ПРИЛОЖЕНИЕ

ЗАПИСИ ВЫСТУПЛЕНИИЙ АЛИ ХАСАНА АЛЬ-МАДЖИДА

Здесь приводится несколько выступлений Али Хасана аль-Маджида, Генерального секретаря Северного бюро партии Баас на встречах с партийным руководством в 1988 и 1989 гг.

1. Встреча с членами Северного бюро и руководителями отделений партии Баас в северных провинциях. Пленка датирована 26 мая 1988 г., но, по содержанию, очевидно, что она относится к 1987 г.

[Ответ на вопрос об успехе кампании по депортации]

Нам удалось сделать то, что ни партия, ни правительство не могли сделать до 1987 г. В значительной мере мы обязаны этим помощи Аллаха и ничему больше. Как еще объяснить, что потери в войсках были меньше, чем обычно бывают при учениях! ...

Что же произошло? Действительно ли мы столкнулись с подрывными элементами, с людьми, которых вы боялись? Раньше они могли, имея несколько пулеметов, остановить дивизию, а теперь все, на что их хватало - это обстреливать нас с большого расстояния.

Те из вас, кто работал здесь, когда я получил сюда назначение, возможно думали: «Ну что же, подождем. Те, кто был здесь до него, говорили то же самое, но ничего не могли сделать». Подрывные элементы по-прежнему сохраняли силы. И это тогда, когда у нас было столько войск! Но клянусь Аллахом, надо было действовать иначе. Вся иракская армия не могла бы сделать того, что сделали мы. Это [депортация] действительно ударила по ним. Это их убило.

[ Голос Абу Мухаммеда: «Только Аллах мог сделать больше, чем сделали вы».]

У нас и раньше принимались приказы и директивы, касающиеся подрывных элементов, причем куда более суровые. Но никто не ожидал, что они будут неукоснительно исполняться. Теперь же все по другому. Мы объявили, что с установленного срока начнем депортацию и неукоснительно проводили ее.

Джалал Талабани просил меня открыть специальный канал связи с ним. В тот вечер я отправился в Сулейманию и атаковал его с применением спецсредств [вероятно, речь идет о химической атаке в апреле 1987 г. в долине Джафати]. Это был мой ответ. Мы продолжали депортацию. Я предупредил милицейских командиров, которые не хотели никуда уезжать из своих сел, что их села все равно будут уничтожены. Против них будут предприняты химические атаки, и они погибнут. Они должны уезжать немедленно, потому что иначе будет поздно. Я уничтожу их химическим оружием, и кто мне что скажет? Международное сообщество? Да плевать на него! И на тех, кто к нему прислушивается.

Даже если война с Ираном закончится, и иранцы уйдут со всех оккупированных территорий, я не буду вести никаких переговоров с ним [Талабани], и не прекращу депортации.

Таковы мои намерения и я хочу, чтобы вы серьезно к ним отнеслись. Как только мы закончим депортацию, мы повсеместно атакуем их. Даже их цитадели. Мы займем треть или половину их территории, а возможно постараемся и займем две трети, оттеснив их в их укрытия, и там ударим по ним химическим оружием. Химические атаки будут длиться не один день, а дней пятнадцать. Затем я объявлю, что все, кто хочет сложить оружие и сдаться, сможет это сделать. Я отпечатаю миллион листовок на курдском, сорани, бадинани, арабском и разбросаю их на севере. Я не буду говорить, что это от иракского правительства, незачем вмешивать сюда правительство. Я скажу, что это от нас [Северного бюро]. Все, кто сдадутся, будут помилованы, а остальные подвергнутся новым химическим атакам. Я не буду называть химическое оружие - это секретная информация, я просто скажу, что это будет новое разрушительное оружие. Я запугаю их, и они начнут сдаваться. Вы увидите, что всех колесниц Аллаха не хватит, чтобы их увезти. Я думаю, они будут разгромлены, Клянусь, я уверен в этом.

Мне нужны специальные группы в Европе, чтобы убивать их [подрывные элементы] там.

