Нематериальный вред юридическим лицам и индивидуальным предпринимателям, его соотношение с моральным вредом гражданам и убытками.
Нельзя не отметить, что проблема компенсации юрлицам нематериального вреда, в том числе нанесённого умалением их деловой репутации, давно вызывает особый интерес у учёных, причём подходы к её решению и взгляды на то, какой должна быть терминология в соответствующей сфере, отличаются многообразием.
В самом общем плане одни цивилисты высказываются за компенсацию юрлицам «репутационного», «морального», «неимущественного» или «иного неимущественного» вреда и введение в научный оборот и законодательство обслуживающих её правовых категорий[304], вторые решительно отказывают организациям в праве на какую-либо компенсацию неимущественного характера, одобряя в случае совершения в отношении них того или иного правонарушения исключительно право на возмещение убытков[305]; третьи, подчёркивая сложность доказывания размера вреда деловой репутацииюрлица, предлагают при установлении факта правонарушения взыскивать штраф или компенсацию вместо (в качестве альтернативы) убытков независимо от наличия и размера последних[306]. Попробуем взвесить аргументы исследователей.
Если юрлицо действительно способно понести некий нематериальный вред, в чём он может проявляться? Прежде всего, надо признать, что попытки усмотреть моральный вред среди последствий гражданско-правовой диффамации в отношении организаций обречены на неудачу. Нет сомнений в том, что понимаемые законодателем в ст. 151 ГК РФ под «моральным вредом» физические и нравственные страдания могут претерпевать лишь физические лица, в силу своей природы наделяемые физическим телом и сознанием, но, разумеется, не организации, являющиеся искусственными образованиями, что неоднократно подчеркивалось в научной литературе[307] и судебной практике. Здесь вспоминается образное сравнение А.М. Эрделевского переживаний юрлица с телесными повреждениями транспортного средства в дорожно-транспортном происшествии.
Учёным обоснованно указано на то, что искусственно созданный субъект права не обладает психикой и не способен испытывать эмоциональные реакции[308]. С опорой именно на этот аргумент Высший Арбитражный Суд РФ изначально категорично отказал юрлицам в праве на соответствующую компенсацию в своём широко известном Постановлении Президиума от 1 декабря 1998 г. № 813/98[309]. Вместе с тем, уместной в данном контексте видится мысль В.В. Килинкарова о том, что проблема компенсации неимущественного вреда, причинённого юрлицам, не исчерпывается темой компенсации морального вреда, а простирается несколько шире и связана более с вопросом о денежной компенсации вреда,определение границ которого затруднено[310]. По верным замечаниям Э.А. Цадыковой, «весь спор упирается в терминологию и смысловую нагрузку даваемых определений»; «в сущности, речь идёт лишь о недопустимости использования термина «моральный вред» в отношении юридического лица в силу его природы, невозможности переносить физические страдания»[311]. Как ни парадоксально, в значительном количестве случаев ситуация действительно во многом обстоит именно так, что является своеобразным показателем фактического разрешения вопроса потребности юрлиц в праве на специальную компенсацию, моральным вредом не являющуюся.
Принципиальное несогласие вызывает представление о неимущественном вреде юрлица при диффамации как о так называемых коллективных нравственных страданиях по поводу его опороченной деловой репутации. Так, Е.П. Редько пишет следующее. «В страданиях лиц, образующих людской субстрат юридического лица, выражаются страдания самого юридического лица. То есть коллективные нравственные страдания - это страдания юридического лица, хотя психологически они порождаются живыми людьми». В свете приведённой интерпретации в действующее гражданское законодательство предлагается ввести институт под названием «компенсация иного неимущественного вреда» (вреда, причинённого неимущественным правам юрлица), в последнее понятие вкладывается значение именно коллективных нравственных страданий[312].
