Как посадить зверя позиционного потребления на диету

ИДЕЯ Дарвина о том, что индивидуальные сти­мулы нередко вступают в резкое противоречие со стимулами, воздействующими на крупные группы, нигде не проявляется с такой же очевидностью, как в контексте гонки вооружений.

Логика гонки вооружений

В самой элементарной версии гонки вооружений одна страна получает преимущество над страной-соперницей, наращивая дополнительные вооруже­ния, что вынуждает вторую страну тоже наращивать вооружения, чтобы восстановить равновесие. Тогда первая страна закупает еще больше оружия, прово­цируя соперничающую страну на аналогичный ответ, и т.д. После того как оседает пыль, выясняется, что ни одна из сторон не чувствует себя в большей без­опасности, хотя обе истратили на оружие значитель­ную долю национальных ресурсов.

В предположении, что первоначально соперники ни в чем не уступали друг другу, мы получим, что этот процесс представляет собой чистую растрату

и7

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

средств, и обычно с этим выводом никто не спорит. Обе страны только выиграли бы, если бы деньги, по­траченные на оружие, были использованы для строи­тельства школ, жилья, больниц, дорог и прочих мир­ных объектов.

Стандартным выходом является соглашение о кон­троле над вооружениями, согласно которому обе стороны обязуются сократить свои военные расхо­ды. Пожалуй, важнейшим препятствием к заключе­нию таких соглашений служит отсутствие доверия, в то время как работающие соглашения такого рода обычно наделяют обе стороны широкими инспекци­онными правами. Как любил говорить Рональд Рей­ган: «Доверяй, но проверяй».

Все это очень хорошо, но пока что без ответа оста­ется один важный вопрос. При каких именно усло­виях начинается гонка вооружений? Если кто-то за­являет об избыточности чего-либо, то отсюда неявно следует недостаток чего-либо иного.

Ответ на этот вопрос будет простым и в то же вре­мя поучительным. Он состоит в том, что хотя воз­можности страны по достижению поставленных целей в обеих сферах определяются контекстом, в сфере вооружений он имеет намного большее зна­чение. В случае двух стран вопрос о достаточности имеющихся запасов оружия зависит почти исключи­тельно от того, как обстоят дела у другой стороны. Если ее арсенал больше, то наша политическая неза­висимость оказывается под угрозой. Если же дело об­стоит наоборот, то мы в безопасности.

• u8

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

Контекст важен и в случае потребительских то­варов, но в гораздо меньшей степени, чем в случае ору­жия. Например, потребители могут быть недовольны, узнав, что гражданам страны-соперницы доступны более качественные телевизоры и более роскошные машины. Однако такое недовольство намного менее затратно, чем потеря политической независимости.

Если бы не эта асимметрия, то мы бы никогда не знали такой проблемы, как гонка вооружений. Предположим, например, что в случае потребитель­ских товаров контекст имеет большее значение, чем в случае оружия. Если при этом одна страна попыта­ется взять верх над соперницей, строя больше бомб, она сразу же столкнется с тем, что ей не хватает де­нег на тостеры. А если отставание от страны-сопер­ницы в тостерах будет более затратным, чем отстава­ние в оружии, то никто не станет стремиться к тому, чтобы наращивать свои запасы бомб. Напротив, мы увидим «позиционную гонку вооружений», предме­том которой окажутся тостеры. Каждая страна будет тратить все больше и больше денег на тостеры в по­пытке обогнать соперницу, лишая себя при этом де­нег на оружие.

В отношении гонки вооружений следует отме­тить еще несколько моментов. Во-первых, причи­ной гонки вооружений не служит иррациональное поведение. С точки зрения любой отдельной стра­ны усиленное внимание к тому, чтобы не отставать от соперников в вооружениях, является абсолютно разумным. Сохранение политической независимо­сти обеспечивается способностью обороняться, кото­рая окажется под угрозой при отсутствии достаточ­ных запасов оружия.

Помимо этого, причиной гонки вооружений не мо­жет быть отсутствие конкуренции. Напротив, чаще

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

всего в гонке вооружений участвуют страны, непо­средственно состязающиеся друг с другом за важные ресурсы. Усиление конкуренции между странами по­вышает вероятность гонки вооружений, а не наоборот. Наконец, в соглашениях о контроле над вооруже­ниями нет ничего загадочного. Любой либертариа­нец будет выглядеть глупо, если станет выступать против подобных соглашений на том основании, что они лишают подписавшие их стороны права са­мим решать, сколько бомб им делать. Ведь именно в этом и состоит смысл таких соглашений! Участвую­щие в них стороны понимают, что, сохранив за собой право принятия односторонних решений, они будут вынуждены тратить на бомбы слишком много денег. Все вышеописанные аспекты гонки вооружений не содержат в себе никаких противоречий. Но это не означает, что соглашения по ограничению воору­жений сами по себе всегда непротиворечивы. Напри­мер, отказ от участия в подобном соглашении может быть абсолютно разумен при отсутствии практиче­ской возможности контроля за его соблюдением про­тивоположной стороной.

Также отказ подписывать такое соглашение может быть вполне рациональным в том случае, если лидер нации полагает, что гонка вооружений обеспечивает его стране преимущество. Например, считается, что Р. Рейган поддерживал в ipSo-e гг.

В целом, практически все сходятся на том, что гон­ка вооружений между примерно равными друг другу соперниками расточительна и что все участники та­кой гонки окажутся в выигрыше, участвуя в коллек­тивном соглашении об ограничении расходов на во­оружения. Нежелание заключать такие соглашения обычно диктуется практическими соображениями,

• 12О

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

связанными с проблематичностью контроля над их выполнением или с асимметрией ресурсов. Никто не отказывается участвовать в соглашениях по кон­тролю над вооружениями, исходя из абстрактных философских идей о ценности сохранения свободы односторонних действий.

