ПРИЛОЖЕНИЕ ПРОБЛЕМА ДОНОСЧИКА

Вы были с небольшим перевесом голосов избраны мини­стром юстиции своей страны, население которой насчиты­вает примерно двадцать миллионов человек. В начале своего пребывания на этом посту вы столкнулись с серьезной проб­лемой, которая будет описана ниже.

Многие десятилетия ваша страна пользовалась всеми преимуществами мирного, конституционного и демократи- ческого правления. Однако несколько лет назад наступили тяжелые времена. Нормальные общественные отношения были разрушены углубляющейся экономической депрессией и растущим антагонизмом между группировками, сформи - ровавшимися по экономическому, политическому и рели­гиозному признаку. Пресловутый «всадник Апокалипсиса» явился в виде вождя политической партии или организации, члены которых называли себя «пурпурные рубашки».

На общенациональных выборах, сопровождавшихся множеством беспорядков, вождь был избран президен­том республики, а его партия получила большинство мест в Генеральной Ассамблее. Успех на избирательных учас­тках партии принесла отчасти кампания безответственных обещаний и хитроумных фальсификаций, а отчасти физиче­ское запугивание, осуществлявшееся путем ночных налетов «пурпурнорубашечников», из-за чего многие избиратели, которые проголосовали бы против этой партии, побоялись прийти на выборы.

Когда «пурпурные рубашки» пришли к власти, они не предприняли никаких шагов для отмены старинной Конституции или каких-либо ее положений. Они оставили нетронутыми гражданский и уголовный кодексы, а так­же процессуальный кодекс. Не предпринималось никаких официальных действий для увольнения каких-либо пра­вительственных должностных лиц или для отрешения ко­го-либо из судей от должности. Продолжали периодически проводиться выборы, и бюллетени подсчитывались по-ви­димому честно. Тем не менее в стране царил террор.

Судей, которые выносили решения вопреки желаниям партии, избивали и убивали.

«Пурпурные рубашки» из соображений политической предусмотрительности сохранили в своей деятельности эле­мент гибкости, оказывая влияние то через массовую улич­ную активность партии, то через государственный аппарат, который они контролировали. Выбор между двумя этими методами был просто вопросом целесообразности. Напри­мер, когда узкий круг руководителей партии решил разорить всех бывших социалистов-республиканцев (партия кото­рых отчаянно сопротивлялась новому режиму), возник спор о том, как наилучшим образом конфисковать их собствен­ность. Одна фракция, возможно, все еще находясь под вли­янием дореволюционных концепций, хотела добиться этого с помощью закона, объявив их имущество конфискованным за преступления. Другая хотела силой оружия принудить владельцев отдать свою собственность. Эта группа выступа­ла против предложенного закона на том основании, что он вызовет нежелательный отклик за рубежом. Вождь принял решение в пользу прямых действий с помощью партии, со­провождаемых принятием тайного закона, санкционирую­щего действия партии и подтверждающего права, получен­ные под угрозой физического насилия.

Но вот «пурпурные рубашки» свергнуты, и восстановле­но демократическое, конституционное правление.

При режиме «пурпурных рубашек» очень многие люди вымещали злобу на своих врагов доносами, направляемы­ми в партийные или правительственные органы. Предме­том доноса могло стать, например, высказанное в частном порядке критическое мнение о правительстве, слушание за­рубежных радиопередач, связь с известными вредителями и хулиганами, создание запасов яичного порошка более раз­решенной нормы, несообщение об утере удостоверяющих личность документов в течение пяти дней, и тому подоб­ное. В соответствии с состоянием правоприменительной практики в то время любое из этих действий, будучи до­казанным, могло вести к смертному приговору. В некото­рых случаях такой приговор санкционировался законами «о чрезвычайном положении» ; в других он выносился без обоснования нормами закона, хотя и судьями, надлежащим образом назначенными на свою должность.

