1. Взаимосвязь международного гражданского процесса и коллизионного права

Термин международный гражданский процесс, введенный в употребление российскими юристами - специалистами в области международного частного права XIX в. и служивший для обозначения совокупности процессуальных норм, применяемых судом при рассмотрении споров, в которых присутствует иностранный элемент, был воспринят всеми последующими поколениями юристов.

В некоторой степени аналогичный подход можно найти и в современных доктринах других государств. Примечательным является то, что большинство курсов по международному частному праву зарубежных стран начинаются с раздела «юрисдикция», в которой рассматриваются вопросы международной подсудности.

19

Представляется, что и современный этап развития правовой системы России, даже с учетом проводимой судебной реформы, не создает необходимости в пересмотре этой генеральной концепции.

Вместе с тем следует отметить, что в национальных доктринах круг вопросов, относимых к международному гражданскому процессу, в разные эпохи определялся по-разному.

Изначально международный гражданский процесс по сути отождествлялся с процедурой судебной защиты прав. В настоящее время круг проблем, включаемых в международный гражданский процесс, теоретически значительно расширен. К нему относят как вопросы собственно гражданско-процессуального характера и соответствующую совокупность норм гражданско-процессуального законодательства, так и регулирование в сфере нотариата и международного коммерческого арбитража.

⁵ Шак X. Указ соч., с.4-5.

В последние годы в отечественной литературе при рассмотрении вопросов о соотношении международного частного права и международного гражданского процесса была выдвинута достаточно радикальная теория о необходимости включить в состав МЧП как отрасли права международный гражданский процесс (См.: Ануфриева Л.П. Международное частное право. В 3-х т. T 3. - М., 2001, с. 279-285). Однако, на наш взгляд,

20

Таким образом, применительно к исследуемой проблеме речь идет не о совокупности норм конкретной отрасли права - гражданского процесса, а о том, что рассматриваемая совокупность составляет предмет отрасли правоведения, традиционно определяемой как международный гражданский процесс.

Соотношение международного частного права и международного гражданского процесса в условиях расширения международного общения также претерпело, при сохранении принципиальных подходов, определенные изменения. Прежде всего это связано с тем, что в современном мире иностранные лица получили значительно большие права, причем в сфере не только частного, но и публичного права. В ряде случаев эти права гарантированы основным законом государства⁶.

На практике эта ситуация приводит к тому, что в судах рассматриваются частноправовые споры, возникающие как между частными лицами, так и между иностранным лицом и государством, в котором находится суд, а также споры, предметом которых являются публично-правовые отношения.

такое объединение ставит вопрос о необходимости в принципе определения круга вопросов,

относимых к международному гражданскому процессу..

* Конституция Российской Федерации. Комментарий / Под общей ред. Б.Н.Топорнина,

Ю.М.Батурина, Р.Г.Орехова.-М., 1994, с.540-541.

\'Майкова Л.Н. Интервью//Законодательство, 2001, № 10, с.З.

21

относящиеся к международному гражданскому процессу, в равной степени действуют при рассмотрении споров, возникающих из частноправовых и из публично-правовых отношений, а также вне зависимости от правового статуса участников процесса.

Указанные особенности взаимодействия международного гражданского процесса и национального публичного и международного частного права не являются исчерпывающими. Основная специфика их взаимосвязи состоит в том, что материально-правовое регулирование частноправовых отношений, содержащих иностранный элемент, невозможно без предварительного решения процессуальной и коллизионной проблем.

Международное частное право как отрасль национального права принципиально отличается от любой другой отрасли тем, что оно регулирует общественные отношения не только на основе норм национального права, включая нормы международных договоров, являющихся частью национального права, но и применяя право других государств. При этом гражданско-правовое отношение с иностранным элементом априори не подчинено какой-либо известной правовой системе. Такая условная неопределенность сохраняет свое значение и в случае, если реализуется автономия воли сторон, поскольку сделанный сторонами правоотношения выбор в любом случае будет оцениваться судом сточки зрения его допустимости.

Так, гражданско-правовое отношение, лишенное иностранного элемента, подлежит регулированию одной правовой системой, и защита прав может осуществляться только в одном государстве. Аналогичное отношение, содержащее иностранный элемент, напротив, потенциально подпадает под действие нескольких правовых систем, и несколько юрисдикции могут претендовать на компетенцию по защите прав.

