4. Проблемы взаимосвязи судопроизводства в международном гражданском процессе

Реформирование судебной системы, и в частности разработка нового процессуального законодательства, требует глубокого изучения судебной практики. Среди проблем, с которыми сталкиваются судьи при рассмотрении дел в судах общей юрисдикции и в арбитражных судах, необходимо выделить проблему взаимосвязи процессов как на национальном, таки на международном уровне.

Процессуальное законодательство практически всех государств допускает альтернативную юрисдикцию. Этот институт направлен на более полное обеспечение процессуальных прав стороны, ищущей судебной защиты.

Наличие его вполне обосновано и вряд ли может быть подвергнуто сомнению. Однако подчас институт альтернативной юрисдикции используется потенциальными сторонами спора в одних случаях неумышленно, а в других преднамеренно как институт для начала параллельного процесса или как средство для получения решения иного, нежели состоявшееся⁶⁹.

Возникновение параллельных процессов или судебных решений порождает проблему их взаимосвязи. Таким образом, в юридической литературе и в ряде правовых норм закрепилось понятие «взаимосвязь судебных процессов».

Обобщенно речь может идти о следующих характерных ситуациях:

- при наличии производства по делу в одном суде возбуждается производство по аналогичному делу в другом суде;

⁸⁹ При наличии преднамеренности речь может таюке идти о злоупотреблении правом. Подробнее об этом см.: Шебанова КА. Злоупотребление процессуальными правами // Арбитражная практика, 2002, № 5 (14), с.48-52.

91

- предъявление в другом суде встречного иска и требования о зачете, вытекающих из того же правоотношения, что и основной иск, находящийся в производстве суда, в который обращался первоначальный истец;

- рассмотрение данного дела в одном суде при наличии в иске обстоятельств, являющихся предметом спора в другом суде, когда до разрешения другого дела рассмотрение данного дела не представляется возможным;

- при наличии состоявшегося судебного решения заинтересованная сторона может пытаться начать аналогичное дело с целью «дезавуировать» состоявшееся решение.⁷⁰

Взаимосвязь судебных процессов существует в рамках как отдельно взятой юрисдикции, так и юрисдикции различных стран.

Взаимосвязь национальных судебных процессов провозглашается в национальном процессуальном праве с целью обеспечения деятельности национальных судов как единой судебной системы. Это предполагает, во-первых, исключение ведения параллельно в разных судах идентичных или взаимосвязанных процессов, во-вторых, не только придание состоявшемуся судебному решению обязательной силы в плане его исполнимости, но и наделение его свойствами универсальности: предотвратить возможность начала или продолжения

Наиболее характерны примеры, когда после вынесения решения об ответственности стороны по сделке, другая сторона или заинтересованное лицо, например акционер, возбуждают депо о действительности сделки, выполнение обязательств по которой уже стало предметом рассмотрения в первом суде.

9S

идентичных процессов и, соответственно, вынесения параллельных решений, а также придание юридической силы фактам, установленным в ходе уже состоявшегося судебного процесса (res judicata).

Отечественной правовой доктрине международного гражданского процесса давно известен институт конкуренции юрисдикции⁷¹. Эта проблема традиционно рассматривается в аспекте более общей, международной, подсудности. В данном случае речь идет о ситуации, при которой истец, используя правила о территориальной подсудности, содержащиеся в национальном законодательстве различных государств, имеет возможность ее выбора.

На практике мотивы выбора подсудности различны. Это может быть обусловлено просто удобством местонахождения суда и опытом ведения дел в конкретной стране либо стремлением применить определенные коллизионные нормы и далее материальное право определенного государства.

Наконец, от выбора юрисдикции в определенной степени может зависеть и размер материальной выгоды, на которую рассчитывает истец.

Более того, истец, будучи неудовлетворенным начавшимся процессом в одной стране, может начать аналогичный процесс в суде другого государства.

В то же время и у ответчика, помимо возможности заявить встречный иск в суде, принявшем к производству первоначальный иск, появится также возможность заявить аналогичное требование в суд другого государства.

ЛунцЛА, Марышева КИ. Указ соч., с. 64-65.

99

Сама по себе возможность выбора истцом юрисдикции является вполне естественной, и практически любая судебная система относится к этому достаточно либерально. В зарубежной литературе это явление получило название forum shopping doctrin. Ограничения ее применения связываются главным образом с правилами об исключительной юрисдикции судов в отношении той или другой категории дел, например, споров, касающихся недвижимости, возможно, патентных споров или споров, связанных с передачей технологий в отдельных развивающихся государствах

Однако возможность выбора международной подсудности для защиты прав, с одной стороны, и либерализм национального процессуального законодательства, с другой, способны спровоцировать ситуацию, при которой аналогичные процессы ведутся в разных государствах. В этих случаях не столько реализуется право на выбор «оптимальной юрисдикции», сколько вызывается конфликт юрисдикции⁷².

