§ 3. Генезис налогообложения в государственно-организованном обществе

Человеческое сообщество, являясь по своей природе системным явлением, т. е. совокупностью взаимосвязанных и взаимодействующих как с самими собой, так с внешней средой элементов, на любом историческом этапе своего существования с неизбежностью использует те или иные механизмы саморегулирования, а также инструменты воздействия на объективно существующую среду, в рамках которой оно функционирует, с целью обеспечения своей устойчивости, защищенности и возможности для дальнейшего развития.

Одной из основных функций, которую решает любая система, в том числе и социальная, является функция самосохранения, суть которой заключается в том, что, противостоя внутренним и внешним разрушающим воздействиям, система для самосохранения должна использовать значительную часть своего потенциала, имеющего как материальную, так и нематериальную природу и форму. Использование внутреннего потенциала системы, как правило, происходит при помощи определенных механизмов и процессов, имеющих устойчивый характер.

Подобного рода механизмы регулирования жизнедеятельности социума являются продуктом исторического развития и итогом осмысления процессов, складывающихся в результате воздействия на управляемый объект (прямые связи) и учитывающих возможные последствия (обратные связи), которые такое прямое воздействие может вызвать.

Представляется, что в качестве такого механизма реализации потенциала социума выступает институт распределения и перераспределения этого потенциала внутри самой системы.

Объяснение этому лежит в объективных свойствах как самой социальной системы, в частности в различиях между ее элементами, т. е.

между членами сообщества людей, так и в свойствах той внешней среды, которая противостоит человеку в его повседневной жизнедеятельности.

Так, человеческое сообщество неоднородно в силу естественно- физиологических причин. «Начиная с половозрастных различий, человек отличается от других членов общества национальным и социальным происхождением, умственными и внешними данными и т.

Подобного рода отклонения в базисных характеристиках элементов социальной системы являются, на наш взгляд, факторами, негативно влияющими на процесс функционирования всей системы, и способствующими ее разрушению, поскольку, во-первых, элементы в силу своей неоднородности могут вступать в антагонизм друг с другом, что неизбежно влечет к возникновению диссонанса всей системы, а во-вторых, имея разную по своему объему потенцию к сопротивлению внешнему воздействию, те или иные элементы социальной системы могут быть «поглощены» внешней средой, что также со всей очевидностью приведет к неблагоприятным последствиям для социума в целом.

В такой ситуации социальная система неизбежным образом вырабатывает механизмы, по средствам которых негативные факторы, влияющие на ее устойчивость, нивелируются до уровня, не представляющего опасность.

Представляется очевидным, что наибольшее значение для жизни социума представляют материальные условия его существования, а следовательно, и основное значение для его устойчивости имеет институт перераспределения материальных благ как элемент механизма реализации потенциала социальной системы, существующего в рамках закона самосохранения систем.

В самом общем виде подобного рода перераспределение на первых этапах развития человеческого общества происходило в простейших

формах - путем раздела между членами семьи или общины продовольственных ресурсов, необходимых для пропитания.

Следует согласиться с И.И. Кучеровым, полагающим, что «осознанное желание делиться с кем бы то ни было результатом своего труда изначально вряд ли было присуще человеку в первозданном его состоянии. Необходимость в распределении плодов стала утверждаться в человеческом сознании много позже, одновременно с развитием процесса объединения людей в семьи, рода, племена. Объективной предпосылкой этого явилось разделение труда»^[74].

«Исследователи первобытнообщинных коллективов, существующих параллельно с высокоразвитыми цивилизованными сообществами в условиях современности, установили естественный характер разделения труда в таких коллективах, т.

Л.И. Спиридонов называет такие нужды «общими делами социальной организации, объединенной вещными или рыночными связями. К числу таких общих интересов и проблем он относит защиту от внешнего врага, установление правил коллективного общежития, решение таких коллективных задач, которые отдельная семья или индивид в одиночку решить не в состоянии. К числу последних относятся не только хозяйственные проблемы (например, создание ирригационной системы в древнем Египте), но и охрана одной части территориально организованной

общности от другой ее части, регулирование отношений между ними и т. д.».^[76]

Сказанное со всей очевидностью свидетельствует о том, что распределение и перераспределение материальных благ - это элементы общественного бытия, которое присуще социуму как таковому, поскольку является одним из проявлений общих закономерностей функционирования системы - общество людей.