22

Прорагационное соглашение или арбитражная оговорка способны только упростить процесс выбора международной подсудности и обращения к третейской форме защиты прав, но не устраняют проблему как таковую. В любом случае суд или арбитраж проверяют действительность соответственно прорагационного соглашения или арбитражной оговорки.

Практически гражданско-правовое отношение, содержащее иностранный элемент, не может быть проанализировано на базе материально-правовых норм какой-либо абстрактной правовой системы. Такой анализ объективно будет лишен практического смысла. Только через привязку к конкретной национальной правовой системе, апеллируя к ее материально-правовым нормам, т.е. через решение коллизионной проблемы, можно оценивать гражданско-правовое отношение. Как справедливо отмечал профессор Л.А.Лунц, «коллизия

это процесс, который происходит в сознании судьи ...... »⁸. Судья же

связан с конкретной юрисдикцией и без привязки к ней невозможно выстроить ни коллизионное, ни материально-правовое регулирование конкретного правоотношения. Таким образом, от выбора национальной юрисдикции, т.е. от решения вопросов, лежащих в сфере международного гражданского процесса, зависит не только процессуальный порядок рассмотрения споров, но и последовательно коллизионное и материально-правовое регулирование гражданско-правовых отношений с иностранным элементом.

Взаимосвязь международного гражданского процесса и международного частного права вовсе не означает их полной идентификации. Международное частное право, которое жизнеспособно

⁸ ЛунцЛА. Курс международного частного права.

23

только через правоприменительную практику, тем не менее, строится на принципах, отличных от международного гражданского процесса. Принципиальная грань лежит в различиях их правовой природы: как права публичного и как права частного.

Международное частное право возникло в силу объективной необходимости признания, во-первых, за чужеземцем его право- и дееспособности, во-вторых, прав, предусмотренных нормами иностранного права. Вся многовековая история международного частного права является свидетельством и подтверждением того, что большинство государств сегодня способны и готовы, даже без обращения к международным договорам, признавать и применять иностранное право только в той его части, которая относится к праву частному. И напротив, публичное право было и остается тем бастионом, в который чужеземец может войти, только подчинившись императивным нормам публичного права. В литературе по международному частному праву освещались точки зрения, согласно которым применение иностранного права возможно и к публично-правовым отношениям.

Специального внимания заслуживает вопрос о соотношении методов правового регулирования, используемых в международном частном праве и международном гражданском процессе. Эта проблема имеет большое практическое значение и широко обсуждается, в зарубежной юридической литературе. Для российской правовой действительности, находящейся в стадии судебной реформы, этот вопрос особенно актуален.

Международному частному праву известны два метода правового регулирования: коллизионный и материально-правовой. В доктрине большинства государств коллизионный метод выделялся как исходный метод правового регулирования отношений в сфере международного

24

частного права. Его использование призвано решить исходную дилемму международного частного права - выбор между законом суда (lex fori) и иностранным правопорядком, с которым связано правоотношение. Соответствующие этому методу коллизионные нормы условно можно разбить на три группы.

25

Вторую группу составляет регулирование, основанное на самом либеральном подходе к решению коллизионной проблемы. Это принцип автономии воли сторон (lex voluntatis). Однако сфера его применения ограничена. Законодатель вводит данный принцип главным образом для регулирования обязательственных отношений. В отечественной и зарубежной юридической литературе достаточно детально рассматривался вопрос об особом характере lex voluntatis⁹. Вместе с тем при всей особенности этого института коллизионного права, он все равно призван решить главную проблему: допустимость применения права, выбранного сторонами, по отношению к lex fori.

Третья группа включает нормы, опосредствующие отношения, в которых законодатель или суд видят особый национальный интерес и регламентация которых не допускает возможности применения к ним другого права, нежели национального, т.е. lex fori. Вводя в коллизионное законодательство норму, содержащую привязку к lex fori, законодатель тем самым самостоятельно ограничивает сферу возможного применения иностранного права и дает прямое предписание использовать лишь закон суда. Правоприменительный орган, в свою очередь, объективно сталкиваясь с коллизионной проблемой, решает ее в пользу закона суда, руководствуясь императивной коллизионной нормой.

Таким образом, в сфере международного частного права, в частности коллизионного права, регулирование в целом и каждая коллизионная норма в отдельности направлены на выбор между системой права, действующей в стране суда, и иностранным правопорядком. Существующие коллизионные нормы от абсолютно

⁹ Мосс Д.К. Автономия воли в практике международного коммерческого арбитража. - M.,

26

императивных до максимально диспозитивных отражают лишь степень заинтересованности законодателя в регламентации рассматриваемых отношений на основе lex fori или иностранного правопорядка.

