Возможность экономического порядка в хозяйстве постсоветской России
Основным понятием статьи является понятие «порядок». Согласно одному из определений этого термина в словаре В. Даля, это «правильное устройство, соблюдение стройности, че- редного хода дел, определенного расположения вещей».
Производное понятие — «порядочность» — добавляет к основному нравственную нагрузку.[41] Именно в этих двух контекстах — рациональности и нравственности — и будет употребляться термин.Устройство или переустройство общественного и хозяйственного целого может происходить в ситуации «беспорядка» или «порядка». Очевидно, что разрушение общественных хозяйственных систем (например, крах Римской империи) есть переход от определенного порядка к беспорядку, хаосу. Что же касается возникновения новых общественных образований, то они возможны как в ситуации порядка, так и в ситуации хаоса.
Было ли, например, последовавшее за разрушением царской России строительство СССР в начале двадцатых годов XX столетия явлением порядка? В работах теоретиков большевизма, написанных как накануне, так и после Октябрьской революции 1917 г., содержится стройная система, описывающая принципы, структуру и механизмы строительства коммунистического общества. В них рационально обоснована необходимость и историческая неизбежность образования нового общественного и хозяйственного организма. А поскольку человек является существом не только рациональным, но также идейным и нравственным, что хорошо понимали лидеры большевизма, то в их работах мы также находим попытку создания новой морали.[42]
Именно В ЭТИХ двух контекстах (при ТОМ, ЧТО ОНИ До известных пределов были искусственны и античеловечны) МОЖНО говорить о строительстве социализма в СССР как явлении порядка.
Что предполагает экономический порядок в начальной стадии своего становления, иными словами, что делает его возможным? (С этого момента как к материалу для анализа я буду апеллировать к советскому и постсоветскому обществам начиная с середины восьмидесятых годов — то есть с момента прихода к власти Михаила Горбачева и до настоящего времени).
Во-первых, наличие довольно значительной части общества, склонной осуществить перемены именно для наведения порядка. В начале «перестройки[43] такие социальные группы имелись в разных слоях советского общества. Среди сельского населения это были руководители, специалисты и квалифицированные сельскохозяйственные рабочие предприятий аграрно-промышленного комплекса (АПК). Предшествовавший уклад жизни (в том числе господство административно-командной системы, действовавшей по канонам плановой экономики) располагал их именно к упорядоченным, постепенным мерам, созидающим новый порядок. В то же время и мораль, по которой они реально жили, могла сыграть существенную роль в возможном становлении нового порядка, хотя в отдельных своих аспектах эта реальная мораль и отличалась от официально декларированной коммунистической морали.
Эта часть общества отчасти ждала, а отчасти и требовала перемен от тогдашней власти в лице реформаторски настроенных лидеров КПСС — М. Горбачева, А. Яковлева, Э. Шеварднадзе и некоторых других. Однако далеко выходящие за пределы здравого смысла осторожность и нерешительность М. Горбачева так и не позволили задействовать этот источник рационального упорядоченного общественного переустройства. Другие же рационально мыслящие политики высшего уровня либо изначально были ориентированы на хаос как наиболее оптимальный путь слома старого и построения нового порядка, либо — в силу своей привычки действовать исключительно в рамках старого порядка и, значит, подчиняться воле высшего руководителя — все время «ждали приказа», чтобы начать создавать новый порядок. (То, что это было именно так, сегодня подтверждается ими в мемуарах).
Во-вторых, в начальной стадии хозяйственного переустройства на основе порядка должна быть выработана его идеология. В некоторой своей части она, безусловно, может содержать критику предшествующего экономического й общественного порядка, предназначенного к разрушению. (В СССР во второй половине восьмидесятых годов, как известно, критика коммунистической идеологии была широко распространена).
Но в то же время, наряду с критикой должно было вырабатываться и позитивное идеологическое содержание нового общественного и хозяйственного порядка. При этом, на мой взгляд, главное требование к новой идеологии — ее адекватность идеологически не оформленным, но реально имеющимся общественным ожиданиям наиболее активной, желающей перемен части общества. Этого в СССР в последние годы его существования, к сожалению, не произошло.Так, всем хорошо известно о рождении и постепенном угасании фермерства в России. В 1992 г. было очевидно, что идеология фермерского способа ведения сельского хозяйства глубоко овладела умами... городских интеллектуалов. Ничто так не вдохновляло некоторую часть российской интеллигенции как возможность лишний раз выступить с призывом разогнать коллективные хозяйства и насадить фермерские. Случилось это потому, что сами представления об индивидуальном, основанном сугубо на частном владении способе хозяйствования не были адекватны настроениям сколько-нибудь широких слоев сельского общества. Более того, отчасти потому, что имела место идеологическая травля людей, в силу разных причин защищавших в те годы общественный способ хозяйствования, и к фермерству в деревне сложилось скорее негативное, чем позитивное отношение.
