<<
>>

Виды убийств и наказаний за их совершение в книге Числа

Теократия или богоправление в Древнем Израиле выражалась и в том, что «Иегова, как Царь и Судия избранного народа, водворял в Своем царстве чрез ряд божественно мудрых законов такую справедливость, какой не знали окружающие народы и которая делала израильское государство образцом даже в этом отноше- нии»[865].

Как следствие, древнееврейское уголовное законодательство кардинально отличалось от обычаев и права окружающих Израиль народов, исповедующих различные языческие культы и практикующих в связи с этим человеческие жертвоприношения. В частности, книга Числа в дополнение Синайского уголовного права формулирует ряд нормативных установлений, детально определяющих основания ответственности за преступления против жизни. В развитие заповеди Декалога «Не убивай» (Исх. 20, 13) она освящает и защищает жизнь человека своеобразными уголовно-правовыми средствами, отличными (как по мотивации, так и по форме правового закрепления) от тех, что наблюдались в предыдущих книгах Ветхого Завета:

- во-первых, соответствующие нормы включены в гл. 35 книги Числа, где сообщается, что они были даны Господом Моисею «наравнинах Моавитских у Иордана против Иерихона» (Числ. 35, 1), т. е. незадолго до вторжения Израиля в Священную землю, обетованную ему Богом. В связи с этим уголовно-правовой запрет на убийство и другие посягательства на жизнь человека дополняется и наполняется новым смыслом и богословским обоснованием - запретом осквернять кровопролитием Землю Обетованную как место присутствия Бога и обитания богоизбранного народа: «Не оскверняйте земли, на которой вы будете жить; ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровию пролившего ее. Не должно осквернять землю, на которой вы живете, среди которой обитаю Я; ибо Я Господь обитаю среди сынов Израилевых» (Числ. 35, 33-34);

- во-вторых, в отличие от первых трех книг Торы, книга Числа не ограничилась всеобщим запретом на убийство, а закрепила цельную и развитую систему преступлений против жизни, вобравшую развернутые описания различных видов соответствующих деяний, в основу классификации которых были положены два основания: а) орудие (металлическое, деревянное и др.)1 и (или) способ причинения смерти как признаки объективной стороны; б) форма вины (с умыслом или без умысла) и мотив (ненависть, вражда и др.) как признаки субъективной стороны[866] [867].

Следует согласиться, что именно «с простых схем классификации убийств по основаниям "умышленное - неумышленное", "честное - вероломное", "открытое - тайное" начиналось у многих народов осмысление категорий ответственности, вины, вменения, положивших начало современной теории и практике уголовного права»[868]. Сочетание указанных критериев классификации убийств позволило сформировать в книге Числа оригинальную систему преступлений против жизни.

Умышленное убийство. Данный вид посягательств на жизнь подразделяется в книге Числа на следующие подвиды: а) «если кто ударит кого железным орудием, так что тот умрет, - то он убийца: убийцу должно предать смерти» (Числ. 35, 16); б) «если кто ударит кого из руки камнем, от которого можно умереть, так, что тот умрет, - то он убийца: убийцу должно предать смерти» (Числ. 35, 17); в) «если деревянным орудием, от которого можно умереть, ударит из руки так, что тот умрет, - то он убийца: убийцу должно предать смерти» (Числ. 35, 18); г) «если кто толкнет кого по ненависти, или с умыслом бросит на него что-нибудь, так что тот умрет... - он убийца» (Числ. 35, 20-21); д) «или по вражде ударит его рукою, так что тот умрет: то ударившего должно предать смерти, - он убийца» (Числ. 35, 21).

Неумышленное (неосторожное) убийство. Таковым в книге Числа признается посягательство на жизнь потерпевшего, совершаемое в условиях, когда виновный «не был врагом его и не желал ему зла» (Числ. 35, 23). В качестве подвидов неосторожного убийства выделяются следующие деяния: а) «если же он толкнет его нечаянно, без вражды» (Числ. 35, 22); б) «или бросит на него что-нибудь без умысла» (Числ. 35, 22); в) «или какой-нибудь камень, от которого можно умереть, не видя уронит на него, так что тот умрет, но он не был врагом его и не желал ему зла: то общество должно рассудить между убийцею и мстителем за кровь» (Числ. 35, 23-24).