2. Встреча с членами Северного бюро и губернаторами Курдского автономного района, 15 апреля 1988 г.

К следующему лету в этом регионе не останется сел, будут одни лагеря. Как курица собирает птенцов под своими крыльями, так и мы соберем их в лагеря, где они будут под присмотром. Мы больше не позволим им жить в селах, в которые могут проникать повстанцы. На севере Ирака необходима урбанизация.

Отныне я не позволю провозить в села муку, сахар, керосин или воду, запрещу проводить электричество. Пусть они приходят сюда и послушают, что я им говорю. Почему я должен позволять им жить там как невежественным ослам? Ради пшеницы? Мне не нужна их пшеница. Мы уже 20 лет импортируем пшеницу, давайте увеличим импорт.

Я объявлю большие территории закрытыми зонами и запрещу всякое присутствие в них. Что, если мы объявим закрытой зоной всю область от Кара Дага до Кифри, Диялы, Дарбандихана и Сулеймании? Какой от нее прок? Что хорошего мы от нее получали? Давайте посчитаем доходы и убытки от этих областей. Сколько хороших граждан среди тамошнего населения и сколько плохих?

В чем дело? Что происходит? Подрывная деятельность ведется уже 20 - 30 лет. Сколько мучеников у нас было за это время! Сейчас уже невозможно проехать из Киркука в Эрбиль без броневика. Вся эта область, от Койсинджака до сюда [Киркука] ... Я собираюсь выселить ее. Я выселю всех до Гвейра и

Мосула. Там никого не останется, только на главных дорогах. В течение пяти лет я никому не позволю там находиться. Мне не нужно их сельское хозяйство, не нужны их помидоры и огурцы. Если мы этого не сделаем, подрывная деятельность никогда не кончится, даже через миллион лет. Это только планы, но с помощью Аллаха мы скоро претворим их в жизнь. Примерно через месяц, после лета ничего не останется.

3. Встреча с должностными лицами, 1 августа 1988 г.

Любой араб, меняющий свою национальность на курдскую, делает это, чтобы не служить в армии. Это серьезная проблема. Как нам с этим быть? ... Почему в Мосуле их регистрируют как курдов? Мы сказали им высылать оттуда всех курдов в горы. Пусть живут как козлы. С какой стати о них беспокоиться?

Мы вышлем их из Мосула безо всякой компенсации. Мы разрушим их дома. Мы не будем их ни в чем убеждать. Я прочту им обязательство, и они его подпишут. Потом где бы я их ни нашел [не слышно], я разобью им головы. Это собаки и мы их раздавим. Мы прочтем им обязательство: Я, такой-то, понимаю, что должен жить в Автономном районе. В противном случае я готов принять любое наказание, вплоть до смертной казни. Затем положу это обязательство в карман и скажу начальнику службы безопасности отпустить его на все четыре стороны. Через некоторое время я спрошу, где он? Мне скажут, вот он. Тогда партийный секретарь должен будет дать справку о местожительстве этих лиц. И я скажу: уничтожьте его.

Вы хотите увеличить арабское население за счет этого кровавого народа?

... Мы должны арабизировать ваш район [Мосул]. Здесь должны быть только настоящие арабы, а не езиды, которые сегодня называют себя курдами, а завтра арабами. По началу мы закрывали глаза на то, что езиды поступают в

милицию, чтобы не допустить роста числа повстанцев. Но, вообще говоря, какой толк от езидов? Никакого.

4. Заседание Северного бюро по анализу кампаний 1987 и 1988 гг., 21 и 22 января 1989 г.

Самым опасным периодом для Ирака было время с августа 1987 г. по апрель 1988 г. Тогда сложилась опасная ситуация.

Все последующие командиры первого и пятого корпусов: генерал- лейтенант Низар [аль-Хазраджи] и Султан Хашем из первого корпуса, Талиа аль-Дурри, мученик аль-Хадити, Мухаммед и Неама Фарес и Аяд из пятого корпуса ... Все эти люди, которых я назвал, служили на Севере Ирака еще лейтенантами. Талиа аль-Дурри первым из них вступил в партию Баас.