Гонка вооружений в других сферах

В сфере экономической конкуренции наблюдается то же самое, что и в сфере военной конкуренции. На­пример, в спорте как индивидуальное, так и груп­повое вознаграждение очень сильно зависит от от­носительных успехов. Если спринтер принимает анаболические стероиды, он повышает свои шансы занять место на пьедестале почета. Если команде уда­ется перекупить выдающегося игрока, она повыша­ет свои шансы выиграть чемпионат. И первое, и вто­рое имеет очевидные побочные стороны. Например, принимая стероиды, спортсмен рискует навсегда ис­портить здоровье, а покупка звездных игроков обхо­дится в огромную сумму. Но, с точки зрения каждого отдельного спортсмена или команды, возможный вы­игрыш намного превышает затраты. Загвоздка, есте­ственно, в том, что если все спринтеры принимают стероиды или все команды покупают звездных иг­роков, то все они несут убытки, не получая никакого преимущества над соперниками.

Как и в сфере военной конкуренции, решение в сфере спорта сводится к заключению соглашений о контроле за позиционной гонкой вооружений. Так, созданы контрольные органы, проверяющие спорт­сменов на допинг и накладывающие жесткие санк­ции на нарушителей.

121

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

Ассоциации автогонщиков устанавливают лимиты на рабочий объем моторов, и т.д. Все эти ограниче­ния представляют собой попытки решить проблему, полностью аналогичную гонке вооружений в воен­ной сфере. И мало кто, кроме либертарианцев, ви­дит в таких мерах крайне тревожные случаи наруше­ния прав личности.

В тех случаях, когда команды или отдельные спортсмены не желают участвовать в соглашениях по контролю над позиционной гонкой вооружений, за таким решением нередко стоят практические сооб­ражения, сходные с теми, которые препятствуют за­ключению соглашений по контролю над гонкой во­оружений в военной сфере. Например, покойный владелец команды New York Yankees Джордж М. Стайн-бреннер успешно противостоял владельцам других бейсбольных команд, добивавшимся более существен­ного перераспределения доходов и введения более жестких ограничений на величину заработков в Глав­ной лиге бейсбола. Стайнбреннер имел доступ к ко-лоссальным доходам нью-йоркских сетей кабельного телевидения, благодаря чему мог перекупать у дру­гих команд лучших игроков. Кроме того, он пони­мал, что хотя ограничения на величину заработков и перераспределение доходов позволяли всем коман­дам, включая его собственную, существенно увели­чить суммы, выплачиваемые игрокам, возможность постоянно выставлять на поле непобедимую коман-. ду более чем компенсировала эти выгоды.

Противодействие Стайнбреннера ограничениям на величину заработков и перераспределению до­ходов влекло за собой значительные издержки для владельцев других команд, а в конечном счете и для болельщиков. Как выражаются экономисты, его по­литика создавала «позиционные экстерналии».

И все это хорошо известно и не содержит проти­воречий. С другой стороны, менее известен тот факт, что аналогичные позиционные экстерналии влекут

122

ГЛАВА 5.

за собой аналогичные убытки при повседневном по­треблении. В главе 4 речь шла о стимулах, вынуждаю­щих людей к расточительности при покупке жилья и проведении различных торжеств. Однако в этом утверждении неявно содержалось параллельное утверждение о том, что эти избыточные расходы вле­кут за собой недостаток средств для оплаты каких-то других вещей. Что это за вещи, и почему люди тратят на них слишком мало денег? Систематический спо­соб рассмотрения этих вопросов нам дает логика, ле­жащая в основе гонки вооружений в военной сфере.

В одних сферах контекст важен больше, чем в других

К интуитивному выводу о значении контекста в раз­личных условиях легко можно прийти, проведя ряд простых мысленных экспериментов. В каждом слу­чае вам будет предложено мысленно выбрать одну из двух ситуаций, идентичных во всех отношениях, за исключением какого-либо одного четко указанно­го различия. Кроме того, предполагается, что каждая из этих ситуаций никогда не изменится.

В первом мысленном эксперименте мы рассмо­трим значение контекста применительно к жилищ­ной сфере:

Какой мир вы предпочтете?

Мир А: вы живете в квартале, где дома имеют пло­щадь в бооо кв. футов, а все остальные —в кварталах, где дома имеют площадь в 8ооо кв. футов,

или

Мир Б: вы живете в квартале, где дома имеют пло­щадь в 4000 кв. футов, а все остальные — в кварталах, где дома имеют площадь в 3000 кв. футов.

Даже по нынешним американским меркам все дома, фигурирующие в этом мысленном эксперименте,

123

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

имеют весьма солидную площадь. Опять же, не на­дейтесь на то, что, выбрав мир А, вы сможете пере­браться в квартал с более крупными домами, если бу­дете чуть больше работать. Отдав предпочтение миру А, вы навсегда обрекаете себя на более скромные жи­лищные условия по сравнению с соседями.

Стандартные экономические модели, лежащие в основе теории Адама Смита о «невидимой руке», говорят, что предсказать результат выбора не соста­вит никакого труда. Согласно этим моделям, кон­текст не имеет никакого значения, и ваш выбор будет зависеть только от абсолютных характеристик дома; а так как в мире А вы получите более крупный дом, то это и будет оптимальным вариантом. Однако ко­гда такой выбор предлагается реальным людям, он может поставить их в тупик. Как правило, они про­сят время на то, чтобы подумать, а затем в большин­стве своем выбирают мир Б.

Теперь проведем второй мысленный эксперимент, имеющий точно такую же структуру:

Какой мир вы предпочтете?

Мир А: вы можете в течение года погибнуть на работе с вероятностью 2 к юооо; для других эта вероятность составляет 1 к юооо;

Мир Б: вы можете в течение года погибнуть на работе с вероятностью 4 к юооо; для других эта вероятность составляет 8 к юооо.

