«Это же ваши деньги...»

В XVII ВЕКЕ британский философ Джон Локк в своем «Втором трактате о правлении» писал: «каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на ко­торую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав.

Идея о том, что людям по праву принадлежат пло­ды их трудов, приобрела значительную популяр­ность за десятилетия, прошедшие после того, как Рональд Рейган начал настойчиво проповедовать ее в своих речах. Бывший председатель бюджетной ко­миссии Палаты представителей Билл Арчер прибе­гал к той же риторике, в конце igSo-x гг. выступая за снижение налогов для домохозяйств с высоки-

199

ми доходами: «Вернуть избыточные налоги семьям и работникам, уплатившим их вашингтонским вла­стям,—писал он,—это вопрос принципа». А как вы­разился Джордж Буш-старший, защищая свое пред­ложение о предоставлении льгот по подоходному налогу на сумму в 1,3 триллиона долларов, распро­странявшихся в первую очередь на самые богатые американские семьи: «Это же ваши деньги. Вы за них заплатили». Если какой-нибудь американский поли­тик в наши дни предложит ввести налог на что-либо, его оппоненты сразу же начнут уличать его в том, что он считает, будто «бюрократы в Вашингтоне способ­ны разумнее распорядиться нашими деньгами, чем мы сами».

Миф о собственности

Впрочем, при пристальном рассмотрении интуитив­ная мысль о том, что люди имеют моральное право оставлять себе все свои доходы и не платить никаких ч» налогов, быстро обнаружит свою несостоятельность. Высокий доход людей в современных промышленно развитых демократиях является результатом не толь­ко их усилий. В значительной степени он обусловлен обширными текущими и прежними государствен­ными инвестициями в инфраструктуру, образование и институты, определяющие и защищающие права частной собственности. Многие зачастую забывают . о принципиальном значении подобных инвестиций для нашего процветания.

Несколько десятилетий тому назад я имел воз­можность познакомиться с тем, как выглядит жизнь в условиях, когда такие инвестиции отсутствуют. Сра­зу же после окончания колледжа я два года служил добровольцем в Корпусе мира, преподавая математи­ку и естественные науки в одной из деревушек Непа­ла, который входил и до сих пор входит в число бед­нейших стран планеты.

2ОО

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

Как было принято среди работавших там добро­вольцев из Корпуса мира, я нанял себе повара. Его звали Биркхаман Рай. Несколькими годами ранее он перебрался в Непал из отдаленной гималайской де­ревни в соседнем Бутане и был самым изобретатель­ным и разносторонним из всех, кого я когда-либо знал, хотя ни одного дня не учился в школе.

Он не только отлично готовил и умело торговал­ся на рынке, но вдобавок умел зарезать козу и пере­ложить тростниковую крышу. Ему по силам было оштукатурить стену и починить сломанный будиль­ник. Он был опытным жестянщиком и поразительно искусным плотником. Когда износились мои люби­мые ботинки, он залатал их, как профессиональный сапожник. В деревне он быстро стал специалистом по народной медицине.

Поскольку он не умел читать и писать, я был не в состояниу поддерживать с ним связь после того, как уехал домой. Но так как Непал по-прежнему поч­ти лишен всякой инфраструктуры, то те несколько сотен долларов в год, которые я мог платить Биркха-ману из средств на проживание, выдававшихся мне в Корпусе мира, со всей вероятностью, были самы­ми большими деньгами, которые мой повар получал за всю свою жизнь.

Если бы он родился в США, то скорее всего уже давно бы разбогател. В самом крайнем случае чело­век с такими навыками и целеустремленностью зара­ботал бы в сотни раз больше, чем за всю свою жизнь в Непале.

Ежегодно с приближением 15 апреля — крайнего срока подачи налоговых деклараций — богатые либер­тарианцы начинают яростно обвинять государство в том, что оно отнимает у них законно заработанные деньги. Почему бы им вместо этого не задуматься над тем, что, как бы талантливы и трудолюбивы они ни были, государству просто нечего было бы у них отнимать, если бы они жили в таких странах, как Не-

2О1

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

пал или Сомали? Инфраструктура, позволившая им разбогатеть, была создана за счет налогов. Таким об­разом, значительная часть их богатств —это незаслу­женная отдача на инвестиции, сделанные другими людьми.

