А.В. Марей INIURIA В СИСТЕМЕ РИМСКИХ ЧАСТНЫХ ДЕЛИКТОВ. D. 47.10: ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА И ИНТЕРПРЕТАЦИИ
1. Общие положения
Одной из наиболее актуальных проблем современной юридической мысли является проблема проведения границы между областями частного и публичного права. Где кончается юрисдикция государства и человек должен сам улаживать возникающие вопросы, да и есть ли граница у полномочий государства, - эти вопросы с давних пор занимают самые блестящие умы европейской юридической науки.
Эта проблема - проблема разделения частного и публичного - неизбежно оказывается в центре внимания в любой работе, посвященной исследованию системы деликтного права и, в частности, римского деликтного права, поскольку понятийное опосредование института правонарушения в категории деликта и соответствующего обязательства отражает определенный уровень признания автономии личности, характерный для развитой правовой системы, и показывает наличие в этой системе определенной правовой децентрализации1.Немецкие юристы XIX в., такие как Ф.К. фон Савиньи, Г. Пухта,
К.Г. Брунс, А. фон Бринц, Г. Дернбург, предлагали разделить частное и публичное право, взяв за основу противопоставление человека обществу, частного интереса - общественному. Право, которое рассматривает человека как личность, признавалось ими частным, а то, которое рассматривает его «как члена народного союза в смысле целого и в его отношениях к другим членам того же целого»[296] [297] [298], - соответственно публичным. Р. Зом и К.Д. Кавелин предлагали разграничить частное и публичное право по принципу наличия или отсутствия имущественного интереса: все отношения, в основе которых лежал такой интерес, они относили к частному праву, все же остальные - к публичному. Наконец, известный юрист, историк и теоретик права Р. фон Иеринг предлагал разграничивать право по формальному признаку: правоотношения, защищаемые гражданскими исками, он признавал частными, а те, для защиты которых используются публично-правовые механизмы, - публичными'. Альтернативная точка зрения сформировалась в отечественной цивилистической науке. Аналогичные поиски границы между частным и публичным велись и более узко, применительно к частному правонарушению и уголовному преступлению. Выявлению четкого различия между ними были посвящены труды многих юристов, как зарубежных, так и отечественных. Так, Н.С. Таганцев предлагал считать гражданское правонарушение (в его терминологии - «гражданскую неправду») не отдельным видом, но лишь моментом общего правонарушения[301]. Таким образом, в основу классификации был положен принцип нарастания общественной опасности противоправного деяния, который не может быть признан удовлетворительным по целому ряду причин, среди которых не последнее место занимают относительность этого критерия, невозможность его конкретизации. признаком, отграничивающим уголовное преступление от гражданского правонарушения. Однако описание «состояния преступности», предложенное И.Я. Фойницким, является более философским и наивно-психологическим, нежели юридическим, и, по нашему мнению, не может быть принято. Наконец, Г.Ф. Шершеневич’ провел разделительную линию между гражданским правонарушением и преступлением по наличию или отсутствию в противоправном деянии нарушения субъективного права: по его мнению, совершая гражданское правонарушение, человек умышленно нарушает не только объективное, государственное, право, но и право субъективное, принадлежащее каждому человеку, тогда как при уголовном преступлении умышленно нарушается преимущественно объективное право. При всей кажущейся неполноте предлагаемого деления нам оно представляется наиболее обоснованным. Следует также отметить, что классификация Г.Ф. Шершеневича, предлагая критерий «нарушения объективного права», т.е. совершения объективно вредного и опасного деяния, приближает нас к формулировке преступления, принятой в действующем Уголовном кодексе РФ, согласно которой «преступлением признается виновно совершенное общественно опасное деяние» (ст. 14). Следуя этому определению, необходимо признать, что частное правонарушение не несет в себе прямой опасности для общества и, следовательно, должно урегулироваться путем исполнения обязательства, возникающего на стороне причинителя вреда, выплатить потерпевшему понесенный им ущерб в полном объеме. Государство в этом правоотношении участвует лишь в качестве посредника и, при необходимости, гаранта исполнения обязательства. Это утверждение согласуется с выводами, сделанными в своих работах такими отечественными цивилистами, как Ю.