После свержения «пурпурных рубашек» общество ре­шительно потребовало наказания доносчиков. Временное правительство, предшествовавшее тому, в которое вошли вы, на спешило принимать решение. Тем временем этот во­прос превратился в жгучую проблему, и его решение больше откладывать нельзя. Соответственно, ваш первый шаг как министра юстиции должен состоять в том, чтобы определить свое отношение к нему. Вы попросили пятерых своих замес­тителей поделиться мыслями об этой проблеме на совеща­нии, и вынести свои рекомендации. На этом совещании за­местители высказываются по очереди следующим образом.

ПЕРВЫЙ ЗАМЕСТИТЕЛЬ. — «Мне совершенно ясно, что мы ничего не сможем сделать с этими так называемыми доносчиками. Действия, о которых они сообщали, были не­законны в соответствии с нормами, установленными пра­вительством, которое в то время управляло делами стра­ны. Приговоры их жертвам были вынесены в соответствии

с принципами права, применявшимися в то время.

ми, статуты ничтожными, а приговоры чрезмерными, мы совершим в точности то самое, что осуждаем в них самих. Я признаю, что для осуществления рекомендуемой мною программы потребуется смелость, мы должны будем про­тивостоять сильному давлению со стороны общественно­го мнения. Мы должны также быть готовы к тому, чтобы воспрепятствовать попыткам народа взять осуществление закона в свои руки. Но я уверен, что в долгосрочной перс­пективе только рекомендованный мною курс обеспечит тор­жество тех представлений о праве и правительстве, в кото­рые мы верим».

ВТОРОЙ ЗАМЕСТИТЕЛЬ. — «Любопытно, что я при­шел к такому же заключению, как и мой коллега, совер­шенно противоположным путем. Мне кажется абсурдным называть режим «пурпурных рубашек» законным прави­тельством. Правовая система не существует только лишь потому, что полицейские продолжают патрулировать ули­цы и носить униформу, или потому что на полке стоят неот- мененные конституция и кодексы. Правовая система пред­полагает, что законы известны, или могут стать известными тем, кто их должен выполнять. Она предполагает также некое единообразие действий и то, что подобные случаи будут рассматриваться подобным образом. Она предпола­гает отсутствие какой-либо беззаконной силы, вроде пар­тии «пурпурных рубашек», стоящей над правительством и способной в любое время вмешаться в осуществление пра­восудия всякий раз, когда оно действует вопреки прихотям этой силы. Все эти предположения входят в само понятие правопорядка и не имеют никакого отношения к полити­ческим и экономическим идеологиям. По моему мнению, право в каком бы то ни было обычном смысле слова пре­кратило существовать, когда к власти пришли «пурпур­ные рубашки». На протяжении существования их режима у нас фактически имел место перерыв, в течение которого отсутствовало верховенство права. Вместо господства зако­нов у нас была война всех против всех, которая велась при закрытых дверях, в темных переулках, во дворцовых инт­ригах и на подпольных сходках в тюремных дворах.

из составляющих этой войны. Для нас осуждение этих дей­ствий как преступных было бы такой же несообразностью, как и попытки применить юридические понятия к борьбе за существование, которая идет в джунглях или в морс­ких глубинах. Эту темную, беззаконную главу нашей исто­рии мы должны оставить позади, как дурной сон. Взболтав этот настой ненависти, мы отчасти навлечем на себя его злой дух, и подвергнем себя риску заразиться его миазма­ми. Поэтому я, как и мой коллега, говорю: пусть прошлое останется в прошлом. Давайте ничего не будем делать с так называемыми доносчиками. Сделанное ими ни законно, ни незаконно, потому что они жили не при правовом ре­жиме, а при режиме анархии и террора».