Философы Лайам Мерфи и Томас Нейджел, изучив «миф о собственности», за которым стоит риторика типа «Это же ваши деньги», делают вывод о том, что он отвлекает нас от рассмотрения важных вопросов, касающихся всей нашей системы законов и социаль­ных институтов1. Так, по их словам,

вопрос «Сколько „наших денег" государство может забрать в виде налогов?» заключает в себе логическое противоречие, поскольку то, какие деньги — «наши», а какие —нет, определяется правовой системой, вклю­чающей и налоговую систему. Реальная моральная проблема заключается в том, как и с какими целя­ми следует создавать правовую систему, определяю­щую права собственности. Какие рынки в наиболь­шей степени способствуют инвестициям и высокой /f продуктивности? Какие блага и на каком уровне дол­жны предоставляться по коллективному публичному решению, а какие — путем частного индивидуально­го выбора? Следует ли гарантировать всем гражданам минимальный уровень экономической защиты? В ка­кой степени следует публично поддерживать прин­цип равных возможностей? Является ли морально не­приемлемым серьезное социальное и экономическое неравенство, а если является, то как мы можем с ним бороться, не нарушая закона?2

Разумеется, нет смысла обсуждать такие вопросы, уклоняясь от разговора о том, кто и какие налоги дол-

1. Liam Murphy and Thomas Nagel, The Myth of Ownership, New York: Ox-

ford University Press, 2001.

2. Liam Murphy and Thomas Nagel, «Tax Travesties», Boston Globe, Janu-

ary 26, 2003, http://brothersjuddblog.com/archives/2OO3/oi/we_ hold_these_suggestions_to_b_i.html.

2O2

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

жен платить. Тем не менее публичные дискуссии сре­ди выборных лиц о каких бы то ни было налогах обыч­но пресекаются заклинаниями в духе «Это же ваши деньги...» со стороны правых. Из-за невозможности вести такие дискуссии все мы становимся беднее.

«Социальное манипулирование!»

На протяжении более чем столетия в мире шли на­пряженные дебаты о том, где люди могут достичь наибольшего процветания — в условиях экономики с централизованным планированием и управлени­ем или там, где принятие большинства экономиче­ских решений доверено децентрализованным част­ным рынкам. Сейчас этим спорам положен конец. При всех возможных недостатках децентрализован­ной рыночной системы история коллективной эконо­мики бывшего Советского Союза убеждает большин­ство непредвзятых наблюдателей в том, что в любой успешной экономической программе тот или иной вариант рыночной системы обязательно должен за­нимать важное место.

Конечно, на практике даже в самой слабо регули­руемой рыночной экономике имеется большой госу­дарственный сектор. Он не только задает правовые рамки, в которых действуют частные фирмы и потре­бители, но и обеспечивает такие общественные блага, как дороги, образование, поддержание правопоряд­ка, пожарная охрана и национальная оборона. Опла­та этих благ производится за счет налогов.

Налог на любую деятельность не только прино­сит средства в казну, но и ослабляет стимулы к этой деятельности. Налоги на такие полезные вещи, как сбережения или создание рабочих мест, уменьшают размер экономического пирога. И наоборот, нало­ги на такие вредоносные виды деятельности, как за­грязнение окружающей среды или уличные заторы, ведут к увеличению экономического пирога. В гла-

203

ДАРВИГЮВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ве и мы подробно рассмотрим, каким образом мож­но осуществить переход от налогов на полезную дея­тельность к налогам на действия, причиняющие вред другим лицам.

Поскольку подобное изменение налоговой поли­тики обеспечивает увеличение экономического пи­рога, благодаря чему каждому становится доступным больший его кусок, этот шаг не должен вызывать осо­бых возражений. Тем не менее он будет неизбежно сопровождаться протестом со стороны активистов-либертарианцев. «Социальное манипулирование!» — хором восклицают они, подразумевая под этим по­пытки «контролировать наше поведение, определять наш выбор, изменить наш образ жизни». Например, такие обвинения всегда предъявляют авторам нало­гов на бензин, призванных уменьшить нашу зависи­мость от зарубежной нефти.