С. Данные выводы представляются особенно перспективными при исследовании такого римского деликта, как iniuria. Под этим названием, как мы покажем далее, усилиями римских юристов были собраны самые разные составы правонарушений, объединенных одним: все они были направлены против личности человека, - что отличало их от других классических деликтов - кражи, грабежа, противоправного ущерба, наносящих вред прежде всего имуществу человека, а не его личности. Выскажем теперь несколько замечаний, связанных в основном с историей института iniuria и с его структурой, а затем перейдем к обсуждению нескольких основных проблем, касающихся в первую очередь интерпретации понятия iniuria и его перевода на русский язык. 2. Iniuriaz некоторые замечания по поводу истории и структуры института Рассмотрим известное определение Ульпиана, открывающее X титул 47-й книги Дигест Юстиниана. D. 47.10.1 pr. Ulp. 56 ad ed. Iniuria ex eo dicta est, quod non iure fiat: omne enim, quod non iure fit, iniuria fieri dicitur. Hoc generaliter. Specialiter autem iniuria dicitur contumelia. Interdum iniuriae appellatione damnum culpa datum significatur, ut in lege Aquilia dicere solemus: interdum iniquitatem iniuriam dicimus, nam cum quis inique uel iniuste sententiam dixit, iniuriam ex eo dictam, quod iure et iustitia caret, quasi non iuriam, contumeliam autem a contemnendo. Ульпиан в 56-й книге «Комментариев к эдикту» пишет'. Правонарушение называется так оттого, что творится не по праву; ведь все, что происходит не по праву, называется «правонарушением». Это в общем. В частности же «правонарушением» называют оскорбление. Иногда словом «правонарушение» обозначается противоправный ущерб, о котором мы обычно говорим в Аквилиевом законе; иногда мы называем правонарушением несправедливость, ведь когда кто-либо несправедливо и безосновательно выносит приговор, то это называется правонарушением, которое чуждо праву и правосудию, как бы «не право», и, с другой стороны, оскорбление для потерпевшего. В этом определении Ульпиан употребляет термин iniuria в четырех различных контекстах, для определения таких понятий, как опте quod поп iure fit, iniquitas, contumelia, damnum culpa datum, т.е. «правонарушение вообще», «несправедливость», «оскорбление» и «противоправный ущерб», причем в последнем случае рассматриваемый термин явно используется как синонимом термина culpa - «вина»[306]. Подобный разброс определяемых создает известные трудности как для переводчика, так и для исследователя и заставляет искать компромиссные пути решения этой проблемы. Путь к решению подсказывает сам Ульпиан, выделяя общие и частные значения термина iniuria. При этом совершенно очевидно, что в группу общих значений попадает не только формулировка omne quod non iure fit, но также и две другие: iniquitas и damnum culpa datum, - поскольку в обоих этих случаях термином iniuria обозначаются несправедливость или противоправное деяние, не конкретизируемое по своему составу. Таким образом, в группе частных значений остается лишь оскорбление во всех его видах. Такая точка зрения на iniuria была характерна для классиков романистики XIX - начала XX в. Ее придерживались Т. Моммзен, Р. Машке, П. Ювелен и др., полагавшие, что изначально термин iniuria использовался для обозначения противоправного деяния вообще, а затем начал употребляться для обозначения проступков, направленных против личности[307]. Подтверждали они свою позицию анализом самой древней из дошедших до нас формул, в которых употреблялся термин iniuria. Речь идет о знаменитой формуле legis actio sacramento in rem, сохраненной в 4-й книге Институций Гая. Там он, описывая ритуал, проводившийся при виндикации вещи, пишет[308]: Gai. Inst. IV. 16: Si in rem agebatur, mobilia quidem et mouen- tia, quae modo in ius adferri addu- ciue possent, in iure uindicaAantur ad hunc modum: qui uindicabat, /estucam tenebat; deinde ipsam rem adprehendebat, ueluti hominem, et ita dicebat: Hunc ego hominem ex iure quiritium meum esse aio secundum suam causam. При вещных исках виндицировались движимости и одушевленные предметы, которые только можно было доставить в суд, перед претором следующим образом. Тот, кто виндицировал, держал прут; затем схватывал вещь, например раба, и произносил следующее: «Я утверждаю, что этот раб, согласно приведенному основанию, мой по квиритскому праву, и вот я налагаю на тебя мой прут», причем он клал на раба прут. Ответчик произносил также слова и делал то же самое. После того как оба виндицировали, претор провозглашал: «Отпустите этого раба». Стороны повиновались. Виндицировавший истец спрашивал противника, а этот в свою очередь спрашивал первого следующим образом: «Прошу тебя ска- caueris? ille respondebat: ius peregi, sicut uindictam inposui. deinde qui prior uindicauerat, dicebat: quando tu iniuria uindi- cauisti, de aeris sacramento te prouoco; aduersarius quoque dicebat: similiter et ego te. зать, на каком основании ты виндицировал?» Тот отвечал: «Я доказал мое право, как наложил прут». Тогда тот, кто первый виндицировал, произносил: «На случай, если ты незаконно виндицировал, я вызываю тебя на представление сакраментальной суммы в 500 ассов». Противник также говорил: «Равным образом и я тебя». Как Т. Моммзен, так и Р. Машке трактовали слово iniuria в данном контексте как обозначение противоправности производимого действия, и эта трактовка кажется нам наиболее убедительной. Однако в середине - 2-й половине XX в. она вызвала возражения у ряда исследователей, считавших, что в данном случае термином iniuria описывался конкретный деликт - неправомерная виндикация вещи, наносившая оскорбление ее собственнику[309] [310]. Эта точка зрения была поддержана и развита в работе известного венгерского романиста Э. Полай, относившего к разряду iniuriae целый ряд покушений на чужое имущество, описанных в Законах XII таблиц, таких как arbor succisa и ruptio pecudis allerius'*. Нам, как уже говорилось, наиболее убедительной кажется версия, предложенная Т. Моммзеном, поскольку представляется, что, даже несмотря на примитивный характер римского права V в. до н.