ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Предлагаемая вашему вниманию книга американского экономиста Мюррея Ротбарда (1926-1995) о деньгах, без сомнения, будет с огромным интересом прочитана теми, кто интересуется феноменом денег, и ничего не знает о теоретических баталиях по этому поводу.
Экономисты, получившие общее экономическое образование, а также, возможно, некоторые историки, прочтут ее с удивлением и, скорее всего, с немалой долей раздражения. Я думаю, знай Ротбард, что он удовлетворил любопытство интересующихся и рассердил ученых-экономистов, он был бы доволен (хотя, конечно, это мой домысел).По своим научным взглядам Ротбард принадлежит к австрийской школе экономической мысли. Эта школа была когда-то знаменита на весь мир, затем ее постигло почти полное забвение, а сегодня она вернула себе научный престиж и медленно, но верно становится известной широкой публике. Одним из признаков роста этой известности стало предлагаемое - второе - издание книги, которую вы держите в руках.
«Австрийской» эта школа, возникшая в последней четверти XIX века, называется потому, что ее основатель и его ближайшие последователи были австрийцами. Работы этих авторов (Карла Менгера, Ойгена Бём-Баверка, Фридриха фон Визера и других) были переведены на итальянский, французский, шведский и английский языки, и на рубеже XIX-XX вв. оказывали сильнейшее влияние на ту ветвь мировой экономической мысли, которая не разделяла социалистических взглядов. К началу 1930 годов, когда вышли работы представителей второго поколения австрийской школы, она стала влиятельной и признанной, однако затем угасла, попав под набиравший мощь водопад кейнсианских работ. После войны 1939-1945 гг. кейнсианство, сумев приспособить для своих нужд доминировавшую ранее неоклассическую традицию, на долгие годы стало господствующей философией экономистов, государственных служащих, журналистов и широких слоев общественности западного мира.
Австрийская школа, каза-лось, умерла (ученик Ротбарда, американский экономист Уолтер Блок, писал, что в 1965 году, готовясь к защите Ph.D по экономике в Колумбийском университете, он ничего не слышал о существовании этого направления экономической мысли до своего личного знакомства с Ротбардом).
Именно в конце 1940-х годов происходит знакомство автора предлагаемой книги с величайшим экономистом и социальным философом XX века, лидером австрийской школы Людвигом фон Мизесом (1881-1973). Л. фон Мизес, переехавший в США в 1940 году, работал тогда над подготовкой к изданию своего главного труда «Человеческая деятельность» (русский перевод вышел в издательстве «Экономика» в 2000 году, в настоящее время издательство «Социум» готовит его второе издание). Кроме того, по своей многолетней, еще венской привычке, Мизес вел семинар, организовав его при Школе бизнеса Университета г Нью-Йорк. Этот семинар и стал посещать, начиная с 1947 года, Мюррей Рот- бард - тогда молодой математик, получивший вдобавок магистерскую степень по экономике, выпускник Колумбийского университета, другого, куда более престижного, нью-йоркского высшего учебного заведения. С этого семинара началась долгая и успешная научная и общественная карьера Ротбарда.
Приняв решение о необходимости получения Ph.D. по экономике, Ротбард выбрал своими наставниками Мизеса и одного из лучших американских специалистов по истории экономической мысли Джозефа Дорфмана, профессора Колумбийского университета (Мизес, отношение к которому в академической среде было по меньшей мере сложным, не имел формального права быть научным руководителем). Во время подготовки и после защиты диссертации Ротбард пишет и публикует одну за другой теоретические статьи, а в 1963 году издает фундаментальный трактат по экономической теории «Человек, экономика и государство». Перу Ротбарда принадлежат также много раз переиздававшаяся «Великая депрессия в Америке», четырехтомник по экономической истории колониального периода и войны за независимость США, «Власть и рынок» (русское издание 2003 г.), «Этика свободы», двухтомная «История экономической мысли: австрийский взгляд» и другие книги.
Всего за 45 лет активнейшей научной, преподавательской и общественной деятельности им написано 25 книг и тысячи статей, в том числе более пятисот в академическом формате.В 1982 году Ротбард занял пост академического главы Института фон Мизеса, организованного Л. Рокуэллом после того, как он дал слово вдове Мизеса, Маргит фон Мизес, сделать этот институт делом своей жизни. Ротбард возглавляет также редколлегию главного научного периодического издания экономистов австрийской школы, Austrian Economic Review (в настоящее время этот журнал выходит под названием Quarterly Journal of Austrian Economics). Мюррей Ротбард продолжает вести огромную научную, педагогическую и публицистическую работу\' вплоть до своей кончины, последовавшей в январе 1995 года.