Проблема может усугубиться рядом факторов. Базисными причинами возникновения параллельных процессов и конфликта юрисдикции могут стать, во-первых, изолированность национальной судебной системы, неучастие в международных договорах по вопросам международного гражданского процесса, отсутствие сотрудничества с судами других государств. Во-вторых, параллельность процессов может стать результатом целенаправленных действий сторон спора, преследующих в том числе и неблаговидные цели: достижение процессуальных преимуществ путем злоупотребления правом или просто уклонение от заявленного иска.

⁷² Там же, с. 64-65.

100

В-третьих, проблема может усложняться тем обстоятельством, что возможен различный подход национального процессуального законодательства к определению идентичности исков.

Таким образом, проблема параллельных процессов в международном гражданском процессе, известная и в национальном праве как lis alibi pendens, является многоплановой.

Исследование этой проблемы следует начать с анализа национальной судебной системы.

Институт международного гражданского процесса lis alibi pendens является производным от аналогичного института, получившего четкое закрепление в нормах национального гражданско-процессуального законодательства. В Российской Федерации в соответствии с Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации» от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ суды общей юрисдикции и арбитражные суды составляют наряду с Конституционным судом систему федеральных судов Российской Федерации⁷³,

Объединение государственных судов в единую систему объективно создает предпосылки для реализации института lis alibi pendens. В аспекте международного гражданского процесса действие этого института сопряжено с рядом особых факторов.

Прежде всего речь идет о процессуальном эффекте, возникающем в «чужой» судебной системе. Взаимодействие двух судебных систем сразу порождает проблемы, связанные с территориальным характером судебных актов, поскольку необходимо определить правовые основания, во-первых, для преодоления территориального характера

⁷³ Следует отметить, что при всей значимости третейских судов, особенно в сфере международного гравданского процесса, действующие в России третейские суды не входят

101

собственных актов и, во-вторых, для признания иностранных судебных актов. Причем в данном случае имеется в виду не признание и принудительное исполнение иностранных судебных решений, а придание иностранному судебному акту, в силу которого дело принято к производству за рубежом, той же юридической силы, что и аналогичному национальному судебному акту.

Действительно, если таким принципам функционирования судебной системы, как ее строго территориальный характер и право на обращение в суд, придать абсолютный характер, то институт lis alibi pendens может существовать лишь во внутреннем процессе.

В комментариях к голландской судебной практике отмечалось, что один и тот же иск был заявлен сначала в Швейцарии, а позже в Нидерландах, К моменту предъявления исков между Нидерландами и Швейцарией не существовало международного договора, в силу которого голландские суды должны были бы отказать в юрисдикции на том основании, что процесс по этому же спору уже начался в другом государстве⁷⁴.

Из сказанного следует, что для реализации принципа lis alibi pendens и для его развития необходимы специальные правовые меры. Самой надежной из них в идеале является заключение международного договора. Значение его подчеркнуто и в решении, вынесенном голландским судом в приведенном примере.

в судебную систему страны, что на практике порождает ряд проблем, связанных с соотношением параллельных процессов в суде и международном коммерческом арбитраже ⁷⁴ Van Rooij R., Polak M.V. Op. cit, p.29.

102

Вместе с тем практика многих стран свидетельствует о признании принципа [is alibi pendens в международном гражданском процессе в одностороннем порядке. Это приводит к закреплению этого принципа в национальном законодательстве и оказывает самостоятельное влияние на международно-правовое регулирование. Признание в одностороннем порядке принципа lis alibi pendens и закрепление его в законе предполагает его применение, как и других институтов международного гражданского процесса, на взаимной основе.

Общая тенденция широкого признания принципа lis alibi pendens в России, в странах континентальной Европы, странах, воспринявших правовые системы европейских государств, в странах общего права, а также практика закрепления этого принципа в международных договорах⁷⁵ обнаруживает тем не менее и определенные особенности. Они касаются как последовательности национального законодательства и судебной практики в признании рассматриваемого принципа, так и подходов к идентификации взаимосвязи дел по предмету и участникам спора, а также по основаниям, ограничивающим его применение.

Например, во Франции и в государствах, находящихся под влиянием правовой системы этой страны, в частности в Алжире, суды в течение длительного времени отказывались принимать во внимание

Среди международных договоров следует отметить Конвенцию о правовой помощи и правовых отношениях по гравданским, семейным и уголовным делам стран СНГ от 22 января 1993 г. (ст. 22), Брюссельскую Конвенцию по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений в отношении гражданских и коммерческих споров от 27 сентября 1968 г. (ст. 21), Луганскую Конвенцию по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений s отношении гражданских и коммерческих споров от 16 сентября 1988 г. {ст. 22), ряд двусторонних договоров Российской Федерации со странами дальнего зарубежья о правовой помощи и разработанную в 1999 г, многостороннюю Конвенцию Гаагских конференций о юрисдикции и иностранных судебных решениях по гражданским и торговым спорам (ст. 22), содержащие наиболее полное регулирование по рассматриваемому вопросу.

