§ 2.2. Проблемы порядказащиты права на деловую репутацию юридических лиц и индивидуальных предпринимателей
Порядок защиты права на деловую репутацию организаций и физических лиц-предпринимателей обнаруживает правовые проблемы, разрешение которых значимо вне зависимости от того, каким именно образом происходило умаление нематериального блага названных субъектов, и от того, какие гражданско- правовые способы противостояния правонарушению используются.
Эти проблемы наряду с теми, которые касаются ключевых понятий в соответствующей сфере и оснований ответственности при попрании рассматриваемого нематериального блага, составляют условную «общую часть», блок общих вопросов института защиты права на деловую репутацию юрлиц и ИП.Так, например, пристального рассмотрения заслуживает вопрос о сроках исковой давности по требованиям о защите права на деловую репутацию граждан и юрлиц. Как известно, в ст. 208 ГК РФ установлено правило, в соответствии с которым исковая давность не распространяется на требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ[197] за исключениями, предусмотренными законом. Заметное нововведение и. 10 ст. 152 ГК РФ в редакции Федерального закона от 2 июля 2013 г. № 142-ФЗ связано как раз со сроками исковой давности. С 1 октября 2013 г. срок исковой давности по требованиям, предъявляемым в связи с распространением в СМИ не соответствующих действительности сведений о гражданине или организации (независимо от того, порочатся ли при этом честь, достоинство или деловая репутация), составляет один год со дня опубликования таких сведений в соответствующих СМИ. Поскольку подобные ограничения в законе до указанных изменений отсутствовали (т.е. сроки исковой давности по требованиям о защите прав на честь, достоинство и деловую репутацию не работали), а бремя доказывания достоверности распространённых сведений и. 1 ст. 152 ГК РФ всегда
возлагалось на распространителя, создавалась благодатная почва для некоторых злоупотреблений правом на защиту от диффамации.
По верному замечанию О.А. Кулиуша, на практике это вело к тому, что СМИ вынуждены были «бессрочно хранить документы, подтверждающие распространённые сведения, либо брать на себя риск проиграть дело в суде, не доказав достоверность распространённой информации»[198]. Нововведение законодателя, укладывающееся в границы общего правила ст. 208 ГК РФ, бесспорно, заслуживает положительной оценки. Однако вопрос о более совершенном правиле, касающемся сроков исковой давности (преимущественно окрашенный предложениями об их увеличении), с повестки дня учёные снимать не спешат[199]. Подчеркнём, срок исковой давности по требованиям, связанным с опубликованием любых не соответствующих действительности сведений, составляя отныне один год со дня их опубликования, меньше установленного в три года общего и охватывает исключительно сферу деятельности СМИ.Логика необходимости присутствия в гражданском законодательстве трёх самостоятельных предложенных в настоящем исследовании составов правонарушений обязывает задуматься о сроке исковой давности, наиболее подходящем для каждого из них.
Судебные разбирательства дел о гражданско-правовой диффамации (распространении не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, в том числе ИП, или деловую репутацию юрлица) и дезинформации (распространении не носящих порочащего характера ложных сведений о лице) предполагают определённую работу по установлению истины в вопросе о достоверности разглашенных сведений. И думается, чем меньше времени на момент перенесения спора в зал суда пройдёт от событий, послуживших его основанием, тем объективнее спор будет рассмотрен. К тому же, после того как информация была сделана
достоянием общественности, негативные последствия вряд ли заставят себя долго ждать, - нет причин затягивать и с защитой от нарушения, иное может являться свидетельством недобросовестности истца. Для того же, чтобы институт исковой давности, как писал И.Б.