В отличие от международного частного права, процессуальное регулирование, осуществляемое на основе норм, относимых к международному гражданскому процессу, использует принцип lex fori не как один из коллизионных критериев для определения процессуальных норм, а в качестве единственного правового принципа процессуального права. Этот подход нашел последовательное подтверждение в национальных правовых доктринах, законодательстве и судебной практике. Однако следует отметить наличие и других доктринальных взглядов, не исключающих возможности использования в этих случаях коллизионного метода. Анализируя оба подхода, профессор Х.Шак отмечает, что традиционная немецкая доктрина рассматривала принцип lex fori в качестве главного правила международного гражданского процессуального права¹⁰. Немецкая судебная практика также сформулировала свое отношение к этой проблеме: «Германские суды применяют к находящимся в их производстве спорам только германское процессуальное право». Тот же принцип прямо выражен в законодательстве Италии и Испании¹¹.

Вместе с тем собственная точка зрения профессора Шака, которую разделяют и некоторые другие юристы, состоит в том, что процессуальное коллизионное право существует: «...Так же, как германское международное частное право может "приказывать" лишь германскому судье, какое частное право он должен применять,

1986.

¹⁰ШакМ. Указ. соч., с. 2.

¹¹ Там же, с. 17-18.

27

германское международное гражданское процессуальное право может обязать его применять к определенным вопросам процессуальное право иностранного государства»¹²

В качестве примеров им приводятся следующие области :

- право- и дееспособность определяются исходя из отечественного (национального) права участника процесса;

- ходатайства об оказании правовой помощи, например вручение документов и сбор доказательств, по просьбе суда могут также осуществляться в формах ходатайствующего о правовой помощи государства, т.е. в соответствии с иностранным процессуальным правом;

- предусмотренные иностранным правом возможности отказа от дачи показаний в ряде случаев принимаются во внимание;

- принудительное исполнение обязательств путем обращения взыскания на жалование служащих НАТО ограничивается правом направившего их государства;

- подача иска и нахождение спора в производстве иностранного суда, а также формальная законная сила решения иностранного суда определяются в соответствии с иностранным правом;

- действие вступившего в законную силу решения иностранного суда определяется в исходном пункте также в соответствии с иностранным правом¹³.

Следует отметить, что, во-первых, изложенная оценка построена на основе анализа национальных процессуальных норм и нормы, содержащейся в неуниверсальном международном договоре, и потому вряд ли может рассматриваться как универсальная. Во-вторых, ей могут

¹² Там же, с. 3.

28

быть противопоставлены как общеправовые институты, так и трактовка каждой из указанных позиций с точки зрения базовых понятий международного частного права и международного гражданского процесса.

Вопросы о методах регулирования в международном частном праве и международном гражданском процессе исследуется также в работе немецкого профессора Р.Геймера. Автор, отмечая распространение точки зрения о возможности возникновения коллизионной проблемы в сфере процессуальных отношений, отмечает, что эта проблема связана с другой, более общей: разграничением права на материальное и процессуальное. При этом господствует мнение о том, что после того, как такое разграничение проведено, все процессуально-правовые моменты «незамедлительно относятся к праву места суда»¹⁴.

Согласно общей теории права, применение права - это действие полномочных органов по претворению юридических норм в жизнь¹⁵. Так, в отличие от коллизионного и материально-правового регулирования, которое базируется на отдельных нормах коллизионного и материального частного права, защита субъективных прав не может строиться на отдельных нормах процессуального законодательства. В связи с этим сама суть применения иностранного права в аспекте международного частного права принципиально отличается от применения судами некоторых процессуальных правил в порядке оказания правовой помощи. В первом случае речь идет о претворении в жизнь конкретных частноправовых норм той правовой системы, к которой отсылает коллизионная норма, за счет чего обеспечивается

¹³ Там же, с. 2-3.

¹⁴ Geimer R. Internationales Zivilprozessrecht. - Koln, 1987, p. 15.

¹⁵ Алексеев C.C. Теория права. - M, 1993, с. 180.

29

регулирование конкретного общественного отношения. Процессуальное же действие как бы изолированно и потому его невозможно рассматривать в качестве формы защиты прав. При совершении запрашиваемого действия иностранный суд не является той юрисдикцией, которая осуществляет защиту прав, возникших из частноправового отношения. Такую защиту осуществляет суд, делающий соответствующий запрос.