103

существование производства в иностранных судах . Такой подход по существу является одним из проявлений "правового эгоизма", когда даже бесспорно демократический принцип предоставления судебной защиты реализуется без учета интересов других членов мирового сообщества, исповедующих те же ценности. Практика показала, что подобная позиция обращается бумерангом уже потому, что приводит в действие институт реторсий со стороны судов других государств и сужает возможности принудительного исполнения за рубежом выносимых судебных решений. Правда, применительно к Франции следует отметить значительные изменения к лучшему в отношении судов к lis alibi pendens, происшедшие в первую очередь под влиянием присоединения этой страны к Брюссельской и Луганской конвенциям по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений.

Российский подход отличается максимальным формализмом, сформулированным без учета тех тенденций, которые свойственны европейским государствам и США. Это во многом усложняет проблему интеграции российской судебной системы как в мировое сообщество, так и в региональный общеевропейский сектор.

Идентификация дел в российском законодательстве и судебной практике понимается в предельно узком и формальном смысле. Такое понимание обнаружило свои существенные недостатки, усилившиеся правилами разделения компетенции судов общей юрисдикции и арбитражных судов Российской Федерации. Достаточно распространенной является ситуация, когда параллельно в

арбитражном суде находится дело о нарушении условий договора,

^7е Иссад M. Мевдународное частное право. - М., 1989, с.228.

104

заключенного между двумя акционерными обществами, а в суде общей компетенции рассматривается иск акционера одного из этих обществ о признании этого же договора недействительным. В результате арбитражный суд выносит решение, восстанавливающее нарушенное право по действующему договору, а суд общей компетенции признает этот же договор оспоримым или ничтожным. Следует, однако, отметить, что эти недостатки в процессуальном законодательстве устраняются в новых кодексах, изменяющих ряд правил о подведомственности хозяйственных дел.

В сфере международного гражданского процесса российское законодательство, решая проблему процесса по одному делу в судах различных государств, в качестве исходных начал идентификации использует критерии, аналогичные тем, который действуют внутри российской судебной системы: спор между теми же лицами, о том же предмете, по тем же основаниям.

Этот принцип был закреплен в ч. 1 ст. 214 АПК РФ 1995 г., нашел подтверждение в ст. 252 АПК РФ 2002 г. и следует из содержания п.4 ст. 221 ГПК РСФСР ⁷⁷В проекте Гражданского процессуального кодекса РФ процессуальные последствия рассмотрения тождественного иска судом иностранного государства изложены следующим образом; российский суд возвращает заявление или оставляет его без рассмотрения, если в суде иностранного государства, решение которого подлежит признанию

⁷⁷ В юридической литературе высказывались два мнения относительно применения п. 4 ст. 221 ГПК, Так, Т. Н. Нешатаева связывала возможность применения этой статьи с фактом существования у России с государством суда договора о правовой помощи {См.: Нешатаева Т.Н. Международный гралщанский процесс, с, 198.) В. П. Звеков рассматривает применение п. 4 ст.221 в увязке со ст.434¹ ГПК, распространяющий принципы внутренней территориальной подсудности на дела о международной подсудности. Роль международного договора по аналогии закона со ст.214 АПК РФ отмечается в связи с возможностью признания или принудительного исполнения иностранного судебного решения б России (См.: Звеков В.П.. Международное частное право, с.440-441).

105

или исполнению на территории Российской Федерации, ранее было возбуждено дело по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям.

Возврат искового заявления осуществляется на стадии предъявления иска. На стадии подготовки дела к судебному разбирательству и на стадии судебного разбирательства при наличии таких обстоятельств заявление оставляется без рассмотрения. О возврате и об оставлении искового заявления без рассмотрения выносится мотивированное определение.

Таким образом, в проекте ГПК РФ прямо предусмотрено правило о возврате иска или оставлении его без рассмотрения в случае, если дело по спору между теми же лицами, о том же предмете и по тем же основаниям уже рассматривается судом иностранного государства, решение которого подлежит признанию и исполнению на территории РФ.

В арбитражном процессуальном законодательстве содержатся сходные положения о последствиях рассмотрения дела судом иностранного государства. Однако здесь есть свои особенности. В соответствии со ст. 214 АПК РФ 1995 г арбитражный суд оставляет иск без рассмотрения или прекращает производство по делу, если компетентный суд иностранного государства, принявший дело к производству до предъявления иска в арбитражный суд Российской Федерации, рассматривает дело по спору между теми же лицами, о том же предмете и по тем же основаниям или принял по этому делу решение, вступившее в законную силу. Из совокупности предписаний данной статьи и положений п.1 ст.87 АПК 1995 г. следовало, что в

J 06

случае, если компетентный суд иностранного государства

рассматривает иск, российский арбитражный суд должен оставить тождественный иск без рассмотрения. Об оставлении иска без рассмотрения арбитражный суд выносит определение, (п.1 ст.88 АПК 1995 г.). Следует отметить, что в соответствии с прежним законодательством иск не оставлялся без рассмотрения в случаях, если будет установлено, что будущее или принятое судом иностранного государства решение не подлежит признанию или исполнению на территории Российской Федерации либо соответствующее дело относится к исключительной компетенции арбитражного суда в Российской Федерации,

Что касается нового АПК, то в его ст. 252 закреплено следующее;

«1. Арбитражный суд в Российской Федерации оставляет иск без рассмотрения по правилам главы 17 настоящего Кодекса, если в производстве иностранного суда находится на рассмотрении дело по спору между теми же лицами, о том же предмете и по тем же основаниям, при условии, что рассмотрение данного дела не относится к исключительной компетенции арбитражного суда в Российской Федерации в соответствии со статьей 248 настоящего Кодекса.

