ЗЛ. Проблемы дифференциации уголовной ответственности за распространение криминогенной информации
Проблематика социально-правовых оснований, критериев, пределов и средств дифференциации ответственности за совершение конкретных преступлений занимает прочное место в современных научных исследованиях по уголовному праву.
Это вполне логично и объяснимо. Уголовно-правовой запрет сам по себе, без стройной системы квалифицирующих признаков, можно сравнить с ненастроенным музыкальным инструментом - исполнение будет иметь весьма отдалённое отношение к замыслу автора произведения.Предложениям по изменению уголовного закона в части дифференциации уголовной ответственности, как представляется, должен сопутствовать по возможности полный анализ уже имеющихся квалифицированных видов распространения криминогенной информации.
Анализ действующего уголовного законодательства позволяет сделать вывод об использовании законодателем следующих квалифицирующих признаков: 1) с использованием средств массовой информации; 2) с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет; 3) с использованием электронных сетей; 4) с использованием служебного положения; 5) с применением насилия или с угрозой применения насилия; 6) организованной группой; 7) лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации; 8) с искусственным созданием доказательств обвинения.
Сразу необходимо отметить, что расположение указанных признаков не позволяет утверждать о наличии какого-либо единообразного подхода. Так, специальное указание на использование электронных сетей имеет место лишь в двух нормах - ст. 2052 УК РФ и ст. 2801 УК РФ. На распространение криминогенной информации в составе организованной группы только в одной - ст. 282 УК РФ. Использование средств массовой информации упоминается во всех нормах, однако в ст. 282 УК РФ данный признак использован в качестве конструктивного.
Это, безусловно, свидетельствует о несовершенстве отечественного уголовного закона, требует своего критического осмысления и решения.Учитывая, что содержание использования средств массовой информации и информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, уже раскрывалось при юридическом анализе основного состава возбуждения ненависти либо вражды, а равно унижения человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ), позволим себе не останавливаться на них подробно. Вместе с тем в аспекте проблематики дифференциации уголовной ответственности вызывает интерес тот факт, что уголовный закон никак не учитывает имеющуюся градацию средств массовой информации в зависимости от их зоны обслуживания. Местный, региональный, национальный или международный статус средства массовой информации объективно влияет на перепад общественной опасности распространения криминогенной информации ввиду хотя бы и одного, но весьма важного критерия - массовости аудитории. Кроме того, изучение законодательства о средствах массовой информации позволяет выделить и такой вид как «обязательные, общедоступные телеканалы или радиоканалы», перечень которых в настоящее время устанавливается Указом Президента Российской Федерации от 24.06.2009 г. № 715 (ред. 15.07.2015 г.) «Об общероссийских обязательных общедоступных телеканалах и радиоканалах»[202]. Данные средства массовой информации обладают не только особым статусом, но и аккумулируют абсолютное большинство аудитории.
Российская газета, № 114, 25.06.2009 г.
Принимая во внимание специфику рассматриваемых преступлений, представляется обоснованным дифференцировать уголовную ответственность за распространение криминогенной информации в зависимости от регионального статуса средства массовой информации с использованием следующих квалифицирующих признаков: 1) с использованием средств массовой информации, продукция которых предназначена для распространения на территории муниципального образования, субъекта либо нескольких субъектов Российской Федерации; 2) с использованием средств массовой информации, продукция которых предназначена для распространения на всей территории Российской Федерации, а равно за ее пределами; 3) с использованием обязательных общедоступных телеканалов или радиоканалов.
С данным выводом согласилось 62% опрошенных нами респондента.Понятие электронной сети не только не раскрывается, но и не используется Федеральным законом Российской Федерации от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». Проведённое исследование судебно-следственной практики не позволило выявить и случаев применения данного квалифицирующего признака публичных призывов к осуществлению террористической деятельности или оправдания терроризма (ч. 2 ст. 2052 УК РФ), а равно публичных призывов к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации (ч. 2 ст. 2801 УК РФ). Таким образом, примеры судебного толкования электронной сети по крайней мере нам неизвестны или не существуют вовсе.