Этот мысленный эксперимент, как и первый, дает вам возможность выбирать между абсолютными и отно­сительными преимуществами. Если вы предпочтете мир А, то абсолютная вероятность погибнуть на рабо­чем месте будет для вас лишь вдвое ниже, чем в мире Б. Но ваша работа в мире А будет более опасной, чем другие профессии, в то время как в мире Б ваша рабо­та будет самой безопасной из всех имеющихся.

Я проводил этот мысленный эксперимент с людь­ми всех возрастов: от студентов-первокурсников до пенсионеров. И все они почти единодушно выби­рали мир А. Участники данного эксперимента, в от­личие от первого, последовательно демонстрировали склонность к тому, чтобы предпочесть абсолютные преимущества относительным.

О чем говорит нам этот выбор? Описывая причи­ны своего решения, большинство опрошенных, выби­рающих в первом эксперименте мир Б, обычно гово­рят, что в этом мире они наверняка были бы больше довольны своим домом, несмотря на то, что в дру­гом мире им достался бы более крупный дом. Абсо­лютный размер дома, разумеется, тоже имеет зна­чение, но после того, как он превышает известный предел, в решениях большинства людей, по-видимо­му, на первый план выходит контекст.

При аналдгичном обсуждении результатов второ­го мысленного эксперимента его участники четко вы­ражают свое недовольство тем, что их работа в мире А будет в два раза опаснее других работ. Но они, как правило, тут же добавляют, что предпочтут смирить­ся с этим фактом, чем выбрать мир Б, где их работа будет вдвое опаснее, чем в мире А.

В соответствии с терминологией, предложенной покойным экономистом Фредом Хиршем, из мо­дальных выборов в этих мысленных экспериментах следует, что жилье является «позиционным благом», а безопасность на рабочем месте —«непозиционным благом»1. Позиционными называются такие блага, оценка которых особенно сильно зависит от контек­ста. Поскольку опыт говорит нам о том, что контекст учитывается практически при любой оценке, то по­зиционными являются такие блага, оценка которых в значительной степени определяется контекстом.

1. Fred Hirsch, Social Limits to Growth, Cambridge, MA: Harvard Univer­sity Press, 1976.

\'124

125

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

И напротив, непозиционные блага —это такие блага, оценка которых относительно слабо зависит от кон­текста.

Как мы видели на примере гонки вооружений, ис­кажения, приводящие к расточительству, наблюда­ются тогда, когда в одних областях контекст имеет большее значение, чем в других. Страны стремятся в избытке запастись бомбами, потому что адекват­ность их арсеналов во многом зависит от того, как они соотносятся своими размерами с арсеналами со­перников. Контекст сохраняет значение и в случае потребительских товаров, но в гораздо меньшей сте­пени, чем в случае оружия.

Та же самая логика приводит и к расточительству при приобретении позиционных благ. Рассмотрим те­перь, каким образом подобные искажения проявля­ются в конкретных сферах, затронутых в предыдущих мысленных экспериментах, а именно в сферах жилья и безопасности на рабочем месте. Оба эти блага поль­зуются большим спросом и оба имеют высокую себе­стоимость. Как уже говорилось в главе з, стандартная теория «невидимой руки» гласит, что конкурентные рынки позволяют трудящимся выбирать такое кон­кретное сочетание жилья и безопасности, которое в наибольшей степени отвечает их запросам. Если они не склонны к риску, то могут выбрать безопасную, но низкооплачиваемую работу (поскольку установка кожуха на циркулярную пилу обходится недешево), и соответственно, будут вынуждены обходиться деше­вым жильем. Если же риск их не слишком беспокоит, они могут согласиться на опасную работу, на которой будут хорошо зарабатывать, благодаря чему им станет доступно более приличное жилье.

Либертарианцы и прочие адепты «невидимой руки» считают, что правительство, вводя нормы без­опасности на рабочем месте, ухудшает положение ра­бочих, так как заставляет их тратить на безопасность больше денег, чем они потратили бы, если бы име-

ли свободу выбора. Рассмотрим, например, ситуа­цию, в которой человек решает, стоит ли соглашать­ся на более рискованную, но хорошо оплачиваемую работу, чтобы иметь возможность купить более доро­гой дом. Стандартная теория «невидимой руки» го­ворит, что он выберет эту работу в том случае, если абсолютная ценность дополнительной жилой площа­ди превысит издержки, связанные с ростом абсолют­ного риска. Соответственно, он не будет возражать против повышения риска лишь до того момента, ко­гда последнего абсолютного небольшого прираще­ния жилой площади будет достаточно для компен­сации последнего небольшого снижения абсолютной безопасности. Заставлять его тратить на безопасность больше денег, утверждают сторонники «невидимой руки», значит вынуждать его к приобретению без­опасности, которая стоит для него меньше, чем он будет должен зд нее заплатить.

Однако это утверждение утратит свою силу в том случае, если оценка жилищных условий будет более чувствительна к контексту, чем оценка безопасности. Чтобы доказать это, отметим, что в тех случаях, когда в игру вступает контекст, в расчетах выгоды и издер­жек появляются два дополнительных фактора. Согла­сившись на более рискованную работу, работник обес­печивает себе как абсолютное, так и относительное улучшение жилищных условий; это же решение по­влечет за собой снижение безопасности как в абсолют­ном плане, так и по отношению к другим работникам.