2. Арбитражный суд в Российской Федерации прекращает производство по делу по правилам главы 18 настоящего Кодекса, если имеется вступившее в законную силу решение иностранного суда, принятое по спору между теми же лицами, о том же предмете и по тем же основаниям, при условии, что рассмотрение данного дела не относится к исключительной компетенции арбитражного суда в Российской Федерации или указанное решение не подлежит признанию и приведению в исполнение в соответствии со статьей 244 настоящего Кодекса».

107

Проблемы, присущие внутреннему российскому процессу, усугубляются при использовании института lis alibi pendens в международном гражданском процессе, принимая во внимание то обстоятельство, что, как уже отмечалось, столь формальные критерии идентификации дел не характерны для законодательства и практики многих государств. Действие института lis alibi pendes в странах Европейского союза и других государствах Европы во многом предопределяется их участием в Брюссельской и Луганской конвенциях по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений. Интерес в этой связи вызывает практика Швейцарии и Германии. Так, в швейцарском суде нельзя, в частности, заявить в разных процессах иск из сделки и иск из деликтных отношений, если оба иска основаны на аналогичных фактах. Согласно российскому праву различие в правовых основаниях иска в принципе исключает возможность применения института lis alibi pendens.

Значение фактических обстоятельств дела для гражданского процесса в Швейцарии проявляется в том, что предъявление иска в конкретный суд в значительной мере предопределяет и юридическую судьбу тех фактических обстоятельств, на которых основывался данный иск.. Например, отзыв истцом иска порождает эффект преюдициальности в отношении обстоятельств дела.

В сравнительно-правовом исследовании немецкого

законодательства и судебной практики по вопросам, касающимся lis alibi pendens, отмечаются следующие принципиальные моменты⁷⁸.

Правовой основой рассматриваемого института служит норма, относящаяся в первую очередь к «внутреннему гражданскому

108

процессу», согласно которой «принятое к судебному производству дело не может быть перенесено ни одной стороной на рассмотрение в другой суд» (§ 261, III № 1 ГПК Германии). Эта базисная позиция немецкого права во многом сходна с российской.

Вместе с тем применительно к случаям, когда аналогичный процесс начинается за рубежом и сфера регулирования смещается в область вопросов международного гражданского процесса, применение принципа lis alibi pendens ограничивается двумя следующими факторами. Во-первых, ожидаемое решение иностранного суда должно потенциально признаваться в Германии. Во-вторых, прогностически иностранное решение не повлечет за собой серьезных нарушений немецкого права.

Указанные принципиальные ограничения применения принципа lis alibi pendens не исчерпывают всего перечня возникающих в связи с ним проблем. В то время как в России эпизодическое появление проблем, связанных с применением этого принципа в прошлой и в настоящей отечественной практике, объясняется определенной изолированностью СССР, а затем и России в начале реформ и в течение переходного периода, практика европейских государств, напротив, наглядно свидетельствует о том, что эти проблемы возникли в результате развития международных частноправовых отношений.

Обширная немецкая практика, отражающая как последствия членства Германии в Европейском союзе, где действует Брюссельская конвенция, так и разносторонние связи с США, не участвующих во многих межгосударственных соглашениях по вопросам процесса, в том

Кох X., Магнус У.,. Винклер фон Меренфельдс, Международное частное право и сравнительное правоведение. - М_м 2001, с, 63-64.

109

числе в Брюссельской и Луганской конвенциях, вызвала ряд вопросов, актуальность которых станет очевидной и для России.

Отметим, например, на первый взгляд частный, технико-правовой, а на самом деле сложный процессуальный вопрос о том, что считать датой начала процесса. Так, нахождение дела в суде в одной из юрисдикции может исчисляться с даты подачи иска в суд, а в других, в частности в Германии и Австрии, с даты вручения искового заявления ответчику -

Подобные различия в законодательстве делают актуальной задачу определения юрисдикции, в которой изначально был подан иск, поскольку от правильности ее решения часто зависит признание за рубежом, в том числе в Германии и Австрии, вынесенного судебного акта.

Формальный, «календарный» подход не может дать

обоснованного ответа, поскольку приоритетная дата нахождения дела в суде в каждой юрисдикции будет устанавливаться исключительно на основе национального процессуального законодательства.

Существующие в нем различия побуждают судебную практику выработать дополнительные подходы к выбору приоритета отечественного или зарубежного процесса.

