Книга Бытие об уголовном праве Древнего Египта.
Библейская история человечества, представленная в Пятикнижии, охватывает огромный период времени и многие народы. Два из них - Израиль и Египет - оказались исторически связанными друг с другом в течение многих столетий.
Поэтому следует отметить, что начиная с жизнеописания праведного Иосифа, проданного братьями в Египет, и некоторых предшествующих ему картин священной истории, в книге Бытие обнаруживается множество интересных эпизодов, позволяющих получить представление и о содержании уголовного права Древнего Египта.Так упомянутый выше эпизод с «кражей» у Иосифа серебряной чаши является свидетельством того, что виновный в данном преступлении заслуживал очень сурового наказания - он мог быть лишен имущества, отдан в рабство и даже казнен (Быт. 43, 18; 44, 17). Тем самым книга Бытие подтверждает хорошо известный из других источников исторический факт - «воровство (furtum) наказывалось в Египте достаточно строго» и при этом «имущество фараона, храмов и других привилегированных субъектов вещного права охранялось строже, чем вещные права прочих лиц»1. А как известно из Священного Писания, к числу таких привилегированных субъектов относился и Иосиф, ставший правой рукой фараона. Данное обстоятельство является еще одним объяснением исключительной строгости наказания полагающегося за хищение имущества у Иосифа, поставленного фараоном «над всею землею Египетской» (Быт. 41, 41), наряду с подмеченным выше священным характером предмета хищения. Таким образом, короткий библейский рассказ об инсценированной Иосифом краже серебряной чаши, используемой им для гадания, позволяет утверждать, что в уголовном праве Древнего Египта помимо общего состава хищения выделялись такие его квалифицированные виды, как: а) хищение имущества, имеющего сакральное значение (различных священных предметов); б) хищение имущества у привилегированных субъектов вещных прав.
Данный вывод, построенный на анализе обозначенных положений книги Бытие, подтверждается сакральными текстами древнеегипетской Книги мертвых (Ш - перв. полов. I тыс. до н. э.)[413] [414].Предшествовавшее восхождению Иосифа к власти несколькими годами ранее заключение его в египетскую темницу царедворцем Потифаром по оговору в изнасиловании жены этого египетского чиновника (Быт. 39, 19-20), указывает на то, что наказание в виде такой изоляции от общества, а возможно и еще более строгое, полагалось за совершение насильственного преступления против половой неприкосновенности чужой жены. Кроме того, оговор Иосифа примечателен и с другой точки зрения. Отказ Иосифа вступить в близкие отношения с женой своего господина в полной мере отвечает требованиям ветхозаветной морали, древнееврейского и древнеегипетского права, в соответствии с которыми согласие Иосифа на предложение жены Потифара сойтись с ней не только навлекло бы на последнего позор, но и «было бы по отношению к нему преступлением»1. Подтверждение такой юридической квалификации прелюбодеяния мы находим у самого Иосифа, который дал следующую оценку замыслу жены своего господина: «Как же я сделаю сие великое зло и согрешу пред Богом?» (Быт. 39, 10). Последняя цитата со всей очевидностью указывает на преступность прелюбодеяния по египетским канонам, которым должен был подчиняться Иосиф, находясь в доме Потифара пусть и в почетном положении, но все-таки в статусе раба[415] [416]. Поэтому и в «Иудейских древностях» страсть жены Потифара к Иосифу также характеризуется как преступная[417]. Полагаем, что такая правовая оценка Иосифом Флавием ее поведения в названном историческом трактате, которое Г. Г. Генкель назвал восполнением пробелов между книгами Ветхого и Нового Заветов и дополнением Книги книг[418], была основана на началах не только древнееврейского, но и древнеегипетского права. Сегодня из источников последнего известно, что и изнасилование, и прелюбодеяние действительно жестоко карались в Египте: прелюбодея отдавали на съедение крокодилам, а насильника подвергали оскоплению[419]. Между тем, сам факт указанного оговора, его необходимость как такового для «законного» основания отмщения Иосифу свидетельствуют о таком уровне правовой культуры египетского общества и государства того времени, который не допускал возможность произвольного, без обвинения в совершении какого-либо преступления применения к человеку мер уголовно-правового принуждения, связанных с изоляцией от общества. Кроме того, библейская сцена оговора лица в совершении преступления, очевидная негативная оценка такого деяния в Пятикнижии позволяют провести параллели с такими составами преступлений, как клевета, заведомо ложные донос и показания. Как сообщает книга Бытие, вместе с Иосифом в темнице находились царские хлебодар и виночерпий, которые «провинились пред господином своим, царем Египетским» (Быт. 40, 2). Последняя цитата указывает на наличие в системе уголовного права Древнего Египта преступлений против царской власти, свойственных всем государственным образованиям с монархической формой правления1. Неслучайно Вольтером компаньоны Иосифа по заточению - главный виночерпий и главный хлебодар именуются как «оба государственных преступника»[420] [421]. Иосиф, истолковав сон упомянутого хлебодара, пророчествует: «Через три дня фараон снимет с тебя голову твою, и повесит тебя на дереве» (Быт. 40, 19), и то обстоятельство, что фараон «главного хлебодара повесил, как истолковал Иосиф» (Быт. 