Определившись с данным обстоятельством, мы тем самым подошли к узловой проблеме, рассматриваемой в рамках настоящего раздела диссертационного исследования - если феномен распределения материальных ресурсов свойственен социуму как таковому, а не только государственно-организованному обществу, то можно ли утверждать что налогообложение, смысловым ядром которого, как известно, и выступает перераспределение материальных ресурсов, существовало и в догосударственный период?

Относительно данного обстоятельства в современной науке существует полисемия мнений и суждений, которые в целом можно свести к следующим точкам зрения.

Во-первых, налогообложение является исключительно плодом государств, порождено им и вне его существовать не может.

Так, Е.М. Ашмарина полагает, что «необходимость взимания налога (первоначально нерегулярно, в натуральном виде) появилась и развивалась вместе с возникновением и становлением государств. Со временем, по мере укрепления государства и расширения запросов светской власти (содержание армии и т. д.), устанавливаются обязательные и регулярные взимания с населения в ее пользу»^[77].

А. В. Брызгалин также исходит из того, что возникновение налогообложения было вызвано появлением государства и государственного

аппарата, создавших и использовавших фискальные механизмы для финансирования своих расходов»^[78].

Б.Х. Алиев утверждает, что «налоги возникли еще в древности, с появлением в структуре общества особого органа, не участвующего в материальном производстве, в функции которого входила защита интересов данного общества»,^[79] т. е. с возникновением государства.

Вторая точка зрения сводится к утверждению, что и налог и государство, являясь социальными явлениями, возникают объективно и одновременно в результате длительного процесса эволюции общественных институтов.

Так, А.Б. Венгеров полагает «государство как новая организационная форма жизни общества возникает объективно, в итоге неолитической революции, перехода человечества к производящей экономике, т. е. в процессе изменения материальных условий жизни общества, становления новых организационно-трудовых форм этой жизни. Оно не навязывается обществу извне, а возникает в силу внутренних факторов: материальных, организационных, идеологических»^[80]. Также А.Б. Венгеров отмечает, что «первичное государство - это когда город начинает выполнять по отношению к другим прилегающим селениям такую функцию государственного управления, как взимание дани или налогов, а функцию учета поступления этих средств непосредственно осуществляет храм»^{[81] [82].}

По мнению Л.И. Спиридонова, «право и государство друг друга не порождают, они оба порождены обществом»³.

Анализируя позицию данного автора, С.С. Щепкин отмечает, что «государство, согласно концепции Л.И. Спиридонова, возникло в силу объективной потребности новой социальной организации, объединенной обменными отношениями, в общественной силе, которая способна решать

общие дела или мобилизовать население на их решение. К числу общих дел относится решение таких коллективных задач, которые отдельная семья или индивид в одиночку решить не в состоянии, а их решение невозможно без определенного аккумулирования индивидуальных имуществ на эти цели»^[83].

Н.П. Кучерявенко также придерживается мнения, что «налог представляет собой продукт естественного развития социума, главными предпосылками возникновения которого явились переход от натурального хозяйства к денежному, зарождение и формирование государства»^[84].

В этой связи не лишним представляется упомянуть слова английского исследователя А. Порки, что «государство и налоги появляются на свет почти одновременно, ибо государство есть дитя, словно родившееся уже с ложкой в одной руке и мечом в другой»^[85].

Третий подход связан с той точкой зрения, что налоги появились задолго до возникновения государственной организации общества и их существование обусловлено первыми общественными потребностями.