Эти подходы реализуются с позиции оценки перспективности процесса в той или иной юрисдикции. Действительно, иск может быть подан в суд в какой-либо из стран до вручения искового заявления ответчику в Германии. Однако это вовсе не означает, что рассмотрение дела по существу в этой стране начнется раньше, чем в Германии. В данной связи следует признать обоснованной позицию немецких судов и

ШакХ. Указ, соч., с. 360.

по

ученых, считающих, что конкуренция иностранного судебного производства начинается тогда, когда она достигает стадии, соответствующей нахождению спора на рассмотрении в германском суде по германскому праву⁸⁰.

Применительно к российским источникам, следует отметить, что ни старое, ни новое процессуальное законодательство изложенную проблему нормативно не решает, а подобные оценочные решения, к сожалению, не характерны для современной судебной практики.

Вопрос о наличии аналогичного дела в иностранном суде может возникнуть не только на стадии определения подсудности, но и на более поздних стадиях процесса. Наличие аналогичных дел в судах двух государств позволяет оценить временные границы процесса в каждом из них. Необоснованно затянутый процесс за границей, возможно, порождает вопрос о возможности защиты прав в иностранном суде как таковой. Отсюда дилемма между конституционным правом на судебную защиту и международной вежливостью приобретает особую актуальность. Судебная практика Германии свидетельствует о том, что неоправданная продолжительность иностранного процесса в суде первой инстанции сама по себе не является основанием для принятия немецким судом к рассмотрению аналогичного иска. Однако возможный отход от принципа lis alibi pendens не исключается в делах с «переменными ролями сторон» или в бракоразводном процессе.

Своеобразную категорию дел, где проявляется взаимосвязь судебных процессов и где требуется взаимодействие судов, составляют споры, предмет которых по своему содержанию находится в подчиненном положении. Мы уже отмечали достаточно характерные в

Там же. с. 370.

ПІ

России ситуации, когда в различных судах сначала решается вопрос о нарушении акционерным обществом обязательства по сделке, а затем в другой суд заинтересованный акционер подает иск о признании сделки недействительной. Формально, с точки зрения современного российского понимания принципа lis alibi pendens, оба иска имеют право на существование: стороны спора не совпадают, предмет и основания исков различные. Однако существующая судебная практика, располагающая примерами признания второго иска, ставит достаточно логичный вопрос: почему же первый суд, который в силу закона исследовал материалы дела, предоставляет судебную защиту по ничтожной сделке.

Зарубежные суды тоже столкнулась с такими же сложными обстоятельствами. Выход из них пытаются искать как в сфере материально-правового регулирования, ограничивающего возможность случайных акционеров инициировать иски, парализующие деятельность акционерного общества, так и в сфере процессуального регулирования.

Среди процессуальных мер отмечалось использование так называемых «превентивных исков о не существовании спорного правоотношения»⁸¹.

Однако, принимая во внимание, что решения, выносимые по некоторым делам, по существу могут быть взаимоисключающими, и это отрицательно сказывается на судебной системе в целом, сначала национальная судебная практика, а потом и практика, основанная на применении Брюссельской конвенции, пошла по пути признания взаимосвязанности процессов, в которых отсутствует идентичность по трем традиционным признакам.

ШакХ. Указ, соч., с. 375,-

112

В американской практике действие принципа lis alibi pendens обладает определенными особенностями по сравнению с практикой западноевропейской. Они порождены не только различиями общего и континентального права в целом, но и наличием специальных институтов, присущих исключительно или в большей степени американской правовой системе.

Прежде всего следует отметить один из основных парадоксов взаимодействия американской правовой и судебной систем с остальным миром. Дело в том, что самая яркая ныне современная доктрина правового сотрудничества - commity появилась и развивалась в США. Однако ее возможное логическое продолжение - межгосударственное сотрудничество, и в первую очередь заключение международных договоров по вопросам процесса, осталось нереализованным. Несмотря на наличие теснейших связей между США и Западной Европой, их регулирование осуществляется внеконвенционным методом. Кроме того, некоторые подходы в правовом регулировании, возникшие изначально как межштатные, получили развитие применительно к международным делам и оказали влияние на формирование послевоенных доктрин западноевропейских стран.

Обращение к источникам международного права, национальному законодательству и доктрине показывает, что США не участвует в ряде важнейших многосторонних конвенциях, в частности, в Луганской конвенции по вопросам юрисдикции и принудительного исполнения судебных решений.

Однако внутреннее право США, в котором отразились такие доктрины, как non-conviniet forum и shopping forum, успешно применяются ко многим вопросам процесса, в том числе к институту lis

из

alibi pendens. Эти доктрины долгое время были далеки от европейской практики и рассматривались скорее в науковедческом плане.

Обращение к сегодняшним европейским докгринальным источникам свидетельствует о достаточно масштабном их восприятии, притом в практическом плане.

