регулирования. Следова­тельно. становится понятной цель экономической реформы, фиксируемой пра­вом: дерегуляция и изменение бремени, возлагаемого на частный сектор. В свя­зи с этим основная цель ОРВ - анализ вопроса о том, привносят ли результаты,

Яновский К. Э. Несколько примеров методологии, или «экономистам не в чем каяться!» С. 125, 131.

² Маркарян К. В. Общая теория индустриального государства. С. 142.

В литературе понятия «мониторинг правовых актов», «мониторинг действующего законо­

дательства», «мониторинг правоприменения» употребляются как синонимы, хотя методики, обозначаемые указанными понятиями, различны (см.: Правовые акты: оценка последствий. С. 57 и др.).

получаемые от принятия нормативного акта, дополнительные издержки, возла­гаемые на частный сектор¹.

Конечно, рассчитать такую эффективность экономист может, но считаем

некорректным утверждение, что только по одному этому параметру можно

определить цель реформ. Это лишь один из фрагментов экономической дей­ствительности. Только право, благодаря своей атрибутивной системе, может на

основе как экономических закономерностей, так и интересов национальной

безопасности государства, поддержки человеческого капитала и т. д. генериро­вать цель экономических правовых норм.

Вместе с тем предложенные названными авторами индикаторы правового

мониторинга вполне аргументированы и надежны. Это:

формально-юридические цели, связанные с анализом соответствующего

действующего акта, соблюдения принципа системности (формальное соответ­ствие акта актам более высокой юридической силы; отсутствие внутренних

противоречий и пробелов в правовом регулировании соответствующих отно­шений);

обеспечение единства практики применения нормативного акта, выявле­ние господствующих в сфере его применения позиций;

обеспечение соответствия практики применения нормативных актов

принципу системности права;

оценка конгруэнтности правовых систем разного рода целям (например,

осуществление предпринимательской деятельности);

выявление разного рода последствий действия нормативных актов (воз­можных дополнительных издержек на бирже, изменений в состоянии социаль­ной защищенности определенных групп граждан, изменений в поступлениях

в государственные и муниципальные бюджеты, экологических последствий и

т. д.), т. е. мониторинг в собственном смысле слова;

Правовые акты: оценка последствий. С. 57.

оценка соответствия последствий нормативного регулирования его це­лям, декларированным при прим^енении правового предписания,

оценка эффективности деятельности государственных органов, выполне­ние функции обратной связи для органов, осуществляющих регулирующее воз­действие ;

оценка качества процеДУР ^0РВ- проведенных на стадии разработки и принятия нормативных актов ■

Следует подчеркнуть что мониторинг - это анализ результата действия или бездействия правовых норм- Чтобы этот результат был оптимальным, необходима правовая экспертиза экономико-правовых норм, так как они в большей мере фрагментарны, представляют собой, по определению А. В. Маль­ко и Я. В. Гайворонской, «лоскутное правотворчество» .

По мнению А. Федорова, правовая экспертиза должна стать юридически закрепленной процедурой законодательного процесса. Он приводит данные опроса, проведенного в 2010-2011 гг. среди 53 докторов юридических наук Са­ратовским центром по исследованию проблем организованной преступности и коррупции, когда 94.3 % опрошенных высказались за необходимость научной экспертизы каждого законопроекта . Однако при этом А. Федоров упоминает то правовую экспертизу, то научную, хотя это не тождественные понятия.

По нашему мнению, научная экспертиза, как и правовая, должна стать юридически закрепленной процедурой законодательного процесса, причем

предшествовать правовой.

Известно, что задачей науки является систематизация знаний, без которой не могут обойтись ни экономика, ни право. Более того, следует понимать, что если первоначально отрасли науки формировались по предметному признаку,

См.: Правовые акты: оценка последствий. С. 58.

Малько А. В., Гайворонская Я. В. Теория правовых актов: необходимость и пути создания // Государство и право. 2012. № 2. Стр. 22.

Цит. по: Федоров А. Юридическая экспертиза проектов нормативных правовых актов как направление повышения эффективности комплексного межотраслевого противодействия преступности. С. 58.