Т.Ф. Юткина опровергает утверждение о том, что «понятие «налоги» возникло с появлением государства, и считает, что налоги «независимо от их разных названий существовали задолго до учреждения института государственности. Становление государства привело к оформлению разрозненных налоговых форм в систему, что положило начало современному толкованию содержания налогообложения. Наличие государства - вторичное условие для формирования налоговых, равно как и финансовых, отношений в целом. Распределение и перераспределение стоимости в любой ее форме - процессы, объективно существующие как в сознании, так и в реальной жизни. Распределение - основное условие жизнедеятельности общества, а осознанное отождествление его с теми или

иными категориями определяется развитием научной мысли и степенью ее внедрения в реальную практику»^[86].

В.М. Чибинев также считает, что «история налогов уходит своими корнями в глубокую древность, к самым истокам цивилизации»^[87]. М. Сальников, С.С. Щепкин аналогичным образом полагают, что «налоги как социально значимое явление никто персонально не изобретал и не основывал. Они возникли в результате естественно исторического развития общества как социального организма»^[88].

Проанализировав все вышеизложенные точки зрения, существующие в современной науке относительно проблемы определения исходных начал генезиса налогообложения, представляется необходимым отметить, что разнообразие мнений по этому вопросу связано не столько с концептуальными различиями в причинах генезиса налога, сколько в использовании авторами различных методологических приемов. Ярким свидетельством тому является точка зрения Т.Ф. Юткиной относительно того, что «распределение - основное условие жизнедеятельности общества, а осознанное отождествление его с теми или иными категориями определяется развитием научной мысли и степенью ее внедрения в реальную практику»^[89].

Иными слова, указанный автор полагает, что раз феномен распределения материальных благ присущ обществу как таковому вне зависимости от того, функционирует ли он в рамках государственной или вне государственной формы организации, то, в какую категорию или категории его облечет мышление, значения не имеет, т. к. социальная действительность, которая в конечном счете и будет отражена в таких категориях, все равно будет идентична.

Логичным продолжением такого умозаключения Т.Ф. Юткиной являлось бы предположение, что налогообложение и распределение материальных благ внутри социума есть, в сущности явления тождественные, а соответственно, генезис налога связывать с каким-то этапом развития общества, пусть даже и таким чрезвычайно важным, как возникновение государства, необходимости нет.

Данное утверждение, на наш взгляд, основано на не совсем верном представлении о статике института перераспределения материальных благ и игнорировании диалектических законов его развития, равно как и законов развития той социальной системы, в которой он находится.

Действительно, смысловым ядром института налогообложения являются распределение и перераспределение материальных благ, однако говорить о тождестве двух этих явлений не верно. В противном случае придется признать, что во всех тех сферах общественной жизни, где мы можем наблюдать элементы обмена и перераспределения, например, совместное ведение домашнего хозяйства, участие в жизни трудового коллектива нт. д., имеют место налоговые механизмы. Такая постановка проблемы представляется ошибочной.

Также не совсем верной, на наш взгляд, является позиция тех исследователей, которые утверждают, что налогообложение возникает исключительно в рамках государства и производно от его политической воли. Подобного рода постановка проблемы сводит на нет роль и значение тех объективно существующих социальных факторов, которые лежат в основе института налогообложения и, как следствие, позволяет сделать вывод, с одной стороны, об искусственном характере налога, а с другой, об одномоментности его возникновения.

Искусственность и одномоментность в данном случае понимаются как отрицание существования в догосударственных формах организации общества социальных механизмов, по своей сущности и предназначению схожих с институтом налогообложения, а соответственно, и как отсутствие

какой бы то ни было преемственности между рассматриваемым явлением и феноменом распределения как способа обеспечения самосохранения и единства той или иной социальной общности.

Данные утверждения идут в разрез с ранее изложенными нами доводами относительно природы феномена распределения и перераспределения в социальных системах.

На наш взгляд, более корректным является утверждение, что налогообложение и распределение материальных благ соотносятся друг с другом как часть и целое.

Очевидно, что как только человек стал объединяться в какой-то прообраз социума, т. е. создавать ту или иную социальную систему, в ней начали функционировать механизмы обмена, распределения и перераспределения. Так, еще Р. Иеринг отмечал, что «природа указала человеку путь, которым он может склонять других людей к содействию его целям; таким путем служит для него соединение собственной цели с чужим интересом»^[90].