Однако сумма отрицательных переживаний некоторого множества (небольшой или значительной группы) физических лиц из- за нарушенного права организации на деловую репутацию не способна дать новое качество. Думается, юрлицо как субъект гражданско-правовых отношений не может испытывать страданий в том или ином смысле, даже если под таковыми понимать эмоции имеющих к нему отношение граждан. Нравственные страдания физического лица всегда остаются в его личной сфере и должны толковатьсяисключительно как нарушение прав именно этого физического лица - самостоятельного их обладателя. Кроме того, если попытаться сделать противное абсурдное допущение, возникает целый ряд неоднозначных вопросов, как-то: каким образом выявить круг тех самых «страдающих» граждан, образующих людской субстрат юрлица? Должны ли быть отнесены к их числу учредители, участники организации, участники, исключённые или добровольно вышедшие из состава организации, граждане, с которыми заключены трудовые или гражданско- правовые договоры, спонсоры, клиенты, члены семей перечисленных субъектов и т.д. (можно расширять перечень тех, кому потенциально небезразлична судьба деловой репутации юрлица)? Как определить, имеют ли на самом деле место страдания физических лиц по поводу диффамации в отношении организации (их презумпция едва ли будет оправдана), как их измерить? Всё же, надо полагать, нематериальный вред юрлица должен претерпеваться именно юрлицом, отражаться именно на его деятельности, на его, если угодно, «правовой личности». Тем более что каждый гражданин, считающий, что он понёс моральный вред в результате деяния, нарушившего нематериальные блага (неимущественные права) как гражданина, так и юрлица, имеет право обратиться в суд за его компенсацией - параллельно с юрлицом или в одиночестве, если организация откажется от своего субъективного права на судебную защиту. Таким образом, есть причины высказать сомнения не только в теоретической обоснованности приведённой концепции неимущественного вреда юрлиц, но и в её практической целесообразности, утилитарности.
Другим исследователем, А.Г. Супруновым предложено при защите права на деловую репутацию юрлица использовать так называемую методику регрессного иска о возмещении морального вреда. По мысли автора, «такой иск может быть подан гражданином, работающим на конкретном предприятии, считающим, что деловой репутации его предприятия нанесён вред и тем самым самому работнику также нанесены моральные страдания»[313]. Предполагается, что в этом случае защита деловой репутации организации будет происходить через защиту деловой
репутации её работников. Продолжая логику изложенных ранее рассуждений, ни такой вывод, ни использование подобной методики поддержать нельзя. Деловая репутация юрлица и деловая репутация гражданина (даже гражданина, связанного с юрлицом трудовыми отношениями) - это два автономных феномена, пусть способных оказывать друг на друга влияние, но, тем не менее, чётко обособленных объекта гражданских прав; они претерпевают негативные последствия совершаемых в отношении них правонарушений по отдельности и требуют самостоятельной защиты[314]. Поэтому с помощью иска о защите одного нематериального блага не представляется возможным осуществить защиту другого. У рассматриваемых нематериальных благ различные обладатели (юридическое и физическое лицо), которые могут подавать соответствующие иски, судьба же этих исков также может сложиться по-разному. Для полноты картины нужна оговорка о том, что умаление деловой репутации организации не влечёт автоматического умаления деловой репутации её работников, если же последнее и происходит, то необязательно со всеми работниками организации. Умаление деловой репутации граждан в любом случае должно быть доказано.
Есть основания оспаривать и сведение явления «вред деловой репутации юрлица» к понятиям реального ущерба и упущенной выгоды, закреплённым в ст. 15 ГК РФ. Несостоятельным видится получившее распространение в юридической литературе мнение о несоответствии компенсации за нематериальный вред природе юрлица, негативные последствия гражданско- правовой диффамации которого полностью укладываются в традиционную модель убытков[315].
Так, например, А.А. Тимерханов заключает, что «компенсация вреда деловой репутации юридического лица должна определяться как общая стоимость расходов, которые необходимо будет произвести лицу для восстановления нарушенного права»[316]. Согласно позиции О.А. Кулиуша, еслив случае распространения порочащих деловую репутацию сведений «это не повлияло на уменьшение продаж, на расторжение договоров с контрагентами по их инициативе и на иные аналогичные обстоятельства, значит, нельзя говорить и об умалении деловой репутации. В том же случае, если такие обстоятельства имели место, значит, это привело к имущественному вреду, который и должен подлежать возмещению в виде убытков». Автор также утверждает, что взыскание убытков в наибольшей степени отражает компенсационный характер ответственности виновного лица, поскольку «его применение позволяет восстановить нарушенное право именно в том объёме, в каком оно была нарушено», однако сам же признаёт, что в связи со сложностью доказывания как размера убытков, причинённых умалением деловой репутации их обладателя, так и причинно-следственной связи между доказываемыми убытками и распространёнными сведениями, по данной категории дел такие иски, как правило, не предъявляются, в результате чего «требования о взыскании убытков на сегодняшний день нельзя считать эффективным механизмом защиты деловой репутации субъекта предпринимательской деятельности»[317]. Так или иначе, приходится констатировать необходимость поиска более действенных инструментов защиты права организаций на деловую репутацию. Приведённая теория не лишена внутренних противоречий. Если в представляемых суду доказательствах не удаётся отразить ни наличия объективно причинённых убытков, ни их адекватного размера, разве можно в этом случае обсуждать подлинно компенсационный (в контексте цитаты) характер ответственности нарушителя? (О некотором несоответствии прилагательного «компенсационный» понятию убытков - чуть позже).
