Принцип равенства перед законом и отступления от него.

Представления о справедливости наказания охватывают и такой ее аспект, как всеобщее равенство перед законом и судом, которое возведено сегодня в ранг самостоятельного принципа уголовного права.

Нормы Девтерономического кодекса содержат большое количество указаний на равенство различных по статусу субъектов в вопросах соблюдения установленных запретов, отбывания наказания за их нарушение и т. д. Пророк Моисей в религиозно-нравственном и политико-правовом воззвании к Израилю обращается к соплеменникам подчеркнуто демократическим образом: «Все вы сегодня стоите пред лицем Господа, Бога вашего, начальники колен ваших, старейшины ваши, надзиратели ваши, все Израильтяне, дети ваши, жены ваши и пришельцы твои, находящиеся в стане твоем, от секущего дрова твои до черпающего воду твою, чтобы вступить в завет Господа, Бога твоего, и в клятвенный договор с Ним» (Втор. 29, 1012). Такая форма обращения не случайна - она указывает на юридически значимые обстоятельства: а) круг участников завета Израиля с Богом (своего рода правила действия Мосеева уголовного права по кругу лиц); б) равную обязанность всех упомянутых Моисеем субъектов соблюдать запреты завета и нести суровые наказания за их преступление, независимо от места, занимаемого в общественной иерархии Израиля, происхождения, пола и т. д.^[969] Далее Моисей еще раз акцентирует внимание

на идее равенства: «Да не будет между вами мужчины или женщины, или рода, или колена, которых сердце уклонилось бы ныне от Господа, Бога нашего» (Втор. 29, 18), указывая на равную обязанность каждого, независимо от пола и родовой принадлежности, исполнять законы Божии.

Таким образом, по смыслу процитированных выражений пророка Моисея, равнообязанными субъектами регулируемых Второзаконием правоотношений являются все представители любого из двенадцати колен Израилевых, независимо от пола, возраста и общественного положения, а также представители иных народов («пришельцы»), поселившиеся в домах сынов Израилевых. Более того, Моисей «провозгласил равенство перед Богом и обязанность любого царя соблюдать установленное законодательство»¹, не допуская никаких исключений даже для монарха (Втор. 17, 18-20). Все это напоминает современные общие правила действия уголовных законов в пространстве и по кругу лиц^{[970] [971] [972].}

При этом в книге Второзаконие утверждается принцип равенства участников завета и перед законом, и перед судом. Данное суждение вытекает из следующей характеристики Бога как Законодателя и Судьи - «Бог великий, сильный и страшный, Который не смотрит на лица и не берет даров, Который дает суд сироте и вдове, и любит пришельца» (Втор. 10, 17-18), а также из требования к Израилю: «Не суди превратно пришельца и сироту» (Втор. 24, 17). Тем самым обеспечиваются равенство всех подсудимых, независимо от их происхождения, социального и имущественного положения, право каждого на справедливое рассмотрение дела судом, а в конечном счете - процессуальными средствами достигается практическая реализация принципа равенства всех лиц, совершивших преступления, перед законом.

Вместе с тем, анализ норм Второзакония, устанавливающих и обеспечивающих равенство сынов Израилевых перед законом и судом, являющихся предтечей соответствующих положений уголовного материального и процессуального права любого современного демократического государства, заставляет задуматься над следующим вопросом: зачем на фоне указанных выше общих норм о равенстве, распространяющих свое действие на любые отношения и все частные случаи, регулируемые законодательством Моисея, пророку понадобилось, тем не менее, сделать оговорки о равенстве в отдельных нормах особенной части Девтерономиче- ского кодекса, предусматривающих некоторые конкретные обязанности? Речь идет о трех нормах, устанавливающих круг участников обязательного почитания наиболее важных дней и событий в еврейском церковном календаре: а) о соблюдении субботы (Втор.

Наглядным примером характерных для учения Торы о преступлении и наказании проявлений неравенства евреев и представителей иных народов, именуемых пришельцами, являются положения Девтерономического кодекса, выполняющие функцию правовой охраны личной свободы человека: «Если продастся тебе брат твой, Еврей, или Евреянка, то шесть лет должен он быть рабом тебе, а в седьмой год отпусти его от себя на свободу» (Втор. 15, 12). Это означает, что удержание еврея в рабстве свыше указанного срока признается преступлением против его свободы, тогда как аналогичное деяние в отношении лица нееврейского происхождения преступным не считается. С той же избирательностью закон требует каждый седьмой год прощать долги «ближнему своему» (Втор. 15, 2), сопровождая и это требование несправедливой оговоркой: «С иноземца взыскивай, а что будет твое у брата твоего, прости» (Втор. 15, 3). Аналогично ростовщичество в отношении еврея признается преступлением, тогда как в отношении иноземца дозволяется: «Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост» (Втор. 23, 20). С другой стороны, преступным для еврея, но не иноземца объявлено употребление в пищу мертвечины: «Не ешьте никакой мертвечины; иноземцу, который случится в жилищах твоих, отдай ее, он пусть ест ее, или продай ему; ибо ты народ святой» (Втор.