Контекст в этом случае важен потому, что оба эти фактора резко асимметричны друг другу. Возмож­ность купить относительно дорогой дом очень заман­чива хотя бы потому, что она позволит отправить ва­ших детей в школу получше. Напротив, соображение об относительно небезопасной работе не играет такой большой роли. Соответственно, учет обоих относи­тельных членов в традиционном уравнении приведет к тому, что предпочтение будет отдано более риско-

126

127

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

ванной работе. Но при этом возникает противоречие, вызванное тем, что относительные преимущества, по­лучаемые людьми, взаимно компенсируют друг друга. Сколько бы рабочих ни соглашалось на более риско­ванную работу, надеясь на получение относительного преимущества, в преуспевающую половину все равно не сможет попасть более 50% от их числа.

Это простое наблюдение вдребезги разбивает тра­диционные утверждения сторонников «невидимой руки». Даже в том случае, когда решения принима­ются при наличии полной информации и являются абсолютно рациональными, а на всех рынках труда и продукции наблюдается совершенная конкурен­ция, мы не можем заранее быть уверенными в том, что «невидимая рука рынка» приведет к результа­там, оптимальным для общества в целом. Если жи­лье является позиционным, а безопасность — непози­ционным благом (а именно это вполне однозначно вытекает из фактов), то нерегулируемые рынки будут отличаться чрезмерным спросом на слишком боль­шие дома и слишком опасную работу.

Если работники реагируют на это, выбирая таких парламентариев, которые принимают законы о нор­мах безопасности на рабочем месте, то либертариан­цам и всем прочим нет смысла сетовать на то, что подобные законы лишают работников права самим решать, на какой риск им идти. Если индивидуаль­ные решения о согласии на дополнительный риск в первую очередь принимаются ради получения ил­люзорной относительной выгоды, то такие реше­ния, возможно, лучше было бы принимать сообща. Таким образом, сетования на то, что законы ограни­чивают свободу отдельных трудящихся, мало отли­чаются от заявлений о том, что правило о ношении шлемов ограничивает свободу отдельных хоккеистов. Да, ограничивает, но в этом и состоит его смысл.

Разумеется, один лишь тот факт, что рыночные ре­зультаты весьма далеки от совершенства, не означа-

ет, что вмешательство государства всегда приводит к более оптимальному исходу. Государство тоже не­совершенно. Здесь важно то, что решение об умест­ности или неуместности вмешательства в конечном счете определяется чисто практическим вопросом — насколько эффективны предлагаемые меры? Лозун­ги об абсолютном примате личной свободы не помо­гут ответить на этот вопрос.

Урок, который можно извлечь из сравнения с гон­кой вооружений, состоит в том, что наш мир отлича­ется переизбытком позиционного потребления и не­достатком непозиционного потребления. Но какие блага —позиционные, а какие — непозиционные? Для решения этого вопроса следует обратиться к дарви­новской теории. Как следует из нее, критерием успе­ха в конечном счете является способность индивида передать свои гены следующему поколению. Таким образом, позиционность той или иной категории благ определяется той степенью, в которой дополни­тельные инвестиции в такие блага повышают вероят­ность личного репродуктивного успеха.

Например, рога лося дают ему преимущество лишь в той степени, в какой они позволяют своему владель­цу побеждать в поединках за доступ к самкам, а это преимущество, в свою очередь, почти целиком за­висит от относительного размера рогов. За крупные рога приходится расплачиваться ограниченной по­движностью в густых лесах, повышающей вероят­ность того, что лось падет жертвой волков или других хищников. Однако высокая подвижность будет сла­бым утешением в чисто дарвиновском смысле, если она достигается за счет относительно небольших ро­гов, так как гены такого лося вряд ли будут переданы следующему поколению. Таким образом, рога явля­ются для лося позиционным благом, а подвижность — непозиционным благом. И именно поэтому лоси как группа вкладывают слишком много средств в облада­ние рогами и слишком мало — в подвижность.

•128

129

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

Дарвиновская точка зрения позволяет дать ана­логичную оценку и другим инвестиционным воз­можностям. Рассмотрим, например, вопрос о том, не является ли дополнительный доход, полученный благодаря работе в свободное время, более позицион­ным благом, чем досуг, на который можно было бы потратить это время. Как отмечалось выше, нервная система человека развивалась в условиях частых го­лодовок, и хотя какая-нибудь пища была в наличии всегда, доступ к ней получали лишь обладатели от­носительно высокого дохода. Таким образом, инди­вид, имевший более сильную мотивацию к получе­нию преимуществ при распределении развлечений, с большей вероятностью умер бы с голоду, чем чело­век, имевший более сильную мотивацию к получению преимуществ при распределении дохода. Таким об­разом, дарвиновская теория предсказывает, что до­ход—более позиционное благо, чем досуг.

Это предсказание подтверждают ответы, получен­ные в мысленном эксперименте, аналогичном двум •предыдущим:

Какой мир вы предпочтете?

Мир А: ежегодно вы получаете четыре недели отпу­ска; все остальные получают шесть недель отпуска;

или

Мир Б: ежегодно вы получаете две недели отпуска; все остальные получают одну неделю отпуска.

Большинство респондентов, участвовавших в опросе, выбирало мир А, тем самым отдавая предпочтение абсолютному преимуществу над относительным. При последующем обсуждении выяснялось, что большин­ство респондентов не были довольны тем, что у дру­гих отпуск будет длиннее, но предпочитали смирить­ся с этим, нежели поступиться половиной отпуска.

Аналогичная логика предсказывает, что прочие нематериальные потребительские блага, такие как

130

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

тишина и чистый воздух, также будут менее пози­ционными, чем те материальные жертвы, которые требуются для их получения2. По тому же принципу менее позиционными будут и факторы, делающие ра­боту более приятной, такие как процедуры разреше­ния конфликтов, более разнообразные задания, ком­форт на рабочем месте, чем уменьшение заработной платы, без которого они будут недостижимы.

И наоборот, из дарвиновской теории следует, что инвестиции, связанные с воспитанием потомства, должны носить в высшей степени позиционный ха­рактер. Кроме того, позиционными будут те кате­гории расходов, которые более заметны для окру­жающих, (такие как расходы на автомобили, одежду и украшения), нежели те, которые остаются тайной для посторонних, например, расходы на страхование.