Изучение литературных источников позволяет сделать вывод, что электронная сеть и информационно-телекоммуникационная сеть являются
совпадающими категориями, синонимами[203]. В связи с этим возникают два закономерных вопроса: почему законодатель на определённом этапе все же использовал его? И следует ли далее сохранять его в тексте уголовного закона?
Отвечая на первый вопрос, позволим себе предположить, что оговорка о совершении публичных призывов к террористической деятельности с использованием электронной сети появилась в результате несовершенства первоначальной редакции ч. 2 ст. 2801 УК РФ, которая устанавливала повышенную ответственность за подобного рода деяния с использованием средств массовой информации, а равно ресурсов сети Интернет, однако лишь имеющих статус средства массовой информации, то есть прошедших регистрацию в установленном законом порядке. Осознавая масштаб криминогенной пропаганды в онлайн-пространстве, законодатель попытался исправить ситуацию путём специального указания на любую информационную, то есть электронную сеть (Федеральный закон от 21.07.2014 г. № 274-ФЗ). Позднее аналогичным образом была скорректирована ч.
2 ст. 2052 УК РФ (Федеральный закон от 06.07.2016 г. № 375-ФЗ). Решать так обозначенную проблему, конечно же, не следовало. Требовалось лишь изложить данные квалифицирующие признаки с использованием разделительного союза.Таким образом, специальное указание на электронную сеть в ряду квалифицирующих признаков уголовно-правовых норм о распространении криминогенной информации явилось следствием непродуманного и отчасти спонтанного законотворчества и в современных условиях лишено какого-либо смысла. Представляется, что в целях чистоты уголовного закона его необходимо исключить.
В УК РФ признак «лицом с использованием своего служебного положения» является достаточно распространённым. Как известно, он одновременно характеризует как способ совершения преступления, так и специальный статус субъекта. Организационно-правовая форма учреждения не имеет решающего значения - лицо может занимать положение как на государственной или муниципальной службе, так и в коммерческой организации, общественном объединении и т.п.
В современной судебно-следственной практике по делам о распространении криминогенной информации лицами, использующими своё служебное положение, признаются редакторы (главные редакторы). Так, Люблинский районный г. Москвы признал Б. виновным в совершении преступления, предусмотренного п. «б» ч. 2 ст. 282 УК РФ. Согласно материалам дела он, используя распорядительные полномочия, связанные со служебным положением главного редактора, выпустил в свет для приобретения и прочтения гражданами из неограниченного круга лиц литературу, содержание которой направлено на возбуждение расовой и национальной нетерпимости и вражды, связанной с насилием и унижением национального и религиозного достоинства определённой группы людей - представителей еврейской национальности и лиц, исповедующих определённые религии - иудаизм и христианство[204].
В теории уголовного права высказывались различные суждения относительно вопроса о том, кого же относить к лицам, использующим своё служебное положение при совершении преступления.
Некоторые авторы придерживаются весьма расширительного толкования, предлагая относить к ним «служащего, независимо от вида службы, в том числе не наделённого управленческими полномочиями»[205]. Следуя данной точки зрения, как распространениекриминогенной информации лицом с использованием своего служебного положения необходимо оценивать действия офисного работника, который, используя служебный компьютер, подключённый к сети Интернет, осуществил рассылку писем с призывами к террористической деятельности, или почтальона, вкладывающего экстремистские листовки в газеты, журналы и другую корреспонденцию.
В свою очередь Н. А. Лопашенко, ориентируясь на формирующиеся тенденции судебной практики, подчёркивает, что нельзя расширять до бесконечности круг лиц, которые используют своё служебное положение[206].
Полагаем, что именно такое, ограничительное, толкование является более правильным, отвечающим задачам данного квалифицирующего признака. Совершение преступления лицом в ходе выполнения профессиональных (служебных) обязанностей не свидетельствует о том, что это во многом упростило реализацию задуманного, а, следовательно, нельзя и утверждать об обязательном и существенном изменении степени общественной опасности деяния.
Таким образом, при квалификации распространения криминогенной информации лицом с использованием своего служебного положения необходимо руководствоваться примечаниями к ст.ст. 201, 285 и 318 УК РФ. При этом использование лицом возможностей, связанных с замещением должности и выполнением функций рядового работника (к примеру, системного администратора, наборщика в типографии), не может лечь в основание квалификации содеянного как распространения криминогенной информации лицом с использованием своего служебного положения[207].