Когда мы приняли решение разрушить поселки, провести коллективизацию и четко отделить подрывные элементы, первым, кто стал высказывать свои сомнения мне и Президенту, был Талиа аль-Дурри. Первым, кто стал вызывать у меня беспокойство, был Талиа аль-Дурри. Его влияние до настоящего дня очевидно. Он разрушал не все села, которые я ему указывал. И это ветеран партии. Что же говорить об остальных? Как было нам убеждать их решить курдскую проблему и уничтожить подрывные элементы?

Мы начали показывать по телевидению, как сдаются подрывные элементы. Я что, должен был о них заботиться? Что я должен был делать с ними, этими козлами? Затем до меня дошло указание от этого великого человека, отца [Саддама Хусейна], заботиться о семьях подрывных элементов. Его слова - закон для меня.

Но заботиться о них самих? Нет, я закопаю их бульдозерами. У меня спрашивают имена заключенных, чтобы опубликовать их. Я сказал: Вам недостаточно того, что вы видите по телевизору и читаете в газетах? Куда я должен девать такое огромное количество людей? Я стал распределять их по провинциям. Мне приходилось посылать бульдозеры то туда, то сюда. ... [Лента обрывается.]

5. Встреча с Хасаном Амри алъ-Амиром, его преемником на посту Генерального секретаря Северного бюро

Должен признать, что нынешняя стабильная ситуация на Севере не для меня. ... В сложившейся ситуации товарищ Хасан Али будет на своем месте. Я готов вернуться назад, если вы сочтете это необходимым, во всяком случае, я хочу остаться членом Северного бюро.

Я надеюсь, что товарищи на Севере не будут просить товарища Хасана Али делать то, что он не может делать. И не потому, что неспособен, а потому что изменилась ситуация и пройденный этап уже позади. Армия больше не будет подчинена партийным работникам, потому что чрезвычайная ситуация закончилась.

В апреле 1987 г. во время моей первой встречи с руководителями службы безопасности и полиции, губернаторами и партийными секретарями мы решили депортировать всех сельских жителей, чтобы изолировать подрывные элементы.

На одной из встреч с начальниками штабов армии меня просили отложить кампанию на месяц. Я сказал, нет, ни одного дня отсрочки. Отныне нашей задачей станет подавление подрывной деятельности. Такова задача на данном этапе. Всякий, кто считает, что он на это не способен, пусть скажет мне это сейчас ... Подрывные элементы, отвлекавшие ранее до 40% иракских сил, разгромлены.

Когда [сентябрь1988 г.] была объявлена амнистия, я был вне себя. Но как лояльный член партии, я подчинился. Я сказал себе, возможно, мы найдем среди них [курдов] хороших людей, ведь это тоже наши граждане. Но мы никого не нашли. Если вы попросите меня назвать хороших и лояльных курдских руководителей, я назову только губернаторов Эрбиля и Сулеймании, кроме них хороших и лояльных людей нет.

Я плакал, когда видел трагические сцены из репортажей. Однажды я не мог удержаться от слез, когда увидел в фильме женщину, потерявшую семью. Но я хочу сказать, что я делал то, что должен был делать. Я не думаю, что вы смогли бы сделать больше

Я хотел бы сказать о двух моментах: арабизации и областях между арабскими землями и Автономным районом. Мы говорим о Киркуке. Когда я приехал туда, доля арабов и туркмен не превышала 51% населения Киркука. [Неясно идет ли здесь речь о городе Киркук или о провинции]. Несмотря ни на что, я потратил 60 миллионов динаров, чтобы достичь нынешней ситуации. Арабы, которых привезли в Киркук, не смогли поднять их долю в населении больше, чем до 60%. Тогда мы издали директивы. Я запретил курдам работать в Киркуке и его окрестностях, за пределами Автономного района ...

Киркук - это смесь наций, религий и учений. Люди, которых мы депортировали с 21 мая по 21 июня - никто из них не был из закрытой зоны. Но они находились под контролем подрывных элементов независимо от того, за них они были или против.