Книга «Государство и деньги» впервые вышла в 1964 году Она переведена на многие языки мира и неоднократно переиздавалась в США. Русский перевод дополнен работой нового, уже пятого поколения экономистов австрийской школы, немецкого ученого Гвидо Хюльсмана, в которой события денежной истории прослежены от второй половины 1970-х годов до рубежа XX- XXI веков.
Заслуги австрийской школы велики и многообразны. Поставив во главу угла человеческую индивидуальность, эти экономисты обнаружили единство логики любой человеческой деятельности. Чем бы ни занимался человек, он действует целенаправленно и намеренно, все его усилия имеют неустранимую духовную компоненту. Мы можем постичь намерения других людей, глядя на то, что они фактически делают. Человек может ошибаться в своих расчетах - и не только потому, что он не знает всех законов природы, но и потому, что оценки и планы других людей изменчивы. Все многообразие человеческих мотивов и целей базируется на едином принципе: человек действует, желая изменить ситуацию к лучшему так, как он понимает это улучшение Из этой аксиомы австрийцы выводят всю экономическую конкретику. Экономическая наука в их изложении перестает быть собранием никак не связанных между собой осколков эмпирии, хаотически перемешанной с линейным программированием, математической статистикой и жалкими пародиями на законы термодинамики.
Однако, приобретая цельность, экономическая теория в исполнении австрийской школы лишается статуса идеологического, «научного» оправдания сменяющих друг друга авантюр в области экономической политики. С ее помощью невозможно ни оправдать инфляцию, ни указать верные «точки роста», способные будто бы обеспечить некие «прорывы», ни освятить научным авторитетом какие-то другие волшебные способы обеспечить экономический рост ценой - всего-навсего - насильственного перераспределения к общему благу чужой собственности группой лиц, называющих себя государством.Важнейшим частным случаем человеческой деятельности является обмен. Пристальное внимание австрийской школы к обмену объясняется теоретической прозорливостью и любопытством ее основателей. Обмен - это добровольный акт, в ходе которого стороны отказываются от того, что ценят меньше, получая то, что ценят больше. Обмен позволяет человеку получить то, чего у него нет. Но это не единственный способ. Альтернатива обмену - насилие или изолированное существование. Насилие имеет для многих некое обаяние. Скажем, дети, насмотревшись кино, часто играют в войну или в гангстеров. Но люди, вырастая из детского возраста, - кто раньше, кто позже, - начинают понимать; для того, чтобы насилие обеспечивало одних булками, свежими сорочками, «мерседесами», электролампочками, сменными лезвиями для бритвы другие люди должны произвести эти «мерседесы» и лезвия. Изолированное существо при известной сноровке, конечно, может, затратив изрядное время, произвести булку или штаны. Но вот производство электролампочек (не говоря уже о «мерседесах» и «жигулях») для изолированного человека более проблематично. Обмен расширяет и углубляет разделение труда и специализацию, обеспечивая на этой основе накопление капитала, который не только умножает человеческие усилия, но и делает возможным то, что невозможно для изолированного человека. Обмениваясь, люди сотрудничают. Сотрудничая, они получают гораздо больше, чем враждуя. Когда эта нехитрая мысль была усвоена сильными мира сего, вдруг выяснилось, что для того, чтобы понежиться под солнцем, северянам вовсе не обязательно завоевывать южан.
Достаточно купить билет на самолет и снять номер у моря. Южане тоже переоценили выгодность ежегодных набегов на северные города с целью увода в рабство изготовленных на севере автомобильных стад. Обмен продуктивен именно потому, что каждый отдает то, что ценит меньше, получая то, что ценит больше. Особенно эффективен обмен, осуществляемый с помощью денег.На первый взгляд, деньги обеспечивают пусть удивительно простой и изящный, но всего лишь способ некой рационализации обмена. Теперь не нужно искать всех, кто согласен участвовать в длинных и нестабильных обменных цепочках. Для получения материальных благ, пригодных для потребления или производства больше не нужно уговаривать, заставлять, кричать и бить кулаком по столу - появляется возможность продавать и покупать. Деньги - универсальное средство обмена, являющееся таковым в силу известности этого факта и привычки к нему. Однако эта
простота денег обычно закрывает от нас факт совершенно революционной трансформации мира, познавшего деньги, по сравнению с миром, обменивающегося вещами напрямую. Обменные пропорции превращаются в денежные цены. Появляется возможность предварительного расчета своих действий. Цены указывают нам и наши возможности, и интенсивность спроса на наш труд или товары. Полагая цены более или менее постоянными, мы начинаем по-иному организовывать свои действия. То, что ценится выше, бросает обратный отсвет на то, что нужно для его производства. Не потому золото дорого, что тяжел труд старателя - старатель идет на тяжелый труд, потому, что золото дорого.