Как известно, согласно сложившемуся судебному толкованию, использование служебного положения предполагает не только умышленное использование соответствующими лицами своих служебных полномочий, но и оказание влияния исходя из значимости и авторитета занимаемой ими должности на дру
гих лиц в целях совершения ими действий, направленных, в частности, на возбуждение ненависти либо вражды[208].
Данная трактовка анализируемого квалифицирующего признака, на наш взгляд, имеет ряд существенных недостатков. Как справедливо пишет Н. В. Мирошниченко, «использование при совершении преступления авторитета занимаемой должности не может образовывать часть деяния, а следовательно и не может входить элементом в систему признаков, характеризующих основание уголовной ответственности или основание её дифференциации»[209].
Как правило, сочетание распространения криминогенной информации и насилия имеет место в случаях публичного причинения вреда жизни или здоровью потерпевшему (потерпевшим), сопровождаемого призывами, выкриками или лозунгами экстремистского содержания. Так, например, по одному из дел суд кассационной инстанции, указал: «...с доводами кассационных жалоб об отсутствии в действиях осуждённых состава преступления, предусмотренного п. «а» ч. 2 ст. 282 УК РФ, согласиться нельзя, поскольку, совершенные ими действия, а именно применения насилия, носили публичный характер, в общественном месте, в дневное время, при большом скоплении людей, в присутствии которых осуждённые в громкой форме высказывались призывы к изгнанию с территории России людей по признаку их принадлежности к той или иной расе или национальности»[210].
Руководствуясь научно обоснованными правилами квалификации, следует сделать вывод, что насилие, указанное ч. 2 ст. 282 УК РФ, охватывает побои, лёгкий, а также средней тяжести вред здоровью. Во всех остальных случаях, при причинении тяжкого вреда здоровью или смерти потерпевшему, содеянное необходимо квалифицировать по совокупности.
Вместе с тем вопросом принципиальной важности является сама обусловленность признания отягчающим признаком применения лицом насилия при распространении криминогенной информации. Включение квалифицирующего признака в состав преступления необходимо в случаях, когда он объективно повышает вероятность наступления вредных последствий, что является важнейшим показателем опасности действия. Как справедливо писал по этому поводу В. Н. Кудрявцев, «опасность действия заключается в том, что оно может вызвать определённые вредные последствия. Однако эти последствия наступают не во всех случаях. Естественно, что действия будут сравнительно тем опаснее, чем выше степень вероятности наступления вредных последствий»[211].
В отличие от ряда иных преступлений (грабежа, принуждения к даче показаний и др.) вряд ли следует утверждать о том, что насильственные действия лица выступают своего рода более эффективным способом распространения криминогенной информации или имеют более убедительный пропагандистский характер. Объективно они могут вызывать чувство страха, но не более того. Следовательно, использование такого квалифицирующего признака как применение насилия или угроза его применения в уголовно- правовых нормах об ответственности за распространение криминогенной информации, на наш взгляд, не имеет под собой разумных оснований.
Групповое распространение криминогенной информации объективно обладает более высокой степенью общественной опасности ввиду того очевидного обстоятельства, что соединёнными усилиями нескольких лиц гораздо легче и эффективнее такую информацию изготавливать, тиражировать и в последующем пропагандировать. В связи с этим вызывает недоумение то обстоятельство, что ни в одной из анализируемых статей не предусмотрен такой квалифицирующий признак как совершение распространения криминогенной информации группой лиц по предварительному сговору. Данный пробел, безусловно, требует своего законодательного решения.
Кудрявцев В. Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 102.
Как уже отмечалось ранее, законодатель лишь в ст. 282 УК РФ выделяет в качестве квалифицирующего признака организованную группу. Принципиальное отличие данной формы соучастия от группы лиц по предварительному сговору заключается в наличии признака устойчивости, а также в специальной цели - совершение одного или нескольких преступлений.
С учётом законодательного определения организованной группы, данного в ст. 35 УК РФ, распространение криминогенной информации следует считать совершённым организованной группой, если вышеуказанные действия осуществлены устойчивой группой лиц, заранее объединившихся и подготовившихся для совершения одного или нескольких преступлений.