Новицкий, служил «интересам общей устойчивости права»[200], необходима также и страховка ответчика от неоправданно длительного нахождения под угрозой предъявления иска. Правило о годичном сроке исковой давности по требованиям, связанным с распространением недостоверных сведений в СМИ, способно разумным образом дисциплинировать субъекта защиты, уберечь ответчика в лице СМИ от возможных злоупотреблений со стороны истца, стимулировать единообразное упорядоченное ведение внутренней документации в СМИ и не вызывает нареканий. Если же дезинформация получает распространение каким-либо иным способом (рассылка писем, устное сообщение на собрании публично или нескольким лицам, констатация фактов в документах и т.д.), адекватным будет применение общего срока исковой давности, поскольку здесь распространители не соответствующих действительности сведений, не осуществляя как СМИ в качестве основного вида деятельности непрерывную подачу информации обществу, не испытывают и свойственных СМИ трудностей по хранению объёмных подтверждений раскрытых данных. Говоря об организациях, преподносящих информацию в виде документов, следует отметить важность ответственного отношения таких распространителей к содержанию распространяемых сведений. Таким образом, по требованиям, вытекающим из обнародования любой неправды (в частности, порочащей деловую репутацию граждан и юрлиц), целесообразным видится установление общего трёхгодичного срока исковой давности, начинающего течь со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о попрании своих прав и о том, кто является надлежащим ответчиком по намечающемуся иску (п. 1 ст. 200 ГК РФ). Это изъятие из правил ст. 208 ГК РФ логично вписалось бы следующим дополнительным предложением в п. 10 ст. 152 ГК РФ: «К требованиям, предъявляемым в связи с распространением указанных сведений в иных случаях, подлежат применению правила об общем сроке исковой давности».204
Что же касается дискредитации (умышленного обнародования в отсутствие общественного в том интереса сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, пусть и соответствующих при этом действительности), то тут нет необходимости изменять общее правило о нераспространении исковой давности.
Истинность оглашённой информации в данном случае истцом под сомнение не ставится, т.е. цель её сверки с обстоятельствами реальной действительности у суда отсутствует. Всё, что требуется достоверно определить, - это факт распространения сведений, их порочащий характер и отсутствие необходимости их распространения в общественно-полезных целях (бремя доказывания чего должен нести ответчик). При таких «облегчённых» задачах не возникает и описанных выше затруднений, с которыми приходится иметь дело при диффамации и дезинформации.Статьи 45 и 46 Закона РФ «О СМИ» допускают возможность (хотя и не предопределяют неизбежность) отказа в опубликовании текста опровержения или ответа в случае, если требования об этом поступили в редакцию СМИ по истечении года со дня распространения исходных сведений в данном СМИ. Такие отказы, равно как и нарушение установленного Законом РФ «О СМИ» порядка опровержения или размещения ответа, могут быть в течение года со дня распространения сведений обжалованы в суд. В соответствии с правовой позицией Верховного Суда РФ (и. 14 Постановления ВС РФ от 24 февраля 2005 г. № 3) пропуск без уважительных причин названного годичного срока может служить самостоятельным основанием для отказа в удовлетворении иска о признании необоснованным отказа редакции СМИ в опровержении и помещении ответа истца в том же СМИ.
Принятие мер по обеспечению иска, связанного с защитой права на деловую репутацию юрлиц и ИП, в виде запрета (пресечения) дальнейшего распространения спорных сведений о заявителе, (допустим, изъятия тиража газеты или журнала, в которых такие сведения опубликованы или табу на
распространение спорных сюжетов телеканалом), при обоснованности подобных мер пресечения разумно и вполне приемлемо. Здесь нельзя не вспомнить подвергавшийся в научной литературе оправданной критике[201] п. 9 Информационного письма ВАС РФ от 23 сентября 1999 г. № 46, ориентировавший суды на неприменение мер по обеспечению иска путем запрещения ответчику подготавливать и распространять новые сведения, порочащие деловую репутацию истца.