Соглашаясь с эфемерностью возникновения у юрлиц морального вреда в собственном смысле слова, трудно поддержать изложенные точки зрения.
Легко убедиться в том, что сужение пределов осуществления права организаций на защиту деловой репутации исключительно до возмещения убытков ведёт кнеоправданному его ограничению, неполноте возможностей по его реализации, ибо вред, наносимый деловой репутации юрлиц, может иметь негативные последствия как материального (имущественного), так и нематериального (неимущественного) характера.
Неестественное для отечественного законодательства, неиспользовавшееся прежде в российской правовой терминологии понятие «нематериальные убытки» на официальном уровне впервые прозвучало в Определении КС РФ от 4 декабря 2003 г. № 508-0 со ссылкой на принятое Европейским Судом 6 апреля 2000 г. постановление по делу «Компания Комингерсол С.А.» против Португалии». Следуя логике обоих названных актов, такие отрицательные явления, сказывающиеся на деятельности организации, как неопределенность в планировании решений, препятствия в управлении компанией (для которых не существует четкого метода подсчета), беспокойство и неудобства, причиненные членам руководства компании и трудовому коллективу, текучесть кадров, могут быть вызваны именно умалением её деловой репутации, явиться нематериальными последствиями таковой (наряду с последствиями материальными в виде конкретных, точно исчисляемых убытков, размер которых подлежит доказыванию). В довольно внушительном списке подобных явлений и выражается так называемый нематериальный вред юрлица. В данном случае корректным будет именно термин «нематериальный вред», поскольку употребленное Европейским Судом понятие «нематериальные убытки» определённо нельзя считать удачным, по крайней мере, для российской правовой традиции, в которой убытки исключительно материальны и предполагают либо понесенные или будущие расходы, либо неполученные вследствие нарушения права доходы (п. 2 ст. 15 ГК РФ).
Итак, следует положительно ответить на вопрос о предоставлении юрлицу права на защиту и в нематериальной сфере. Перечисленные выше «неприятные сюрпризы» нематериального характера (которые, к слову сказать, могут явиться для организации ощутимыми и значительными) - точно такие же отрицательные последствия, вызванные нарушением права на деловую репутацию, как и убытки;
они оказывают негативное влияние на положение субъекта предпринимательства, которое нуждается в восстановлении, а если последнее невозможно - в компенсации нанесённого вреда. Очевидно, что одно только возмещение убытков нельзя признать достаточным для описанной цели. Факт причинения организации нематериального вреда подобным правонарушением нуждается в реакции со стороны права, равно как и факт нанесения ему убытков. Иначе едва ли можно вести речь о предоставлении юридическому лицу полного арсенала средств гражданско-правовой защиты своей деловой репутации.
В этой связи любопытно следующее. Законодательство Франции, Германии, Англии, США и некоторых иных зарубежных стран, не зная деления вреда на имущественный и неимущественный, при причинении вреда деловой репутации фирмы предусматривает судебное принуждение лица, распространившего не соответствующие действительности сведения, дать опровержение в СМИ либо устранить их тем способом, которым они были распространены. В то же время если фирма «заявляет» о том, что в результате этих действий ей были причинены убытки, то она сама должна доказать размер таких убытков. В том случае, когда это невозможно сделать, фирма имеет право требовать с виновного лица компенсации в свою пользу в определенном размере, установленном законодательством этих стран[318]. Закономерен вывод о том, что данная компенсация выступает не чем иным, как возмещением юрлицу вреда неимущественного характера.