В приведенных нормах ветхозаветного законодательства о преступлениях против жизни нельзя не заметить присущую им точность юридической структуры - наличие конкретных по содержанию, лаконичных и связанных друг с другом диспозиций, описывающих способ и иные обстоятельства причинения смерти, и санкций, указывающих на полагающееся наказание.

Обращает на себя внимание и практически не встречающийся в современных уголовно-правовых системах абсолютно определенный характер санкций всех норм книги Числа об умышленном убийстве: единственно возможным видом наказания за данное преступление является смертная казнь, что предопределено бесценностью человеческой жизни, делающей невозможной возмещение убийцей причиненного им вреда[869]. Тогда как нормы о неосторожном убийстве содержат альтернативную санкцию, предусматривающую одно из двух наказаний - удаление в город убежища или смерть.

Примечательно, что книга Числа сообщает о двух сложившихся в постсинайский период древнееврейского уголовного права способах исполнения смертной казни: публичный и частный. Рассматриваемые нормы указывают, что не только общество, но и «мститель за кровь сам может умертвить убийцу; лишь только встретит его, сам может умертвить его» (Числ. 35, 19). В русском синодальном переводе Библии с целью подчеркнуть правомерность действий мстителя за кровь используется нейтральный с точки зрения права и морали глагол «умертвить», а не «убить», несущий в себе отрицательное правовое и нравственное начало. Данный фрагмент книги Числа является историческим свидетельством сохранения обычая кровной мести в Древнем Израиле периода странствования по пустыне. Однако, в отличие от правовых традиций других народов, кровная месть указанной нормой книги Числа ограничивается исключительно личностью убийцы и не распространяется на представителей его рода, колена, семьи. Таким образом, в данном конкретном случае наряду с подтверждением действия древнего права на кровную месть, книга Числа обставляет возможность его реализации определенными условиями, являющимися свидетельством постепенного перехода Израиля от коллективной к индивидуальной уголовной ответственности, «когда за убийство отвечает только сам убийца и только он», а, по мнению Г. В. Мальцева, именно «с этого момента, можно сказать, начинается эпоха уголовного права»1.

Кровная месть - обычай, присущий многим системам традиционного права, являющийся выразителем древних представлений людей о справедливости вообще и справедливости наказания за преступление в частности.

С одной стороны, этот обычай воплощает одно из проявлений талиона, на который опирается синайское и, как видим, постсинайское уголовное законодательство. С другой стороны, считается, что именно «внедрение талиона в практику кровной мести было началом процесса превращения огульной кары, господствовавшей на ее первых стадиях, в ограниченную мерой санкцию, которая, собственно, и является наказанием за преступление», поскольку «наказание по талиону есть перевернутое наизнанку преступление»[870] [871], а «месть и правосудие становятся в таких обстоятельствах синонимами»1. При этом следует признать, что «кровная месть изначально развивалась как древнейший правовой институт, в котором юридические начала были еще не вполне оформлены», однако очевидно даже на библейском материале, что «генезис института кровной мести представлял собой процесс, совпадающий по времени с формированием древнейших систем обычного права»[872] [873], тогда как ограничение и гибель института кровной мести связаны с утверждением государственного уголовного права.

В свете сказанного включение в закон об убийстве книги Числа положений о частном праве мстителя за кровь следует рассматривать как попытку законодательного ограничения сферы действия обычая кровной мести в Израиле и документальное закрепление сложного исторического процесса развития древнего права и коренного изменения правосознания - «как усиливающаяся публичная власть ограничивала и подавляла кровную месть, заменяла ее институтами уголовного права и уголовной политики, создавала предпосылки будущего монопольного права государства наказывать людей за убийство и другие преступления»[874]. Особо явственно эта цель просматривается в нормах об убийстве без умысла, санкции которых запрещают свободу действий мстителя за кровь, его соответствующие действия по личному усмотрению. В данной юридической ситуации они поставлены под публичный контроль, ибо именно «общество должно рассудить между убийцею и мстителем за кровь по сим постановлениям» (Числ.