ТРЕТИЙ ЗАМЕСТИТЕЛЬ. - «У меня вызывают глу­бокие подозрения любые рассуждения, которые исходят из альтернативы «или — или». Я думаю, что мы не долж­ны предполагать ни то, что режим «багровых рубашек» не­ким образом находился целиком за пределами права, ни то, что все его деяния заслуживают полного доверия как акты законного правительства. Двое моих коллег невольно пре­доставили сильные аргументы против этих крайностей, по­казав, что обе они ведут одному и тому же абсурдному за­ключению, которое неприемлемо политически и этически. Если подумать об этой проблеме без эмоций, то станет ясно, что при режиме «пурпурных рубашек» не было никакой «войны всех против всех». Под спудом продолжалось то, что мы называем обычной человеческой жизнью — заклю­чались браки, продавались товары, составлялись и испол­нялись завещания. Эта жизнь сопровождалась обычными неурядицами — автомобильными авариями, банкротст­вами, незасвидетельствованными завещаниями, дискре­дитирующими ошибками в газетах. Большая часть этой обычной жизни и большая часть столь же обычных неуря - диц не была затронута идеологией «пурпурных рубашек». С юридическими вопросами, которые возникали в этой сфере, суды справились так же, как прежде, и как справ­ляются сегодня. Если бы мы объявили все, происходившее при «багровых рубашках», не имеющим законного осно­вания, это создало бы недопустимый хаос. В то же время

мы, конечно, не можем сказать, что убийства, совершен­ные на улицах членами партии, действующими по прика­зу ее вождя, были законными по той лишь причине, что партия добилась контроля над правительством, а ее глава стал президентом республики. Если мы должны осудить преступные действия партии и ее членов, было бы неле­постью поддерживать каждый акт, проведенный через ап­парат правительства, которое стало, по существу, alter ego[220] партии «пурпурныхрубашек». Поэтому нам следует в этой ситуации, как и в большинстве дел человеческих, проводить различия. В тех случаях, когда в дело вторгалась филосо­фия «пурпурных рубашек», извращая нормальные цели и смыслы при отправлении правосудия, мы должны вме­шаться. Подобным извращением правосудия я бы счел, на­пример, дело человека, который был влюблен в жену дру­гого, и стал причиной смерти ее мужа, сделав на него донос о самом пустяковом нарушении, а именно о том, что тот в течение пяти дней не сообщил об утере документов, удос­товеряющих личность. Этот доносчик был убийцей по уго­ловному кодексу, который фактически действовал во время его деяния, и который «пурпурные рубашки» не отменили. Он принес смерть тому, кто стоял на пути его незаконной страсти, и использовал суд для реализации своего смерто­носного намерения. Он знал, что сами суды были покла­дистыми орудиями любой политики, которую «пурпурные рубашки» сочли бы на тот момент целесообразной. Есть другие дела, которые столь же очевидны. Я признаю, что есть и менее ясные дела. Мы, например, будем завалены делами обычных любителей лезть в чужие дела, которые сообщали властям обо всем, что выглядело подозритель­ным. Некоторые из этих лиц поступали так не из стрем­ления избавиться от тех, кого они обвиняли, а из желания снискать благосклонность партии, отвести от себя подоз­рения (возможно, необоснованные), или просто из-за на­вязчивости. Я не знаю, как следует разрешать эти дела, и у меня нет рекомендаций относительно них. Но тот факт, что эти неприятные дела существуют, не должен удержать нас от того, чтобы предпринять немедленные действия во

всех ясных случаях, которых слишком много, чтобы мы могли позволить себе пренебречь ими» .

ЧЕТВЕРТЫЙ ЗАМЕСТИТЕЛЬ. - «Я, как и мой кол­лега, не доверяю рассуждениям по принципу «или — или», но я полагаю, что мы должны побольше, чем он, пораз­мыслить о том, куда мы направляемся. Его предложение разборчиво подходить к действиям свергнутого режима вызывает решительное возражение. По существу, это и есть идеология «пурпурных рубашек» в чистом виде. Нам этом закон нравится, поэтому мы будем его применять. Нам этот приговор нравится, так пускай он остается в силе. А этот закон нам не нравится, значит, это вообще не закон. Этот правительственный акт мы не одобряем, так пусть он считается ничтожным. Если мы будем продолжать в таком духе, мы применим по отношению к законам и действи­ям правительства «пурпурныхрубашек» в точности тот же самый беспринципный подход, который они применили по отношению к законам и действиям правительства, чье место они заняли. Мы получим хаос, когда каждый судья и каждый обвинитель станет сам себе законом. Предложение моего коллеги вместо того, чтобы покончить со злоупот­реблениями режима «багровых рубашек», увековечит их. Есть лишь один способ справиться этой проблемой, кото­рый совместим в нашей философией права и государства, и он заключается в том, чтобы подходить к ней в соответс­твии с надлежащим образом принятым законом, — я имею в виду посвященный ей специальный статут. Давайте изу­чим проблему доносчика в целом, соберем все значимые факты и составим всеобъемлющий закон для ее разреше­ния. В этом случае мы не будем подгонять старые зако­ны к целям, для которых они никогда не предназначались. Кроме того, мы обеспечим наказания, соответствующие тяжести преступления, и не будем рассматривать каждо­го доносчика как убийцу только лишь потому, что чело­век, о котором он сообщил, в конечном счете был казнен. Я признаю, что мы столкнемся с некоторыми сложными проблемами, связанными с составлением закона. Среди прочего, мы должны будем придать определенное юриди­ческое значение слову «доносчик», и это будет нелегко. Од­