Действуя так, чтобы достичь своих целей, в чем бы они ни заключались, человек всегда опирается на некие известные ему факты и параметры настоящего. Кроме того, он считает, что эти причинно-следственные связи, параметры или, по крайней мере, их соотношения, сохранятся в будущем. Булка вряд ли будет стоить дороже «мерседеса» завтра, если она стоила много дешевле сегодня, и если система цен не разрушится. Будущее, однако, не предопределено.
На маркетинговые исследования и «научные» прогнозы бизнесмены тратят горы долларов и рублей. Однако банкротства в бизнесе от этого никуда не исчезают. В 2002 году на редкость тихо прошло празднование 10-летнего юбилея книги Майкла Хаммера «Планирование ресурсов предприятия» (ERP, Enterprise Resource Planning), возвещавшей, казалось, новую эру в управлении бизнесом. Корпоративный мир с удивлением обнаружил, что успешность бизнеса никак не зависит от того, использовалась ли технология ERP или нет. Природа предпринимательской неудачи осталась неизменной: нечто произведено, а спроса нет, причем, это обидным образом выясняется апостериорно, когда ресурсы затрачены. Поэтому, по-человечески понятны те, кто инвестирует в создание образа воображаемых «общественно полезных», но конкретно никому не нужных технологий, сооружений или производств. Как писал один из предшественников Рот- барда, Фредерик Бастиа, рациональной стратегией для законодателей было бы, тем не менее, не поощрение расточительных начинаний за общественный счет, а налогообложение всех в пользу предпринимателей-неудачников. Общественные деньги в этом случае шли бы на поддержание привычного образа жизни конкретных людей. Ведь в противном случае, когда эти конкретные люди инвестируют под защитой высоких тарифов, или возводят циклопические сооружения на бюджетные деньги, они безвозвратно тратят на производство ненужного массу ценных ресурсов, которые могли бы пригодиться тем, чья продукция пользуется уважением и спросом.Великий механизм рынка безошибочно указывает, что именно общество признаёт за результат, но только после того, как результат предъявлен. Покупая товары и услуги, или отказываясь от покупки, люди голосуют рублем. Неустранимый факт, имеющий статус аксиомы, состоит в том, что их оценки переменчивы, их вкусы непостоянны. Покупатели лишь своими фактическими действиями показывают производителям, что именно они считают ценным. Ценность созданного предпринимателем должна быть больше, чем ценность истраченных при этом ресурсов. Убытки, а не опросы подсказывают предпринимателю, что его продукция не стоит сожженного топлива и затрат на глянец рекламных страниц.
Итак, будущее чревато убытками. Но именно поэтому оно чревато и прибылью. Предприниматель получает вознаграждение не потому, что он хороший человек. И не потому, что он паук- кровопийца. И не потому, что он создал рабочие места. Предприниматель создал рабочие места потому, что он полагает - произведенное будет больше цениться людьми, чем истраченное при производстве. Производство чего бы то ни было есть духовный акт - без субъективного суждения предпринимателя о будущем (включая его гипотезы о решениях других людей, которых нельзя заставить) производство вырождается в бессмысленный перевод времени и сырья. Прибыль - выигрыш в споре с неопределенностью будущего, а сама эта неопределенность есть неотъемлемое следствие человеческой деятельности. Человек действует, желая изменить ситуацию к лучшему, так, как он это лучшее понимает - и поди объясни ему, что эти ботинки хороши, а эти автомобили лучше тех.
Прибыль - честный заработок, а бизнес - честный спорт, пока продавец не заставляет покупать силой. Но тогда это деяние вовсе не продажа, а предприниматель - вовсе не предприниматель, а всего лишь грабитель. «Всего лишь» - потому что предприниматель, кроме того, что он выносит суждение о будущем, имеет волю и храбрость, которая и не снилась грабителям. Он действует в соответствии со своим представлением о том, что будет, когда он организует производство и когда он выйдет к покупателям с товаром, не имея возможности заставить их признать этот товар более ценным, чем деньги покупателя. Покупка - это частный случай обмена, а обмен, как мы уже знаем, есть добровольный акт, в ходе которого стороны отказываются от того, что ценят меньше, получая то, что ценят больше.