Упоминания об аналогичных компенсациях встречаются и в отечественном законодательстве, но касаются они лишь случаев причинения вреда авторским и смежным правам их обладателей (п. 3 ст. 1252, п. 3 ст. 1299, ст. 1301, ст. 1311, ст. 1406.1 ГК РФ), а также ответственности за незаконное использование товарного знака и места происхождения товара (п. 4 ст. 1515, п. 2 ст. 1537 ГК РФ).
О.А. Пешкова (как и некоторые другие исследователи) решение проблемы защиты деловой репутации организаций видит в применении по аналогии нормы ст. 1301 ГК РФ, т.е. в возможности возмещения вреда, причиненного деловой репутации юрлица, через выплату компенсации, если невозможно было доказать наличие убытков. По мнению автора, именно это позволит поставить точку в споре о компенсации морального вреда юрлицу[319].
Однако рассматривая соответствующие положения законодательства зарубежных стран и норму ст. 1301 ГК РФ (а также другие вышеприведённые наряду с ней нормы), нельзя не обратить внимание на то, что используемая в этих случаях компенсация выступает альтернативой возмещению убытков. Если же исходить из двойственной природы последствий умаления деловой репутации юрлиц, оправданно ставить вопрос о необходимости санкционирования законодателем причинения юрлицу как материального (убытки), так и нематериального (неопределенность в планировании решений, препятствия в управлении компанией, беспокойство и неудобство членам её руководства и трудового коллектива, текучесть кадров и т.п.) вреда. Указанная компенсация не должна заменять собой взыскание убытков и наоборот. Два этих средства правовой защиты самостоятельны, не исключают, а дополняют друг друга и должны оцениваться и применяться в совокупности. Тем более что при распространении не соответствующих действительности порочащих деловую репутацию юрлица сведений убытки могут и вовсе не возникнуть или быть весьма незначительными (в частности, когда речь не идёт о крупных субъектах предпринимательства, когда в силу каких-либо причин порочащая деловую репутацию организации дезинформация не получила широкого распространения либо существенно не повлияла на отношение к ней её клиентов и контрагентов). В таких случаях, безусловно, нет оснований говорить о возмещении фактически не возникших убытков, что не означает безразличного отношения юрлица к подобному факту диффамации. Может не возникнуть и рассмотренного выше
нематериального вреда в виде срыва плана развития компании, трудностей в управлении ей, нарушения внутрикорпоративных отношений и т.д. И всё же от этого совершенное правонарушение (гражданско-правовая диффамация) не перестаёт существовать и должно получить справедливую оценку со стороны общества и государства посредством применения соответствующей санкции. Такая оценка может быть выражена именно в компенсации (взыскиваемой наряду с убытками или без таковых при их отсутствии) за причиненный юрлицу нематериальный вред в виде самого умаления его нематериального блага. С одной стороны, она будет призвана служить целям общей и частной превенции, с другой - компенсировать не охватываемый правовой конструкцией убытков неимущественный вред, нанесённый организации.
Примечательна ситуация, сложившаяся вокруг доказывания причинения диффамацией убытков в Англии. В соответствии со ст. 2 действовавшего в стране до недавнего времени Закона о диффамации 1952 г. в случае, если заявление ответчика имело целью умалить «служебную, профессиональную или деловую репутацию» истца, последний освобождался от обязанности доказывать наличие и размер возникших у него убытков[320]. Принятый же в Англии в 2013 г. Закон о диффамации[321] в и. 1 ст. 1 закрепил, что утверждение не может быть признано порочащим, если оно не нанесло или не могло нанести существенный вред репутации истца, причём и. 2 ст. 1 закона существенный вред репутации коммерческих юрлиц связывает с фактом или возможностью значительных финансовых потерь организации. (Статья 15 Закона о диффамации 2013 г. растолковывает «утверждения» как «слова, рисунки, визуальные изображения, жесты и любые иные носители смысловой нагрузки[322]»). По мнению Н.В. Архиереева, новый закон поставил большое препятствие для защиты в суде
интересов потерпевших от диффамации юрлиц[323]. Вместе с тем, думается, некоторая «туманность» формулировок (вроде «не нанесло или не могло нанести») оставляет задел судебному усмотрению при решении вопроса о защите права на деловую репутацию предпринимательской структуры.