на ко эти трудности не должны удержать нас от того, чтобы принять единственный курс, который выведет нас из состо­яния беззаконного единоличного правления».

ПЯТЫЙ ЗАМЕСТИТЕЛЬ. — «Последнее предложе­ние кажется мне довольно парадоксальным. Оно говорит о том, чтобы положить решительный конец злоупотребле­ниям партии «пурпурных рубашек», и все же предлагает делать это, обратившись к одному из самых ненавистных орудий их режима, — к уголовному закону ex post facto[221]. Мой коллега боится путаницы, которая воспоследует, если мы попытаемся в отсутствие статута вернуться к прежнему положению вещей и исправить последствия в случае «не­правильных» правовых актов свергнутой власти, и в то же самое время сохранить и проводить в жизнь ее «правиль­ные» правовые акты. И все же он, по-видимому, не пред­ставляет себе, что предложенный им закон является абсо­лютно ошибочным средством избавления от этой неопре­деленности. Легко привести внешне убедительный аргумент в поддержку еще не написанного закона; все мы согласны с тем, что было бы здорово изложить все чернилами на бу­маге. Но что именно нам даст этот закон? Один из моих коллег говорит о человеке, который в течение пять дней не сообщил об утере удостоверения личности. Мой коллега имеет в виду, что судебный приговор, вынесенный за это нарушение, а именно смерть, был настолько несоразмерен, что являлся очевидно неправильным. Но мы должны пом­нить, что в то время ширилось подпольное движение про­тив «пурпурных рубашек», и что «пурпурнорубашечники» были в постоянной тревоге по поводу людей с фальшивыми удостоверениями личности. С их точки зрения, это была реальная проблема, и единственное возражение, которое мы можем противопоставить их решению этой проблемы (помимо того, что мы вовсе не хотели, чтобы они ее ре­шили) состоит в том, что они действовали намного более сурово, чем того требовали обстоятельства. Как мой кол­лега разрешит этот случай в своем законе, а также другие близкие и не очень близкие случаи? Я не далее описывать

трудности, связанные с написанием предлагаемого закона, поскольку они достаточно очевидны всякому, кто об том задумается. Вместо этого я перейду к моему собственному решению. Один очень уважаемый крупный специалист го­ворил, что главная цель уголовного права — дать выход че­ловеческому инстинкту мести. Бывают времена — и я по­лагаю, что мы живем именно в такое время — когда мы должны позволить тому инстинкту проявить себя непо­средственно, без вмешательства той или иной формы права. Этот вопрос о доносчиках уже решается сам собой. Поч­ти каждый день пишут о том, что бывший лакей режима «пурпурных рубашек» получил по заслугам в каком-ни­будь укромном месте. Народ спокойно справляется с этим своими собственными методами, и если мы оставим его в покое, и прикажем нашим прокурорам поступать так же, нам скоро нечего будет решать. Разумеется, произойдут не­которые беспорядки, и будут разбиты несколько невинных голов. Но наше правительство и наша правовая система не будут впутаны в это дело, и мы не окажемся безнадежно погрязшими в попытках разбора всех деяний и преступле­ний «пурпурных рубашек» ».

Какую из этих рекомендаций приняли бы вы как ми­нистр юстиции?