Увлекательная бонистика .Диагноз: хроническая дистрофия
Невольно возникает вопрос: отчего, когда и почему рубль, с таким трудом «потвердевший», начал сбрасывать прочность, затем превратился в бумажку, на которую и купить-то толком ничего было нельзя?
Чтобы разобраться в происходившем, снова вспомним, что в среде коммунистов, взявших в России власть после революции, существовало два представления о социализме.
Одно из них исповедовали сторонники ликвидации денег как «мрачного капиталистического наследия» в сфере измерения результатов труда и стоимости.
Они настаивали на жестком командном руководстве экономикой. По взглядам этих «теоретиков», главным в руководстве обществом должно быть распределение продуктов труда и организация централизованного планового производства.Именно эти люди, «комговно» по известному нам теперь определению, получившие практический опыт руководства экономикой в годы так называемого «военного коммунизма», пришли к власти после смерти Ленина.
В их числе был и Сталин, который лучше многих других познал силу принуждения и умел ею пользоваться без колебаний и сожалений.
Экономические взгляды Сталина сформировались в тот период, когда на его глазах родилась политика «военного коммунизма». Будущий великий вождь хорошо усвоил ее правила. Они были не так уж сложны. Схема выглядела просто.
Снабжение городов продовольствием осуществлялось путем изъятия у крестьян произведенной продук-ции. Это называлось «продразверсткой».
Поначалу продразверстку ввели в Тульской, Вятской и некоторых других губерниях. Затем декретом от 11 января 1919 года ее распространили на всю территорию России, позднее — на Украину и Белоруссию, за-тем на Туркестан и Сибирь.
Быстро ширилась не только территория, но и список продуктов, которые у крестьян изымались принудительно.
Вначале это были хлеб и зерно, а к концу 1920 года в деревне собиралось без малого все, что там про-изводилось. В 1918—1919 годах было изъято 107,9 миллиона пудов зерна, в 1920—1921 годах — 367 миллионов пудов.Поскольку крестьяне не отдавали продукты тяжелого труда без сопротивления, правительство создало специальную вооруженную силу — продовольственно-реквизиционную армию Наркомата продовольствия РСФСР. Она получила название Продармии. К 1 сентября 1920 года в Продармии под ружьем находилось 77 500 человек. Наряду с Продармией существовали самостоятельные продотряды. Их численность в 1919— 1920 годах колебалась от 55 до 82 тысяч человек.
Для распределения реквизированных продуктов пришлось создать бюрократическую систему, взявшую это дело на себя. Помимо Наркоматов, в стране как грибы после дождя росли «главные управления» — главки. К лету 1920 года их уже существовало 49, в том числе такие, как Главкрахмал, Главкожа, Главтекстиль, Глав- топливо. Кадры, выдвинутые партией в систему управления, прошли войну, имели опыт не делового руководства, а военного командования и потому быстро осваи-вали методику жесткого административного давления на производителей, изымали продукты труда без экви-валентной компенсации отчуждаемого.
Вполне понятно, что принцип «отобрать и разде- \\ить» не мог стать надежной основой эффективно дей-ствовавшей экономики. А ведь именно этот метод, если судить объективно, и был основой «военного коммунизма». Однако самым странным можно назвать то, что в партии нашлись «теоретики», которые в своих изыска-ниях касались не главного — производительного труда и организации производства, а строили теории вокруг вопросов распределения хилого общественного продукта «по справедливости».
Родившись как вынужденная система мер в окруженной фронтами стране, «военный коммунизм» частью партийных теоретиков стал рассматриваться как прообраз общественных отношений и новых социально-экономических порядков в государстве. Пагубность политики, направленной на ликвидацию денег, на свертывание торговли, ставки на вечный энтузиазм, а не на личную заинтересованность производителей быстро дали о себе знать.