Для становления экономического порядка в начальной стадии его развития также должно произойти коренное реформирование управляющих обществом структур разных уровней. Без этого новый порядок (поскольку мы говорим о его рациональном постепенном введении «сверху») не может быть претворен в жизнь. На утверждение нового порядка также должна быть направлена работа представительной и законодательной власти, средств массовой информации. В собственно экономической сфере должны быть реформированы финансы, создана работоспособная денежная система, введено свободное ценообразование, эффективный контроль над монополиями и т. д.1
Все перечисленное — необходимые составные условия возникновения и развития НОВОГО экономического И обще, ственного порядка.
Тотальная критика советского общества и деидеологиза- ция общественной жизни в период «перестройки», стагнация в государственных и партийных органах управления вплоть до августа 1991 г. привели к тому, что наиболее активная часть общества, в том числе и та, которая недавно была склонна осуществить общественные и хозяйственные реформы как порядок, избрала иные — неупорядоченные и часто непорядочные — формы общественного поведения. Суть Их состояла в возможно более быстром легальном, полулегальном или нелегальном захвате части общественного богатства, в явочном превращении этой доли государственной собственности в частную. Известно, что сколоченные буквально за два- три года колоссальные капиталы так называемых «новых русских» возникли из трех источников: полученных от государства под маленькие процентные ставки кредитов (в то время как инфляция превышала эти ставки в десятки раз), дотируемых государством импорта (в первую очередь продовольственного) и экспорта (сырьевого).
В аграрном секторе экономики возобладание беспорядка над порядком, то есть на первоначальной стадии разрушение старого порядка в существенной степени стало результатом отсутствия идеологии и политики, адекватных состоянию аграрного сектора. Теперь, по прошествии пяти лет с момента выхода первых правительственных документов по аграрному реформированию, можно в общем виде обозначить те реальные основания, которые подвигали к действию авторов проекта ускоренной модернизации российской деревни, проекта, который, в конечном счете, был отторгнут действительностью.
Первое — их вера в эффективность частной собственности на средства производства и, прежде всего, землю как немедленно и мощно действующий основной фактор аграрной модернизации.
Второе — приоритетное и, как показало время, основное внимание вопросам внутрихозяйственного реформирования при почти полном невнимании к проблемам взаимодействия сельскохозяйственных товаропроизводителей с предприятия-
я переработки, торговли, обеспечивающими структурами (снабжения, заготовок продукции, сбыта).
Третье — небрежение социальными вопросами, то есть всей сферой жизнеобеспечения сельских жителей, что стало возможно прежде всего в силу отношения к крестьянству как к людям «второго сорта». (Об этом, кстати, свидетельствовала и развернувшаяся в 1992-1993 гг. на страницах «либеральной» печати травля руководителей крупных коллективных хозяйств как «красных помещиков»).
Естественно, что такое узко понятое, но, тем не менее, официально предлагаемое к реализации реформирование не могло встретить поддержки сельского производителя, как и вообще населения деревни. Поэтому, с одной стороны, это реформирование не получило сколько-нибудь широкого распространения, а, с другой — там, где им все же занимались, оно было существенно модифицировано.
В первую очередь, это имело отношение к вопросу о собственности на средства производства и земельные ресурсы. Отсутствие земельного кадастра, обширной системы земельных комитетов с достаточным количеством квалифицированных кадров на районном уровне делало эту идею изначально невыполнимой. Кроме того, видя, что проводимая в стране экономическая реформа год от года все меньше ориентируется на интересы производства вообще и деревни в частности, крестьяне в силу своей традиционной осторожности и здравого смысла не спешили пустить в рыночный оборот землю, этот фундаментальный экономический и жизненный ресурс.
