Принцип отделения имущества и ограниченная ответственность участников корпорации
Разграничение понятий. По общему правилу, которое, как представляется, теперь уже повсеместно признано, участники корпорации не отвечают по ее долгам, как и сама корпорация не несет бремя ответственности по обязательствам ее участников.
Принадлежащее компании имущество обособлено от имущества ее акционеров (участников). Личность компании, т.о., отделена от личности ее членов (т.н. принцип имущественной обособленности, или принцип отделения)[17], а интересы самого юридического лица часто могут не совпадать с интересами его отдельных участников (принцип автономии интересов)[18]. Правилоимущественной обособленности (независимости)[19], т.о., является
основополагающим в праве корпораций[20].
Принцип отделения (разделения) имущества необходимо отличать от принципа ограниченной ответственности[21]. Хотя в настоящее время эти принципы иногда смешиваются, тем не менее исторически их возникновение не обуславливалось друг другом. Эти понятия дифференцируются и в материальном аспекте. Наиболее известное и распространенное понимание начала ограниченной ответственности заключается в том, что члены коммерческой корпорации несут бремя убытков в пределах стоимости принадлежащей им доли в уставном капитале. В то же время принцип отделения лежит в основе понятия юридического лица как такового[22], хотя не в каждой организации участники имеют exceptio (возражение) о своей ограниченной ответственности[23].
История вопроса. В исторической ретроспективе начало ограниченной ответственности возникает намного позднее юридического лица (т.е. принципа имущественной обособленности). Если принцип автономности юридического лица начал формироваться еще во времена Древнего Рима[24], в частности, с развитием обособления имущества городских общин (municipies) или обществ откупщиков (societates vectigalium publicanorum)[25], то «привилегия» ограниченной ответственности стала впервые предоставляться только с XVIII века[26] и вплоть до XIX века она была скорее не правилом, а исключением[27].
Связано это было с тем, что на начальном этапе своего развития юридические лица занимались преимущественно некоммерческими вопросами (религиозными, муниципальными, вопросами обучения и т.д.).Первоначально целью предоставления ограниченной ответственности была защита публичного инвестора и его капиталовложений, при этом участие в уставном капитале других корпораций было запрещено, а получить такую привилегию для промышленного производства в США или Великобритании, например, было почти невозможно[28]. Опыт этих стран показывает, что повсеместное признание принципа ограниченной ответственности было политически мотивированно и не являлось следствием действия законов юридической логики или проявлением эффекта правового принципа отделения. Богатые и состоятельные вкладчики опасались инвестировать свои денежные средства в акции организаций, не обладавших привилегией ограниченной ответственности, справедливо полагая, что:
во-первых, кредиторы таких компаний в первую очередь обратятся с претензиями и требованиями к своим более состоятельным членам, а,
во-вторых, вкладчики (инвесторы) совершенно не стремились отвечать принадлежащим им имуществом за просчеты и ошибки менеджмента компаний.
В итоге такие регионы и страны, которые запаздывали с предоставлением ограниченной ответственности, могли понести риски «оттока инвестиций», как это произошло, например, с некоторыми штатами в США в XIX веке.[29] Эвентуальность учета риска, ограниченного заранее известной суммой, делает
корпорацию в глазах инвестора наиболее привлекательной правовой формой предпринимательской деятельности[30], «средством уменьшения транзакционных
31
издержек»[31].
Ограниченную ответственность связывают с развитием акционерных обществ. В 1602 году в Нидерландах была учреждена Ост-Индская компания, которая вызвала подражание как в самой Голландии, так и в других странах, и прежде всего в Англии и Франции.
В России, как и в Германии, первые акционерные компании возникают в XVIII веке[32]. В начале XIX века несостоятельность одной российской акционерной компании и попытки привлечь акционеров к дополнительной ответственности стали поводом для принятия Высочайшего указа от 6 сентября 1805 года, который разъяснил, что поскольку это «совершенно противно самому существу сего рода компаний», то признается необходимым подтвердить при сем случае правило, что «акционерная компания отвечает одним складочным капиталом, а следовательно, ни один из акционеров при неудаче не теряет свыше положенного капитала»[33].Принцип отделения, т.о., был практически абсолютизирован с помощью ограниченной ответственности и стал работать в обе стороны, двояко. При сохранении правила, что имущество корпорации было вне зоны доступа кредиторов самого участника (из его семейных споров, личного банкротства), теперь и кредиторы самой корпорации были устранены от предъявления правопритязаний к ее участникам.