Страна заполыхала антибольшевистскими восстаниями. Мятеж крестьян на Тамбовщине, кронштадтский мятеж, разгул махновщины и другие проявления местного бандитизма отражали недовольство сельских производителей продразверсткой, их стремление добиться возвращения себе прав распоряжаться произведенной продукцией по собственному усмотре-нию.Часть здравомыслящих коммунистов поняла, что для создания высокоразвитого индустриального обще-ства политика отмены денег и торговли, попытки перехода к прямому распределению жизненных благ себя не оправдали, а сама идея не имеет будущего. Указывая па это, Ленин в статье «К четырехлетней годовщине
Октябрьской революции», опубликованной 18 октября 1921 года в «Правде», писал:
«Мы рассчитывали — или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расче-та — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммуни- стически в мелкобуржуазной стране. Жизнь показала нашу ошибку».
У статьи совершенно ясная цель — смягчить оценки происшедшего, объяснить крах политики установления в обществе безденежных отношений всего лишь как ошибку. Лукавил Ленин и в том, что во всем виновата «мелкокрестьянская» суть России, В любой индустри-ально развитой стране насаждение прямого распределения продуктов труда, ставка на ликвидацию товарно- денежных отношений даст тот же отрицательный ре-зультат.
За все годы социалистического хозяйствования про-изводительность сельского труда на селе не достигала 30 процентов лучших мировых показателей.
Бесплатную работу на коммунистических субботниках Ленин назвал «новым отношением к труду», увидел в ней желание народа производительно работать на общество без зарплаты. Однако статистика советских лет показывала, что субботники никогда не были «праздниками труда», как это объявлялось. С помощью этих дней латались дыры, возникавшие из-за неэффективной организации, недостатков плановой экономики.
Ни в один из субботников за все годы их проведения не была превышена годовая производительность труда сред-нестатистического рабочего дня.Опасность линии, которую партия продолжила под руководством Сталина после смерти Ленина, была замечена некоторыми экономистами сразу же. В 1928 го-
ду вышла
в свет книга профессора Л.Н. Юровского «Денежная политика Советской власти (1917—1927)».
На пороге второго десятилетия советской власти, когда уже обозначились пути, по которым большевики повели развитие экономики, автор смело высказал предположения, куда эти пути в конце концов приведут. Заключая размышления о проблемах денежной по-литики на десятом году революции, Юровский говорил: «Организация очередей не может рассматриваться как прием экономической политики и подлинный метод преодоления тех затруднений, которые вытекают из отсутствия равновесия между спросом и предложением».
Мог ли Сталин, все больше и больше укреплявший систему командной экономики, позволить кому-то, кроме себя, формулировать оценки и ставить задачи перед обществом? Конечно же нет. А читал ли он книгу Юровского? Читал, сомнений быть не может. Читал и полнился гневом, запомнив фамилию крамольного экономиста до времени, когда с ним можно будет свести счеты. И свел.
В одной из записок, в более позднее время направ-ленной В.М. Молотову, Сталин продиктовал, как надо обойтись с учеными, которые имели свою точку зрения, а не слепо воспринимали все, что им приказывали. Сталин писал: «Провести сквозь строй г.г. Кондратьева, Юровского, Чаянова и т.д.».
Имена двух экономистов — Н.Д. Кондратьева и А. В. Чаянова, репрессированных за несхожесть их взгля- „ дов с официальными, сегодня хорошо известны. Экономист-денежник Л.Н.
Юровский забыт. В «Большом эн-циклопедическом словаре» (2004) можно найти фамилию театрального артиста Юровского, который дважды удостаивался Сталинских премий, но о человеке, которого провели «сквозь строй» репрессий рядом с Кондратьевым и Чаяновым, там не упоминается.Политика Сталина на ускоренное развитие индустриализации и насильственной коллективизации, его не-желание слушать специалистов, непринятие рыночных механизмов регулирования экономических отношений быстро нарушили хрупкий баланс денежного хозяйства страны. Рубль, с таким трудом набиравший крепость при новой экономической политике — НЭПе, начал быстро слабеть.