С позиций международного частного права и международного гражданского процесса примеры, на которые ссылается Х.Шак, нуждаются в некоторых уточнениях. Применительно к вопросу о процессуальной право- дееспособности иностранных граждан и лиц без гражданства, а также иностранных юридических лиц эти вопросы в российской юридической системе решались по-иному. Гражданско-процессуальный кодекс 1964 г. и Арбитражный процессуальный кодекс 1995 г. соответственно в ст. 433, 434 ГПК и ст. 210 АПК устанавливали лишь общее правило национального режима, которое действовало и применительно к вопросам определения процессуальной право-дееспособности лиц. Специальные положения о процессуальной право-дееспособности нерезидентов в российском законодательстве формально в принципе отсутствовали. Праісгически этот вопрос решался на основе личного материального закона нерезидента, к которому отсылала ст. 160 Основ, а затем, с учетом содержания гл. 67 ч. Ill ГК РФ, Принятие нового процессуального законодательства формально вносит изменения в прежнюю структуру правового регулирования, однако не делает ее аналогичной немецкой. Новый АПК практически стоит на тех же позициях в вопросе определения процессуальной право- дееспособности нерезидентов, что и прежний. Что касается гражданского процессуального кодекса, то он содержит

зо

специальные статьи о гражданской процессуальной дееспособности иностранцев и лиц без гражданства и процессуальной правоспособности иностранных и международных организаций.

Текстуально соответствующие статьи проекта ГПК во многом повторяют положения коллизионных норм, содержащихся в Основах и ч. НІ ГК РФ, которые определяют гражданскую право- дееспособность нерезидентов. Однако по своему содержанию они выполняют существенно отличные функции. Обычная коллизионная норма, отсылающая к личному закону лица в целях установления его гражданско-правого статуса, обеспечивает возможность определить правовое положение лица, вступающего в правоотношение в рамках любой юрисдикции. При этом личный закон лица изначально определяется с учетом презумпции его экстерриториального эффеета. Как уже отмечалось, именно признание за чужеземцем способности быть носителем прав и способности их реализации в рамках других юрисдикции есть момент зарождения международного частного права. Процессуальная дееспособность, если она не ограничивается возрастом лица, который, допустим, не совпадает с возрастом гражданско-правовой дееспособности, может устанавливаться только для целей гражданского процесса данной страны. И было бы странным в условиях бесспорного признания за любым лицом права на судебную защиту и одновременной реализации принципа равного отношения к сторонам в процессе применять различные правила для определения их право- дееспособности.

Таким образом, приведенная норма немецкого права отражает только особенность данной системы права и вряд ли может претендовать на универсальный характер. Аналогичное замечание относится и к примеру с ответственностью служащих НАТО.

31

Признание и принудительное исполнение иностранного судебного решения, равно как признание института lis alibi pendens, также не связаны с применением иностранного права. Судебный процесс за рубежом, а также состоявшийся судебный акт это по существу юридически значимые факты, явившиеся результатом деятельности другого суверена. Их признание является признанием особого рода, которое было бы ошибочным отождествлять с применением иностранного права.

Что касается примеров, связанных с возможными процессуальными действиями, совершаемыми судом в порядке оказания правовой помощи, то здесь также не идет речи о выборе между процессуальными правилами, действующими в стране суда, и процессуальным законом иностранного государства. Существование в процессуальном законодательстве норм, допускающих совершение особых, например по форме, процессуальных действий, обусловлено наличием международного договора о правовой помощи, т.е. не действием коллизионной нормы, а соответствующим базовым процессуальным предписанием. Даже если такие процессуальные действия суд оказывает не в силу ме>кцун а родного договора о правовой помощи, а в одностороннем порядке, соблюдая лишь принцип взаимности, он все равно руководствуется не коллизионными нормами, а специальными предписаниями, дающими ему право совершить действия, о которых ходатайствует иностранное государство в лице или своего суда, или через органы юстиции, или дипломатическим путем.

Кроме того, нередко суд, выполняющий поручение, лишен возможности принуждать других участников процесса следовать испрашиваемым правилам. К примеру, суд дает согласие на выполнение запроса иностранного суда допросить свидетеля под

32

присягой- Последний может добровольно совершить истребуемое действие. Однако если он откажется сделать это, а национальное процессуальное право не предусматривает такой формы получения показаний, суд не вправе обязать гражданина своей страны свидетельствовать под присягой. Таким образом, допустимость совершения судом отдельных действий, по своей форме или содержанию отвечающих требованию иностранного процессуального права, не делает эти нормы частью права, обеспечивающего судебную защиту в рамках данной юрисдикции.