Выделение в качестве квалифицирующего признака распространения криминогенной информации лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, представляется вполне логичным. Перечень таких должностей регламентируется федеральным законодательством[212] и, как показывает изучение судебно-следственной практики, установление данного признака не вызывает серьёзных затруднений. Авторитет занимаемой должности, публичность положения несомненно увеличивает вредоносный эффект криминогенной пропаганды. Даже однократное публичное криминогенное заявление высокопоставленного чиновника может иметь весьма серьёзные последствия для политической, экономической и социальной стабильности региона или даже целого государства. Именно поэтому полагаем, что использование данного квалифицирующего признака в анализируемых составах преступлений должно иметь не выборочный, а строго обязательный характер.
Использование такого признака как «с искусственным созданием доказательств обвинения» является инновацией законодателя. Прежде всего, необходимо отметить, что термин «доказательство обвинения»» применительно к реабилитации нацизма не следует толковать в узко-процессуальном смысле, то есть как некое полученное в установленном законом порядке свидетельство, направленное на установление предмета доказывания по уголовному делу. Хотя в современной литературе некоторые авторы предлагают исходить именно из такого понимания, отмечая, что подобное деяние следует считать оконченным с момента приобщения сфальсифицированных доказательств к уголовному делу[213].
Очевидно, что законодатель имел ввиду отнюдь не это. Данной формулировке в целях самой возможности её использования должно быть дано весьма расширительное значение, а именно - под ним необходимо понимать любой материал, который был создан для обоснования заведомо ложных утверждений о деятельности СССР в годы Второй Мировой войны. Это может быть личная переписка, статистические сводки, аналитические обзоры тех лет, приказы и т.п.
Представленная формулировка квалифицирующего признака представляется крайне неудачной не только по причине некорректного использования процессуальной терминологии. Так, например, непонятно, как квалифицировать действия лица, который фальсифицирует «доказательства защиты» в целях отрицания Холокоста, медицинских опытов над военнопленными или других злодеяний нацистских преступников. Как справедливо пишет А. П. Плешаков, можно сделать предположение, что виновный искусственно измышляет какие-то доказательства для «отрицания фактов». Однако не очень понятно, при чем здесь обвинение? Если виновный сфальсифицировал доказательства для одобрения преступлений нацистов, то остается непонятной логика его действий: как одобрять преступления других и при этом их же ложно обвинять?[214]
217
В связи с этим полагаем, что редакция ч. 2 ст. 3541 УК РФ требует законодательной коррекции. Более предпочтительным видится указание на реабилитацию нацизма с «фальсификацией исторических источников»[215]. Данное предложение нашло свою поддержку у 78 % опрошенных нами респондентов.
В науке уголовного права можно встретить разные предложения по дифференциации уголовной ответственности за распространение криминогенной информации.
Рассматривая возможные направления совершенствования законодательства об ответственности за распространение криминогенной информации, нельзя оставить без внимания активно обсуждаемый в теории уголовного права вопрос о возрождении таких квалифицирующих признаков как неоднократность и рецидив[216]. Специалистами отмечается, что, исключив из УК РФ такой квалифицирующий признак, как неоднократность, российский законодатель убрал сдерживающие моменты, препятствующие повторному совершению преступлений, уравнял наказание как для лица, совершившего один эпизод, так и несколько десятков, тем самым предусмотрев пониженную ответственность для
лиц, характеризующихся повышенной криминальной направленностью на совершение преступлений[217].
Следует, пожалуй, согласиться с известным мнением Б. В. Волженкина, что принцип справедливости предполагает окончательный отказ от использования неоднократности и судимости в качестве квалифицирующих признаков[218]. Нельзя отрицать очевидного - практика установления более строгого наказания лица, совершившего преступление при наличии судимости, означает не что иное как повторное наказание и за прежнее преступление. Существенным недостатком подобных предложений является и то, что авторы не раскрывают, в чем, собственно, заключается недостаточность тех правовых последствий рецидива, которые в настоящее время предусмотрены в Общей части УК РФ.
