Любовь к себе — любовь к Богу — любовь к ближнему: трансформация и координация собственного интереса у Августина
Августин сформулировал трансформацию собственного интереса и расширенную и заинтересованную в тотальности бытия самость как трансформацию любви к себе в любовь к Богу, а любви к Ногу — в любовь к ближнему.
Для Августина индивид реализует себя через заинтересованность в тотальности, через любовь к Богу. Человеческая самость не теряет себя в божестве, переходя в нечто иное, внешнее по отношению к себе, но реализует в этой любви свою сокровеннейшую цель и свою самость.42,43 Любовь к Богу и стремление к любви к тотальности поэтому суть не что иное как правильно понятое стремление отдельного индивида к счастью и к самореализации. «Поскольку наше наивысшее благо, о котором между философами разгорелся столь яростный спор, есть не что иное как принадлежать Ему... Поскольку, чтобы человек научился хорошо любить самого себя, ему была поставлена цель, к которой он должен направить все свои поступки, чтобы стать счастли- ным. Поскольку тот, кто любит себя, по существу не хочет ничего иного, как быть счастливым. Но эта цель — принадлежать Богу». Стремление к Богу, заинтересованность в тотальности и стремление к счастью, собственный интерес, по Августину, идентичны. Правильно понятая любовь к себе и стремление к счастью принуждают человека принимать во внимание целостность, любить Бога. Просвещенный собственный интерес человека должен рассматривать любовь к Богу как свою собственную цель, поскольку в Боге заключено счастье. Заповедь совершенства, требующая уважения тотальности, и закон всеобщности, то есть закон любви к Богу, являются индивидуалистическими требованиями к отдельному индивиду и обосновывают личную заинтересованность индивида в тотальности. Человек реализует свою самость в индивидуальной любви к Богу.По Трёльчу, безусловный индивидуализм и радикальное утверждение человеческой самости в христианстве может быть обосновано убежденностью в личном подобии Богу и в любви к Богу: «Понятно, что такой индивидуализм является в какой-то степени радикальным, преодолевающим все природные границы и различия с помощью идеала религиозной ценности души, и точно так же понятно, что такой индивидуализм вообще возможен только на основе религии.
Только общность с Богом дает индивиду такую ценность».[61]Любовь к Богу и к ближнему, по Августину, суть идентичные заповеди, поскольку любовь к Богу реализуется в любви к ближнему. Тот, кто любит себя самого надлежащим образом, любит Бога, а тот, кто следует собственному интересу, придет к заинтересованности в целостности. Но тот, кто обладает любовью к Богу и любовью к тотальности, тот любит и своего ближнего, включает всеобщий этический интерес в свой собственный интерес и расширяет последний до заинтересованности во всеобщности и в способности параллельного сосуществования своей собственной деятельности с деятельностью других субъектов. Правильно понятая любовь к себе ведет к любви к Богу, которая в свою очередь включает в себя любовь к ближнему. Однако же, если любящее самого себя существо «человек» должно любить ближнего как самого себя, но его любовь к себе ведет к любви к Богу,- то человек должен желать того, чтобы другой человек желал того же, что и он сам, а именно любви к Богу. Любовь к себе и любовь к ближнему имеют одну и ту же цель — любовь к Богу, в которой интерес самости встречается с заинтересованностью в других индивидах и с интересами других индивидов. В рамках заинтересованности в тотальности любовь к себе и любовь к ближнему совпадают.
Любовь к Богу, являющаяся следствием правильно понятой и просвещенной любви к себе, требует устранения различия между отдельным индивидом и ближним или другими индивидами. Заинтересованностью в совершенстве тотальности исключается полное разделение собственного интереса и заинтересованности в бытии другого индивида, дизъюнкция экономики и этики. В любви к Богу любовь к ближнему становится любовью к себе, а любовь к себе — любовью к ближнему, поскольку границы самости расширяются. Собственную самость и самость другого индивида объединяют их направленность на тотальность, на любовь к Богу. «Так, если тому, кто умеет правильно любить себя, будет положено любить ближнего как самого себя, то ему будет положено не что иное, как сделать любовь к Богу насколько возможно приятной для ближнего».[62] Воля к этической всеобщности и к включению всеобщего интереса в собственный интерес содержит в себе желание и этическое требование убедить другого индивида в целесообразности трансформации собственного интереса в заинтересованность тотальности и всеобщности.
В направленности на всеобщее с обеих сторон, как ego, так и alter, в объединении собственного интереса ego и alter в любви к Богу устраняется различие между собственным и чужим стремлением к Богу и к счастью, между всеобщей заинтересованностью самости в других индивидах и своей особой заинтересованностью в себе самом.В любви к Богу объединяются любовь к себе и любовь к ближнему, индивидуализм переводится ею в некоторый всеобъемлющий универсализм всеобщего блага и любви к ближнему. В любви к Богу устраняется антиномия экономического интереса и этической всеобщности, индивидуальной натуры и социальной натуры, устраняется раздвоение[63] самости человека. Во всеобъемлющем порядке любви (ordo amoris) теперь не остается непреодолимых противоречий между собственным и чужим интересом, так как устремления и интересы индивидов объединяются в любви к Богу. Религиозный индивидуализм содержит, по Трёльчу, «одновременно и сильную идею общности, вытекающую, в свою очередь, точно гак же из специфически религиозной идеи. Он заключается не только в том, что к заповедям, соблюдаемым посвящающими себя Гюгу, относятся и заповеди альтруистические... В большей мере он заключается в том, что индивиды, посвящающие себя Богу, встречаются в их общей цели — в Боге. Таким образом, благодаря одной общей главной идее абсолютный индивидуализм становится столь же абсолютной общностью любви людей, объединенных в Боге».[64]
Учение Августина о любви к Богу соответствует описанной здесь в понятиях теории игр игре в супергарантии, свойственной религиозной этике. Для Августина путь трансформации собственного интереса ведет от любви к себе через любовь к Богу к любви к ближнему, от экономики — к религии и от религии — к этике. Локально максимизирующая стратегия превращается вначале в глобально максимизирующую стратегию религии, а затем, с ее помощью, — в регионально максимизирующую стратегию этики, охват которой находится между локальной максимизацией экономики и глобальной максимизацией религии. Экономический собственный интерес через убежденность в истинности религии приходит к этике и универсализации максимы деятельности, а через религию побуждается к тому, чтобы универсализация максим деятельности стала еще и желательной.
Августина упрекали в эвдемонизме и в эгоизме его обоснования этики и религии. Эта критика заключается в следующем. Этика у Августина приемлется только из расчета, основанного на собственном интересе, который через любовь к Богу пытается одновременно реализовать и любовь к себе, и собственное стремление к счастью. У Августина желание любви к Богу и любви к ближнему возникает лишь из собственного интереса. Религия, в понятиях теории игр — религиозная игра в супергарантии — принимается только из экономических мотивов, а этическая игра в гарантии — из экономического и религиозного понуждения.