Изменение баланса интересов. Природа принципа ограниченной ответственности[34] изменилась сначала с отменой запрета на создание компаний
одного лица[35], а затем ситуация еще кардинальнее усугубилась с отменой запрета для корпораций на участие в уставном капитале других организаций, появлением групп компаний. Участие одних юридических лиц в уставном капитале других привело к еще большему ограничению предпринимательского риска и в результате — к изменению баланса интересов не в пользу кредиторов корпорации, сделав их положение еще менее надежным. Правило ограниченной ответственности перестало защищать только интересы инвесторов, распространив свое действие на любую корпорацию, участвующую в группе лиц. При таком положении наиболее пострадавшими оказываются мелкие кредиторы (малые предприниматели, потребители, работники) и «кредиторы поневоле» (пострадавшие от деликтов).
Изменение баланса интересов кредиторов и предпринимателей потребовало переосмысления базовых принципов права корпораций — имущественной обособленности и ограниченной ответственности, а также поиска новых механизмов ограничения возможных негативных последствий.
Также следует учитывать, что действие принципа отделения всегда было ослаблено только с одной стороны. Если вторжение кредиторов участников в имущество подконтрольной им корпорации — это юридическая экзотика, то привлечение участников к субсидиарной ответственности по долгам их компании никогда не являлось чем-то необыкновенным. Как представляется, это связано с тем, что «злоупотребление» имущественной независимостью возможно только с одной стороны — со стороны того, от чьего решения зависит имущественная перспектива другого. Если угодно, то в такого рода отношениях между корпорацией и ее контролирующим участником слабой стороной является корпорация (и ее кредиторы), а потому она, а, следовательно, и ее кредиторы, нуждаются в особой защите.
Изложенное может быть продемонстрировано с помощью простого примера. В деловых отношениях часто случается так, что в переговорах участвует одно лицо (например, директор), а решение принимает другое (обладающее большей властью, например, мажоритарный участник). Если становится очевидным, что переговорщик фактически обладает настолько узкими полномочиями, что продолжение переговоров превращается в трату времени, либо круг затрагиваемых вопросов обладает более высокой важностью, то к процессу заключения сделки привлекается лицо более высокого ранга (контролирующий участник). Насколько правильным будет, с т.зр. справедливости, не привлекать к ответственности такое контролирующее лицо в случае последующего причинения вреда посредством использования корпорации ex dolo malo (для обмана контрагентов корпорации)? Ведь договоренность была достигнута с таким лицом, а, значит, оно и должно отвечать за то, что само нарушило принцип автономии подконтрольной корпорации и вмешалось в сферу ее имущественных интересов. Речь здесь уже не идет о защите прав пассивного инвестора, вложившего деньги в акции и не участвующего в управлении, хотя именно для защиты такого рода инвесторов генетически предназначено правило об ограниченной ответственности.
Участник всегда имеет дискреционную возможность отказаться от активного участия в оперативной деятельности корпорации и eo ipso[36] сохранить корпоративную защиту. Если корпорация — это «щит от кредиторов», то не нужно выглядывать из-под него, иначе защита перестанет действовать.Подобно тому, как следует избегать абсолютизации принципа ограниченной ответственности, нужно воздерживаться и от другой крайности, полагая, что участник в корпорации с ограниченной ответственностью — это нечто аномальное, поскольку «он имеет благо собственности, не неся его бремени»[37]. Во-первых, вряд ли аналогия с собственностью здесь уместна; во-вторых, участники несут и определенные обязанности по отношению корпорации, пусть не ярко выраженные[38]; в-третьих, что самое главное, — ограниченная ответственность не является чем-то аномальным, если только участник ей не злоупотребляет (не совершает правонарушения).
Следует различать границы принципа отделения, усиленного правилом об ограниченной ответственности, и случаи, когда принцип отделения может быть деформирован или проигнорирован[39]. Как представляется, «проникающая ответственность» деформирует правило об автономии корпорации, а не является чем-то вроде демаркационной линии, обозначающей то место, где заканчивается правосубъектность юридического лица и начинается правосубъектность физических лиц, стоящих за ним (т.е. контролирующих его). В последней ситуации компания с ограниченной ответственностью превращалась бы, в лучшем случае, в корпорацию с дополнительными обязанностями ее участников.
Таким образом, принцип отделения не тождественен началу ограниченной ответственности и отличается от него функционально и генетически. Вместе с тем правило об ограниченной ответственности участников корпорации усиливает действие принципа отделения. Допущение существования «компаний одного лица», а также участия одних компаний в уставном капитале других корпораций привело к ухудшению положения кредиторов таких корпораций, что послужило предпосылкой возникновения проблемы «проникновения за корпоративные покровы».
1.1.2.