т. е. сообразно вовлечению в процесс познания новых областей человеческой деятельности, то «для современной науки становится все более характерным переход от предметной к проблемной ориентации, когда новые области знания возникают в связи с выдвижением определенной крупной теоретической или практической проблемы»^{[134] [135]. В этом плане научные наработки экономистов и}

юристов будут иметь самое существенное значение для «конструирования»

эффективной модели правового регулирования экономики.

Научный анализ предполагает использование прежде всего методов ана­лиза эффективности нормативных актов. И таковыми могут быть как правовые,

так и экономические и прогнозные методы. В отношении последних теория

права только сейчас стала разрабатывать соответствующий инструментарий¹.

Однако если в части названных методов можно задействовать математи­ческие параметры, то большинство из них из-за неочевидности индикаторов

математизации не подлежит. Но их можно оценить с точки зрения научной до­стоверности. Так, В. Л. Тамбовцев приводит в качестве примера два метода

анализа эффективности нормативных актов.

Первый метод применим к микроэкономическим отношениям при опре­делении «целесообразности введения законодательного регулирования тех

взаимоотношений экономических агентов, которые характеризуются значи­тельной асимметрией информации, используемой ими при принятии решений

об обмене^[136].

Второй метод применим к макроэкономическим процессам и действует

прежде всего как оценочный, т. е. проводится «количественная проверка гипо­тезы о том, что такой нормативный акт реально повышает эффективность ис­пользования ресурсов в какой-либо сфере их применения^[137].

Объем нашего исследования не позволяет рассмотреть подробно оба ме­тода, поэтому остановимся на первом.

Этот метод, повторим, применим, когда сила сторон, участвующих в сделке, асимметрична. Например, по законодательству США именно произво­дитель товара несет всю полноту ответственности за его безопасность. А по­требитель, нацеленный на приобретение безопасной (и, следовательно, дорогой продукции), тем самым подталкивает производителя производить товары, не представляющие риск для потребителя.

В Федеральном законе «О защите прав потребителей» в ст. 7 закреплено право потребителя на безопасность товара (работы, услуги)¹. В ч. 1 данной ста­тьи устанавливается, что потребитель имеет право на то, чтобы товар (работа, услуга) при обычных условиях его использования, хранения, транспортировки и утилизации был безопасен для жизни и здоровья потребителя, окружающей среды и не причинял вред имуществу потребителя. Согласно ч. 2 указанной

статьи именно изготовитель (исполнитель) обязан обеспечить безопасность то­вара (работы, услуги) в течение установленного срока службы или срока годно­сти товара (работы, услуги). Вред, причиненный жизни, здоровью и имуществу потребителя вследствие необеспечения безопасности товара (работы, услуги) подлежит возмещению в соответствии со ст. 14 указанного Закона.

Подчеркнем, что в ч. 3 комментируемой статьи установлены две обязан­ности контрагентов потребителя. По своей природе они носят информацион­ный характер и связаны как с реализацией права потребителя на безопасность товара, так и с реализацией его права на получение достоверной информации о товаре (работе, услуге). Первую обязанность, как уже отмечено, несет изгото­витель (исполнитель). Он обязан указать на этикетке маркировкой или иным способом соответствующие правила безопасности товара. Вторую обязанность несет как производитель, так и продавец. В их задачу входит доведение этих

правил безопасности до потребителя.

Собр. законодательства Рос. Фед. 1996. № 3. Ст. 140.

Очевидно, что это как раз случай явной асимметрии информации, кото­рая, в свою очередь, ведет к неравной переговорной силе сторон и, как след­ствие, к снижению эффективности использования определенных ресурсов. «Однако, - пишет В. Л. Тамбовцев, - здесь надо обратить внимание на возни­кающую асимметрию в такой ситуации: если покупатель не может непосред­ственно наблюдать правила безопасности использования товара, то фирма, в свою очередь, не может наблюдать, во-первых, неденежные потери потреби­теля, во-вторых, его готовность платить за безопасность, в-третьих, те способы,

которыми он использовал приобретенный товар»\'.

Страдания жертвы несчастного случая, как и ее неправильное действие

в отношении товара, ненаблюдаемы для изготовителя. Это частная информа­ция, о которой можно судить лишь по косвенным проявлениям. Что же касается

страховки, заложенной в товаре, то в РФ она не «очищена» от доходов страхо­вой компании и плохо классифицирована.