Сбережения тоже обычно укрыты от чужих глаз, и по этой прцчине они должны быть непозиционны­ми. Впрочем, этому предсказанию противоречит тот факт, что дополнительные сбережения, сделанные се­годня, позволят потратить больше средств на позици­онное потребление в будущем. Но, с другой стороны, людям в высшей степени свойственна тенденция не­доучитывать будущие выгоды и издержки. Действи­тельно, откладывая средства сегодня, мы создаем себе возможности для дополнительного позиционного по­требления завтра, но в то же время текущий дефицит ощущается непосредственно, а будущий дефицит мы можем себе только вообразить. Что еще более важ­но, многие расходы, сделанные в начале жизни (на­пример, покупка дома в районе с хорошей школой, пока дети еще молоды), по своей природе более по-зиционны, чем более поздние расходы. Вполне мож­но себе представить, как молодые родители говорят

2. См., например: Robert Frank, Falling Behind: How Rising Inequality Harms the Middle Class, Berkeley, С A: University of California Press,

2007, ch. 7.

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

друг другу: «Давай сейчас отправим детей в самую лучшую школу, которую мы только можем себе позво­лить, а насчет пенсии будем волноваться тогда, когда настанет время». Таким образом, в итоге мы получаем, что сбережения являются непозиционным благом3.

Общественные блага тоже следует признать непози­ционными в силу одного из присущих им фундамен­тальных свойств. В отличие от частных благ, которые могут доставаться людям в самом разном количестве и иметь самое разное качество, общественные блага предоставляются всем в одном и том же количестве и при одном и том же качестве. Поэтому они не могут быть источником относительных преимуществ.

Эти предсказания в целом соответствуют эмпири­ческим фактам, полученным в ходе самых разных ис­следований4. Они также соответствуют современным общемировым принципам экономического регулиро­вания, налогообложения и государственных расходов.

Регулирование как данность

Регулирование — это данность. Противники участия государства в экономике утверждают, что любое ре­гулирование — зло, и мы, несомненно, отыщем мно­го ярких примеров дурного регулирования. Однако было бы поучительно рассмотреть и альтернативную гипотезу, согласно которой регулирование во мно­гих случаях является вполне обоснованным. Если мы примем эту точку зрения, то сможем кое-что узнать об устройстве мира, изучая те виды регулирования,

3- Впрочем, другие авторы указывают условия, при которых позици­онные соображения могут привести к более высокому темпу сбережений. См., например: H.L. Cole, G.J.Mailath, and A. Pos-tlewaite, «Social Norms, Savings Behavior, and Growth», Journal of Political Economy 100 (6), 1992:1092-1125; и Giacomo Corneo and Olivier Jeanne, «Social Organization, Status, and Savings Behav­ior», Journal of Public Economics 70 (i), 1998: 37-51.

4. См.: Frank, Falling Behind, ch. 7.

которые проводятся в жизнь демократически избран­ными парламентариями.

Например, на большей части США действу­ет требование о том, чтобы ребенок в данном учеб­ном году начал ходить в детский сад, если ему ис­полнилось пять лет ранее наступления конкретной даты, приходящейся на осень этого года. В чем со­стоит цель такого правила? Если бы родители могли сами выбирать, в каком возрасте отправлять ребен­ка учиться, то каждый мог бы усмотреть преиму­щество в том, чтобы отсрочить это событие на год. Тогда его ребенок был бы более взрослым, умным, высоким, сильным и эмоционально развитым, чем его одноклассники. А так как успехи в учебе оцени­ваются по относительной шкале, то он с большей ве­роятностью получал бы хорошие оценки, побеждал в спортивных соревнованиях, повышая свои шан­сы на поступление в престижный университет и т.д. Но в случае, если одни родители оставят своих де­тей дома еще на год, то другие сочтут необходимым последовать их примеру. Кончится тем, что боль­шинство детей пойдет в школу с большим опозда­нием, но это не даст им никаких преимуществ друг перед другом при поступлении в престижные вузы. Понятно, почему в данных обстоятельствах люди не возражают против того, чтобы избранные ими представители устанавливали возраст обязательного поступления в детский сад.

В большинстве стран мира также законодатель­но установлены нормы безопасности на рабочем ме­сте. Почти повсюду действуют программы, либо сти­мулирующие дополнительные сбережения, либо компенсирующие тот факт, что многие люди выхо­дят на пенсию, не имея достаточных сбережений. Во многих странах принимаются меры, направлен­ные на выравнивание расходов на образование в раз­ных географических регионах. В большинстве стран предпринимаются попытки ограничить продолжи-

133

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

тельность рабочей недели, и во многих устанавлива­ется минимальная величина отпускных.

Подобные меры полностью соответствуют гипоте­зе о том, что в структуре частных расходов сущест­вуют искажения, вызванные различной чувствитель­ностью оценочных суждений к контексту в разных сферах. Как я отмечал в другой работе, большинство существующих объяснений этих мер содержит в себе противоречия5. Многие из них не отвечают крите­рию отсутствия неиспользованных возможностей, о чем шла речь в главе 3- Если рынки действитель­но настолько конкурентны, как говорят нам факты, и если бы оценочные суждения были одинаково чув­ствительны к контексту во всех сферах, то в большин­стве подобных правил и законов не было бы особой нужды —обо всем бы позаботилась «невидимая рука».