35, 24), и решению суда должны подчиниться как убийца, так и мститель за кровь. Что же касается собственно содержания «сих постановлений», то оно сводится к следующим нормативным установкам, которые достаточно точно определяют, в каких случаях частный мститель лишается права кровной мести за неумышленное убийство, а в каких - он может его реализовать: 1) «должно общество спасти убийцу от руки мстителя за кровь, и должно возвратить его общество в город убежища его, куда он бежал, чтоб жил он там до смерти великого священника, который помазан священным елеем» (Числ. 35, 25); 2) «если же убийца выйдет за предел города убежища, в который он убежал, и найдет его мститель за кровь вне пределов города убежища его, и убьет убийцу сего мститель за кровь: то не будет на нем вины кровопролития» (Числ. 35, 26-27).

Таким образом, мститель за кровь лишался права причинения смерти убийце, совершившему преступление без умысла, пока тот находится под публичной правовой защитой в городе убежища. Если же убийца покинет этот город и тем самым откажется от публично-правовой охраны своей жизни, мстителю возвращается частное право кровной мести. Но несмотря на юридическую правомерность частного отмщения в последней ситуации, оно, тем не менее представлено в рассматриваемой части Торы как деяние, получившее негативную общественную оценку, ибо для его характеристики уже выбрана фраза «убить убийцу», а не глагол «умертвить», используемый для описания правомерных действий мстителя. Если следовать логике А А. Тер-Акопова, который рассматривал дозволенную кровную месть как вид обстоятельств, исключающих преступность деяния1, то нарушение мстителем установленных книгой Числа ограничений должно получить правовую оценку убийства при смягчающих обстоятельствах - при превышении права кровной мести.

Регламентация правомочий мстителя за кровь указывает, что представления Моисея об уголовном судопроизводстве характеризовались сочетанием частных и публичных начал, хотя уже в то время в уголовном материальном и процессуальном праве превалировали публичные интересы над частными. Доказательством тому стал категорический запрет заменять публичные наказания в виде смертной казни или удаления в город убежища выкупом как мерой имущественной ответственности, направленной на удовлетворение частного интереса потерпевшей стороны: «И не берите выкупа за душу убийцы, который повинен в смерти, но его должно предать смерти.

И не берите выкупа за убежавшего в город убежища, чтоб ему позволить жить в земле своей» (Числ. 35, 31-32). Последняя цитата свидетельствует, что, возможно, в рассматриваемое время еще сохранял свое действие присущий древнему правосознанию так называемый императив крови. В связи с этим Г. В. Мальцев библейский запрет заменять выкупом наказание убийцы смертью интерпретировал небесспорным образом: «Согласно Моисееву законодательству в Древнем Израиле каждое преднамеренное убийство подлежало отмщению, но если родных у жертвы не было, судьям приходилось назначать мстителя из числа других близких родственников, которые, видимо, не очень охотно принимали на себя эту миссию»[875] [876].

К другим историческим свидетельствам книги Числа о представлениях Торы об уголовном процессе относится правило о доказательствах, допустимых по делу об убийстве: «Если кто убьет человека, то убийцу должно убить по словам свидетелей; но одного свидетеля недостаточно, чтобы осудить на смерть» (Числ. 35, 30). Из данной нормы следует, что вынесение смертного приговора и, видимо, вообще доказывание вины по делу об убийстве были невозможны без наличия такого вида доказательств, как показания свидетелей (причем, обязательно нескольких). Таким образом, уже в древние ветхозаветные времена были заложены начала публичности в уголовном праве и процессе, основы формирования доказательственного права и отдельные гарантии прав подсудимого.

Следует заметить, что включение процессуальных норм в закон об убийстве книги Числа, ограничивающий кровную месть, - не случайно. Дело в том, что ранее «мститель, как участник отношений кровной мести, ничего, кроме собственного своего дела не знал и не хотел знать, суду же открывалась широкая практика убийств, которая предоставляла огромный материал для обобщений, выработки понятий уголовного права. Собственно через судебную практику, которая начиналась в сложноорганизованных социальных структурах (общины, племена, вожде- ства, союзы племен) и приобрела широкие масштабы в период ранних государств, складывался категориальный аппарат уголовного права и процесса. Появились более глубокие представления о преступлении и вине, принципах уголовной ответственности, каре и наказании, соучастии, свидетелях и доказательствах»[877].