Следует, пожалуй, согласиться с мнением тех авторов, которые обосновывают необходимость дифференциации уголовной ответственности в зависимости от их направленности на несовершеннолетних[219] [220]. Как справедливо отмечает Д. Г. Сергушкин, негативные последствия вредоносной информации существенно возрастают, если она воздействует на ещё неокрепшее сознание моло- 224 дежи . Изучение современной правоприменительной практики позволяет констатировать наличие определённой тенденции - довольно часто действия, связанные с распространением криминогенной информации, осуществляются в отношении верующих при посещении ими религиозных учреждений. Так, например, Абдрахманов, признавая правильными и нуждающимися в поддержке и подражании идеологию и практику терроризма, осознавая общественную опасность и противоправность своих действий, преследуя цель побудить окружающих к осуществлению террористической деятельности и во вступление в вооружённые формирования, в общественных местах, то есть в мечетях, расположенных в Урус-Мартановском районе Чеченской Республики, предполагая, что его могут слышать прихожане мечети и жители указанного населённого пункта, находягциеся рядом, оправдывал терроризм, призывал к осуществлению террористической деятельности, а именно, призывал с оружием в руках совершать «джихад», то есть физическое уничтожение лиц, не исповедующих ислам, а такж‘е демонстрировал со своего мобильного телефона видеоролики боевых действий и с призывами к джгааду[221]. В октябре 2016 года Кавказский окружной военный суд признал имама мечети «Восточная», председателя совета имамов Хасавюрта Магомеднаби Магомедова виновным по ч. 1 ст. 2052 УК РФ и ч. 1 ст. 282 УК РФ и приговорил его к пяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима. Как установил суд, 5 февраля 2016 года в посёлке Восточном Хасавюрта в мечети он призывал к осуществлению террористической деятельности и публично оправдывал терроризм[222]. С учётом вышеизложенного представляется обоснованным на законодательном уровне признать факт распространения криминогенной информации «в образовательной организации, а также местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний» квалифицирующим признаком. Таким образом, проведённое исследование позволяет предложить следующую примерную типовую модель системы квалифицированных видов распространения криминогенной информации: 2. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершённое: а) группой лиц по предварительному сговору; б) с использованием средств массовой информации, продукция которых предназначена для распространения на территории муниципального образования, субъекта либо нескольких субъектов Российской Федерации, - наказывается... 3. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершенное: а) с использованием средств массовой информации, продукция которых предназначена для распространения на всей территории Российской Федерации, а равно за ее пределами; б) с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет; в) в образовательной организации, а также местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний; г) лицом с использованием своего служебного положения, - наказывается... 4. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершенное: а) организованной группой; б) с использованием обязательных общедоступных телеканалов или радиоканалов; в) лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, - наказывается... Рассмотрение вопросов дифференциации уголовной ответственности за распространение криминогенной информации объективно будет иметь неполный характер, если не остановиться на анализе санкций за совершение соответствующих преступлений. Наиболее строгое наказание за распространение криминогенной информации без квалифицирующих признаков предусмотрено за возбуждение иена- висти или вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ч. 1 ст. 282 УК РФ). Санкция недавно введённой ст. 2801 УК РФ практически повторяет положения ст. 280 УК РФ. Однако нельзя не отметить то обстоятельство, что в отличие от ч. 2 ст. 280 УК РФ квалифицированный вид публичных призывов к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации, в качестве альтернативного наказания предусматривает не принудительные, а обязательные работы. Очевидно, что закрепив в ч. 2 ст. 2801 УК РФ более мягкое наказание, чем в ч. 2 ст. 280 УК РФ, законодатель дифференцировал ответственность за указанные преступления. Вместе с тем возникают обоснованные сомнения в правильности такой дифференциации. Следует также согласиться с мнением 3. А. Шибзухова, который указывает, что «... без квалифицирующих признаков публичные призывы к террористической деятельности (ч. 1 ст. 2052 УК РФ) наказываются более строго, чем публичные призывы к экстремистской деятельности (ч. 1 ст. 280 УК РФ), а при наличии таковых публичные призывы к террористической деятельности наказываются менее строго... такая ситуация является явно ненормальной, поскольку нарушает системность уголовного закона и не учитывает тот факт, что публичные призывы к