Моральный вред гражданину неравнозначен нематериальному вреду юрлицу, смысловое наполнение этих категорий различно. Эту справедливую позицию, напомним, занял Конституционный Суд РФ, обозначив её в абзаце 5 п. 2 Определения КС РФ от 4 декабря 2003 г. № 508-0. В этой связи В.В. Плотников указывает на то, что «моральный вред, причинённый в результате распространения не соответствующих действительности сведений, порочащих деловую репутацию юридического лица, имеет не субъективное («психическое»), а объективное содержание и заключается в отрицательной оценке третьими лицами качеств юридического лица и его продукции»[324]. Являясь двумя разновидностями нематериального (неимущественного) вреда и моральный вред гражданину, и нематериальный вред юрлицу имеют общее правовое происхождение, едина сущность нарушаемых в первом и втором варианте гражданских прав (благ), однако, безусловно, это два разных правовых явления. Уже приводившееся определение морального вреда знакомо каждому студенту- юристу, успевшему изучить курс общей части гражданского права (здесь, в ст. 151 ГК РФ, законодатель проявил чёткость): это «физические или нравственные страдания, причинённые гражданину действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом». Помощь в поисках ответа на вопрос о том, что есть нематериальный вред юрлица (если испытывать переживания организация не может), оказана Европейским Судом и Конституционным Судом РФ в рассмотренных выше документах, согласно которым это те самые неопределенность в планировании
решений, препятствия в управлении компанией, беспокойство и неудобства, причиненные членам руководства компании и трудовому коллективу. Такой вред не может быть объективно измерен подобно убыткам, в его определении всегда присутствует большая или меньшая доля субъективной оценки; его размеры, как представляется, могут довольно значительно варьироваться в зависимости от уникального сочетания самых различных факторов, однако он всегда присутствует при умалении нематериальных благ организации и нарушении её неимущественных прав, в частности, деловой репутации (права на неё). Пусть даже этот вред будет ничтожно мал в силу того, например, что деловая репутация недавно сформировалась и не имела возможности достаточно окрепнуть, а значит, не имела и риска серьёзно пострадать, в силу иных подобных обстоятельств, - всё же, если нелицеприятная дезинформация произошла, это с неизбежностью влечёт умаление деловой репутации и инспирирует возникновение внутренних негативных процессов в «организме» юрлица, независимо от его «иммунитета», безотносительно того, обретут они крайние неблагоприятные для организации формы или же останутся почти незамеченными. Поэтому видится необходимым признать презумпцию причинения юрлицу нематериального вреда любым правонарушением, посягающим на принадлежащие ему нематериальные блага (колеблющим его неимущественные права), в том числе и в первую очередь - диффамацией.
Нельзя не отметить сходства в функциях компенсации морального вреда гражданину и компенсации нематериального вреда юрлицу. При наличии карательной и предупредительно-воспитательной функций основной в обоих случаях будет являться функция компенсационная (при компенсации морального вреда она может именоваться функцией морального удовлетворения). Первоочередная цель рассматриваемой выплаты юрлицам - компенсировать нарушение их неимущественных прав. Причём нематериальный вред здесь именно компенсируется, а не возмещается.