Отказы в удовлетворении соответствующих требований предлагалось мотивировать тем, что на момент рассмотрения судом дела пусть даже впоследствии признанная ложной и порочащей деловую репутацию истца информация как таковая (порочащая и недостоверная) не существовала. «Следовательно, отсутствует сам факт нарушения прав истца, к которому могут быть применены обеспечительные меры. При таких обстоятельствах арбитражный суд не вправе запретить ответчику осуществлять определенные действия относительно тех гражданских прав, которые, по мнению истца, могут возникнуть в будущем». Вместе с тем значение обеспечительных мер видится в недопущении совершения до рассмотрения судом спора тех действий, которые потенциально могут быть квалифицированы как правонарушение или способствовать ему. Меры по обеспечению иска направлены на защиту интересов истца в случае вынесения судом решения в его пользу, на создание благоприятных условий для исполнения такого решения (это подтверждается статьёй 139 ГПК РФ). Поэтому для их применения не обязательно установление факта нарушения прав, иное перечёркивает логику существования соответствующего правового института. К тому же формулировки рассматриваемого пункта предстают неоднозначными. Если информация фактически являлась недостоверной и порочащей чью-либо деловую репутацию, что впоследствии было признано судом, она считается таковой с момента получения огласки (т.е. по сути, возникновения). Можно ли тогда говорить о том,что на момент рассмотрения судом дела не соответствующая действительности и порочащая деловую репутацию истца информация не существовала? Думается, на этот момент права истца уже были нарушены. То, что к рассмотрению спора факт нарушения прав ещё не получил официального признания, не исключает использование обеспечительных мер. Разумеется, если по итогам судебного разбирательства в иске будет отказано, после вступления в законную силу решения суда ответчик сможет обратиться к истцу со своим иском о возмещении убытков, которые он понёс из-за обеспечительных мер.
Тем не менее, теоретическая приемлемость применения обеспечительных мер по анализируемой категории дел не вычёркивает вопрос об их целесообразности. Изъятие тиража периодического издания, задержка печати или приостановление поступления в продажу напечатанного материала способно на какой-то срок парализовать деятельность СМИ, затронуть интересы третьих лиц (например, ожидающих выхода конкретного номера журнала с важной для них информацией). Такие меры чреваты для ответчика колоссальными убытками, а, как известно, меры по обеспечению иска должны быть соразмерны заявленному истцом требованию[202]. Поэтому нельзя обойтись без скрупулёзного разбора того, как смотрятся обеспечительные меры в канве сложившихся обстоятельств. Безболезненное[203] обеспечение иска представимо в виде изъятия тиража (задержки печати, поступления в продажу) буклетов или листовок, посвящённых исключительно оспариваемым истцом материалам. Не связано с риском существенных убытков и торможением процесса выпуска СМИ временное непринятие спорного текста к включению в печать, однако маловероятно, что о его содержании истцу станет известно на столь ранних стадиях подготовки диффамации или дезинформации.
Абзац 1 и. 2 ст. 150 ГК РФ содержит отсылку к ст. 12 ГК РФ, упоминающей, среди прочего, о пресечении действий, нарушающих право или грозящих этим как об общем способе защиты гражданских прав. Абзац 2 того же пункта
(в редакции Федерального закона от 2 июля 2013 г. № 142-ФЗ) напрямую говорит о возможности защиты принадлежащих гражданину (в частности, ИП) нематериальных благ, когда того требуют интересы субъекта защиты, в частности, путём пресечения или запрещения действий, влекущих факт или угрозу соответствующего нарушения или посягательства. Это положение по аналогии закона вполне можно применять и к юрлицам, деловая репутация которых находится в опасности.
В соответствии с абз. 2 и. 1 ст. 152 ГК РФ по требованию заинтересованных лиц допускается защита чести, достоинства и деловой репутации гражданина и после его смерти. Возможность защиты чести и достоинства гражданина после его смерти (норма ГК РФ в этом смысле удачно дополнена упоминанием также и деловой репутации) по требованию заинтересованных лиц (например, родственников, наследников) отмечается и в и. 2 Постановления ВС РФ от 24 февраля 2005 г. № 3. В абзаце третьем и. 2 ст. 150 ГК РФ содержится более общая формулировка: «в случаях и в порядке, которые предусмотрены законом, нематериальные блага, принадлежавшие умершему, могут защищаться другими лицами». Однако существуют ли нематериальные блага (в том числе деловая репутация) автономно от их обладателей, возможна ли их защита после прекращения соответствующих субъектов вместе с правоспособностью (способностью иметь любые гражданские права), согласуется ли это с логикой статьи 17 ГК РФ?