Допущенные в ходе приватизации предприятий переработки, обеспечения и торговли ошибки, выразившиеся в установлении полного контроля над ними со стороны их работников и в отстранении от участия в их приватизации сельскохозяйственных производителей, привели к обособлению интересов этих естественных партнеров АПК, их противоречию интересам крестьянства.[44]
В итоге крестьяне утратили стимул к увеличению объемов производства, так как переработчики и торговля искусственно занижали их отпускные цены, в то же время максимально завышая цены, по которым товар продавался потребителям. (Последнее, кстати, также работало против крестьянства, так как высокие цены были доступны лишь небольшому числу потребителей и, следовательно, их круг сужался).
В итоге в результате пяти лет аграрных преобразований 1992-1996 годов в среде сельских товаропроизводителей прошли серьезные деградационные процессы, и сегодня среди них нужно выделить следующие основные группы.
Во-первых, это сильные в прошлом хозяйства, которые провели реформирование лишь в той мере, в которой это было необходимо для достижения максимально возможной эффективности производства в нынешних экономических условиях.
Во-вторых, это хозяйства, которые в прошлом можно было отнести к «средним» по эффективности и которые сумели приспособиться к новым неблагоприятным экономическим реалиям лишь отчасти: то есть в них произошли некоторые перемены и небольшая (лучшая) часть крестьян и специалистов сумела выжить и приспособиться к новым реалиям. Остальные же либо в какой-то мере взаимодействуют с первыми, либо не включены в процесс крупного товарного производства. При этом они или занимаются натуральным хозяйством, или просто деградируют.
И, наконец, третью часть составляют хозяйства, члены которых, не имея ресурсов и лидеров, а потому в основном в беспорядке распределили между собой средства производства и полностью перешли к натуральному производству на личных участках. Естественно, процессы хозяйственной и социальной деградации здесь наиболее сильны.
Оценить количественное соотношение хозяйств этих трех типов, очевидно, не может сейчас никто. Однако ясно, что при отсутствии сколько-нибудь продуманной разумной стратегии аграрного реформирования в прошедшие пять лет доля первой группы будет невелика. В то же время число людей, вытолкнутых в натуральное производство, да и вообще из нормальной жизни, значительно. (Следует отметить, что для России это действительно серьезная проблема, поскольку по состоянию на 1995 г. в сельской местности проживало около 40 млн человек и 10 млн числилось занятыми в аграрном производстве.)
Надо отметить, что описанное положение стало реальностью буквально в последние два года, и потому на него еще не отреагировали сами потерпевшие. А в том, что это произойдет и что реакция на это новое насилие власти (бездеятельность, которая повлекла столь плачевные следствия) в той или иной форме последует, сомневаться не приходится. Формы лее могут быть как пассивными, так и активными, но в обоих случаях негативно скажутся на дальнейшем общественном и хозяйственном развитии.
Естественно, происшедшее в аграрной сфере не может определяться как порядок, включая нравственную составляющую. И за это реформаторам, в том числе и тем, кто может прийти на смену «радикал-либералам» начала девяностых годов, придется нести ответственность.
Осознавалась ли авторами радикальных реформ нежелательность экономического беспорядка, относились ли они к нему как к попутно возникающему неизбежному злу, или это был их сознательный курс — вопрос далеко не праздный. За ним — мера исторической ответственности за возникший хаос.
Обратимся к замыслу Е. Гайдара, автора радикальных реформ конца 1991-1992 гг. Его трактовка возникновения рынка в России состоит в том, что при всесилии номенклатуры собственность в переходный период все равно останется в ее (номенклатуры) руках. Вопрос о другом варианте обладания собственностью, другой форме, другом хозяине не обсуждается. В этих условиях, чтобы запустить рыночный механизм, нельзя допустить его регулирования, он должен быть абсолютно свободен, ничем не ограничен. Это — единственное средство не допустить того, чтобы номенклатура в дополнение к обладанию собственностью еще и сохранила власть. В тексте У Гайдара это звучит так: «Россию у номенклатуры нельзя, да и не нужно отнимать силой, ее можно «выкупить». Если собственность отделяется от власти, если возникает свободный рынок, где собственность все равно будет постоянно перемещаться, подчиняясь закону конкуренции, это и есть оптимальное решение. Пусть изначально на этом рынке номенклатура занимает самые сильные позиции, это является лишь залогом преемственности прав собственности. Дальше свои позиции каждому владельцу придется подтверждать делом. В любом случае такой обмен власти на собственность означал бы шаг вперед от «империализма» к свободному, открытому рынку, от «азиатского способа производства» к европейскому означал бы конец самой номенклатуры как стабильной, ц01 жизненной, наследственной, не подвластной законам рынка политико-экономической элиты».[45]
Прошедшие годы показали, что вместо задумываемого радикал-реформаторами свободного капитализма в России, по их же признанию, возник криминальный капитализм, с которым пытается бороться государство, что опять же не добавляет свободы в модель рыночной экономики, которую замы- сливали в конце 1991 г. Почему это произошло, и возможен ли все-таки переход к упорядоченному построению эффективной хозяйственной системы?