Разумно проявить солидарность с теми авторами, которые высказываются за осторожное применение этих терминов, разграничивая правовые феномены
компенсации и возмещения[325]. Дело в том, что возмещение предполагает прямую зависимость выплачиваемой потерпевшему суммы от размера причинённого ему вреда с учётом того, что сумма возмещения может и должна быть объективно определена и точно рассчитана. Пункт 1 ст. 1064 ГК РФ закрепляет общее правило, согласно которому вред, причинённый личности и имуществу гражданина, а также вред, причинённый имуществу юридического лица, подлежит возмещению причинителем вреда в полном объёме. В соответствии с п. 1 ст. 15 ГК РФ лицо, право которого нарушено, может требовать полного возмещения причинённых ему убытков, если законом или договором не предусмотрено возмещение убытков в меньшем размере. Таким образом, в правовом механизме возмещения заложена возможность полного восстановления нарушенного права, возвращения его в первозданное, существовавшее до нарушения состояние. В толковом словаре В.И. Даля за словом «возмещать» закреплены значения «дополнять, пополнять, заменять, замещать, вознаграждать за убыль»[326]. Словарь под редакцией профессора Д.Н. Ушакова даёт следующие звучащие в унисон с предыдущими толкования слову «возместить»: «заменить равноценным (что-нибудь утраченное), пополнить (недостающее)»; «заменить недостающее чем-нибудь другим»[327] [328]. О.Ш. Аюпов описывает такие черты возмещения, как соразмерность и эквивалентностьл . По мнению автора настоящего исследования, эти понятия синонимичны и, по сути, передают одно важное свойство возмещения - его равноценность последствиям нарушения в сфере прав пострадавшего. Возмещение должно быть равновеликим причинённому вреду, иными словами, величина первого должна быть равна величине второго. Компенсация же не способна загладить нанесённый вред в полной мере по причине того, что её размер либо не может быть однозначно определён в принципе, либо же определить его чрезвычайно сложно. Поэтому компенсация - это имущественное предоставление за вполне конкретное нарушение прав, которое, однако, неэквивалентно проявлениям допущенного нарушения. Компенсация реанимирует нарушенные гражданские права лишь в части, которая к тому же, как правило, не может быть точно установлена. В этом смысле неслучайной видится соответствующая корректировка положений ст. 152 ГК РФ: до 1 октября 2013 г. её п. 5 наделял пострадавшего от диффамации правом требовать «возмещения убытков и морального вреда», после указанной даты пункт 9 названной статьи провозглашает в этой ситуации право требовать «возмещения убытков и компенсации морального вреда». Очевидно, изменив подобным образом формулировки, законодатель сознательно устранил имевшуюся прежде неточность, ведь и во время действия первой редакции данной нормы ст. 12 ГК РФ предусматривала среди общих способов защиты гражданских прав именно компенсацию, а не возмещение морального вреда; термином «компенсация» оперировали в тот период также ст. 151 и глава 59 ГК РФ. Возмещение морального вреда представало некорректным синонимом его компенсации, поскольку с точки зрения идеальных юридических конструкций, моральный вред может быть исключительно компенсирован. Надо в то же время отметить, что отдельные нормы ГК РФ подразумевают существование неких соразмерных компенсаций или даже прямо их предусматривают. Однако поскольку почти все такие нормы (это, например, ст.ст. 1359, 1360, 1456 ГК РФ) касаются прав в отношении интеллектуальной собственности (патентных прав, прав на топологии интегральных микросхем), почти во всех подобных случаях говорить о соразмерности можно лишь с весьма значительной долей условности. Так, крайне непросто (если допускать такую возможность в принципе) точно определить размер компенсации за использование изобретения или промышленного образца в силу неповторимых характеристик и уникальной ценности этих объектов гражданских прав; проведение в подобных случаях аналогий, формирование средних расценок связано с определёнными сложностями. В некоторых ситуациях закон допускает установление суммы подобных компенсаций в соглашении сторон (абз. 2 п. 4 ст. 1430, п. 2 ст. 1436 ГК РФ), но и здесь с полным правом можно засвидетельствовать их условную, приблизительную соразмерность. Исключением среди не определяемых чётко компенсаций, выделяется, пожалуй, закреплённая в ст. 1170 ГК РФ компенсация несоразмерности получаемого наследственного имущества с наследственной долей, что не вполне согласуется с выработанными в теории права постулатами. И ещё одно различие в правовой сущности объектов компенсации морального вреда гражданину и компенсации нематериального вреда юрлицу. Претерпевшие негативные изменения нравственные чувства физического лица не воссоздаются. Явившийся результатом правонарушения печальный опыт отрицательных переживаний необратим. Компенсация