40, 22), указывает на наказуемость государственных преступлений смертью. Опасным преступлением в Древнем Египте признавался также шпионаж, в котором как бы были заподозрены братья Иосифа: «Вы соглядатаи; вы пришли высмотреть наготу [слабые места] земли сей» (Быт. 42, 9). Поскольку Иосиф, обвинив братьев в шпионаже, «отдал их под стражу на три дня» (Быт. 42, 17), постольку можно предположить, что либо речь идет о трехдневном заключении под стражу как мере процессуального принуждения, либо данное преступление наказывалось в те времена в Египте лишением свободы, что маловероятно. Наряду с рассмотренными свидетельствами первой книги Библии об отдельных нормативных установлениях Древнего Египта уголовно-правового характера для получения представлений о системе преступлений и наказаний этого государства можно использовать и некоторые еврейские предания, относящиеся к описываемым в книге Бытие временам. Одно из таких устных свидетельств указывает на тщательно организованную охрану государственной границы Египта и признание опасным преступлением контрабанды. Это предание связано с путешествием Авраама и Сары в Египет, когда «уже вблизи от египетской границы Авраам принимает неожиданное решение - спрятать свою жену Сару в один из сундуков, которые его отряд переправляет через таможенный кордон»[423]. Об обнаружении контрабанды одно из изданий Агады (II в. до н. э.), повествует следующим образом: «У заставы стали его допрашивать, что он везет в этом сундуке. - Ячмень, - сказал Авраам. - Не пшеницу ли? - спросили надсмотрщики. - Возьмите пошлину как за пшеницу. - Может быть - перец? - Возьмите как за перец. - А не находится ли в этом сундуке золото? - Я готов заплатить как за золото. - А вдруг там окажутся шелковые ткани? - Считайте как за шелковые ткани. - Но в сундуке может быть и жемчуг. - Пусть будет по-вашему - заплачу как за жемчуг. - Нет, - заявили они, - тут что-то неладное. В этом сундуке, должно быть, находится что-то необыкновенно ценное, и ты шагу не сделаешь прежде, чем сундук не будет открыт. Пришлось подчиниться. И когда Сара вышла из сундука, от красоты ее разлилось сияние по всему Египту»1. Существование данного предания позволило присвоить Аврааму звание «первый в истории контрабандист», который «хотел тайно переправить жену через границу в закрытом ящике» и «согласился уплатить максимальную пошлину, что вызвало подозрения таможенников»[424] [425]. В контексте уголовно-правовой оценки указанного повествования, вполне вероятно, что контрабандой в Древнем Египте признавалось беспошлинное перемещение через границу различных ценных товаров[426]. Таким образом, даже небольшой отрывок книги Бытие о пересечении Авраамом границы Египта в комплексе с дополняющими его древними преданиями содержит в себе достаточные данные, указывающие на древние истоки криминализации контрабанды, уклонения от уплаты пошлин и других таможенных преступлений[427]. Несмотря на то, что в книге Бытие содержатся лишь отрывочные сведения об уголовном праве Древнего Египта, не позволяющие получить цельное представле- ние о его содержании1, тем не менее, можно предположить, что уровень его развития, систематизации, проработанности юридических норм, практики их применения был все же несколько выше уголовно-правовых установлений Израиля того времени, носящих в условиях отсутствия государственности характер норм-обычаев. Данное предположение основано на том, что Египет в целом, как свидетельствуют историки, находился в то время уже на высокой ступени развития цивилизации с процветающими наукой и искусством, являлся житницей древнего мира[428] [429]. Поэтому возможно, что отдельные положения египетского уголовного права впоследствии могли быть экстраполированы в уголовно-правовую систему Израиля пророком Моисеем, который, как известно, был научен «всей мудрости Египетской» (Деян. 7, 22). Некоторые нормы права Древнего Египта будут рассмотрены далее в ходе юридического анализа второй книги Библии - Исход. Бытие - первая книга Моисеева Пятикнижия являет собой, выражаясь словами Филона Александрийского, «всепрекрасное и достойнейшее начало», которое Моисей «предпослал [изложению] законов», а ее значение для развития правового учения пророка вытекает из гармонии двух начал - начала мира и начала закона, ибо «поскольку мир созвучен закону и закон миру, [получается так, что] муж законопослушный, будучи гражданином этого мира, исполняет в своих деяниях повеление природы, которая лежит в основании устроения всего мира»[430]. Историко-юридический анализ показал, что книга Бытие содержит многочисленные и любопытные описания или указания на нормы о преступлениях и наказаниях разной природы: от установлений Бога до права патриархов Израиля и уголовно-правовых запретов египтян, хананеев, филистимлян и ферезеев. Что касается уголовного права патриархального Израиля, то интересную, но несколько заниженную оценку дал ему П. Аксенов, по мнению которого, это было обычное право, характеризующееся индивидуалистическим характером, малой определенностью и «несомненным наслоением сторонних - египетских влияний»[431]. Б. А Тураев (18681920) указывал на схожесть раннего библейского законодательства и Законов Хам- мурапи «в группировке, во фразеологии, во многих частностях»1. З. Косидовский также полагал, что «кодекс законов вавилонского царя Хаммурапи... был источником некоторых законодательных установок Пятикнижия», и подчеркивал «тесную