Как известно, социальные системы не находятся в статике, они постоянно развиваются, эволюционируют или, наоборот, деградируют, видоизменяются и т. д. Диалектическое развитие социальных систем затрагивает не какую-то их сторону, составную часть или свойство, оно всеобъемлюще охватывает все процессы и институты, которые происходят или находятся внутри них.

Институт распределения и перераспределения материальных благ не является исключением. Зародившись в самых наипростейших формах, собственно как и та социальная реальность, в которой он существовал, он начинает развиваться и видоизменятся.

По мере услужения общественной жизни, возникновения качественно новых социальных институтов и связей между ними происходит и видоизменение механизмов распределения и перераспределения

материальных благ внутри общества людей. Т. е. по мере увеличения численности человеческого сообщества, расширения географии его расселения, а соответственно, и появления новых, ранее не известных социальных проблем наипростейшие формы распределения перестают выполнять свою функцию по обеспечению самосохранения системы, на их смены приходят другие, более адекватные сложившейся действительности.

Представляется, что в качестве основного момента видоизменения механизма распределения выступает переход от горизонтального распределения к вертикальному, т. к. в условиях расширения социальных связей и увеличения их масштабов процесс обмена непосредственно между элементами социальной системы, или между членами того или иного социума, оказался затруднен, а подчас и полностью невозможен. В этих условиях возникает необходимость в централизованном управлении процессом распределения, т. е. по сути, помимо непосредственно участников обменных отношений, возникает третий субъект перераспределения, который осуществляет администрирование этого процесса.

На первом этапе значение того рода субъекта отношений было не велико и заключалась по большей части в координации процесса распределения между членами сообщества. Однако, под воздействием различных факторов, носящих как объективный, так и субъективный характер, из опосредованного координатора отношений обмена такого рода участник трансформируется в транзитную инстанцию всех распределительных процессов, происходящих в той или иной социальной системе.

Такая модель распределения предполагает непрямые отношения между тем, от кого поступает материальное благо, и тем, кому оно предназначается, а более сложную систему, связанную с аккумулированием ресурсов в одном месте или у одного субъекта и дальнейшим их перераспределением конечному получателю.

Если изначально перераспределение строилось на добровольных началах, пусть это даже и было связано отчасти с интуитивным,

подсознательным пониманием того или иного социального процесса, то с переходом к новой системе распределения ситуация изменилась.

В этой связи И.И. Кучеров полагает, что «изначально в основе обменных отношений лежало соблюдение общепринятых в той или иной общине обычаев и традиций, а чуть позже - отправление зарождающегося религиозного культа и необходимость обеспечения его служителей»^[91]. Тем сам сложилась ситуация, ранее не известная социальной действительности, - возник институт, занимающийся исключительно функциями управления процессами распределения и не производящий сам никаких материальных ценностей.

Необходимо отметить, что именно религия, а точнее тот аппарат, который ее обслуживал, сыграл огромную роль в трансформации догосударственной системы распределения материальных благ.

Сакрализация вертикальной модели перераспределения была вызвана тем обстоятельством, что в условиях расширяющихся масштабов связей между элементами социальной системы утрачивался непосредственный контакт между «отдающим» и «получающим» членом общества, окончательно растворилась в массиве общественных отношений эквивалентность обмена, у членов социума возник вопрос о необходимости и целесообразности отчуждения части своей материальной базы, т. е. того, что в дальнейшим будет иметь форму частной собственности, в пользу неперсонифицированного субъекта без получения какого-либо встречного объективированного положительного эффекта для себя. Иными словами, возникла проблема, остающаяся актуальной и по сей день и коренящаяся, по мнению Аристотеля, «в природе самого человека и его естественной любви к себе»,^[92] связанная с преодолением нежелания безвозмездного отчуждения своего материального блага пусть даже и для целей обеспечения функционирования социальной системы.

В таких условиях возникла потребность в формировании такого механизма, который смог бы выступить контрсилой в противовес указанной выше особенности человеческого сознания.

Представляется, что таким механизмом и стала сакрализация системы распределения и перераспределения.