э., в нем уже вполне могли иметь место обобщения и попытки сформулировать абстрактные понятия, что отрицает Э. Полай. В подтверждение нашей позиции рассмотрим основные вехи истории института iniuria в римском праве. Рейнхард Циммерманн в своем «Обязательственном праве» выделяет четыре основных этапа эволюции концепта iniuria в римском праве[311], начиная с архаического, представленного Законами XII таблиц, и заканчивая классическим, когда творили такие юристы, как Папиниан, Павел и Ульпиан. В XII Таблицах iniuria включала в себя оскорбительный поступок по отношению к другому человеку и нанесение ему телесных повреждений, под которыми обычно имелся в виду перелом какой-либо из конечностей. При этом надо отметить, что собственно термином iniuria обозначался только самый первый из перечисленных составов, описывавшийся знаменитой формулой Qui allerum iniuria faxsil... Как и в случае с названными ранее кражей и противоправным ущербом, в XII Таблицах не было приведено никакого видового определения iniuria, так же как не было дано и классификации подвидов этого деликта. Стоит отметить и то, что этот свод законов предусматривал фиксированные штрафы и наказания за все правонарушения, относящиеся к iniuria, не учитывая субъективной стороны этого деликта. На рубеже Ш-П вв. до н.э. претором был издан отдельный эдикт об изменении критерия оценки ущерба, нанесенного iniuria, - Edictum de iniuriis aestumandis, согласно которому каждое оскорбление должно было оцениваться рекуператорами с учетом личности оскорбителя и оскорбленного[312], а также во внимание должно было приниматься наличие или отсутствие намерения оскорбить (animus iniuriandi) у виновной стороны. На протяжении последующих двух веков состав iniuria сильно расширился, пополнившись прежде всего за счет включения в эту категорию таких правонарушений, как оскорбление словом либо действием, не наносящим ущерба телу потерпевшего. Это расширение было закреплено в четырех частных эдиктах претора, изданных в I в. до н.э. и регламентировавших составы convicium, adtemptata pudicitia, infamandi causa quid facere, servum alienum verberare. В том же I в. в связи с усилившимися в эпоху Суллы городскими беспорядками и грабежами был издан lex Cornelia de iniuriis (81 г. до н.э.), посвященный оскорблению действием и выделявший внутри его три специальных состава: удар, избиение и насильственное проникновение в дом[313]. Согласно этому закону производство по предусмотренным в нем составам правонарушений передавалось в ведение уголовных судов, что, таким образом, давало пострадавшему возможность выбора формы преследования обидчика: он мог либо возбудить против него иск об оскорблении перед претором, либо подать публичное обвинение в суд[314]. Интересно отметить при этом, что результат оставался одним и тем же независимо от формы преследования: будучи признан виновным в нанесении оскорбления, ответчик приговаривался к уплате потерпевшему возмещения[315]. Этот факт, по нашему мнению, подтверждает деликтную сущность института iniuria и независимость разделения права на частное и публичное от формы судопроизводства. В классический период концепция iniuria стала более стройной. В нее, так же как и в концепцию кражи, было введено видовое определение - приведенная в начале статьи фраза Ульпиана. Помимо этого следует отметить и довольно четкое внутривидовое построение этого понятия, ставшее возможным благодаря названным ранее четырем эдиктам I в. до н.э., определившим отдельные правонарушения как частные случаи оскорбления и соответственно сведшим их решение к общему artio iniuriarum. В работах юристов-классиков, прежде всего Гая, Ульпиана и Павла, а также одного из наиболее значительных их предшественников - Лабеона, четыре вида правонарушений, описанных в этих эдиктах, рассматривались как подвиды iniuria, что в свою очередь дало юристам возможность построить внутривидовую классификацию iniuria (пятым подвидом стали правонарушения, описанные в Корнелиевом законе) и заняться дальнейшей теоретической разработкой этого понятия. Прежде всего следует отметить разделение ими оскорблений на тяжкие и легкие и выработку критериев этого разделения: оскорбление могло быть признано тяжким или легким в зависимости от нескольких признаков, в число которых входили само действие, место и время его совершения, личности оскорбителя и оскорбленного, наличие или отсутствие намерения оскорбить и т.