осуществлению террористической деятельности являются объективно более общественно опасными по сравнению с публичными при- 227 зывами к осуществлению экстремистской деятельности» . Парадоксально, но наиболее мягкая санкция определена за публичные призывы к развязыванию агрессивной войны - установлена альтернативная санкция в виде штрафа в размере до трёхсот тысяч рублей либо в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период до двух лет, либо лишения свободы на срок от трёх лет. Объяснение сложившегося положения, на наш взгляд, достаточно простое - законодатель, расширяя за последние годы количество уголовно-правовых запретов о распространении криминогенной 227 Шибзухов 3. А. Там же. С. 128. информации, попросту забыл о ст. 354 УК РФ, последние изменения в которую вносились 8 декабря 2003 года. Сопоставление санкций анализируемых преступлений, позволяет сделать вывод, что российский законодатель основательно запутался в сравнительной оценке степени опасности различных видов распространения криминогенной информации. Проведённое социологическое исследование, обобщение имеющихся точек зрения в науке уголовного права позволяет нам предложить следующую иерархию форм распространения криминогенной информации в порядке уменьшения их степени общественной опасности: 1) публичные призывы к развязыванию агрессивной войны; 2) публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма; 3) публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации; 4) публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности; 5) публичные призывы к массовым беспорядкам или насилию над гражданами; 6) возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства; 7) реабилитация нацизма. Позволим себе предположить, что вышеизложенная система выражает зависимость степени опасности распространения криминогенной информации от конкретности призывов (оправданий, одобрения) и их непосредственного содержания. Чем более абстрактный (общий) характер имеет информация, тем менее опасным следует признавать само деяние. Следует признать, что любые конкретные предложения по конструированию санкций обречены на поверхностность. В теории справедливо отмечается, что вопрос о конструировании санкций является одним из наиболее дискуссионных и, к сожалению, наименее исследованных. При этом его сложность определяются множеством параметров не только уголовно-правового, но и уголовно-политического характера[223]. Именно поэтому в рамках настоящего ис следования позволим себе лишь выделить обязательные свойства наказатель- ной модели за данные преступления: 1) санкции за преступления, связанные с распространением криминогенной информации, должны быть скорректированы с учётом системно-структурных связей уголовно-правовых норм; 2) формирование адекватной наказательной модели по делам о распространении криминогенной информации требует широкого использования санкций, которые одновременно являются альтернативными, относительно-определёнными и кумулятивными; 3) использование санкции с одним видом наказания - лишением свободы на определённый срок, возможно лишь в случаях распространения криминогенной информации в составе организованной группы, с использованием обязательных общедоступных телеканалов или радиоканалов либо лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации. И наконец, нельзя не отметить, что отдельным направлением дифференциации уголовной ответственности за распространение криминогенной информации является дальнейшее конструирование специальных норм в Особенной части УК РФ. Е. П. Сергун предлагает исключить ст. 2052 УК РФ и ч. 3 ст. 212 УК РФ и закрепить в качестве самостоятельной уголовно-правовой нормы об ответственности за публичные призывы к совершению преступлений (ст. 2121 УК РФ). Автор также обосновывает необходимость введения ответственности за пропаганду экстремистской идеологии (ст. 2801 УК РФ) и антиконституционное истолкование религиозных текстов (ст. 2802 УК РФ), исключив ст.ст. 282, 2821, 2822 УК РФ[224]. По мнению И. И. Зуй следует установить уголовную ответственность за публичное подстрекательство к совершению незаконных действий с наркотическим средствами, психотропными веществами или их аналогами[225]. Как представляется, ужесточение государственного контроля за информационными отношениями уголовно-правовыми средствами, равно как и введение любых иных ограничительных мер, допустимо только после тщательного продумывания предлагаемых нововведений и мониторинга общественного мнения. Пожалуй, не всякое публичное обращение к неопределённому кругу лиц, даже если оно направлено на формирование криминальной мотивации, является общественно опасным. С точки зрения обеспечения чистоты юридической техники уголовного закона, а равно надлежащей дифференциации уголовной ответственности, представляется необходимым самостоятельное выделение публичных призывов к массовым беспорядкам и насилию над гражданами в рамках ст. 2122 УК РФ «Публичный призыв к массовым беспорядкам». В свете событий последних лет, прокатившихся по миру «оранжевых» (или