Так, человеку по своей природе свойственно стремление к познанию окружающей его действительности, пониманию тех закономерностей и процессов, которые происходят вокруг него. Однако человеческое мышление не обладало и, думается, еще долгое время не будет обладать всем необходимым инструментарием для познания всего того, что оно познать хочет, а соответственно, возникает проблема явной несоразмерности того знания, которым обладает субъект познания, с тем знанием, которого было бы достаточно для адекватного понимания интересующих его событий и фактов. Тем самым возникает некая область, объективно лежащая за гранью рационального понимания человека об окружающей действительности, однако стремление к такому пониманию все равно остается, вызывая тем самым тенденции, описанные Л.И. Петражицким и «заключающиеся в свойствах человеческой психики приписывать разным предметам и явлениям природы, в т. ч. неодушевленным, разные духовные силы и свойства, известные и привычные индивиду в его духовной жизни, поскольку для этого имеются поводы в виде каких-либо сходств подлежащих явлений природы, их характера, последствий и т. д. с одной стороны, человеческий действий или иных проявлений духовной жизни с другой»^[93].

Подобное наделение мистическим смыслом явлений природы порождает возникновение сакрального представления о тех вещах и процессах, которые рациональным и доступным способом не могут быть познаны, а соответственно, порождает определенные явления в сознании человека.

К такого рода психическим явлениям Л.И. Петражицкий, в частности, относит «представления о наложении обязанностей или наделении правами различных божественных или духовных существ. В число таких прав богов по отношению к людям он включает, особенно на низших ступенях развития религиозного права, правопритязяния на доставление пиши и напитков»^[94].

По мере укрепления их в сознании человека в результате многократного повторения из поколения в поколения они стали приобретать форму архетипов, тем самым привнося свой вклад в процесс становления новой вертикально итерированной системы перераспределения, т. к. подобного рода архетипы, и как следствие - их объективированное выражение в виде конкретного отправления того или иного культа в форме материального подношения, и стали на первом этапе тем первичным противовесом нежелания производить безвозмездное отчуждение конкретного члена социума.

Вместе с тем говорить об исключительно добровольном характере такого рода системы распределения и перераспределения представлялось бы не точным.

«Теоретически, - полагают М. Сальников и С.С. Щепкин, - принесение жертвы базируется на доброй воле, но всем известно, как быстро заканчивается добровольное начало, становясь принуждением, неписаным законом, когда жертва ожидается, т. е. если отказ от нее будет кем-то плохо воспринят или даже вызовет гнев богов»^[95].

Естественно, подобного рода принуждение существенно отличалось от привычного нам принуждения, обеспечивающего исполнение налоговых обязанностей в современном мире. Имея в большей степени символическое значение, выражавшееся в разного рода процессах отправления религиозного культа, оно в тоже время достаточно эффективно, до определенного момента,

играло роль приводного механизма вертикальной системы перераспределения. Иными словами, именно на данном этапе развития института перераспределения можно сказать, что происходит трансформация условно добровольного механизма в условно не добровольный, обеспечивающейся внешней силой принуждения.

В этой связи уместно вспомнить слова П. Бурдье о том, что «если государство в состоянии осуществлять символическое насилие, то оно воплощается одновременно объективно в виде специфических структур и механизмов и «субъективно» или, если хотите, в головах людей, в виде мыслительных структур, категорий восприятия и мышления»^[96].

В данном случаи необходимо отметить, что, цитируя вышеуказанного автора, мы не хотим сказать о том, что процесс вертикальной институализации распределения и перераспределения материальных благ позволяет говорить о наличности «государства» в рассматриваемый период.

Так, если государство по П. Бурдье - «это завершение процесса концентрации различных видов капитала: физического принуждения или средств насилия (армия, полиция), экономического, культурного или, точнее, информационного, символического - концентрации, которая сама по себе делает из государства владельца определенного рода метакапитала, дающего власть над другими видами капитала и над их владельцами»,^[97] то трансформация под воздействием процесса сакрализации, социального института перераспределения из горизонтального в вертикальный - есть некий этап, составная часть подобного рода концентрации, важность и значимость которого проявляется в том, что он затрагивает все слагаемые метакапитала государства: насилие, экономический, культурный и символический капитал.