Во Второзаконии народ Израиля как субъект завета с Богом получил статус «общество Господне» (Втор. 23, 1), принадлежность к которому обусловлена рядом правил, содержание которых указывает на еще несколько отступлений от принципа всеобщего равенства перед законом, ибо отныне все делятся на членов общества Г осподня и тех, кто не может в него войти. Д. В. Щедровицкий на вопрос, «каких же конкретно прав лишается человек "не могущий войти" в общество Г осподне», ответил так: «Согласно традиционному толкованию, имеется в виду запрет жениться на "дочери Израилевой". Брак с любой другой женщиной допускается»^[973]. Однако такое упрощенное толкование рассматриваемых положений Второзакония, их сведение исключительно к брачным отношениям представляется безосновательной попыткой идеализировать ветхозаветное законодательство, скрыть его «неудобные» места за смягченными толкованиями, не переписать, так приспособить суровые нравы ветхозаветного общества, которые неоднократно отмечал сам пророк Моисей, обвиняя Израиль в жестоковыйности, к современным идеалам гуманизма, справедливости и равенства. Кроме того, следует понимать, что и запрет на брак с израильтянками для указанной категории лиц означал не что иное, как отсутствие у них легальной возможности приобрести такой уровень дееспособности, который имелся у сынов Израилевых - членов общества Г осподня, на недопустимость перспективы установления их равенства в правах с израильтянами. Так, «не может войти в общество Господне» (Втор. 23, 2) и быть полноправным субъектом прав и юридических обязанностей, предусмотренных Моисеевым законодательством, пользоваться в полной мере уголовно-правовой охраной и т. п.:

1) человек, имеющий отдельные физические недостатки - «раздавлены ятра», «отрезан детородный член» (Втор. 23, 1);

2) незаконнорожденный и его потомки: «Сын блудницы не может войти в общество Господне, и десятое поколение его не может войти в общество Господне» (Втор. 23, 2);

3) человек, этнически принадлежащий каммонитянам и моавитянам: «Аммо- нитянин иМоавитянин не может войти в общество Господне, и десятое поколение их не может войти в общество Господне во веки» (Втор.

Как видим, предпосылками для установления социального и юридически закрепленного неравенства в Девтерономическом своде законов Моисея стали физические увечья, происхождение и этническая принадлежность лица. При этом, как утверждает М. А Исаев, «кастрация и прочие виды уродств, не позволяющие иметь детей, рассматривались древними евреями как страшный грех - детоубийство»¹. Сказанное позволяет усмотреть уголовно-правовую природу даже в таком основании ограничения правоспособности, как физическая неспособность к деторождению. Что касается иноземцев различной этнической принадлежности, то они были наделены разным правовым статусом, в чем с позиций современных правовых стандартов усматриваются признаки национального и религиозного экстремизма и дискриминации в зависимости от национальности и религиозных убеждений. В связи с этим Г. В. Мальцев дал следующую нелестную оценку рассматриваемым положениям Моисеева уголовного права: «Священное законодательство евреев, изложенное в знаменитом библейском Пятикнижии, раздвоено, воспроизводит и консервирует чисто первобытное разделение на своих и чужих, содержит стандарты обращения - одни, мягкие, - с "братом своим", другие, жесткие, - с "чужеземцем"»^{[974] [975].}

Таким образом, на основании изложенного можно заключить, что приверженность второзаконческих отражений учения Пятикнижия о преступлении и наказании идеям равенства характеризуется не меньшим числом проявлений непоследовательности и противоречий, чем следование идеям справедливости: с одной стороны, в виде общей нормы утверждается равенство перед законом Божиим таких субъектов, как «начальники колен ваших, старейшины ваши, надзиратели ваши, все Израильтяне, дети ваши, жены ваши и пришельцы твои, находящиеся в стане твоем» (Втор. 29, 10-11), что ставит уголовный закон Моисея на порядок выше обычного права; с другой стороны, параллельно в виде частных правил закреплены многочисленные исключения из этого принципа, вводимые в зависимости от социального положения, происхождения, этнической принадлежности и даже физического состояния лица. Став нормой в рассматриваемый ветхозаветный период истории уголовного права, такие положения о неравенстве не нашли поддержки в новозаветной правовой традиции, а современная уголовно-правовая доктрина безоговорочно оценила бы их как легализацию дискриминации и преступные проявления экстремизма¹.

5.2.