Зарубежной практике известны случаи, когда ограничение параллельного иностранного судопроизводства достигается не только за счет действия института lis alibi pendens, но и путем принятия специальных судебных актов, запрещающих альтернативную подачу иска. Возникнув в странах общего права, судебная практика выработала решения, получившие название antisuit injunctions. Этих решений обычно добивается истец, подающий иск в конкретной юрисдикции. Выносимое в его интересах решение не ограничивает юрисдикцию иностранного суда. По своему содержанию и сути оно адресовано обоим участникам процесса, как ответчику, так и истцу. Таким образом, не нарушая суверенитет иностранного государства, судебное решение устанавливает запрет или ограничения для заявления параллельных исков.

Эта практика, хотя и с определенными оговорками, нашла поддержку, например, в Германии. Однако признание таких решений с точки зрения Брюссельской или Луганской Конвенции маловероятно⁸².

С позиций российской правовой системы ограничения на предъявление иска являются совершенно недопустимыми. Подобное решение прямо противоречит п.1 ст. 46 Конституции Российской Федерации: «Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод», а также п.1 ст. 47: «Никто не может быть лишен права на

⁸² Подробнее об этом см.: Шак X, Указ, соч., с, 377-379.

114

рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом» .

В комментариях к Конституции отмечалось, что смысл правила, установленного ч. 1 ст. 47, состоит в том, что, во-первых, подсудность должна быть строго установлена законом и, во-вторых, суды не вправе произвольно ее изменять. В данном случае подсудность приобретает черты субъективного права гражданина на законного судью, или «своего» судью. Каждый человек должен знать, какой суд или какой судья будет рассматривать его дело, если таковое возникнет. В этом находит одно из проявлений принцип равенства граждан перед законом и судом. Право на законного судью закреплено в нашем конституционном законодательстве впервые⁸³.

Отказ от судебной защиты, включенный в условия договора, противоречит также ст. 9 ГК РФ.

Таким образом, обращение в российский суд с требованием вынести решение, запрещающее сторонам спора передать дело в другой суд и тем самым предотвращающее его параллельное рассмотрение как в российском, так и в зарубежном суде, противоречит основам российской правовой системы и не может быть удовлетворено.

Эти же аргументы действуют в при рассмотрении вопроса о признании в Российской Федерации иностранного antisuit injunction. На практике имели место случаи, когда российские суды сталкивались с antisuit injunctions, выносимыми иностранными коммерческими арбитражами, в частности Лондонским арбитражем. Подобные решения не могут быть признаны по причинам публичного порядка.

Конституция Российской Федерации. Комментарий, - М., 1994, с.256,

115

Из сказанного можно сделать вывод, что для предотвращения параллельных процессов за рубежом российская правовая система должна использовать институт lis alibi pendens, развивая его с учетом существующих мировых тенденций, а не воспринимать появляющиеся в отдельных странах правовые институты, явно противоречащие ее публичному порядку.

При решении вопроса о приоритетности поданного иска сначала необходимо ответить на другой, более функциональный вопрос; для чего в принципе государство устанавливает национальные правила, регулирующие взаимодействие судебных процессов и принимает соответствующие международные обязательства и насколько при этом важен принцип идентичности судебных процессов.

Общий ответ, учитывая изложенное, достаточно очевиден: правила о взаимосвязи судебных процессов есть элемент взаимодействия правовых систем, т.е. объективный фактор международного сотрудничества государств. Более конкретно указанная проблема затрагивает подходы к определению идентичности процесса.

Для взаимодействия правовых систем государств в принципе главной является задача избежать ситуацию конфликта юрисдикции или конфликта вынесенных судебных решений. Для этих целей безусловное наличие всех трех обстоятельств, характеризующих идентичность процессов, использовать невозможно. Объективно в качестве взаимосвязанных можно признать более широкий спектр дел.

Однако в условиях внутреннего процесса проблема взаимосвязи процессов решается, например, посредством правил о подсудности нескольких связанных между собой дел (ст. 121 ГПК РСФСР), или правил о передаче дела, принятого судом к своему производству, в другой суд (ст. 122 ГПК РСФСР).

116

Использование аналогичных подходов в международном гражданском процессе ввиду известной изолированности судебных систем невозможно. Поэтому, представляется, что основным для применения института lis alibi pendens в международном гражданском процессе должно быть не выявление идентичности формально-правовых признаков, а анализ существа дела, дабы хотя и не являющиеся правовыми близнецами споры, находящиеся в судах разных государств, не приводили к взаимоисключающим решениям, признание и принудительное исполнение каждого из которых становится бесперспективным.

Оценка идентичности дел, равно как и оценка исполнимости иностранного судебного решения как условия применения института lis alibi pendens целесообразно проводить в рамках специальной стадии процесса, что хараісгерно, например, для Германии.

Ситуация в российском законодательстве и судебной практике требует более пристального внимания. Объективно, в настоящее время, если в гражданском процессе хотя бы на стадии подготовки гражданских дел к судебному разбирательству у ответчика есть возможность заявлять о наличии в иностранном суде взаимосвязанного процесса, то в арбитражном процессе, в условиях сложившейся практики, она реально отсутствует.