С точки зрения теории права предпринимать меры к тому, чтобы оградить от посягательств деловую репутацию (или любое другое нематериальное благо) умершего физического или ликвидированного юридического лица столь же абсурдно, как отстаивать права ушедшего человека на жизнь и здоровье. Последний перестаёт являться субъектом права, а значит, несомненно и то, что исчезают как правовые субстанции тесно связанные с его личностью, неотчуждаемые и непередаваемые иным способом нематериальные блага; приходится констатировать и отсутствие с этого времени субъективных прав выбывшего из юридической реальности лица. Между тем обществу и отдельным
его представителям может быть небезразличным то, какие сведения распространяются об умершем (ликвидированном) лице, каким образом они могли бы повлиять на некогда принадлежавшие ему, существовавшие вместе с ним ценности. Всё дело в том, что сформированный конкретными людьми и социумом как таковым набор оценок и представлений о характеристиках, поступках и обстоятельствах, связанных с завершившим жизнедеятельность гражданином или прекращённой организацией, переживает их. Именно поэтому корректно говорить о защите прав и благ живых людей и существующих юрлиц, а не тех благ, которые имели место в прошлом. То, что, как отмечается отдельными правоведами, «защита умерших неразрывно связана с обеспечением защиты интересов живых, в частности родных и близких»[204], вызывает согласие по сути, ибо понятно, что имеется в виду, однако намного грамотнее будет вести речь о защите ныне живущих, а не первоначальных субъектов права. Концепция так называемого «переживания» прав и обязанностей умершего гражданина или «вечных» прав на честь, достоинство и деловую репутацию (существующих во времени ровно столько, сколько существует само общество) представляется малообоснованной[205].
В специальной литературе высказываются мысли о защите «доброй памяти об умершем человеке» как «нематериального блага живого лица», при этом данному понятию даётся следующая дефиниция: «положительные морально- этические и общественно-социальные качества, принадлежавшие человеку до его смерти, которые и после его смерти являются предметом уважения и гордости для общества и заинтересованных лиц, каким-либо образом связанных с ним»[206].
В целом поддерживая общую аргументацию предложенной идеи, нельзя не усомниться в определении доброй памяти через категории качеств субъекта, скорее её составляют сложившиеся в обществе представления о таких качествах. Помимо этого, возможно распространение необязательно исключительно порочащих, но и просто не соответствующих действительности сведений (дезинформация) о прекратившем существование лице, которое в силу обновлённого п. 10 ст. 152 ГК РФ разумно напрямую запрещено законом. Желательна на перспективу в плане присутствия в ст. 152 ГК РФ и защита от не красящей лицо в глазах других достоверной информации всецело личного характера, при условии, что отсутствует публичный интерес в придании её гласности (дискредитация).
Итак, заинтересованным заявителям должна быть предоставлена возможность противостоять 1) обнародованию незаслуженного очернения лестной общественной характеристики ушедшего лица, 2) обнародованию любой (необязательно в классическом понимании очерняющей) лжи о нём, а также 3) разглашению правдивых сведений отрицательного оттенка, относящихся к частной сфере прекращённой жизни (последнее относится только к гражданам). В силу п. 11 ст. 152 ГК РФ все правила данной статьи о защите деловой репутации граждан (если не считать положений о компенсации морального вреда) применяются к защите деловой репутации организаций. Это позволяет не вдаваться в излишние рассуждения об аналогии закона. Есть все основания полагать, что вполне допустима защита заинтересованными участниками гражданского оборота деловой репутации юрлица после его ликвидации или реорганизации, предполагающей прекращение существования изначального субъекта[207]. Для уточнения содержания правовой категории, минимизации некоего личностного звучания, присутствующего в (без сомнения, довольно колоритных) словах «добрая память», а также наиболее полного отражения всех
описанных нюансов проблемы целесообразным видится введение иного понятия - «защита положительного и (или) правдивого образа лица» (гражданина или организации).