Архетипы, возникшие в сознании людей в связи с сакрализацией института распределения и перераспределения, обуславливающие переход

от первоначального механизма циркулирования материальных благ внутри социальной системы, основанной на горизонтальных связях между элементами социума и носящей двухчленный характер, к вертикальному, сводящемуся в конечном счете к выделению третей инстанции в цепочке перераспределения, осуществляющей управление самим процессом распределения, является, с одной стороны, отправной точкой становления налоговой системы, а с другой, важным событием в формировании нового типа организации общества - государства.

Следует также отметить, что сакрализация механизма перераспределения, помимо того, что она впервые породила феномен принудительного распределения, имела и еще одно чрезвычайно важно значение. Представляется, что служители храма, задействованные в осуществлении религиозных обрядов и, соответственно, выступающие в качестве некоего аппарата обслуживающего фонда материальных активов, полученных в результате аккумулирования подношений, выделившись из общества, образовали социальную страту, начавшую функционировать как самостоятельная социальная система.

Функционирование такого рода системы, сопровождающееся накоплением материального и символического капитала, привело в конечном счете к выделению из общества самостоятельной и чрезвычайно закрытой социальной группе - духовенства.

Тем не менее, возвращаясь к исконной проблеме настоящего параграфа - генезису налогообложения, следует сказать, что, на наш взгляд, именно та система отправления культа, сопровождающаяся подношением материальных благ в храм, конечно, с определенной долей условности, позволяет говорить о зарождении прообраза того, что впоследствии приобретет институционально выраженную форму налоговой системы.

В качестве аргументов данного утверждения следует соотнести конституирующие признаки налогообложения в современном его понимании с той системой, которая возникала в древности вокруг храма.

Так, во-первых, подношения в храм, как и современные налоги, имели абстрактный, индивидуально не определенный характер, т. е. их представление не влекло получения какого-то бы то ни было встречного полезного эффекта в виде материального или духовного блага. Они поступали в распоряжение служителей храма, которые самостоятельно, по аналогии с фиском, решали вопрос об их дальнейшем распределении, в том числе и об объеме своего собственного потребления за счет аккумулированных средств.

Во-вторых, следует иметь в виду принудительный характер. Вертикальная система перераспределения материальных ресурсов как в случае с институционально оформленной современной налоговой системой, так и в случае с системой, сложившейся в рамках отправления культа, обеспечивается силой принуждения извне. Характер такого принуждения может быть различный - от применения современный правовых санкций, до «привлечения» мистических или божественных сил для кары нарушившего ритуал подношения члена общины. При этом общий смысл все равно остается неизменным - происходит воздействие на поведение лица и понуждение его к совершению определенных действий по безвозмездному отчуждению его имущества в пользу абстрактного получателя, в качестве которого может выступать храм или казна.

В-третьих, сформировавшийся механизм аккумулирования материальных ресурсов в соответствующем фонде, т. е. наличие как минимум двух слагаемых: выработанной процедуры действий и необходимого количества организованных людей для реализации такого рода процедуры. Если говорить о современной обществе, то в качестве такого рода слагаемых выступают те или иные нормативно-правовые акты, регулирующие налоговые и бюджетные отношения, и государственный аппарат, в лице фискальных органов, применяющий данные правовые нормы.

Появление таких явлений, как наличие процедуры распределения и аппарата по ее претворению в жизнь, вообще является знаковым и

чрезвычайно важным для всей истории социальной организации человечества, поскольку впервые в социуме сформировался: аппарат, не занятый в производстве каких бы то ни было благ, а осуществляющий исключительно управление, (т. е. по сути прообраз современного государственного аппарата и бюрократии) и феномен строго определенной процедуры, регламентированной, как правило, каким-то священным писанием, не известный ранее человечеству.

Тем не менее, говорить, на наш взгляд, о том, что на данном этапе мы уже имеем дело с полноценной налоговой системой, не представляется возможным.