В контексте учения Пятикнижия о наказании особого внимания заслуживает и необычное, на взгляд правоведа, наказание за неосторожное убийство, предусмотренное книгой Числа, - удаление в город убежища. Впервые в Библии о таких городах сообщается в книге Исход и тоже в связи с причинением смерти по неосторожности (Исх. 21, 13). Но собственно закон о городах убежищах содержится в четвертой книге Торы, где сообщается, что Господь повелел сынам Израилевым выделить из своих земельных уделов для левитов сорок восемь городов с полями, указав при этом: «Из городов, которые вы дадите левитам, будут шесть городов для убежища, в которые вы позволите убегать убийце» (Числ. 35, 6). Чуть ниже данное установление развивается и дополняется конкретными нормами: «Когда вы перейдете чрез Иордан в землю Ханаанскую, выберите себе города, которые были бы у вас городами для убежища, куда мог бы убежать убийца, убивший человека неумышленно. И будут у вас города сии убежищем от мстителя, чтобы не был умерщвлен убивший, прежде нежели он предстанет пред общество на суд» (Числ. 35, 10-12)1. При этом, по замыслу Законодателя, города эти должны быть доступными для нуждающихся в убежище, и их следовало равномерно распределить по территории, которую заселит Израиль: «Городов же, которые должны вы дать, городов для убежища, должно быть у вас шесть. Три города дайте по эту сторону Иордана, и три города дайте в земле Ханаанской; города убежища должны быть они» (Числ. 35, 13-14). Доказательством существования в древнееврейском праве принципа равенства лиц с разным социальным статусом перед уголовным законом можно считать норму, гарантировавшую право на укрытие от мести в городе убежища любому лицу, совершившему неосторожное убийство, независимо от его положения в обществе: «Для сынов Израилевых и для пришельца и для поселенца между вами будут сии шесть городов убежищем, чтоб убегать туда всякому, убившему человека неумышленно» (Числ. 35, 10-15).

Срок наказания в виде удаления в город убежища носил временный характер, но границы его были неопределенными. По закону необходимо было, «чтоб он жил там до смерти великого священника, который помазан священным елеем» (Числ. 35, 25), а «по смерти великого священника должен был возвратиться убийца в землю владения своего» (Числ 35, 28) как отбывший положенное наказание. Такое условие прекращения отбывания наказания стало ветхозаветным предвестником традиционных русских амнистий, которые регулярно объявлялись в связи со смертью монарха, во многих случаях определяя сроки заключения осужденных[878] [879].

Филон Иудейский видел сакральный смысл в учреждении городов убежища и потому полагал, что «естественно соседство совершивших поступки пусть разные, но схожие», допуская, что как левит является служителем «благодетельной» силы Бога-Законодателя и «совершает все обряды, возложенные на высшее священство», так и «виновные в непредумышленном убийстве» являются «служителями» второй, «карательной» Его силы, ибо сказано: «Он не злоумышлял, а Бог попустил ему попасть под руки его» (Исх. 21, 13), и заключив свои рассуждения сомнительным для правоведа выводом: «Так что руки убийцы суть орудие, а действует - невидимо - другой, Невидимый. Так пусть живут бок о бок слуги законодательства, служители обоих его видов: левит - для поощрения, невольный убийца - для наказания»1.

На фоне беспощадной суровости представлений Торы о наказуемости преступлений, которую богословы обычно оправдывают жестоковыйностью народа и вынужденными уступками со стороны Бога сложившимся обычаям[880] [881], когда чуть ли не каждое преступление каралось смертью с различными вариациями исполнения казни, города убежища занимают совершенно уникальное положение в системе уголовных наказаний, определяемое следующими обстоятельствами:

- во-первых, сам факт появления такого наказания является еще одним свидетельством того, что в писанных нормах древнееврейского уголовного права догосударственного периода была предпринята попытка разностороннего законодательного ограничения действия еще более древнего обычая кровной мести, получившего к тому времени повсеместное распространение и прочно вошедшего в общественное правосознание в качестве мерила справедливости: благодаря законодательному закреплению статуса городов убежища удалось запретить кровную месть за убийство по неосторожности;