Положительный и (или) правдивый образ лица было бы верно определить как сложившееся у общества, отдельных его представителей мнение об уже несуществующем лице, его качествах, поступках, характеристиках деятельности в любой (в частности, предпринимательской) сфере. Все, кто в этом заинтересован, могут воспользоваться субъективным правом неимущественного характера на защиту положительного и (или) правдивого образа прекратившего существование субъекта. Такое право нуждается в закреплении на законодательном уровне, имея в виду устранение не вполне адекватного теории права и аккуратного в смысле практического применения положения абз. 2 и. 1 ст. 152 ГК РФ. Его можно было бы изложить в следующей редакции: «По требованию заинтересованных лиц допускается защита положительного и (или) правдивого образа гражданина (после его смерти) или юридического лица (после его реорганизации или ликвидации)».
Общая фраза абзаца третьего п. 2 ст. 150 ГК РФ о допустимости защиты нематериальных благ, принадлежавших умершим гражданам, другими лицами видится излишней и подлежащей исключению из текста закона. Внимательный анализ норм главы 8 ГК РФ приводит к выводу о том, что практически все нематериальные блага прекративших существование граждан и организаций, условную защиту которых после этого можно представить, полностью укладываются в предложенную конструкцию отстаивания прав заинтересованных лиц на защиту положительного и (или) правдивого образа ставшего историей субъекта. Среди нематериальных благ, перечисленных в ст. 150 ГК РФ, можно выделить те, которые в силу самой своей сути, неразрывной с личностью и физическим телом их обладателя, незащитоспособны (поскольку не существуют) в его отсутствие (это жизнь, здоровье, личная неприкосновенность, неприкосновенность жилища (права на жилище возникают у новых субъектов - наследников, правопреемников), свобода передвижения, свобода выбора места
пребывания и жительства), и те, которые преобразуются в положительный и (или) правдивый образ лица и уже в этом виде могут защищаться заинтересованными истцами (к ним относятся достоинство личности, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, имя гражданина). Отдельного обособления требуют авторские права, обеспеченные своими правилами о правопреемстве и защите совершенно особого свойства (тут необходимо обратиться к части IV ГК РФ, регулированию отношений, связанных с интеллектуальной собственностью, авторскими и смежными с ними правами, например, к ст.ст. 1281 - 1283, 1318, 1327, 1331 ГК РФ). В юридической литературе уверенно утверждается, что при извращении, искажении или ином изменении произведения, порочащем честь, достоинство или деловую репутацию автора, как и при посягательствах на такие действия, по требованию заинтересованных лиц допустима защита нематериальных благ автора и после его смерти[208]. И всё же с подобными тезисами нельзя в полной мере согласиться без определённых выше уточнений: если описанные противоправные действия угрожают чести, достоинству и деловой репутации автора при его жизни, то после смерти последнего под угрозу ставится мнение, составленное об авторе отдельными людьми, закрытым сообществом или обществом в целом. Таким образом, и в данном случае защищаться, как представляется, должен положительный образ автора, а не принадлежавшие ему некогда (а ныне прекратившиеся) неимущественные права и нематериальные блага.
С рассмотренным вопросом связан и другой - о правопреемстве в отношении деловой репутации юрлица при его реорганизации.