Таким образом, данный метод научного анализа должен дать нам ответ,

правомерно ли возложение всей полноты ответственности за безопасность то­вара на изготовителя и продавца. Налицо, как мы убедились, неравная сила

сторон, что будет способствовать недобросовестной конкуренции, необосно­ванному завышению цены на товар и т. д.

В. Л. Там бовцев у верен, что перенос риска несчастного случая на изгото­вителя не является оптимальным по следующим причинам: ненаблюдаемость

боли и страданий, что может подтолкнуть потребителя к потребительскому

экстремизму; отсутствие стимулов у изготовителя к инвестициям в безопас­ность товара и нацеленность потребителя на приобретение дешевого продукта,

что не способствует осторожному обращению с таким товаром. Оптимальный

способ урегулирования этой ситуации - исключительно правовой. Так, запад­ные правовые системы возлагают риск причинения персонального ущерба на

Тамбовцев В. Л. Право и экономическая теория. С. 155.

фирмы, исходя из правила страховой ответственности производителя за каче­ство продукции. Это правило: а) требует, чтобы фирмы предлагали полную страховку против денежного и неденежного рисков; б) запрещает потребителям уклоняться от таких контрактов¹.

Как видим, данная норма ФЗ «О защите прав потребителя» неэффективна и требует после научного анализа проведения системного правового анализа.

В целом сегодняшнюю ситуацию, сложившуюся в сфере безопасности товаров,

работ и услуг, можно охарактеризовать как производственный и потребитель­ский экстремизм, проявляющийся в стремлении реализовать свое право любым

способом. Речь, таким образом, должна идти не об экономической эффективно­сти правовых норм (так как не все они способны ее проявить), а об экономич­ности норм права, когда любая асимметрия сторон сделки будет преодолена их

точностью, логичной взаимосвязанностью, беспробельностью, единством целе­вой ориентации и т. д.

В связи со всем сказанным объективно назрел вопрос о принятии закона

о нормативных правовых актах.

Как отмечают Ю. Г. Арзамасов и Я. Е. Наконечный, идеи о принятии

подобного закона не раз звучали в научной и учебной литературе (труды

С. С. Алексеева, А. С. Пиголкина, А. В. Малько, Т. Н. Рахманиной, С. В. Поле-

ниной, Ю. А. Тихомирова и др.). По их мнению, «данный закон станет ядром,

от которого пойдут лучики видовых законов „О нормативных актах Президента

РФ", „О нормативных актах и нормотворческой деятельности федеральных ор­ганов исполнительной власти" и т. д. При этом целесообразно было бы при­нять указанные выше нормативные документы одним пакетом, что соответ­ствовало бы концептуальной идее о пакетном принципе законотворчества»².

Только таким способом можно будет установить в России современные пра-

¹ Тамбовцев В. Л. Право и экономическая теория. С. 157.

² Арзамасов Ю. Г.. Наконечный Я. Е. Концепция мониторинга нормативных правовых актов. С. 158-159.

вовые отношения, свободные от коррупции и чиновничьего произвола. Названные авторы также полагают, что в связи с принятием закона о норма­тивных правовых актах должна измениться и учебная дисциплина «Теория государства и права» в части обновления концепции источников права и нор­мотворчества¹.

А. Федоров, в свою очередь, увязывает принятие закона о нормативных

правовых актах с процедурными вопросами их принятия и реализации. Напри­мер, научную экспертизу законопроектов можно проводить, в том числе, и по

результатам экспертиз, проводимых в разных сферах общественной жизни. Но при этом сложилась весьма неэффективная практика законотворцев, когда дан­ные таких экспертиз используются по усмотрению субъекта, назначающего

экспертизу. Автор полагает, что в законе о нормативных правовых актах следу­ет указать, что «проекты законов или иных нормативных правовых актов, вне­сенные в Государственную Думу и переданные на экспертизу, рассматриваются только при наличии заключения экспертов»².