it * *
Коротко отвечая на вопрос о несоответствии «возникшего* — «сущего» «задумываемому* — «должному», нужно иметь в виду, что в принципе при отсутствии тоталитарного общества и государства (и при отсутствии намерения его создать) такой механизм неадекватен и, следовательно, неосуществим. Ошибочно было намеренно разрушать малоэффективную, но все же работавшую систему государственного управления, не попытавшись переориентировать ее на созидательное реформирование. В сельском хозяйстве, например, это могло состоять в целенаправленной работе по переориентации государственных органов управления на процессы реформирования всей системы АПК, на создание рыночной инфраструктуры, на ценовое регулирование как внутри АПК, так и между АПК и другими секторами экономики. Ведь в том, что касается цен, такое регулирование все же состоялось: производителю диктуют низкие цены его естественные партнеры — переработчики, торговцы, обеспечивающие структуры. В их среде значительное место занимают мафиозные структуры, занятые импортом продовольствия и монопольным ресурсообеспечением сельского товаропроизводителя.
И все же эффективная экономическая система в России возможна, что начинает подтверждаться некоторыми тенденциями в развитии АПК. Дело в том, что место государства, лишенного всех регулирующих функций и по существу устраненного из системы управления, что серьезно ударило по АПК, начинают занимать те предпринимательские и финансовые структуры, которые ориентированы не на вывоз капиталов из страны и превращение ее в сырьевой придаток развитых государств, а на эффективное производство и подъем экономического потенциала России. В первую очередь эти структуры, что естественно, обратились к наиболее эффективным и наиболее быстро окупаемым проектам в сфере ресур- сообеспечения сельского товаропроизводителя, переработки и сбыта его продукции. Это принесло свои первоначальные результаты, однако скоро оказалось, что эффективность конечных звеньев цепи «производитель—переработчик—ресурсообеспечивающие структуры—торговля* зависит от эффективности первого звена.
В этой связи в настоящее время в России начал осуществляться новый этап движения предпринимательства в аграрную сферу. Одно из его проявлений, в частности, состоит в превращении самого крупного и неэффективного банка, работающего с сельским хозяйством — «Агропромбанка» — в частно-государственный банк. Один из крупнейших российских банков, работающих со вкладами населения, — «Столичный банк сбережений» (СБС) — только что (ноябрь 1996 г.) выиграл конкурс на право присоединения «Агропромбанка» к СБС с образованием новой банковской структуры «СБС—АГРО *. СБС получает более 1200 местных отделений «Агропромбанка» с обязательством внесения крупных средств в активы нового банка при значительном участии государства в совокупном капитале новой структуры. Надо думать, что кредитная политика новой частно-государственной банковской структуры окажется более эффективной, чем прежняя, ориентированная исключительно на кредиты государства.
Вместе с тем, в АПК есть немало сфер, в которые частный капитал если и придет, то вынужден будет сделать это в последнюю очередь (в силу низкой и долговременной отдачи вложенных средств). Речь, например, идет об улучшении земельных ресурсов, природоохранных мероприятиях, социальной сфере, санации неэффективных хозяйств сельских товаропроизводителей. Не решится только с помощью частного капитала и проблема доступных для потребителя цен на сельскохозяйственную продукцию (товары первой необходимости должны иметь низкую цену, чтобы не подорвать доверие к реформам или не вызвать социального взрыва), проблема сбалансированного развития различных отраслей. Все это должно быть предметом заботы государства, должно быть встроено в его аграрную стратегию.
Таким образом, по прошествии пяти лет экономических преобразований в постсоветской России в ней по-прежнему актуален вопрос о создании экономического порядка, который был бы сопряжен с интересами наиболее активной и, по возможности, достойной (порядочной) части ее населения, который имел бы значимую для всего общества эффективную экономическую и приемлемую социальную перспективу И при котором государство бы нашло в себе силы выполнять ту работу, какую только оно и может выполнять в интересах страны.
«г
%
ff% Козловски