Прогрессивный налог на потребление

К счастью, запреты — не единственный способ борь­бы с расточительным потреблением. Если пробле­ма сводится к тому, что люди тратят слишком много на позиционное потребление и слишком мало на не­позиционное потребление, то для ненавязчивого ис­правления этого дисбаланса хватило бы простого из­менения соответствующих цен. Если бы мы обладали полной информацией и имели идеальное правитель­ство, достаточно было бы установить разные ставки налогов для всех благ в зависимости от того, насколь­ко их оценка определяется контекстом. Самые пози­ционные блага были бы обложены наиболее высоким налогом, ставка налога для менее позиционных благ была бы не такой высокой и т. д.

5- См., например, главу 8 в моей книге: Robert Frank, Choosing the Right Pond: Human Behavior and the Quest for Status, New York: Oxford University Press, 1985.

\' 134

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

Но хотя исследователи понемногу приступают к оценке того, как контекст влияет на спрос отдельных категорий благ6, имеющиеся у нас знания слишком фрагментарны для того, чтобы строить на них столь амбициозный подход. Даже если бы мы знали намного больше об этих величинах, введение отдельных ставок налога для каждого блага сопровождалось бы боль­шими политическими издержками. Лоббисты утопи­ли бы законодателей в исследованиях, доказывающих, почему товар или услуга, предлагаемые их клиентом, являются непозиционными и, следовательно, должны быть освобождены от налогообложения.

В одной из прежних работ я указывал на более простой и весьма перспективный подход, который заключался бы в отказе от нынешнего прогрессив­ного подоходного налога и его замене значитель­но более прогрессивным налогом на общее потреб­ление7. В основе этого подхода лежит наблюдение

6. См., например: Sara J.Solnick and David Hemenway, «Is More Al­ways Better? A Survey on Positional Concerns», Journal of Econo­mic Behavior and Organization 37, 1998: 373-383; Sara J. Solnick and David Hemenway, «Are Positional Concerns Stronger in Some Do­mains Than in Others?» American Economic Review, Papers and Pro­ceedings 95, 2005: 147-151; F.Alpizar, F. Carlsson, and O.Johansson-Stenman, «How Much Do We Care about Absolute versus Relative Income and Consumption?» Journal of Economic Behavior and Organ­ization 56, 2005: 405-421; и Charles Kerwin, Erik Hurst, and Nick Roussanov, «Conspicuous Consumption and Race», University of Chicago, mimeo, 2007, http://faculty.chicagogsb.edu/erik.hurst/re-search/race_consumption_april2OO7_applications.pdf.

7- Robert H. Frank, Luxury Fever, New York: Free Press, 1999; и Robert H. Frank, Falling Behind. Бороться с позиционными экстерна-лиями посредством налогов предлагали и другие авторы. См., например: Michael Boskin and Eytan Sheshinski, «Optimal Re-distributive Taxation When Individual Welfare Depends on Rela­tive Income», Quarterly Journal of Economics 92 (4), 1978: 589-601; Yew Kwang Ng, «Diamonds Are a Government\'s Best Friend: Bur­den-Free Taxes on Goods Valued for Their Values», American Econo­mic Review 77 (i), 1987: 186-191; Norman Ireland, «On Limiting the Market for Status Signals», Journal of Public Economics 53, 1994: 91-

135

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

о том, что позиционность в гораздо большей степе­ни свойственна предметам роскоши, чем предметам первой необходимости. В причислении конкретных благ к предметам роскоши скрываются очевидные ло­вушки. Но с учетом того, что роскошь —это явление, по своей природе зависящее от контекста, мы не впа­дем в особое противоречие, если будем считать, что последние доллары, потраченные теми, кто тратит больше всех, пойдут на оплату предметов роскоши. Таким образом, резко прогрессивный налог на по­требление будет представлять собой налог на рос­кошь, полностью устраняющий необходимость объ­являть конкретные блага предметами роскоши.

Собирать прогрессивный налог на потребление будет несложно8. Налогоплательщики должны будут сообщать о своих доходах в налоговые органы, как и сейчас. Кроме того, они будут отчитываться о вели­чине сделанных за год сбережений, так же, как они отчитываются сейчас по отчислениям на индивиду­альные и иные пенсионные счета, не подлежащие налогообложению. После этого им придется запла­тить налог на свое «налогооблагаемое потребление», представляющее собой разницу между доходом и го­довыми сбережениями, за вычетом стандартных на­логовых льгот9. Величина налоговой ставки будет расти вместе с ростом налогооблагаемого потребле­ния. В том случае, если налог нейтрален к величи-

но; и Richard Layard, Happiness: Lessons,\'from a New Science, London: Penguin, 2005; Ричард Лэйард. Счастье:уроки новой науки, М.: Изд-во Института Гайдара. 2О12.

8. Подробное обсуждение см. в: Laurence Seidman, The USA Tax: A Pro-

gressive Consumption Tax, Cambridge, MA: MIT Press, 1997.

9. Выплаты по займам будут проходить по графе сбережений, тем са-

мым уменьшая потенциальные налоговые обязательства. Но­вые займы будут вычитаться из сбережений, увеличивая по­тенциальный налог. Для домовладельцев годовая стоимость содержания дома будет учитываться как косвенная арендная плата за жилье.

не налоговых поступлений, предельные ставки нало­га в верхней части шкалы должны быть значительно выше, чем нынешние предельные ставки налога на доход, с тем чтобы компенсировать поступления, недополученные из-за освобождения сбережений от налогообложения. Но если мы хотим привести в порядок деградирующую инфраструктуру, продол­жить утилизацию бесхозных атомных бомб в бывшем Советском Союзе и сбалансировать государственный бюджет в условиях выхода на пенсию «бэби-бумеров», нам понадобятся дополнительные налоговые поступ­ления, а для этого придется еще выше поднять верх­ние предельные ставки налога.

Предложения по сбору дополнительных налогов путем повышения верхних предельных ставок подо­ходного налога неизбежно вызывают опасения по по­воду возможной утраты стимулов к сбережениям и инвестициям. Напротив, при прогрессивном нало­ге на потребление люди будут заинтересованы в том, чтобы делать больше сбережений и инвестиций, даже при чрезвычайно высоких верхних предельных став­ках налога на потребление.

