2.3. Девиантная модель поведения

Девиантная модель поведения – это третья модель поведения человека, в рамках правовой системы, наличие которой непосредственно требует принудительного механизма государства.

В своей работе «Рождение трагедии» Фридрих Ницше дает следующее описание феномена: «Дионисический человек представляет сходство с Гамлетом: и тому и другому довелось однажды действительно узреть сущность вещей, они познали – и им стало противно действовать; ибо их действие ничего не может изменить в вечной сущности вещей, им представляется смешным и позорным обращенное к ним предложение направить на путь истинный этот мир, «соскочивший с петель».^[303] Выделяя мотивы поведения человека, философ пишет: «Познание убивает действие, для действия необходимо покрывало иллюзии – вот наука Гамлета, не та дешевая мудрость Ганса-мечтателя, который из-за излишка рефлексии, как бы из-за переизбытка возможностей, не может добраться до дела; не рефлексия, нет! – истинное познание, взор, проникший ужасающую истину, получает здесь перевес над каждым побуждающим к действию мотивом, как у Гамлета, так и у дионисического человека».^[304] Стремление к познанию сущности явления выступает одной из основных и необходимых предпосылок появления данной модели поведения, что сближает ее с автономной моделью. Однако здесь эта способность используется человеком в иных целях.

Как человек рассматривается в призме девиантной модели поведения? М. Шелер в работе «Человек и история» пишет, что это человек, «проживающий в болезненном повышении порога собственной чувствительности свои жизненные свойства и жизнедеятельные проявления дезертир жизни – жизни вообще, ее основных ценностей, ее законов, ее священного космического смысла».^[305] Карл Юнг, выделяя психологические аспекты, говорил об этом человеке, как таком, «которого захватывало его собственное варварское чувство, который лишался своей индивидуальности, распадался на все свои коллективные составные части и впадал в единство с коллективным бессознательным, в единство «с гением рода и даже природы».^[306]

Таким образом, в аспекте девиации человек может рассматриваться либо как дезертир жизни, либо как человек предающийся удовольствиям.

По причине своей биологической недостаточности человек беззащитен перед противостоящим ему окружающим миром и в целом, как вид, приспособлен к нему намного хуже ближайших животных родственников. В борьбе за существование у него формируется способность использования мыслительной деятельности только с прикладной, практической целью.

В процессе человеческой эволюции такие способности, как разум и воля, возникают в силу естественной необходимости. Человек мыслит и действует потому, что инстинкт, технический интеллект, который остается в рамках естественных инстинктивных задач, непосредственным образом не подсказывают, что он должен делать. Все производные от разума феномены – наука, искусство и формы культуры, всего лишь длинный обходной запутанный путь к сохранению своего вида, который, несмотря на все старания человека, становится все более трудным, из-за той же способности мышления. С этой точки зрения причиной появления языков, понятий, деятельности по умственной идентификации реально существующих предметов и явлений, и, наконец, государства, является биологическая слабость и бессилие человека из-за невозможности человека развиваться, исключительно на основе законов природы.

Как одна из ведущих человеческих способностей разум представляется в виде принципа, который просто разрушает и уничтожает волю. Он, по замечанию Шелера, – «это демон, сам черт, сила, разрушающая жизнь и душу».^[307] Такого же мнения придерживается К. Юнг, говоря о том, что девиация «означает освобождение беспредельного влечения, взрыв необузданной динамики животной природы; поэтому в дионисийском хоре человек появляется в виде сатира, сверху – бог, снизу – козел».^[308] Разум и воля – те два последних принципа бытия, которые были бы взаимодополняющими, если бы воля человека и его влечения являлись бы факторами, реализующими идеи и ценности, а разум – фактором, полагающим для жизни направления и цель.