Можно с удовлетворением отметить, что в новом АПК стадии подготовки дел к судебному разбирательству уделяется значительно большее внимание, однако регламентация порядка исследования взаимосвязи судебных процессов в аспекте международного гражданского процесса нуждается в дальнейшем развитии.

Институт lis alibi pendens порожден к жизни, как было замечено выше, проблемой взаимосвязи судебных процессов. Однако в

117

современных условиях задача представляется более широкой. Объективно в сфере коммерческих отношений можно говорить о взаимосвязи процессов по рассмотрению хозяйственных споров, где наряду с судебной используется третейская форма защиты прав. Применительно к ме>едународному гражданскому процессу речь идет о взаимосвязи судебных процессов и процессов, проводимых в рамках международных коммерческих арбитражей.

Как уже отмечалось, третейские суды не являются частью национальной судебной системы. Формально наличие третейского разбирательства требует специального правила в национальном процессуальном праве, в силу которого при наличии арбитражного соглашения производство по иску, заявленному в государственный суд, подлежит прекращению.

Аналогичное правило должно действовать, когда судебный иск заявлен при наличии вступившего в силу третейского решения.

В отношении международного гражданского процесса эта проблема усложняется тем, что в данном случае речь не идет о сотрудничестве государств в прямом смысле, принимая во внимание известные частноправовые элементы третейского разбирательства.

В этой связи представляется, что центр тяжести в правовом регулировании взаимосвязи судебного и третейского процессов должен находиться в сфере международно-правового регулирования, обусловливающего дальнейшее развитие как национального

процессуального права, так и судебной практики.

В настоящее время применительно к нормативному регулированию такая правовая схема выстроилась, и новое процессуальное законодательство подтвердило сложившиеся правовые модели. Однако в судебной практике, связанной с международным

US

коммерческим арбитражем, имеются во многом те же проблемы, что и во взаимоотношениях судов.

С 22 ноября 1960 г_м т.е. с момента вступления в силу для СССР Нью-Йоркской конвенции о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений1958 г_м вопросы взаимодействия суда и международного коммерческого арбитража получили правовую основу.

Согласно ч. I ст, ІІ Конвенции Договаривающиеся Государства обязались взаимно признавать соглашения сторон по международным коммерческим сделкам о передаче возникающих споров в международный коммерческий арбитраж. В силу ч.ПІ ст.П суд Договаривающегося Государства, если к нему поступает иск по вопросу, по которому стороны заключили арбитражное соглашение, должен по просьбе одной из сторон, направить стороны в арбитраж, если не найдет, что упомянутое соглашение недействительно, утратило силу или не может быть исполнено.

Позже, 7 января 1964 г., для СССР вступила в силу Европейская Конвенция о внешнеторговом арбитраже 1961 г., которая предусматривала более детализированные условия взаимосвязи судов и арбитражей.

Ст. VI Конвенции, кроме положений, касающихся отвода «государственного суда по неподсудности», основанного на наличии арбитражного соглашения, установила и порядок заявления такого отвода: «до или в момент предъявления возражений по существу иска».

Кроме того, в ту же статью включены правила определения права, которыми должен руководствоваться суд при решении вопроса о наличии или действительности указанного арбитражного соглашения. Предусмотрена также возможность непризнания арбитражного

119

соглашения, если по lex fori спор не может быть предметом арбитражного соглашения. На практике это исключение имеет очень большое значение как для определения компетенции суда в начале судебного процесса, так и для судьбы вынесенного общегражданского решения для целей его исполнимости.

Наконец, в силу Конвенции при изначальном обращении в арбитраж государственный суд, в случае последующего обращения к нему с иском «по тому же предмету», должен отложить вынесение решения по вопросу о своей компетенции, пока арбитражный суда не примет решения по существу дела, с тем, однако, что у государственного суда нет достаточных оснований для отступления от этого правила.

Таким образом, в силу Конвенции при признании взаимосвязи судебного и арбитражного процессов, она определяет идентичность процесса не только по признаку идентичности предмета спора, но и в части, касающейся арбитражного соглашения (его действительности и сохранения силы действия). Более того, Конвенция в принципе превентирует государственный суд от рассмотрения указанных вопросов, подчеркивая тем самым самостоятельное значение арбитражного процесса, хотя и оставляя за судом право принять иное решение, однако только в случаях, когда предмет спора или соглашения об арбитраже, а также перспектива возможного арбитража явно не корреспондируется с фактическими обстоятельствами дела или правом, применяемом в данном случае.

Положительно оценивая полноту регулирования,

предусмотренного Европейской конвенцией, следует отметить, что число ее участников весьма ограничено. Будучи заключенной как европейская, т. е. региональная, она по существу не стала даже

120

общеевропейской, что отличает ее от действительно универсальной Нью-Йоркской.