Но как отмечалось в главе 1, подобные сетования бессмысленны, поскольку практически каждый за­кон и правило представляют собой социальное ма­нипулирование. Законы, запрещающие убийства и кражи, тоже контролируют наше поведение, опре­деляют наш выбор, изменяют наш образ жизни, и по­тому они являются социальным манипулировани­ем, как и законы против шума, скоростной режим на дорогах и даже светофоры и знаки «уступи доро­гу». Единственной альтернативой социальному ма­нипулированию является полная анархия. Налоги же представляют собой намного более дешевый и менее жесткий способ обуздания вредоносного поведения, чем законы и запреты — в силу того, что благодаря на­логам сокращение вреда осуществляется главным об­разом за счет тех, кому проще всего изменить свое по­ведение. Подробнее об этом мы поговорим в главе п.

Сейчас же мы рассмотрим куда более спорный ас­пект налоговой политики, а именно ее влияние —как намеренное, так и непреднамеренное — на распре­деление доходов после уплаты налогов. Какое рас-

2О4

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

пределение доходов будет справедливым и какую от­ветственность несет государство за его обеспечение? Мало найдется вопросов, которым философы, эконо­мисты, правоведы и прочие мыслители уделяли бы столько же внимания3. Впрочем, данный вопрос вы­ходит далеко за рамки того, что мы здесь обсуждаем. Мы лишь пытаемся дать ответ на часто выдвигаемый либертарианцами и политическими консерватора­ми тезис о том, что сознательное перераспределение доходов не может быть законным ни при каких об­стоятельствах. Однако выясняется, что это заявление трудно защитить, каких бы ни придерживаться убе­ждений в отношении вышеупомянутых вопросов об­щего характера.

Например, как мы видели в предыдущей главе, от­каз от перераспределения доходов в пользу бедных нередко вынуждает демократические государства к соблюдению ^штересов нуждающихся избирателей иными, менее эффективными способами, которые становятся обузой и для богатых, и для бедных. Легко заявлять о своем праве не платить никаких налогов, однако пользоваться этим правом бессмысленно в тех случаях, когда и вы, и все остальные в результате ста­новятся только беднее. Впрочем, существуют и дру­гие, более серьезные возражения на либертарианскую критику перераспределительного налогообложения.

Эффективное предоставление общественных благ

Важной практической проблемой является то, что нежелание перераспределять доходы нередко дела­ет невозможным предоставление общественных благ, высоко ценимых гражданами с большими доходами,

3- См. блестящий обзор соответствующей литературы, открывающий перед нами новые обширные горизонты: Robert Hockett, «Tak­ing Distribution Seriously», Cornell University Law School work-* ing paper, 2011.

205

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

готовыми платить за них. Как и в случае с частными благами, готовность людей платить за общественные блага обычно возрастает по мере повышения дохо­да. Богатые обычно ценят общественные блага боль­ше, чем бедные — не из-за того, что имеют иные вку­сы, а из-за того, что имеют больше денег.

Общество, состоящее только из богатых, будет пре­доставлять больше общественных благ более высоко­го качества, чем общество, состоящее только из бед­ных. Но в том случае, когда в одном обществе живут люди, имеющие и высокие, и низкие доходы, сама природа общественных благ требует, чтобы их коли­чество и качество было для всех одинаковым. Обще­ство должно решить, сколько налогов должны пла­тить люди с разными уровнями дохода для того, чтобы получать эти блага. Несколько простых чис­ленных примеров позволят показать, почему про­грессивное налогообложение зачастую представляет собой практичный шаг, выгодный для всех, независи­мо от их положения на лестнице доходов.

t Предположим, что двое граждан —Рэнд и Пол — владеют соседними летними домиками на озере. Из-за недавнего нашествия дрейссен каждый из них вынужден еженедельно добавлять в свою систему во­доснабжения хлор, чтобы ее не забивали эти крохот­ные моллюски. В продаже появился фильтр нового типа, устраняющий необходимость в еженедельном хлорировании. Это устройство, которое может обслу-

. живать оба домика, стоит юоо долларов. Их хозяе­ва в равной мере горят желанием приобрести новый фильтр. Однако Рэнд, зарабатывающий в два раза больше Пола, готов заплатить за него goo долларов, в то время как Пол согласен отдать за фильтр лишь 300 долларов.