Надо также учитывать, что если в приводимых X. Шаком в качестве примеров нормах германского права мы будем усматривать коллизионные нормы (а некоторые аналогичные нормы содержатся и в российском процессуальном законодательстве), то, следуя этой логике, надо было бы признать, что и ст.212 АПК 1995 г. и ст. 247 АПК РФ 2002 г, содержат коллизионные нормы. Причем с детализацией регулирования не меньшей, чем в ст. 1211 ГК РФ. Кроме того, приведенные примеры, на наш взгляд, еще раз подтверждают принципиальное различие коллизии законов и установленных процессуальных предписаний, относимых к международному гражданскому процессу. Первые призваны решить коллизию между законом суда и неким иным правопорядком, имеющим разумную связь с правоотношением. При этом от усмотрения суда, учитывающего как содержание коллизионной нормы, так и фактические обстоятельства, зависит выбор того или иного правопорядка. Нормы же, относящиеся к международному гражданскому процессу, императивно предписывают правила, в соответствии с которыми должны осуществляться процессуальные действия, причем эти правила могут по формально-правовым признакам существенно отличаться от аналогичных,

33

применяемых в производстве по чисто "внутренним¹¹ делам. Отмечая в данном случае факты взаимодействия правовых систем, следует отметить, что приводимые в работе профессора Х.Шака примеры либо иллюстрируют иные, самостоятельные аспекты взаимодействия иностранных правовых систем, либо не дают картины, объективно подтверждающей феномен необходимости выбора между процессуальными нормами страны суда и иностранными процессуальными нормами.

Это различие ярко просматривается при сравнении ст. 1211 ГК РФ и ст.247 АПК РФ 2002 г. В первой устанавливаются правила, которые позволяют суду сделать выбор из неопределенного круга правопорядков и только применительно к вопросам, затрагивающим публичный порядок, закон решает коллизию в пользу lex fori. Во второй процессуальный закон не делает выбора между российской и иностранной юрисдикцией. В данном случае речь также не идет о том, что российский суд может определить какой-либо иностранный порядок в качестве компетентного. Статья 247 АПК строго определяет лишь дела, по которым российские суды признают себя компетентными.

Следует обратить внимание на то, что принцип взаимности, играя важную роль в вопросах правовой помощи, признания и принудительного исполнения судебных решений, не имеет практику применения в вопросах международной подсудности. Законодательство некоторых стран указывает на соответствующее ограничение в использовании института взаимности¹⁶.

Если обратиться к современным тенденциям в развитии международного частного права, связанным с переходом от

^,й GermerR. Op. cit., p. 10.

34

законодательного закрепления коллизионных норм, содержавших четкие привязки (например, п. 1 ч. 2 ст.166 Основ¹⁷), к гибким коллизионным нормам, (закон, имеющий наиболее тесную связь с правоотношением -п. 1 ст. 1211 ГК РФ- или коллизионные нормы, которые арбитры сочтут применимым - п. 2 ст. 28 Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже»), принципиальная особенность коллизионного метода регулирования, присущего именно этой отрасли права, становится особенно очевидной¹³. В данном случае выбор между законом страны суда и иностранным правопорядком основан не на формальных предписаниях закона, а на усмотрении суда. В процессе, наоборот, применение элементов иностранных правил осуществляется не по усмотрению суда, а только в случаях и в порядке, предписанном национальным законом.

Приведенные доводы относительно возможности или невозможности применения коллизионного метода регулирования в международном гражданском процессе, наверное, не являются исчерпывающими. Представляется, что и не набор отдельных примеров, иллюстрирующих ту или другую позицию, должен стать основным предметом исследования. Значительно важнее ответить на вопрос, является ли коллизионный метод регулирования столь универсальным, что его использование способно оптимизировать международный гражданский процесс.

Суть коллизионной проблемы - это допустимость применения иностранного права. Ее исторический путь лежал от признания самого

^t7 Указанные в ней коллизионные критерии подлежат применению при отсутствии соглашения сторон о подлежащем применении права, что предусмотрено п. 1 ч. 1 ст. 166. ^1в О современных тенденциях в международном частном праве см.: Кабатова Е.В. Изменение роли коллизионного метода в международном частном праве. — В кн.: Мевдународное частное право. Современная практика. - М, 2000, с. 5-16.