морального вреда в этом отношении представляет собой лишь «утешение» за него. Однако такое нематериальное благо организаций, как деловая репутация, к счастью, обладает свойством восстанавливаемости; она может быть не только приведена в первоначальное состояние, но и приращена в результате предпринятых после нарушения умелых действий заинтересованных лиц. Итак, в чём же состоит нематериальный вред юрлицу? Анализ правовой природы этого субъекта гражданских правоотношений, принадлежащих ему неимущественных прав и нематериальных благ, прецедентной практики Европейского Суда и учитывающей её политики Конституционного Суда РФ приводит к выводу о том, что такой вред проявляется 1) в собственно отрицательных изменениях в нематериальном благе организации (это может быть не только деловая репутация, но и любое другое нематериальное благо, например, коммерческая или банковская тайна, тайна переписки и телефонных переговоров) или в принадлежащем ей неимущественном праве и 2) в способных возникать из-за них не поддающихся точному подсчёту негативных внутриорганизационных явлениях неимущественного характера, косвенно или в перспективе опасных для деятельности юридического лица в целом, в частности, для сферы его имущественных прав (неопределенность в планировании решений, препятствия в управлении компанией, беспокойство и неудобства, причиненные членам руководства компании и трудовому коллективу, общее ухудшение внутрикорпоративного климата, текучесть кадров, нарушение деловых связей И Т.Д.). Есть основания полагать, что неотъемлемым и центральным элементом нематериального вреда юрлицу является именно само отражение на нематериальном благе (неимущественном праве) посягательства на него. Об умалении деловой репутации принято говорить как о причине неблагоприятных для организации явлений, составляющих его вред. Так, естественно звучит заключение о том, что умаление деловой репутации повлекло причинение юрлицу убытков в виде, скажем, затрат на рекламную компанию для её восстановления или отказа конкретного контрагента от заключения намечавшейся выгодной сделки. Однако умаление деловой репутации - это также и самостоятельное последствие совершения правонарушения (допустим, распространения об организации порочащих ложных сведений, недобросовестной рекламы, незаконного использования товарного знака), и этот его аспект также нельзя не учитывать. Если негативные явления нематериального характера в виде срыва плана развития компании или испорченной внутрикорпоративной атмосферы мизерно малы, они всё же не перестают существовать и нуждаются в компенсации. Если же они не возникли вовсе (что, думается, вполне может быть), умаление нематериального блага (например, деловой репутации) при соответствующем правонарушении (например, диффамации) будет всегда. Если хотя бы один контрагент, клиент, потенциальный клиент компании стал адресатом ложной нелицеприятной информации о ней, умаление деловой репутации состоится априори. Поэтому, подчеркнём это ещё раз, в наивысшей степени целесообразным видится закрепление в доктрине и позитивном праве презумпции причинения нематериального вреда юрлицу любым нарушением его неимущественных прав или посягательством на его нематериальные блага. Это столь же разумно, как и презумпция причинения морального вреда гражданину нарушением его личных неимущественных прав[329]. Рассмотрим эту сторону проблемы через призму судебной практики. ФАС Поволжского округа в Постановлении от 4 февраля 2014 г. по делу № А65- 10931/2013 (признавая: по ст. 152 ГК РФ в пользу юрлица подлежит компенсации «нематериальный вред», содержание которого не соответствует содержанию морального вреда, причиненного гражданину) указывает на то, что истец применительно к правилам гл. 59 ГК РФ должен доказать факт причинения убытков нематериального характера, обозначив, в чём конкретно выразилось причинение вреда, и причинно-следственную связь между действиями ответчика и наступлением убытков. При этом размер убытков нематериального характера не подлежит доказыванию, поскольку он не может быть определён объективно. За недоказанностью приведённых обстоятельств суд кассационной инстанции оставляет без изменений решение суда апелляционной инстанции об отказе в удовлетворении заявленных организацией требований о компенсации вреда в нематериальной сфере. Эта же идея в центре внимания Постановления ФАС Поволжского округа от 28 октября 2013 г. по делу № А12-31385/2012: «При выявлении причинно-следственной связи между действиями ответчика и возникновением неблагоприятных последствий на стороне истца суды должны учитывать наличие реальной возможности влияния действий ответчика на формирование мнения об истце у третьих лиц». На фоне приведённых аргументов возникают мысли о том, что, во-первых, установление факта правонарушения в любом случае должно являться индикатором причинения организации нематериального