Представляется, однако, что норму, предложенную А. Федоровым, следу­ет еще более усилить, изъяв из нее так называемый «субъективный фактор». Предлага ем следующую ее формулировку: «Проекты законов или иных норма­тивных правовых актов, внесенные в Государственную Думу, подлежат обяза­тельной передаче экспертам для проведения научной экспертизы и рассматри­ваются только при наличии заключения экспертов». Причем в роли экспертов должны выступать научные и ведущие образовательные центры страны.

Вследствие этого объективно возникнет вопрос о правовом регулирова­нии порядка проведения такой экспертизы. Здесь существенную помощь может оказать принятый в 2003 г. на двадцатом пленарном заседании Межпарламент-

Тамбовцев В. Л. Право и экономическая теория. С. 157.

² Федоров А. Юридическая экспертиза проектов нормативных правовых актов как направле­ние повышения эффективности комплексного межотраслевого противодействия преступно­сти. С. 59.

ской ассамблеи государств-участников СНГ Модельный закон СНГ «О научной

и научно-технической экспертизе», который успешно реализуется в Республи­ках Беларусь и Казахстан.

А. В. Малько и Я. В. Гайворонская пишут, что принятие на федеральном

уровне закона о нормативных правовых актах - острейшая потребность россий­ской правовой действительности и самая приоритетная задача правотворческой

политики. Процесс явно затянулся, так как проект закона был внесен на рас­смотрение Государственной Думы еще в 1996 г., однако в 2004 г. был отклонен

и снят с рассмотрения. В настоящее время подготовка проекта закона о норма­тивных правовых актах в Российской Федерации осуществляется Министер­ством юстиции России и Советом Федерации.

Эти авторы справедливо полагают, что «неурегулированность самой си­стемы правовых средств минимизирует любой положительный эффект право­вых реформ в разных сферах общественной жизни». И далее: «Еще 1999 г.

в рамках Международного семинара „Системы правовых актов Беларуси, Рос­сии и Украины: сравнительный анализ" Ю. А. Тихомиров отмечал, что пока не

упорядочена классификация правовых актов в РФ, „остается непонятным соот­ношение указов Президента и актов Правительства, порядок их опротестова­ния, преодоления коллизий"»^{[138] [139]. Кроме того, они приводят весьма интересное}

высказывание Н. Н. Толмачевой о том, что когда речь идет о принятии данного

закона, «у лиц, принимающих волевые решения, на все теоретические обосно­вания юристов существует одно возражение: все это существует только в тео­рии, покажите, в каком правовом акте это написано»¹.

А. В. Малько и Я. В. Гайворонская полагают, что закон о нормативных

правовых актах РФ должен опираться на классификатор правовых актов, одоб­

ренный Указом Президента РФ от 15 марта 2000 г. Они справедливо считают, что он должен определять:

а) понятие «нормативный акт»;

б) иерархию нормативных правовых актов;

в) общий порядок их подготовки, оформления, принятия, опубликования;

г) общий порядок их действия и толкования;

д) планирование правотворческой деятельности;

е) прогнозирование последствий принятия наиболее значимых проектов

нормативных правовых актов;

г) единые требования к юридической технике с учетом видов данных ак­тов (реквизиты, структура, терминология)¹ .

Но мы хотели бы внести и свою лепту в формирование параметров этого судьбоносного для страны закона. Нам представляется, что в законе необходи­мо разграничить понятия «нормативный акт» и «нормативный правовой акт». Кроме того, надо предусмотреть прогнозирование последствий для всех норма­тивных правовых актов. Вспомним крылатое высказывание М. Эбнера- Эшенбаха «Привилегии - враги права».

Конечно, установить общий порядок толкования нормативных правовых актов вряд ли удастся, так как это вопрос компетенций разных инстанций - Верховного Суда, Конституционного Суда РФ и законодательных органов. Также полагаем, что в нем не должно регулироваться и планирование их при­нятия, так как этим в сфере законотворчества будут установлены жесткие рам­ки, что может обусловить принятие актов, не востребованных, к примеру, из-за отсутствия необходимости действия некоторых экономических и правовых ин­ститутов.

Малько А. В. Гайворонская Я. В. Теория правовых актов: необходимость и пути создания. С. 23.