35

права за чужеземцем участвовать в гражданско-правовом обороте, выраженного в первой глоссе одним из глоссаторов, до формирования в каждой правовой системе своих коллизионных норм. В процессе картина значительно скромнее. В процессуальном праве как праве публичном продолжают оставаться исходные вопросы: может ли национальное право на современном этапе позволить применение иностранных процедур, допустимо ли это и нужно ли. Сама категоричность основного вопроса дискуссии - есть ли место коллизионному методу регулирования в международном гражданском процессе - является ярчайшим тому подтверждением.

Гипотетически можно представить, что даже при отсутствии в современном российском процессуальном праве коллизионных норм, они вводятся в волевом порядке. Тогда возникает вопрос о целесообразности такого шага. С точки зрения оптимизации гражданского процесса, для дел с иностранным элементом, как обращение к иностранному суду с просьбой о совершении действий, отличных от его обычной практики, так и выполнение таких действий, запрашиваемых судом, не может оказать позитивного влияния на процесс. Осуществление судом не свойственных ему процессуальных действий всегда таит в себе риск непрофессионализма. Кроме того, сама просьба к иностранному суду о совершении действий в порядке ином, чем тот, который существует в запрашиваемом государстве, свидетельствует о правовом эгоизме запрашивающего суда. Такой эгоизм вполне может спровоцировать применение другим судом института публичного порядка, что, безусловно, является крайней и нежелательной мерой для сосуществования правовых систем.

Однако, на наш взгляд, значительно большее зло таится не в возможной реакции запрашиваемого суда, а в самом факте обращения,

36

содержащем нетрадиционную просьбу. Совершение судом любого действия, соответствующего предписанной законом форме, в своей основе имеет цель обеспечить неукоснительное соблюдение основополагающих принципов судебного процесса: законности, диспозитивности, состязательности, объективной (судебной истины), процессуального равноправия сторон, устности судебного разбирательства, его непрерывности, принципа непосредственности¹⁹. При этом на порядок и форму совершаемых судом действий значительное влияние оказывает и историко-правовая традиция, поскольку каждое из них в рамках любой юрисдикции отрабатывалось годами. В связи с этим попытка добиться от иностранного суда действий, не свойственных его практике, является не вынужденной мерой, а по существу выражением сомнения в том, что иностранный суд, руководствуясь своими предписаниями, сможет надлежащим образом осуществить соответствующие функции. Обращаясь с подобной просьбой, суд в угоду собственному ego по существу побуждает иностранный суд совершить некий отход от буквы процессуального закона своей страны. Ведь столь же логичным было бы для запрашивающего суда признать надлежащими показания, полученные иностранным судом в соответствии с его процессуальными правилами. Именно такой подход, преодолевающий правовой эгоизм, способствовал бы международной вежливости (commity) и эффективному сосуществованию правовых систем. Отрадно отметить, что такая позиция нашла отражение в договорах о правовой помощи, основой которых является взаимное признание процессуальных действий, совершаемых по взаимным запросам.

¹⁹ О принципах , определяющих процессуальную деятельность, подробнее см,: Гра>оданское

37

Так, согласно ст. 6 Минской конвенции «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам» 1993 г, «Договаривающиеся Стороны оказывают друг другу правовую помощь путем выполнения процессуальных и иных действий, предусмотренных законодательством запрашиваемой

Договаривающейся Стороны...». Таким образом, сам перечень правовых действий, которые исполняет запрашиваемый суд на безальтернативной основе, определяется по lex fori.

Что касается порядка исполнения соответствующих поручений, то по общему правилу, согласно п. 1 ст. 8 Конвенции запрашиваемое учреждение «применяет законодательство своей страны». Применение процессуальных норм запрашивающей стороны возможно, однако, только по ее запросу и при условии, «если только они (процессуальные нормы - АЛ) не противоречат законодательству запрашиваемой Договаривающейся Стороны». Обращает на себя внимание тот факт, что исключительность применения иностранных норм обусловлена их противоречием не просто публичному порядку, а вообще законодательству договаривающейся стороны. Это, конечно же, дополнительно ограничивает возможность применения иностранного процессуального права.

процессуальное право России. 2-иэд. / Отв. ред. М.С.Шакарян, - M._s 1999, с.46-63.

3S