Конституирование вокруг храмов системы подношений явилось, важным, но не единственным фактором трансформации института распределения и перераспределения материальных благ в то, что мы сегодня привыкли называть налогом.

Следует отметить, что генезис налога, как впрочем и многих других социальных явлений, имеет в своем основании множество различных причин, условий и факторов. У разных народов и в разные исторические эпохи он происходит не однотипно.

Так, не вызывает сомнения, что на процесс образования налоговых систем оказали влияние и войны, с последующим установлением дани с побежденных народов, и распределение права собственности на землю среди узкой социальной группы, с последующим установлением ренты-налога, и многие другие факторы.

В это связи немецкий ученый К. Хойзер в свое время отмечал, что, «когда возник налог или то, что сегодня под этим понимается (выделено автором - Г.К.), «государства» в нашем смысле слова еще не было и существовали исторически предшествующие ранние формы государственной организации, например, у германских народов - патриархально организованные объединения племен, в греческом мире и на Апеннинском

полуострове - управлявшиеся олигархиями города-государства и, наконец, базировавшиеся на теократии династии в Египте и Передней Азии.

Следовательно, в отношении ранних стадий общественного развития совсем непросто говорить о государстве, тем более о налоге или о едином процессе развития налогообложения. В лучшем случае можно высказываться лишь о некоторых типичных формах сборов, приношений или услуг, которые оказывались или должны были оказываться общине, властителю или богу»^[98].

Таким образом, все ранее вышеизложенное имело своей целью показать, что налог возник не как проявление произвола государства, связанного со стремлением изъять часть доходов подданных в свою пользу, а как некий объективно обусловленный особенностями социальной действительности процесс, носящий в природе своей закономерный характер.

«Подать не есть ограбление общества, а наоборот, ни одна подать не должна была быть вредною для жизни общества, - ибо подать представляет в социальном теле только естественный приток крови, из которого центральные органы тела - государство в этом числе - черпают пищу и силы для той деятельности, посредствам которой только вообще выполняются законы жизни общества. Социальный организм должен брать податную сумму здесь, с тем, чтобы отдать ее там»^[99].

В то же время следует особо подчеркнуть, что поскольку государство есть явление политическое, а распределение и перераспределение получают свое окончательное оформление в виде налоговой системы именно с появлением государства, то она вбирает в себя элементы политики.

Более того, представляется, что именно инкорпорация политического компонента в институт вертикального перераспределения с появлением государства и подвела итог окончательному оформлению налоговой системы.

Данное утверждение означает, что, несмотря на объективный и закономерный характер налогообложения, оно не может быть индифферентно по отношению к политическим процессам, происходящим в обществе, поскольку налог на протяжении всей истории своего существования знаменовал собой краеугольный камень взаимоотношений государственной власти и подданных.

Во многом именно благодаря налогу подданные впервые осознали свою связь с публичной властью, вторгающуюся в сферу их личной свободы - собственности, ощутили на себе обязанность повиновения, выражающуюся в «добровольном» отчуждении части своей имущественной базы в пользу фиска.

Вместе с тем, такого рода обязанность по отчуждению части имущества для целей перераспределения существовала и в догосударственно- организованном обществе, а соответственно, существовала и определенная связь между тем, кто обязан был на основании какого-либо обычая или традиции произвести отчуждение и тем общественным институтом (храмом, вождем и т. д.), в пользу которого оно производилось.

В связи с этим возникает вопрос: в чем тогда собственно состоит принципиальная разница между системой отношений, складывающихся между плательщиком налога и фиском в государстве, и аналогичными отношениями, существующими в догосударственной форме организации общества?

Ответ на данный, как нам представляется, заключается в том, что в отличие от первобытнообщинного строя, где отношения внутри социума строились аполитично и основывались, в основном, на принципе равенства всех членов общины, налоговые отношения наоборот всегда пронизаны политической составляющей.

Ведь очевидным, на наш взгляд, представляется тот факт, что коли уплата налога, с экономической точки зрения, есть неблагоприятный для плательщика факт, выражающийся в уменьшении его материальной базы, то

в зависимости от того, в чьих руках находится власть, кто является носителем фискального суверенитета, налоговое бремя будет распределятся по-разному.