Никто из них не хочет покупать фильтр в одиноч­ку, поскольку считает его цену слишком высокой. Но поскольку совместно они оценивают стоимость фильтра в 12оо долларов, то могли бы приобрести

2об

ГЛАВА 8. «Э.ТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

его в общее пользование. Если они так сделают, то их совокупная экономическая выгода (совокупная стои­мость, в которую они оценивают фильтр, минус его цена) составит зоо долларов. И когда размер эконо­мического пирога возрастает, каждая из сторон мо­жет рассчитывать на больший, чем раньше, кусок это­го пирога.

Так как и Рэнду, и Полу выгодно сообща пользо­ваться фильтром, можно было бы ожидать, что они быстро договорятся о его покупке. К сожалению, со­вместное приобретение и использование какого-ли­бо блага зачастую бывает проще предложить, чем осу­ществить. Как хорошо понимал Рональд Коуз, людям зачастую приходится нести издержки даже при про­стом обсуждении совместных покупок. Только когда заинтересованных людей всего двое, подобные из­держки могут не стать для них неподъемными. Ко­гда же нужнр получить согласие от сотен или тысяч людей, издержки переговорного процесса сплошь и рядом становятся непреодолимым препятствием для сделки.

При большом количестве участников также воз­никает так называемая проблема безбилетника. Если начинание завершится успехом или провалом вне зависимости от вклада, внесенного в него каж­дым конкретным лицом, то у всех появляется сти­мул к тому, чтобы ничего не делать — в надежде на то, что удастся «прокатиться без билета» за чужой счет. Наконец, даже при наличии всего нескольких участников достижение соглашения о справедливом несении общих расходов может оказаться затрудни­тельным. Например, Рэнд и Пол могут не спешить с раскрытием той суммы, которую они готовы запла­тить за фильтр —по той же причине, по которой вы не спешите говорить продавцу, за сколько вы готовы купить у него восточный ковер.

Подобные практические соображения могут при­вести нас к тому, чтобы наделить государство пол-

2О7

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

номочиями на приобретение общественных благ от нашего имени. Но даже этот шаг не устраняет не­обходимости в достижении политического соглаше­ния о том, как платить за них.

Предположим, что Рэнд и Пол могут попросить государство о посредничестве при покупке филь­тра. И предположим, что налоговая политика госу­дарства должна следовать «недискриминационному» правилу, запрещающему взимать с любого граждани­на больше денег за то или иное общественное благо, чем платит его сосед.

Если общественные блага могут предоставлять­ся лишь в том случае, когда за это проголосует боль­шинство граждан, то государство, чьи руки связаны этим правилом, не сможет купить фильтр. Посколь­ку в распоряжении государства будет находиться лишь подушный налог (взимаемый со всех граждан в равном количестве), то для покрытия цены филь­тра потребуется собрать 500 долларов с Рэнда и 500 — с Пола. Но так как Пол готов дать на фильтр лишь 300 долларов, то он выскажется против такого пред­ложения, и оно не получит большинства голосов. Та­ким образом, демократическое государство, полага­ясь только на подушный налог, не сможет обеспечить Рэнда и Пола фильтром.

И мы оказываемся в подобной ситуации всякий раз, когда между налогоплательщиками возникают серьезные расхождения в оценке того или иного об­щественного блага, а это происходит почти всегда, когда в обществе наблюдаются большие различия в уровне дохода. Правило равного налогообложения в этих обстоятельствах делает невозможным предо­ставление многих важных общественных благ.