как отмечается отдельными исследователями, «сетевых»[226]) революций, нет веских оснований для отказа от подобного уголовно-правового запрета. Значительный интерес представляют предложения по криминализации, которые призваны восполнить сложившийся пробел в исполнении Российской Федерацией взятых на себя международных обязательств. Так, Г. Л. Москалев обоснованно отмечает, что прямое публичное подстрекательство к совершению геноцида, запрещённое ст. 3 Конвенции ООН «О предупреждении преступления геноцида и наказании за него» 1948 г., сегодня не охватывается нормами УК РФ. Это обстоятельство является единственным препятствием для надлежащей правовой оценки деяний, как правило, предшествующих совершению геноцида. Изложенную ситуацию необходимо разрешить, введя в УК РФ ста тью, закрепляющую ответственность за публичные призывы к совершению геноцида. Таким образом, устранение рассмотренного упущения законодателя приведёт норму об ответственности за геноцид в отечественном уголовном законе в соответствие с положениями Конвенции ООН 1948 г., которые требуют наказуемости публичных призывов к совершению геноцида[227] [228]. Реализация этого и других предложений213, на наш взгляд, позволит гармонизировать отечественное уголовное законодательство в части ответственности за распространение криминогенной информации. Кратко подведём итоги данной части работы: 1) Анализ квалифицирующих признаков, а также сопоставление санкций анализируемых преступлений, позволяет сделать вывод, что российский законодатель основательно запутался в сравнительной оценке степени опасности различных видов распространения криминогенной информации; 2) Специальное указание на электронную сеть в ряду квалифицирующих признаков уголовно-правовых норм о распространении криминогенной информации явилось следствием непродуманного и отчасти спонтанного законотворчества и в современных условиях лишено какого-либо смысла. Представляется, что в целях чистоты уголовного закона его необходимо исключить; 3) Использование лицом возможностей, связанных с замещением должности и выполнением функций рядового работника (к примеру, системного администратора, наборщика в типографии), не может лечь в основание квалификации содеянного как распространения криминогенной информации лицом с использованием своего служебного положения; 4) Часть 2 ст. 3541 УК РФ требует законодательной коррекции. Более предпочтительным видится указание на реабилитацию нацизма с «фальсификацией исторических источников»; 5) Проведённое исследование позволяет предложить следующую примерную типовую модель системы квалифицированных видов распространения криминогенной информации: 2. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершённое: а) группой лиц по предварительному сговору; 6) с использованием средств массовой информации, продукция которых предназначена для распространения на территории муниципального образования, субъекта либо нескольких субъектов Российской Федерации, - наказывается... 3. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершенное: а) с использованием средств массовой информации, продукция которых предназначена для распространения на всей территории Российской Федерации, а равно за ее пределами; б) с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет; в) в образовательной организации, а также местах, специально предназначенных для проведения богослужений, других религиозных обрядов и церемоний; г) лицом с использованием своего служебного положения, - наказывается... 4. Деяние, предусмотренное частью первой настоящей статьи, совершенное: а) организованной группой; б) с использованием обязательных общедоступных телеканалов или радиоканалов; в) лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, - наказывается...; 6) При конструировании санкций за распространение криминогенной информации должны быть учтены следующие обязательные условия: а) санкции за преступления, связанные с распространением криминогенной информации, должны быть скорректированы с учётом системно-структурных связей уголовно-правовых норм; б) формирование адекватной наказательной модели по делам о распространении криминогенной информации требует широкого использования санкций, которые одновременно являются альтернативными, относительно-определёнными и кумулятивными; в) использование санкции с одним видом наказания - лишением свободы на определённый срок, возможно лишь в случаях распространения криминогенной информации в составе организованной группы, с использованием обязательных общедоступных телеканалов или радиоканалов либо лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации; 7) С точки зрения обеспечения чистоты юридической техники уголовного закона, а равно надлежащей дифференциации уголовной ответственности, представляется необходимым самостоятельное выделение: 1) публичных призывов к массовым беспорядкам и насилию над гражданами в рамках ст. 2122 УК РФ «Публичный призыв к массовым беспорядкам»; 2) публичных призывов к геноциду в статье 3571 УК РФ «Публичный призыв к геноциду». 3.2.