Так, если в том или ином социуме, не знающем институтов государственной власти, процесс распределения и перераспределения носил всеобщий характер, отчуждение части своего имущества в пользу общины было делом каждого, то с появлением государственной организации оно трансформировалось из «дела каждого» в обязанность определенного класса, группы людей, лишенных политической возможности влиять на свое положение в качестве фискалообязанных лиц.

Здесь представляется уместным вспомнить софиста Фрасимаха, абсолютно справедливо, на наш взгляд, полагающего, что «государство служит интересам тех, в чьих руках находится власть»^[100].

Применив вышеизложенное суждение античного философа на интересующую нас область, можем сделать вывод, что раз государство служит интересам тех, в чьих руках власть, то и налоговое бремя оно устанавливает таким образом, чтобы обеспечить их интересы.

Соответственно, возникает ситуация, когда налогообязанными лицами становятся те, кто по той или иной причине лишен возможности влиять на управление государством.

Представляется, что с точки зрения исследования генезиса налогообложения именно констатация факта трансформации бремени по отчуждению своего материального блага для целей перераспределения в пользу тех, в чьих руках находится власть, может, на наш взгляд, служить одной из отправных точек начала существования налоговой системы.

Таким образом, процесс распределения и перераспределения материальных благ, имея в своей основе определенные закономерности существования и функционирования социальной системы, приобретает институционально оформленный вид налоговой системы только в тот

момент, когда он наполняется определенным политическим содержанием, т. е. когда фискальное бремя распределяется исходя из политической расстановки сил в том или ином государстве.

Следует отметить, что в определенные моменты такого рода содержание может приобретать черты политического произвола, когда притязания фиска к своим подданным, или части подданных, обуславливаются не потребностями общества, организованного в виде того или иного государства, в распределении материальных благ, а произволом носителя политической власти, т. е. суверена, или той или иной элиты.

Однако не следует смешивать понятия «политический компонент» и «произвол государства» в процессе генезиса налогообложения. Так, если первый призван придать объективным процессам, происходящим в социальной системе, определенную форму, соответствующую государственно-организованному обществу, то второй, не имеет под собой какой-либо основы и зиждется лишь на неограниченной свободе носителя власти.

Подобного рода «фискальный произвол», как правило, является составной частью политического произвола в целом, существующего в том или ином конкретном государстве и представляющего собой не характеристику налогообложения, а особенность политического устройства в таком государстве.

Подведем итоги рассматриваемой в рамках данного параграфа диссертационного исследования проблематики.

Так, феномен распределения и перераспределения присущ социальной системе как токовой от природы и связан с функцией по ее самосохранению.

В то же время по мере усложнения общественной жизни происходит и усложнение механизма перераспределения, характеризующееся формированием вертикальной системы отношений, опосредующих движение материальных благ внутри социума.

Формирование такого рода системы было обусловлено многими факторами, в числе которых особо следует отметить сакрализацию института распределения и зарождение в рамках религиозного культа механизма принудительного изъятия материального блага в пользу обезличенного фонда и дальнейшее его перераспределение служителями храма.

Данный этап трансформации института перераспределения особо отмечен нами, т. к. именно в этот момент, на наш взгляд, формируются конституирующие признаки налоговой системы. Кроме того, сакрализация изъятия имущества у членов социума в пользу храма позволила сформироваться архетипу, способствующему укреплению в сознании идеи о полезности производства подношения плюс понимания наличия механизма принуждения, гарантирующего исполнение обязанности по отчуждению того или иного блага послушника для целей храма.

Окончательное же институциональное оформление феномена вертикального распределения в налоговую систему происходит с возникновением нового типа организации общества - государственного, и привнесения в механизм распределения политического компонента. Политический компонент в характеристике налогообложения у различных народов в различные эпохи приобретал самые разнообразные формы - от откровенного произвола власти до относительного соответствия интересам социума.

Говоря о генезисе налогообложения в государственно - организованном обществе, можно утверждать, что государство не породило этот феномен, не создало его с нуля, а лишь придало соответствующую форму.