Вскоре после вступления для СССР в силу Европейской конвенции 1961 г. был принят ГПК РСФСР 1964 г. В отличие от международных конвенций Кодекс в краткой форме в п. 17 ст.219 предусмотрел, что суд прекращает производство по делу, « если между сторонами заключен договор о передаче данного спора на разрешение третейского суда».

В ст. 220 Кодекса указано, что в случае прекращения производства по делу встречные обращения в суд по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям не допускается. Как уже отмечалось, это схематичное регулирование, создающее слабую правовую базу для регулирования рассматриваемых процессуальных вопросов. Исторически такое положение дел имеет объяснение. Начало 60-х годов в СССР не было связано с интенсивным развитием внешнеэкономических связей, а на практике возможные обращения в советский суд по внешнеторговой сделке представлялись правовой экзотикой.

С принятием АПК РФ 1995 г., когда возникли реальные предпосылки для взаимосвязи государственного судопроизводства и третейского разбирательства, необходимость в более четкой регламентации повысилась. В разделе V АПК «Производство по делам с участием иностранных лиц» предусматриваются процессуальные последствия рассмотрения аналогичного спора только судом иностранного государства. К случаям, связанным с третейским порядком рассмотрения споров, относится п. 2 ст. 87 АПК. Аналогичное положение включено в п.6 ч.1 ст.148 АПК РФ 2002 г. Причем данное положение имеет универсальный характер, т. е. распространяется как на внутреннее третейское разбирательство, так и на международный

121

коммерческий арбитраж. По своему содержанию эта норма как бы соединила положения ч. Ill ст. II Нью-Йоркской конвенции и положения ст. VI Европейской конвенции в части, касающейся требования о заявлении о наличии арбитражного соглашения не позднее своего первого заявления по существу спора.

Проект ГПК РФ устанавливая основания оставления искового заявления без рассмотрения, ограничивается лишь указанием на наличие соглашения сторон о передаче спора на разрешение третейского суда и обязанность ответчика заявить о таком соглашении до начала рассмотрения дела по существу. В качестве оснований для прекращения производства по делу указывается на наличие ставшим обязательным для сторон вынесенного по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям решения третейского суда, за исключением случаев, когда суд отказал в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение его решения или возвратил дело на новое слушание в третейский суд, вынесший решение, но рассмотрение дела в нем оказалось невозможным.

Раздел проекта ГПК РФ «Производство с участием иностранных лиц» содержит положения относительно процессуальных последствий рассмотрения дел судом иностранного государства, однако не включает однотипных правил применительно к случаям рассмотрения дел в международном коммерческом арбитраже.

АПК РФ также не регулирует эти вопросы в разделе «Производство по делам с участием иностранных лиц». Из этого следует, что разделы АПК «Оставление иска без рассмотрения», «Прекращение производства по делу» в части, касающейся последствий наличия арбитражной оговорки и вступившего в силу решения

122

третейского суда, в равной мере относятся, и к внутренним третейским судам, и к международному коммерческому арбитражу.

При этом следует отметить, что при обращении ответчика в суды процедура в международном коммерческом арбитраже не приостанавливается. В силу ч. 2 ст. 8 Закона РФ «О международном коммерческом арбитраже» в случае предъявления иска по существу арбитражного спора в государственный суд «арбитражное разбирательство может быть тем не менее начато или продолжено и арбитражное решение вынесено, пока пререкания о подсудности ожидают разрешения в суде».

Изложенный подход законодателя иллюстрирует его явное намерение придать силу третейской процедуре, не ставя ее в положение, изначально зависимое от процесса в государственных судах.

Вместе с тем оба кодекса в разделах, посвященных подготовке дела к разбирательству, не выделили в качестве самостоятельного элемента вопрос о судьбе арбитражной оговорки при поступлении в государственный суд иска, подпадающего под ее действие.

На практике суд может столкнуться с ситуацией, когда, руководствуясь детальными положениями кодекса, касающимися подготовки дела к разбирательству по существу, он получит от ответчика возражения только по вопросу о юрисдикции.

Эта проблема возникает и в настоящее время, в условиях существования не столь детальных правил, касающихся подготовки дела к судебному разбирательству. Вместе с тем на практике вопросы юрисдикции и существа спора, вопреки логике, не всегда рассматриваются последовательно. Зачастую суд выясняет у сторон их позиции и запрашивает необходимые доказательства как по

123

процессуальным, так и материально-правовым вопросам до решения вопроса о юрисдикции. Такая праістика затягивает процесс и нередко приводит ответчика к дополнительным расходам, особенно если дело содержит иностранный элемент и связано с получением доказательств за рубежом, а также с установлением содержания иностранного права.

Поскольку закон императивно предписывает ответчику заявить о наличии арбитражной оговорки до представления возражений по существу спора, необходимо, чтобы и решение по юрисдикции выносилось в кратчайшие сроки.

С нашей точки зрения, целесообразно стадию подготовки дела к рассмотрению ограничить вопросами взаимосвязи судебных процессов и третейского разбирательства, если ответчик делает на этой стадии процесса соответствующее заявление.

124