В пессимистической форме девиантной модели поведения человек чувствует отвращение к жизни, основанное на познании сущности явлений. Подобно автономному человеку такой человек также ориентируется на постижение сущности явлений, в том числе и требований права. Однако принципиальное отличие между автономной и девиантной моделями поведения заключается в следующем. Правовое существование автономной модели поведения основывается на познании права как совокупности универсальных ценностей, чтобы в соответствии с ними действовать и прилагать свою волю. Но характерная для «пессимиста» разумная и волевая односторонность не позволяет направить результаты своего познания в позитивное русло. Это можно выразить словами К. Юнга: «Его прежде всего захватывало его собственное варварское существо, он лишался своей индивидуальности».^[309] Даже результаты этого познания становятся бременем для него. Завершая рассмотрение пессимистической формы девиантной модели поведения, нельзя не обратить внимание на одну ее особенность: превращение субъекта в объект. Примером может служить сравнение метафоры грехопадения, как она воспринималась бы в автономной и девиантной моделях поведения. В первой – он человек совершил грехопадение, во второй он сам – грехопадение.

Человек стремится как бы к инстинктивному существованию, сходному с животным. Инстинктивный характер поведения практически исключает возможность волевого поведения человека, что позволяет говорить о слабой воле. Разум, не имея механизмов практического выражения, теряет свое значение и может рассматриваться в рамках данной формы поведения как рудиментарная способность человека.

Особенности гедонистической формы девиантной модели поведения можно символически связать с богом Дионисом, отличающимся веселым нравом (в греческой мифологии он именуется также Вакхом – богом опьянения): «Весело идет по земле Дионис-Вакх.

Если в пессимистической форме познание сущности явления делает человека неспособным к дальнейшему существованию как личности и приводит к постепенной деградации до животного состояния, то во второй форме девиантной модели поведения познание сущности явления приводит к осмысленному отказу от его результатов, так как целью выступает получение как можно большего удовольствия от жизни. Человек понимает, что полученное им знание ничего не дает для достижения его основной цели. К. Юнг пишет: «Дионисийское чувство не чисто, не отвлеченно и не выдифференцировано из сферы влечений, не превращено в тот подвижный элемент, который подчиняется наставлениям разума и отдается ему как послушный инструмент».^[311] Именно поэтому происходит отказ от разумных и волевых действий, кроме тех, с помощью которых происходит поиск новых удовольствий в пользу самого удовольствия.

Формой такого отказа выступает доведение человека до состояния, сходного с состоянием опьянения, одурманивания, достигаемого различными способами. Такое состояние приводит к ослаблению разумно-волевых качеств и даже инстинктивных защитных механизмов. Но это и есть то состояние, которого человек пытается достичь – удовольствие. Опьянение не требует приложения больших усилий – сам человек, по собственной воле, доводит себя до требуемого состояния и в нем существует.

Гедонистической форме девиантной модели свойственен постоянный поиск новых средств, так как человеческий организм склонен к привыканию, в том числе к дурманам и удовольствиям. Это можно назвать своеобразным, но односторонним развитием. Разум и воля используется в качестве средства получения удовольствия. Философия, наука и культура в целом оказываются средствами духовного одурманивания.

Если в пессимистической форме девиантной модели поведения разум представляется человеку паразитом, который внедряется в жизнь и душу, чтобы их разрушить, то в гедонистической форме человек находит ему применение.

Рассматривая концепцию девиантной модели поведения в преломлении права необходимо отметить, что девиантная личность способна и на творческое восприятие и совершенствование окружающего мира, и на его разрушение. В правовой реальности девиантная модель поведения выступает антиподом автономной модели поведения. Такое противопоставление возникает, начиная с религии, где мир находится во власти двух противоборствующих начал, которые олицетворены Богом и Дьяволом.^[312] Если автономная личность имеет своей целью созидание, то девиантная, будь она в деградированном (животном) состоянии либо в состоянии опьянения, более всего способна на разрушение, которое в праве выражается через совершение преступления.