д.[316] Как видно из приведенного списка, юристами классической эпохи впервые была сформулирована теоретическая концепция отягчающих и смягчающих обстоятельств (несомненно, эти обстоятельства учитывались и ранее при оценке положенного возмещения, но впервые они были сведены вместе, обобщены и изложены в абстрактных категориях места, времени и т.д.)[317]. В качестве завершения краткого исторического обзора мы отметим еще и пятый период истории исследуемого понятия, не охваченный Р. Циммерманном. Речь идет о постклассическом периоде истории рим ского права, когда значительная часть правонарушений, считавшихся в классическом праве частными деликтами, стала интерпретироваться как уголовные преступления. Не избежала этой участи и iniuria. Крайне показательной в этом смысле является фраза Ульпиана о том, что император разрешил подавать цивильные иски и в случае нанесения тяжкого оскорбления. Из нее можно сделать вывод, что к первой половине III в. н.э., когда были написаны эти слова, значительная часть оскорблений уже преследовалась в рамках уголовного процесса. К V в. н.э. на территории Западной Римской империи iniuria уже практически исчезает как отдельное правонарушение, размываясь и заменяясь во многом юридическими институтами, принесенными с собой варварами. 3. Интерпретация и перевод. Вместо заключения Если внимательно рассмотреть комплекс норм, регламентировавших в римской правовой традиции iniuria, то можно насчитать по меньшей мере 11 составов деяний, обозначавшихся одним и тем же термином - iniuria. Речь идет о четырех правонарушениях, регламентированных пре- торскими эдиктами I в. до н.э. (convicium facere, pudicitia adtemptare, ne quid infamandi causa facere, servum alienum verberare), трех действиях, описанных в Корнелиевом законе 81 г. до н.э. (pulsare, verberare vel vi domum introire), о написании и распространении порочащих памфлетов, а также о трех составах правонарушения, описанных еще в XII Таблицах (membrum ruptum, os fractum, iniuria). Подобное разнообразие составов, обозначаемых одним и тем же термином, неизбежно вызывает вопрос о том, идет ли в данном случае речь о составных частях одного и того же юридического института или о разрозненных преступных деяниях. По нашему мнению, можно со всей уверенностью говорить о наличии в римском праве систематизированного понятия iniuria с определенной внутренней структурой. Эта уверенность основывается на изучении самой истории исследуемого института: вплоть до классического периода римская юридическая мысль вырабатывала различные казусы и составы, квалифицируя их как личное оскорбление, т.е. как iniuria. Спустя несколько веков после начала этого процесса, в конце классического периода, Ульпиан делает попытку систематизировать эти нормы, объединив их в единый институт, о чем нам говорит его видовое определение iniuria, сохраненное в D. 47.10.1. Параллельно с этим идет разработка внутривидовой классификации iniuria, согласно которой она делилась на оскорбление словом и оскорбление действием. Внутри каждого из названных разделов формулируются понятия «тяжкого оскорбления» и «легкого оскорбления»: квалификация деяния как тяжкого или, напротив, легкого зависела от наличия или отсутствия отягчающих обстоятельств при его совершении. Особенно важно отметить и развитие первоначального значения термина iniuria как правонарушения вообще. Появление этого понятия в формуле legis actio sacramento in rem и его дальнейшая разработка, по нашему мнению, могут свидетельствовать о попытках теоретического осмысления римского права, имевших место еще в архаический период его развития. В этом месте мы примыкаем к концепции известного немецкого романиста Д. Симона[318], утверждавшего наличие в архаическом римском праве обобщающих понятий, в частности понятия iniuria. Описанная выше многозначность концепта iniuria в римском праве влечет за собой проблему его адекватного перевода на русский язык. Выдающиеся отечественные юристы Н.С. Таганцев и К.П. Победоносцев предлагали переводить iniuria как «неправда» или «обида», что, по нашему мнению, не может быть применено в современной ситуации - названные слова активно используются в разговорной, обыденной речи и уже не воспринимаются как юридические категории. Невозможность подобрать единый языковой эквивалент для термина iniuria в русском языке приводит нас к предположению возможности использования обратной тактики перевода: можно переводить iniuria разными терминами, наиболее адекватно отображающими его значение в зависимости от контекста употребления. При этом, несомненно, подбор лексики, используемой для перевода концепта iniuria, должен производиться с учетом отечественной традиции употребления юридической лексики, с тем чтобы, не искажая смысла римского текста, наиболее адекватно донести его до современных юристов.