вреда, а во-вторых, одна из целей компенсации нематериального вреда юрлицам, помимо прочего, видится в реакции государства и права на само умаление деловой репутации, которая будет обеспечивать эффект превенции и отвечать интересам конкретных добросовестных участников гражданских правоотношений. Любопытна проблема компенсации нематериального вреда ИП. В действующих гражданско-правовых нормах ни разу напрямую не упоминается право ИП на компенсацию морального вреда. Однако опасения в возможности присуждения ему такой выплаты видятся беспочвенными. ГК РФ не апеллирует к понятию «компенсация морального вреда ИП», зато закрепляет институт компенсации морального вреда физическому лицу, так как именно последнее способно к физическим и нравственным страданиям, т.е. восприимчиво к моральному вреду в истолковании основного источника гражданско-правовых норм. Поэтому, как представляется, вполне корректно говорить о том, что ГК РФ предоставляет ИП право требовать такой компенсации, ибо граждане с этим особым статусом охватываются термином «физические лица», или, ещё точнее, за маской предпринимателя всегда скрывается физическое лицо. Именно эту верную логику поддерживает законодатель, что несложно заметить, проанализировав отдельные нормы ГК РФ. Так, например, до недавних пор ст. 25 ГК РФ была полностью посвящена банкротству ИП - такое название она и носила. Теперь же, с 1 октября 2015 г., после изменений Федерального закона от 29 июня 2015 г. № 154-ФЗ[330] [331] [332] статья озаглавлена «Несостоятельность (банкротство) гражданина», что подразумевает расширение сферы её применения, а вовсе не изъятие из последней отношений, возникающих в связи с банкротством ИП. Можно уверенно судить о том, что отредактированная норма распространяет своё действие на любых граждан, поскольку эта категория субъектов гражданского права обнимает и ИП, и физических лиц, ими не являющихся. Занимая положение предпринимателя в установленном законом порядке, т.е. проходя процедуру государственной регистрации в качестве ИП, и даже непосредственно осуществляя предпринимательскую деятельность (например, вступая в контакты с контрагентами в этой особой роли), никто не утрачивает свою сущность физического лица, права и обязанности гражданина, а следовательно, и возможности использовать предоставленные законом способы защиты этих прав. Умаление деловой репутации ИП - достаточная причина негативных переживаний гражданина, избравшего соответствующую сферу деятельности. В случае нарушения своего права на деловую репутацию ИП может реализовать все способы защиты, содержащиеся в ст. 152 ГК РФ, включая и компенсацию морального вреда, регламентированную и. 9 названной статьи, а также использовать ст.ст. 151, 1099-1101 ГК РФ. Верными видятся утверждения цивилистов о невозможности разграничения личных неимущественных прав, принадлежащих «простому» гражданину и гражданину со статусом предпринимателя, а также о том, что лишение ИП права требовать компенсации морального вреда в связи с нарушением его деловой репутации «можно рассматривать в качестве необоснованного ограничения его законных прав и интересов как гражданина, которые могут быть ограничены только федеральным законом»[333]. Вместе с тем, предприниматель способен испытывать на себе и те рассмотренные выше последствия диффамации, в которых наряду с собственно умалением деловой репутации проявляется нематериальный вред юрлицу. Ведь и у ИП в результате ущемления принадлежащего ему нематериального блага могут возникнуть сложности в управлении своим делом, крах плана развития бизнеса, могут наблюдаться нежелательные частые изменения в составе нанимаемых им работников и т.д. Это означает, что нематериальный вред ИП может принимать форму как морального вреда гражданину, так и нематериального вреда юрлицу. Какое из указанных проявлений окажется более существенным и ощутимым в каждом конкретном случае, думается, решать самому потерпевшему. Ему же видится правильным предоставить и право выбора между двумя приведёнными способами защиты прав, особенно учитывая, что для ИП деловая репутация не менее ценна, чем для юрлица. Представима ситуация, когда не поддающиеся точному расчёту негативные последствия диффамации нематериального характера, касающиеся организации и ведения бизнеса ИП, не возникнут вовсе или не получат сколько-нибудь заметного распространения, тогда как моральный вред «гражданина-коммерсанта» будет иметь ярко выраженный характер, - и наоборот, не исключено обратное положение вещей. М.А. Рожкова в качестве возможного выхода из ситуации допускает компенсацию нематериального вреда ИП в том же порядке, что и юрлицу[334]. Разумеется, в данном случае неприемлемой была бы выплата обеих компенсаций, поскольку как первая, так и вторая из них оказались бы направлены на сглаживание последствий одного и того же правонарушения в одной и той же нематериальной сфере. 4.1.3.