По справедливому наблюдению О.Ш. Аюпова, «невозможно переложить правила, применяемые к физическим лицам, без учёта специфики правового статуса юридических лиц»[209]. Прежде всего, связано это с тем, что категория «смерть» в приложении к организации может означать либо ликвидацию, либо реорганизацию, а определение круга по терминологии абзаца 2 п. 1 ст. 152 ГК РФ «заинтересованных лиц» предполагает отдельную процедуру, основанную на доказывании той самой заинтересованности правопреемника в сохранении деловой репутации прекратившегося юрлица. Автор приходит к заключению о том, что не в любом случае завершения существования организации происходит переход права на деловую репутацию. Разрешение неоднозначности в предложенной интерпретации зависит от ассоциирования в общественном мнении вновь созданного юрлица с юрлицом, прекратившем свою деятельность, от свидетельств заинтересованности нового субъекта прав в деловой репутации прежнего. В итоге устанавливается презумпция перехода к правопреемнику организации её деловой репутации при реорганизации и презумпция прекращения деловой репутации вместе с организацией при ликвидации последней, при этом допускается, что любая из презумпций может быть опровергнута[210]. Поддержка идеи введения нормы о правопреемстве в отношении деловой репутации юрлиц находит отражение в научных работах[211].
Следует согласиться с одной из высказанных в этом плане точек зрения[212], слегка уточнив и изменив её формулировку: определённые обстоятельства действительно формируют устойчивую связь между деловыми репутациями юрлица прошлого и юрлица настоящего. Однако принципиален акцент на том, что это всё-таки две самостоятельные репутации, а не одно и то же благо, переходящее, словно наследственное имущество, от наследодателя к наследнику. Здесь выразительно сравнение со смертью гражданина, занимавшегося бизнесом:
если единственный наследник такового примет решение продолжить предпринимательскую деятельность наследодателя, зарегистрировавшись в необходимом качестве, едва ли можно будет говорить о переходе репутации прежнего бизнесмена к новому (или о присоединении репутации наследодателя к потенциально сложившейся, возможно, даже в той же сфере, репутации наследника). Деловая репутация ушедшего в историю юрлица прекращает существование вместе с ним, поэтому намного правильнее говорить о том, что при реорганизации деловая репутация организаций-правопреемников либо формируется на основе деловой репутации правопредшественников (при выделении, разделении, слиянии, преобразовании), либо изменяется под влиянием таковой (при присоединении к одному юрлицу другого). Степень подобной зависимости, разумеется, подлежит доказыванию. По изложенным причинам деловая репутация не может фигурировать в передаточном акте; её присутствие в этом документе - единственный вызывающий сомнения пункт среди названных О.Ш. Аюповым обстоятельств-свидетельств формирования рассмотренной устойчивой связи[213].
Недавно разъяснил свою позицию по этому вопросу и Верховный Суд РФ: вп. 13 Обзора ВС РФ от 16 марта 2016 г. было закреплено, что в случае реорганизации юрлица с иском о защите его деловой репутации вправе обратиться его правопреемник либо учредитель. При этом Верховный Суд РФ не опровергает неотчуждаемость личных нематериальных благ и их невозможность быть объектом правопреемства, а лишь указывает на то, что защита деловой репутации реорганизованного общества непосредственно связана с формированием деловой репутации вновь созданных юрлиц, действующих в той же экономической сфере с использованием активов реорганизованной организации[214].
Особый смысл обретают сегодня положения международных правовых документов о равновесии частных и публичных интересов в области распространения информации, подобные содержащимся в ст. 10 Европейской конвенции: «Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе», в частности, в целях «защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально»[215]. Свобода не может не иметь лимитов, не напрасно французский правовед и философ Шарль-Луи Монтескье определял её как право делать всё, что дозволено законами, а Маттиас Клаудиус (немецкий писатель и, кстати, журналист) - как право делать всё, что не вредит другим[216].