Действуя на рынке, люди ориентируются на рыночные цены. И тогда, когда мы действуем как предприниматели, и тогда, когда мы только покупаем, мы рассчитываем на некую структуру цен. За газету вчера я платил восемь рублей, а за пакет молока - двадцать. Вряд ли завтра за газету я буду платить сто рублей, а за пакет молока - пять. Мы понимаем, что цена газета, которую мы купить, чтобы пролистать, такая-то, а цена газеты, которую мы хотим купить, чтобы владеть налаженным производством и брендом, - такая-то. Денежные цены - это количества денежных единиц, которые нужно отдать в обмен за нужные нам товары и услуги. Люди при обмене, в том числе совершаемом при помощи денег, отдают то, что ценят меньше, за то, что ценят больше. Повсеместность денег и обыкновенность денег делают незаметной их критически важную роль в поддержании системы общественного сотрудничества. От того, насколько система цен отражает всю совокупность представлений о сравнительной ценности товаров. напрямую зависит то, что будет производиться, а что нет, сколько усилий будет затрачено на производство штанов, а сколько - на производство электролампочек или газет. Силовое вмешательство в эту систему, даже с самыми благими намерениями, чревато быстрым распадом всей кажущейся такой незыблемой и устойчивой современной цивилизации. История показывает, что от фиксации хлебных цен до хлебных бунтов проходят не годы, а месяцы. «Мерседес» при определенных обстоятельствах вполне может оказаться не дороже булки (я, правда, надеюсь этого не застать, хотя я и равнодушен к автомобилям).
Политическому классу гораздо более соблазнительным кажется не трогать цены, а раздавать деньги. Однако, чтобы нечто раздавать, нужно это откуда-то взять. В современном обществе, основанном на демократических процедурах, такой способ аккумуляции раздаваемого имеет довольно очевидные ограничения. Причина успеха Кейнса у политиков и широких слоев необразованных масс, включая тех, кто профессионально вертится около власти, состоит в том, что он сформировал у политического класса убеждение, будто экономическая наука знает способ раздавать деньги, ни у кого их не отбирая. В последние годы, после семидесятилетнего периода вначале распространения, а затем и господства кейнсианства в теории и все более широкого применения на практике, политический класс на Западе стал подозревать, что здесь что-то не так. В нашей стране обаяние кейнсианства, однако, по-прежнему велико. Возможно, причина этого коренится в неизжитых иллюзиях нашей общественной мысли 1960-1980-х годов. Социализм желателен и возможен, только нужно переназвать его, отказавшись от наиболее одиозных, «некультурных» форм. Переведенный на русский язык еще в советское время Кейнс немало способствовал утверждению этого умонастроения у нас. «Вот, можно же, то же самое, но как-то... по-человечески, с использованием товарно-денежных отношений. Для социализма вовсе не нужно избивать друг друга миллионами. Государственные программы, общественные работы, управление денежной массой, наконец».
Однако неверный путь остается неверным вне зависимости от того, прямой он, как марксистская стрельба по классовым врагам, или кружной, как кейнсианское или монетаристкое манипулирование денежной системой. Это - путь в тупик. Идейное и фактическое банкротство прямого пути есть свершившийся факт. Этого нельзя сказать, однако, о пути кружном. Здесь все еще преобладают иллюзии, взращенные в далеких 1920-х и 1930-х годах и выученные в университетах 1950-х. Поколения, сменившие с тех пор друг друга, добросовестно передавали эти иллюзии от одного к другому. На эти, «западные» иллюзии накладывались и специфические наши. Мы, жившие в экономике, где преобладало «ручное управление» в форме распределения материальных благ, и не могли увидеть в деньгах нечто большее, чем фантики, делающие более удобной жизнь раздающего начальства.
Одной иллюзией, правда, стало меньше. Теперь, когда мы не изолированы от мира, оказалось, что на этом, кривом, пути стоят более или менее все. Многозначное лукавое «мы» опять поменяло свое значение. Мы теперь - «мы все» в неизмеримо большей степени, чем во времена нелепого и страшного в своей нелепости советского периода нашей истории. И скучные европейские бюрократы, и всемогущие владыки из экзотических стран, и мы, которые тут живем, - это теперь мы все.
Что представляет собой сегодняшняя денежная система? Как она сложилась? На каком отрезке ее эволюции мы все находимся и как мы все здесь оказались? Можно ли - хотя бы теоретически - пойти другой дорогой? Один из вариантов ответа на этот вопрос дает книга Мюррея Ротбарда, предлагаемая вашему вниманию.
Гр. Сапов,
февраль 2004 г.