Слово «блат» на еврейском языке идиш означает «листок», «записку». Оно вошло в русский с первых дней советской власти, когда нужный товар можно было получить в торговле только из-под прилавка по записке — «по блату».
В то же время в лексикон народа входили и аббре-виатуры типа ЗР — закрытый распределитель, ЗРК— закрытый рабочий кооператив, ОРС — отдел рабочего снабжения, Церабкооп — центральный рабочий кооператив.
Новые времена рождали новые песни:
Прибежали в избу дети, Второпях зовут отца:
Тятя, тятя, в Церабкоопе Выдают по два яйца.
Врите, врите, бесенята, — Пробурчал отец в ответ, —
В Церабкоопе только члены, А яиц давно уж нет.
Границей, обозначившей окончательное превраще-ние «трудового рубля» в фиктивное платежное средство, стало появление в стране параллельных денежных знаков, которые превосходили рубль по своей покупательной способности, Имеется в виду появление системы магазинов Торгсина и их собственных денежных знаков — «товарных ордеров», именовавшихся в просторечии «бонами».
ИАИНКНЙ КОМИССАРИАТ УГОЛЫЮВ ПММШШЛВШЮСГИ
НИНАНИЕ ЗАЯВЛЕНИЯ ОБ УТЕРЕ НЕ ПРИНИМАЮТОВ
htmooM Tp«w ш я*йри и свиту упм ш «епкмш
и вобгрехь, Н»уии*1і«вІ чястм Счгрнято Иопрюгв «арж
„АРКТИКУГОЛЬ" MIDE .V 044X36
I ПШИКИ РІДИННОЇ ТРЕСТА ІПТНТГОЯк* 11 б.
«ГЩЇЕРГЕІ
Эти боны, имевшие в стране право на параллельное хождение с «трудовым рублем», по своей покупательной способности превосхо-дили рубль в десятки раз.
Боны Торгсина выдавались тем, кто продавал государству золото, боны «Арктикугля» получали те, кто работал на острове Шпицберген. Им они заменяли полноценную валюту.Торгсин — Всесоюзное объединение для торговли с иностранцами — государственное учреждение в СССР, действовавшее в 1930—1936 годах. Торгсин осуществ-лял продажу советским и иностранным гражданам товаров на иностранную валюту и драгоценные металлы (золото, платину, серебро в изделиях и ломе). Торгсин в условиях товарного голода приобретал у населения золотые и серебряные монеты царской чеканки, доллары, франки, фунты стерлингов, короче говоря, все, что пахло золотом. Взамен этого сдававшим ценности выдавались товарные ордера, на которых лицемерно выставлялось достоинство в рублях. При этом курс рубля приравнивался к доллару, на что реальный, «трудовой» рубль не мог и претендовать, хотя на нем и значилось уведомление, что он обеспечен «всем достоянием государства».
Закрытые формы распределения сменили в стране свободную торговлю. Специальные «чеки Внешторгбанка» в различном оформлении, магазины типа «Березка», открытые только обладателям недоступных для большинства населения чеков, — все это те самые формы, о которых, заглядывая в будущее, в 1927 году писал Юровский: «Нет товаров, рынка, денег и цены... Организация очередей не может рассматриваться как прием экономической политики...»
Очередь выстроилась и тянулась через годы и десятилетия. А ученых, предупреждавших, как ее избежать, «прогнали сквозь строй».
Отсутствие у советских денег всех присущих полноценным деньгам функций, наличие в стране второй, более твердой валюты в виде разного рода чеков и талонов не способствовало стимулированию общественного производства, извращало, деформировало назначение многих социальных структур общества.
Министерство финансов стало выступать в государстве в роли органа, который сдерживал рост заработной платы, старался постоянно сбалансировать количество денег в обращении со скудной массой общественного продукта, которая выпускалась промышленностью.Чтобы не допустить переполнения каналов обращения избыточной массой бумажных денег, правительство считало, что лучше сохранять ее дефицит. Для этого нашлась удобная форма так называемых «государственных займов».