Имея субъективную систему морально-правовых ценностей, человек либо вообще не воспринимает преступление как что-то противоправное, либо считает возможность совершения преступления своим правом, а запрет на него (ответственность за совершение преступления) – посягательством на свою свободу. «Для криминального разума главные цели сосредоточены, как правило, не в самом преступлении, а в смысле и ценностях сверхкриминального характера. Из всех экзистенциалов он выше всего ценит свободу», – отмечают Н. И. Панов и В. А. Бачинин.^[313] Следует учесть, что во многих случаях он просто не способен отдавать отчет в своих поступках по причине опьянения либо «животного состояния». Поэтому каждый противоправный поступок будет совершаться с двумя целями: получение удовлетворения и утверждение своей свободы. Совершение преступления является тем действием, которое способно трансформировать и слабую волю и «неразумную» волю в преступную, или «злую», которая выступает источником преступного поведения человека.

Для девиантной модели поведения не имеет значения результат совершенного преступления: нанесение имущественного ущерба или покушение на жизнь и свободу человека.

Преступление, совершаемое человеком девиантной модели поведения, в большинстве случаев является «бесцельным», что и делает его одним из наиболее опасных, так как невозможно спрогнозировать место его совершения, цель, которой руководствуется преступник и возможные последствия. В свою очередь все это приводит к невозможности не только предотвратить его, но и провести предупредительные меры. Преступления такого рода на современном этапе развития украинского государства становятся все более многочисленными, и их общественная опасность возрастает, как возрастает и общественная опасность лиц, их совершающих, а, значит, и общественная опасность девиантной модели поведения. Поэтому закономерно, что законодатели многих стран, в том числе и Украины,^[315] считают состояние опьянения отягчающим вину обстоятельством.

Существует точка зрения на преступление, выраженная Э. Дюркгеймом. Он отмечал следующее: «Преступность не только предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен, но и в некоторых случаях и прямо подготавливает эти изменения. Там, где существуют преступления, коллективные чувства обладают достаточной гибкостью для того, чтобы принять новую форму, и преступление подчас помогает определить какую именно форму примут эти чувства».^[316] Однако, здесь полностью упущена субъективная сторона преступления. Умышленное преступление, как совершенное с определенной целью, в необходимой мере может показать на некоторые пробелы социального регулирования. «Бесцельные» преступления, совершаемые ради самого поступка по причине отсутствия той же цели, не могут обратить внимание общества на какие-либо недостатки. Это делает девиантную модель поведения наиболее непредсказуемой и общественно опасной. Из сказанного выше видно, что изучение девиантной модели поведения человека в качестве объекта правовых исследований дает возможность более полно изучить преступления, в том числе и такие, которые совершаются в состоянии опьянения.

Данная модель поведения показывает необходимость наказания непосредственно за совершение преступления, выводит эту необходимость из самого преступления, признает субъективную сторону преступления необходимым элементом состава преступления, что закреплено в отечественной правовой науке.^[317] «Наказание, карающее преступника, – есть также право, положенное в самом преступнике, то есть в его налично сущей воле, в его поступке», – писал Гегель.^[318]

Наличие непосредственно «бесцельных» преступлений говорит о необходимости привлечения к ответственности за совершение преступлений с формальным составом, когда ответственность наступает за само деяние вне зависимости от того, наступили опасные последствия или нет. Данная позиция воспринята наукой уголовного права, в частности М. И. Бажанов дает определение указанного преступления: «Это такие преступления, для объективной стороны которых закон требует установления лишь деяния (действия или бездействия). Последствия в этих преступлениях хотя и могут наступать, но лежат за пределами состава, не включаются в состав как признак преступления».^[319]

Подобные выводы позволят юридической науке более конструктивно подойти к исследованию субъективной стороны преступления, вопросов об основаниях ответственности, прежде всего, уголовной ответственности.

Таким образом, девиация, как вид отклонения от универсальных принципов поведения, проявляет невозможность или нежелание человека существовать в системе общепризнанных общественных ценностей. Такой подход подразумевает наличие в основном субъективных ориентиров в поведении человека. Субъективное отношение показывает пренебрежение внешними нормами, под которыми следует понимать любые нормы, созданные не самим субъектом. Девиантное поведение является опасным как для государства в целом (непризнание существующего законодательства), так и для отдельного человека (непризнание личности в качестве равноправного субъекта).