связь между обычаями, законодательством и религией»[432] [433]. Тогда как Э. Гальбиати и А. Пьяцца полагали, что поведение патриархов Израиля «в юридических вопросах обнаруживает несомненные точки соприкосновения, судя по всему, не столько с кодексом Хаммурапи, сколько с юридическими документами оседлых племен, населявших в первой половине второго тысячелетия до Р. Х северные районы Месопотамии»[434]. Не исключая влияния правовых традиций народов, окружающих Израиль, на развитие представлений о преступлениях и наказания в патриархальный период его истории, контакты с которыми в том числе и по юридическим вопросам были неизбежны в условиях активной кочевой жизни, мы не находим подобные внешние наслоения сколько-нибудь решающими в формировании самобытного права патриархального Израиля, представлявшего собой синтез трех элементов: законов Божиих, соответствующих им постановлений патриархов и народных обычаев о дозволенном и запрещенном и потому строго караемом поведении[435]. При этом П Аксенов утверждал: «Самое большое, что можно сказать об уголовном праве патриархального периода, это то, что там уголовное право носит частный характер, пожалуй, с специфическими чертами права первого уклада - необузданной, произвольной мести»[436], которая, по справедливому замечанию автора, все же не получает санкции освящения. Однако последняя оговорка ученого явственно противоречит предшествующей ей оценке древнего уголовного права домоисеева периода и ставит под сомнение ее объективность. Причина данного противоречия кроется в том, что в своем суждении П. Аксенов, как ни странно, не нашел места сакральному характеру самых древних уголовно-правовых норм, зафиксированных в книге Бытие. Между тем, согласно библейской доктрине божественное происхождение самых значимых ветхозаветных законоустановлений о преступлениях и наказаниях является, пожалуй, важнейшей характеристикой права того времени, нежели то, как следовали им в своей жизни прародители человечества и представители древнееврейских колен. Общепризнанно, что «в истории уголовного права всех народов можно различать два периода: 1) период частных наказаний и 2) период общественных наказаний»1, что и нашло отклик в процитированном суждении П. Аксенова об уголовном праве патриархального Израиля, которое, тем не менее, относится преимущественно к описываемым в книге Бытие проявлениям преступного поведения некоторых библейских персонажей, нежели к закону. Таким образом, историко-правовое исследование книги Бытие позволило получить следующие выводы о библейских истоках институтов преступления и наказания: 1) первый закон, данный Богом людям в виде заповеди о древе познания добра и зла, был законом уголовным как по форме, так и по содержанию, в связи с чем книга Бытие может быть признана библейским первоисточником уголовного права и древних представлений о природе преступления и наказания. Соответственно, понятие преступления согласно библейской картине истории права восходит к грехопадению - преступлению первыми людьми (Адамом и Евой) заповеди Божией, равно как и первое наказание[437] [438]; 2) преступными в книге Бытие признаются и предусмотренные современным уголовным правом убийства, изнасилования, кражи и др., и не относимые сегодня к преступлениям ослушания воли Божьей и аморальные поступки. При этом изначально возможность наказания человека человеком за преступление смертью не предусматривалась, и право наказывать себе подобного смертной казнью было дано человеку Богом после всемирного потопа. В качестве иных наказаний в книге Бытие упоминаются проклятие, изгнание, заключение, лишение имущества, обращение в рабское состояние и др., применяемые с целью исправления виновного, предупреждения преступлений, восстановление нарушенного миропорядка; 3) появление каждой новой уголовно-правовой нормы по мере развития событий ветхозаветной истории в книге Бытие всякий раз было детерминировано греховным поведением человека, «ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство» (Мк 7, 21-22). Книга Бытие наводит на мысль, что только очищение человеческой природы от греха может привести к отмиранию преступлений и уголовного закона, для чего потребуется «воцерковление полноты жизни и такая полная победа над грехом, которая мыслима лишь в эсхатологической перспективе, когда, конечно же, отпадет нужда в уголовном и всяком ином праве»1. При этом необходим оговориться, что в условиях отсутствия государственности у Израиля до исхода из Египта, исследованные нормы, с точки зрения современной юридической науки, могут именоваться уголовно-правовыми лишь с известной долей условности, ибо они существовали в форме мифов, обычаев и имели характер не столько политического, сколько нравственного закона, что делало их еще более ценными и авторитетными, не говоря уже об их сакральной природе[439] [440]. В следующих книгах Торы наблюдаются последовательное развитие и модернизация данных правовых начал под влиянием утверждения идеи богоизбранности Израиля на фоне определенных исторических событий и социальноэкономических условий, включая продолжение истории грехопадения, взаимосвязь с которым проявлялась в появлении все новых и все более изощренных преступлений, рождение которых в библейской истории рассматривается как проявление динамично усугубляющегося болезненного состояния искаженной природы человечества, восходящего своими корнями к первопреступлению Адама и Евы. 2.