- во-вторых, удаление в город убежища как вид наказания отныне вытесняет собой не только кровную месть (пока только в отношении одной группы преступлений), но и наказание смертью вообще как самую распространенную в те времена меру уголовной ответственности. Нельзя не обратить внимания на то, что по делам

0 неосторожном убийстве кровная месть заменяется не публичной смертной казнью или каким-либо иным публичным жестоким наказанием, а невиданным до той поры по своей мягкости самовольным удалением виновного в ближайший из шести городов убежища. Появление таких городов на карте Израиля должно было знаменовать исторический переход еврейского общества к новой системе наказаний, соответствующей высоким идеалам его святости. Одним из ее принципов впервые должен был стать гуманизм в его обновленном значении, вследствие чего следовало отказаться от жестоких наказаний за преступления, не представляющие серьезной угрозы общественным интересам;

- в-третьих, роль городов убежища в древнееврейской системе наказаний указывает на то, что институт наказания еще не был до конца публичным. Характер уголовной ответственности виновного лица определялся не только волей публичного суда и мстителя за кровь (практически частного обвинителя), но и волей субъекта преступления. Каждый причинивший кому-либо смерть без злого умысла самостоятельно определял свою дальнейшую судьбу - скрываться ему в течение определенного законом времени в городе убежища и сохранить свою жизнь либо жить в ином месте, подвергая свою жизнь риску отмщения со стороны родственников убитого. Современное уголовное право иногда допускает похожие начала диспозитивности, когда в известных случаях предоставляет виновному лицу возможность выбора: добровольно прекратить дальнейшее совершение преступления, заслужив этим освобождение от уголовной ответственности, либо продолжить совершение преступления под угрозой неотвратимости наказания, но такие проявления диспозитивности не касаются преступлений против жизни;

- в-четвертых, города убежища выполняли важную процессуальную функцию - выступали в качестве места укрытия и нахождения убийцы до публичного суда над ним, пока «он предстанет пред общество на суд» (Числ. 35, 12) и пока общество не рассудит «между убийцею и мстителем за кровь» (Числ. 35, 24). Тем самым каждый город убежища служил не только местом спасения убийцы от расправы, но и являлся своеобразной мерой процессуального пресечения.

Из истории уголовных законов многих государств, особенно великих империй, известно, что выгодное для метрополии в геополитическом, военном, экономическом, демографическом аспектах переселение преступников в колонии или иные вновь осваиваемые территории могло иметь значение обстоятельства, освобождающего от наказания или существенно смягчающего его вид и размер. Известно, что многие преступники пытались избежать наказания, укрываясь на задворках империй. Исторический опыт развития уголовно-правовых норм позволяет проводить и другие параллели с наказанием в виде удаления в город убежища, усматривая некоторые сходства с такими мерами уголовной ответственности, как ссылка на поселение, ссылка на каторжные работы и др. Но ничего тождественного древнееврейским городам убежища (ни по основаниям назначения, ни по срокам и порядку исполнения, ни по правовым последствиям уклонения от отбывания наказания и т. д.) в уголовных законах других времен и народов мы не встречали1.

4.4.

<< | >>
Источник: Беспалько Виктор Геннадиевич. УЧЕНИЕ О ПРЕСТУПЛЕНИИ И НАКАЗАНИИ В ПЯТИКНИЖИИ МОИСЕЯ. Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук Москва 0000. 0000

Скачать оригинал источника

Еще по теме Виды убийств и наказаний за их совершение в книге Числа:

- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Антимонопольно-конкурентное право - Арбитражный (хозяйственный) процесс - Аудит - Банковская система - Банковское право - Бизнес - Бухгалтерский учет - Вещное право - Государственное право и управление - Гражданское право и процесс - Денежное обращение, финансы и кредит - Деньги - Дипломатическое и консульское право - Договорное право - Жилищное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - История государства и права - История политических и правовых учений - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Маркетинг - Медицинское право - Международное право - Менеджмент - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Права человека - Право зарубежных стран - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предпринимательское право - Семейное право - Страховое право - Судопроизводство - Таможенное право - Теория государства и права - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Экономика - Ювенальное право - Юридическая деятельность - Юридическая техника - Юридические лица -