Если этот налог даст самым активным потребите­лям непосредственный стимул к дополнительным сбережениям, он также косвенно повлияет и на про­чее потребление. Ведь та планка, которая определяет уровень индивидуального потребления, в конечном счете устанавливается усилиями всех потребителей, вместе взятых. А из-за значимости контекста косвен­ный эффект прогрессивного налога на потребление должен оказаться намного более серьезным, чем его прямое воздействие.

Лавинообразный рост расходов, о котором шла речь в главе 4> вынуждает многие семьи со средни­ми доходами тратить больше, чем они могут себе по­зволить. Если самые богатые станут делать больше сбережений и меньше тратить на особняки, это по­зволит понизить планку, которая задает жилищные

•136

137

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

расходы чуть менее богатых людей. Соответствен­но, они тоже будут меньше тратить на жилье, а вслед за ними — и те, кто находится еще ниже на лестни­це доходов. Кроме того, самые богатые будут мень­ше тратить на специальные торжества, на подарки, на украшения — и все это тоже окажет аналогичное косвенное воздействие на потребление.

Все факты говорят о том, что это будет удачный вы­ход. Совокупные сбережения домохозяйств в США в 2005-2006 гг. были отрицательными. Впервые со времен Великой депрессии американцы в течение полного календарного года потратили больше, чем заработали. Низкий уровень сбережений содейство­вал наступлению финансового кризиса, в 2Оо8 г. по­ставившего глобальную экономику на колени. В тече­ние десятилетий и либералы, и консерваторы сходи­лись на том, что всем нам было бы лучше, если бы мы меньше тратили и делали больше сбережений и инве­стиций. Однако в одиночку никто не сможет изменить темп совокупных сбережений. Если мы хотим повы-.сить его, то должны действовать сообща. И идеальным политическим инструментом для достижения этой цели стал бы прогрессивный налог на потребление.

Он даст стране необходимые средства, одновре­менно снизив склонность людей к поведению, при­чиняющему вред другим. Пусть глава корпора­ции, потративший ю млн долларов на праздник для своей дочери, не хотел никому причинить вре­да. Но тем не менее подняв планку, на которую ори­ентируются устроители роскошных торжеств, он по­ставил остальных перед трудным выбором. Отныне им предстояло либо увеличить свои расходы, либо воздержаться от этого, создав впечатление, что они не ценят всей торжественности отмечаемых событий. Многие подростки из семей со средним доходом те­перь чувствуют себя разочарованными, если родите­ли не приглашают к ним на день рождения клоуна или фокусника, чтобы развлекать гостей. А посколь-

138

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

ку у нас нет абсолютно никаких доказательств того, что такое всеобщее возрастание расходов на праздни­ки делает детей более счастливыми, было бы стран­но утверждать, что это конкретное повышение план­ки не принесло никому вреда.

Как мы увидим в следующей главе, заинтересован­ности людей в том, чтобы не терпеть ущерба из-за чу­жих действий, разумеется, следует противопоставить те потери, которые несут другие из-за ограничения их свободы. И в этом отношении прогрессивный на­лог на потребление станет особенно полезным. Рас­смотрим, например, семью, которая в настоящее время тратит по ю млн долларов в год и планирует сделать к своему особняку пристройку ценой в 2 млн долларов. Если бы верхняя предельная ставка налога на потребление составляла юо%, то этот проект обо­шелся бы в 4 млн долларов. Если семья все равно при­ступит к выполнению своих планов, то выплаченный ею дополнительный налог сократит дефицит феде­рального бюджета на 2 млн долларов.

С другой стороны, она может умерить свои амби­ции и потратить на пристройку лишь 1 млн долларов. Тогда она заплатит налог в размере i млн долларов и сможет увеличить свои сбережения на 2 млн дол­ларов по сравнению с первоначальными замыслами. Федеральный дефицит сократится на 1 млн долларов, а дополнительные сбережения станут стимулом для инвестиций, способствуя экономическому росту. Так или иначе, от богатых семей при этом не требуется никаких реальных жертв, поскольку если бы все бога­тые семьи осуществили свои прежние планы, то они добились бы лишь изменения представлений о том, какое жилье считается приличным.

Важный момент здесь заключается в том, что поль­за от потребления на особенно высоких уровнях но­сит почти исключительно позиционный характер. Таким образом, налог, стимулирующий самые бога­тые семьи к тому, чтобы меньше тратить и больше

139

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

сберегать, практически не окажет непосредственно­го отрицательного эффекта на тех, кому придется его платить. Напротив, как отмечалось в главе 4» повсе­местное замедление роста размера больших особня­ков вполне может лишь обрадовать обладателей са­мых высоких доходов, поскольку огромные дома становятся для них только обузой.

Именно либертарианцы должны быть склонны ис­пользовать не запреты, а налоги для обуздания такого поведения, которое причиняет вред другим людям. Необходимость уплаты налога никому не мешает де­лать то, что он хочет; ему лишь придется больше за­платить за это. Таким образом, преимущества ис­пользования налогов для борьбы с позиционными экстерналиями полностью аналогичны преимущест­вам использования штрафов для борьбы с загрязне­нием окружающей среды.

В сфере экологии те фирмы, для которых борьба с вредными выбросами является наиболее затратной, порой находят выгодным ничего с ними не делать даже после введения штрафов за выбросы. Анало­гично, те семьи, которым особенно сложно снизить уровень потребления, смогут ответить на повыше­ние налогов дополнительными заработками, которые позволят им сохранить прежний уровень расходов. Но и в сфере экологии, и в сфере потребления тот вред, который мы пытаемся предотвратить, в боль­шей степени зависит от общего уровня активности, чем от уровня активности отдельных индивидов или фирм. И точно так же, как введение штрафов сокра­щает загрязнение окружающей среды, вынуждая большинство фирм принимать меры к ликвидации выбросов, так и прогрессивный налог на потребление сократит издержки, создаваемые позиционными экс­терналиями, усилив стимулы к созданию сбережений.