Принятие закона о нормативных правовых актах приведет к эффекту эко­номичности (оптимизации) правового регулирования. Известно, что чем мень­ше времени нужно на реализацию правовой нормы, тем выше ее эффектив-

ность. Закон о нормативных правовых актах - системное явление, и отече­ственному правоведению предстоит решить эту масштабную правотворческую

проблему в ближайшее время.

В качестве итога отметим, что показатели экономической эффективности

норм права имеют разный по содержанию характер: и сугубо теоретико­правовой, и практически-прикладной, что в общем и целом требует применения

полного комплекса критериев оценки их эффективности. Думается, что данная

проблема в силу своего богатого содержания не может быть исчерпана в каком- то одном исследовании, требует усилий многих ученых-правоведов. Только в этом залог успеха юридического познания эффективности норм права, регу­лирующих экономические отношения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенное исследование проблем эффективности правового регулиро­вания экономических отношений в России выявило ряд проблем, которые нуж­даются в дальнейшем научном осмыслении и более глубоких практических

подходах, связанных с изменением практики их правового регулирования.

Основной целью нашей работы было получение достоверных данных

о том, какие факторы и обстоятельства обусловливают влияние норм права на

экономику. Это в свою очередь потребовало выявления и анализа принципов,

соблюдение которых повышает эффективность правовых норм, регулирующих

разнообразные экономические отношения.

Один из главных выводов нашего исследования сводится к тому, что эф­фективность правового регулирования напрямую зависит от выверенности

правотворчества, которое базируется на познании специфики нашего обще­ственного строя. Специфичность же общественных отношений в России заклю­чается в том, что их основа - капиталистические по сути экономические отно­шения, - находится в состоянии формирования. Автор пришел к обоснованно­му заключению, что существующий в России общественный строй не есть

своеобразный симбиоз социалистических и капиталистических общественных

отношений. Сегодня налицо новый этап развития страны - патерналистско-

олигархический общественный строй, который характеризуется наличием раз­нородных пластов общественных отношений с доминированием государства.

Другим выводом стал тезис о том, что принятые в сфере экономики нор­мативные акты не находятся в системной взаимосвязи. Чаще всего они обслу­живают лишь функционирование рыночных отношений, институты которых

пока находятся на стадии становления и в целом копируются из опыта запад­ных стран.

Общий же вывод заключается в следующем: для достижения эффектив­ности правового регулирования экономических отношений требуется, чтобы

право учитывало ряд явлений, присущих именно российской экономике, чтобы

вновь принимаемое законодательство опиралось на познание специфики эко­номических зон и регионов, где может быть введено «пилотажное» законода­тельство, пробные правовые акты.

Кроме того, эффективное правовое регулирование экономических отно­шений требует соблюдения требований, заключенных в принципах правового

регулирования экономических отношений, реализация которых в процессе

правотворчества способна повысить эффективность правовой регламентации.

Это принцип системности, принцип категориального соответствия, принцип

информационной полноты, принцип императивности государственных обяза­тельств.

Классическая теория права утверждает, что наибольшая эффективность

правового регулирования экономических отношений достигается, когда право

реализует поставленные перед ним цели с наименьшими затратами. Однако практика показывает, что государство не всегда принимает экономически эф­фективные правовые решения и не всегда ставит экономически рациональные

цели. Это связано с тем, что политические лидеры действуют по правилам по­литического процесса: они вынуждены поддерживать такие экономические

программы, которые дадут им гарантированные шансы одержать победу на вы­борах. Но нечеткость в постановке цели как систематизирующего каркаса пра­вового регулирования экономических отношений приводит к невосполнимым

утратам в экономике. Поэтому цель правового регулирования должна быть чет­ко артикулирована законодателем и понятна остальным субъектам права.

Перспективы изучения проблемных вопросов эффективности правового

регулирования экономических отношений в России заключаются в том, что

следует выйти за пределы формально-логического подхода и попытаться осо­знать в полной мере, какие факторы, обстоятельства политического, социально­го, психологического характера влияют на процесс правового регулирования

в нашей стране. А для этого нужны совместные познавательные усилия иссле­дователей из различных отраслей знания. Только такой комплексный подход

даст ключ к разрешению указанной проблематики.