Конституция РФ, с одной стороны, содержит ст. 29, гарантирующую свободу мысли, слова и массовой информации, налагающую запрет на цензуру, принуждение к отказу от своих мнений и убеждений, утверждающую право каждого свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, а с другой стороны, - ст. 23, выступающую гарантом неприкосновенности частной жизни, личной и семейной тайны, защиты чести и доброго имени, тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (правда, отмечается, что последняя может быть ограничена на основании судебного решения), а также ст. 24, закрепляющую, что сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются. Важно найти
баланс между данными правовыми установлениями, что порой бывает непросто. Обозначенная проблема признана многими цивилистами, среди них К.И. Голубев и С.В. Нарижний, сравнившие в качестве противовеса друг другу статьи 1 и 4 Закона РФ «О СМИ»[217].
По заключению О.В. Мананникова, «журналист не обязан всегда сохранять нейтральность, а напротив, может и должен высказывать свою точку зрения», при этом сохранение института свободы слова можно обеспечить лишь при государственной защите независимых СМИ[218]. Думается, однако, что строгое наблюдение за достоверностью распространяемых любыми субъектами (в том числе СМИ) сведений необходимо как в интересах публично обсуждаемых лиц, так и в отношении самого общества; тут сложно проявить солидарность с автором, называющим соответствующий контроль в нынешнем его состоянии чрезмерным или излишним[219]. Лицо, решившееся формировать общественное мнение путём обнародования той или иной информации, реализуя законное право, принимает на себя также и ответственность за недопущение введения в заблуждение большого числа граждан и причинения кому-либо вреда. От представителей прессы как от мастеров своего дела, специалистов в соответствующей области оправданно требовать не менее, а возможно, даже и более ответственного подхода к верификации оглашаемого; стремление подать сенсацию не может оправдать пренебрежение этическими, профессиональными и, наконец, правовыми нормами.
Итак, исследование выше обозначенных проблем приводит к следующим заключениям. Правило о годичном сроке исковой давности по требованиям, связанным с распространением недостоверных сведений в СМИ, не вызывает нареканий. По требованиям, вытекающим из обнародования любой неправды (в частности, порочащей деловую репутацию) каким-либо иным способом, разумно установление общего трёхгодичного срока исковой давности. Что же
касается дискредитации, то тут не обнаруживается необходимости изменять общее правило о нераспространении исковой давности.
Принятие мер по обеспечению иска, связанного с защитой права на деловую репутацию юрлиц и ИП, в виде запрета (пресечения) дальнейшего распространения спорных сведений о заявителе, при обоснованности подобных мер не противоречит закону. Тем не менее, это не снимает вопрос об их целесообразности: меры по обеспечению иска должны быть соразмерны заявленному истцом требованию и не должны существенно затрагивать интересы третьих лиц, в противном случае они не могут применяться.
Деловая репутация прекратившего существование юрлица, ушедшего из жизни гражданина (в том числе ИП) прекращает существование вместе с ним, её защита после этого невозможна. Видится верным введение в законодательство и доктрину понятия «положительный и (или) правдивый образ лица» - сложившееся у общества, отдельных его представителей мнение об уже несуществующем лице, его качествах, поступках, характеристиках деятельности в любой (в частности, предпринимательской) сфере. Целесообразно закрепление на законодательном уровне возникающего у заинтересованных лиц субъективного права неимущественного характера на защиту положительного и (или) правдивого образа гражданина или организации, имея в виду устранение положения абз. 2 и. 1 ст. 152 ГК РФ. При реорганизации деловая репутация организаций-правопреемников либо формируется на основе деловой репутации правопредшественников (при выделении, разделении, слиянии, преобразовании), либо изменяется под влиянием таковой (при присоединении к одному юридическому лицу другого). Степень такой взаимосвязи подлежит доказыванию.
Свобода слова при любом истолковании не может не иметь лимитов. В связи с этим ключевой задачей в анализируемой области правоотношений предстаёт нахождение разумного баланса между взятыми под защиту закона публичными интересами в получении информации и частными интересами в ограждении конкретных нематериальных благ от умаления и неправомерного вторжения в их сферу.