Несмотря на недостаточность наших знаний о по­зиционном потреблении, недавняя история позволя­ет сделать некоторые выводы о том, каким образом

ГЛАВА 5. КАК ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

переход к прогрессивному налогу на потребление мо­жет повлиять на благосостояние общества. По срав­нению с нынешним подоходным налогом такой налог позволит сократить потребление на самых верхних уровнях и увеличить государственные расходы. Если состоятельным потребителям в целом свойственно рациональное поведение, то сокращение частного по­требления в первую очередь произойдет в наименее важных для них категориях. Несмотря на политиче­ские сложности, по крайней мере часть налоговых поступлений будет потрачена правительством на те общественные услуги, которые больше всего ценят­ся избирателями. Таким образом, практический во­прос сводится к тому, не перевесят ли потери, связан­ные с сокращением частного потребления в наименее существенных категориях, выгоду от расширенного предоставления наиболее высоко ценимых общест­венных услуг? Вообще говоря, можно себе предста­вить общество с таким низким уровнем частного по­требления и таким высоким уровнем общественного потребления, что введение подобного налога приве­дет к снижению благосостояния. Но грозит ли это та­ким обществам, к числу которых в последние годы относились и США,—обществам, отличающимся вы­соким уровнем частного потребления и низким уров­нем общественного потребления?

Не имея подробных эмпирических исследований, мы вправе предположить, что наиболее состоятель­ные потребители, реагируя на введение прогрессив­ного налога на потребление, в первую очередь со­кратят те расходы, которые в последнее время они быстрее всего наращивали в ответ на рост своих до­ходов. Как отмечалось в главе 4> на самых высоких уровнях потребления в последние годы особенно бы­стро росли, в частности, расходы на жилье и на тор­жества по случаю особых семейных событий. Все факты говорят о том, что подобные расходы нельзя назвать иначе, как гиперпозиционными.

"14О

141

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

Столкнувшись с высокими предельными ставками налога на потребление, богатейшие семьи наверняка станут меньше тратить на праздники для своих детей. Подобное снижение затрат приведет к соответствую­щему изменению стандартов, которыми в этом кругу руководствуются при организации важнейших тор­жеств. Станет ли кто-нибудь всерьез утверждать, что это изменение означает серьезное снижение благосо­стояния богатых детей?

А как скажутся на благосостоянии общественные услуги, которые станут возможными благодаря до­полнительным средствам, вырученным при помощи введения резко прогрессивного налога на потребле­ние? Даже если принять, что часть этих средств будет растрачена, на остальные можно будет сделать мно­го полезного. Например, мы могли бы отремонтиро­вать такие небезопасные мосты, как мост на шоссе In­terstate 35 в центре Миннеаполиса, который i августа 2OOJ г. рухнул в Миссисипи, вследствие чего погибло 13 человек, а 145 получили ранения. Мы могли бы про­верять грузовые контейнеры, которые в настоящее время ввозятся в порты страны без всякого досмотра.

Ограниченные эмпирические знания не всегда мешают нам делать разумные выводы о возможном влиянии тех или иных изменений налоговой поли­тики на благосостояние. Большинство экономистов согласится с тем, что снижение благосостояния, вы­званное тем, что богатым семьям придется жить в ме­нее крупных и роскошных особняках, будет меньше, чем та польза, которую мы получим благодаря ис­правным дорогам и повышению уровня безопасно­сти. Поэтому для людей небогатых такие меры обер­нутся чистой выгодой.

Из этих наблюдений вытекают соображения, по­зволяющие дать ответ на традиционное утверждение о том, что налоговая политика ставит нас перед мучи­тельным выбором между равенством и эффективно­стью (о чем также пойдет речь в главе ю). Если кон-

•142

ГЛАВА 5. КАК. ПОСАДИТЬ ЗВЕРЯ НА ДИЕТУ

текст формирует тенденции потребления именно так, как можно предположить на основе имеющихся фак­тов, то повышение предельных ставок налога на са­мых богатых представляется оправданным не только с точки зрения равенства, но и с точки зрения эконо­мической эффективности в самом узком смысле слова.

Политические фантазии?

Уже в течение многих лет я выступаю за прогрессив­ный налог на потребление. Во время обсуждений этой темы с моими друзьями-либералами они неред­ко называют идею такого налога многообещающей, но обычно тут же прибавляют, что с политической точки зрения она немыслима. С учетом всей силы антиналоговой риторики, которая формирует по­литический дискурс в США, несложно проникнуть­ся их пессимизмом. Однако рано или поздно нам во­лей-неволей придется задуматься о фундаментальной налоговой реформе. Мы еще какое-то время будем в состоянии брать взаймы и сокращать важнейшие общественные услуги, но это не сможет продолжаться вечно. А когда настанет момент выбора дальнейшего пути, у нас найдутся серьезные основания для того, чтобы рассматривать прогрессивный налог на по­требление в качестве многообещающего варианта.

В реальности законопроект о подобном нало­ге внесли в Сенат США в 1995 г- сенаторы Сэм Нанн (демократ, Джорджия) и Пит Домениси (республи­канец, Нью-Мексико). Прочие бюджетные баталии воспрепятствовали обсуждению этого законопроекта, но аналогичные предложения выдвигались и в после­дующие годы. Вскоре после того, как в 1997 г- вышла моя статья, призывавшая к введению прогрессивно­го налога на потребление10, я получил теплое пись-

Ю. Robert H. Frank, «The Frame of Reference as a Public Good», Econo­micjournal 107\