Теперь предположим, что государство вправе взи­мать прогрессивный подоходный налог. Если бы Рэнд, зарабатывающий вдвое больше Пола, был либертари­анцем, он бы горько сетовал на такой несправедливый принцип, вынуждающий его отдавать государству на-

208

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

много больше денег по сравнению с Полом. Однако, немного подумав, он понял бы, что это возражение по­губит весь проект и что он окажется в выигрыше, если позволит государству взять с себя 75° долларов нало­га, а с Пола— 250. Ведь в этом случае, заплатив все­го 75° долларов, Рэнд получит фильтр, имеющий для него ценность в goo долларов. Таким образом, пере­став возражать против прогрессивного налогообложе­ния, он окажется богаче на 150 долларов. Пол, со своей стороны, получит фильтр, который оценивает в 300 долларов, заплатив за него только 250 долларов, и тем самым его выгода составит 50 долларов.

Абсурдность требования о том, чтобы все гражда­не вносили равный вклад или хотя бы одну и ту же долю своего дохода при оплате коллективно потреб­ляемых благ, станет еще более очевидной, если пред­ставить, что случится, если предъявлять аналогич­ное требование супружеским парам. Предположим, например, что Джулия зарабатывает 2 млн долла­ров в год, а ее муж Брюс —только 2О тыс. долларов. Имея такой доход, Джулия как индивид захочет тра­тить намного больше, чем Брюс, на жилье, путеше­ствия, развлечения и многие другие блага, потреб­ляемые ими совместно. Но если каждого из супругов принудить вносить равный вклад при покупке подоб­ных благ, им придется жить в маленьком доме, посы­лать своих детей в посредственную школу, экономить на отпусках, развлечениях и ресторанах и т.д. Поэто­му несложно понять, почему Джулии покажется при­влекательным платить намного больше 50% за блага, потребляемые ею совместно с Брюсом.

Обоснования прогрессивного налогообложения, неявно присутствующие в этих примерах, опирают­ся на чисто практические соображения. Прогрессив­ное налогообложение стало инструментом, способ­ствующим более полному достижению своих целей и богатыми, и бедными. Оно не имеет никакого от­ношения к таким нравственным понятиям, как чест-

209

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ность или справедливость, хотя именно на них всегда ссылаются либералы, выступающие за прогрессивное налогообложение. И именно из-за этих же понятий такие налоги представляются незаконными многим либертарианцам и консерваторам. Однако различие между моральными и строго прагматическими сооб­ражениями нередко является менее четким, чем ка­жется на первый взгляд.

Либертарианские обоснования прогрессивного налогообложения

Снова сошлемся на Рональда Коуза, чьи идеи помог­ли по-новому взглянуть на старую проблему. Поло­жение в любой иерархии, подобно тем экстерналиям, которым была посвящена его работа, является реци-прокным феноменом. Иными словами, ни один чело­век не может занимать высокое положение в какой-либо группе, если в той же группе отсутствуют те, кто занимает низкое положение. Соответственно, стрем­ление к высокому статусу в любой группе приводит к возникновению позиционных экстерналий. За то, чтобы желающие достижения таких позиций доби­лись поставленной цели, другим придется заплатить своим низким статусом, без которого высокий статус невозможен. Как мы увидим, именно в этих простых наблюдениях скрываются корни либертарианской теории прогрессивного налогообложения.

Для того чтобы изложить эту теорию в общих чер­тах, давайте начнем с мысленного эксперимента, вы­строенного таким образом, чтобы исключить всякие возражения со стороны либертарианцев. Представь­те себе, что вы и 999 других человек только что по­кинули ковчег после грандиозного потопа, уничто­жившего все прежние социальные структуры. Ваша задача — вместе с другими построить новое общество по своему усмотрению. Если другие желают создания таких социальных структур, которые вызывают у вас

2Ю

ГЛАВА 8, «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

возмущение, то вы можете к ним не присоединяться. С другой стороны, вы не вправе принуждать других к вступлению в ваше общество, если они его не одоб­ряют. Короче говоря, членство в новых обществах, со­здаваемых в этом мыслительном эксперименте, воз­можно лишь строго по взаимному согласию.

Каждое создаваемое общество изначально полу­чает пропорциональную долю земли и другой соб­ственности, уцелевшей после потопа. Например, если вы и 99 ДРУГИХ хотите создать отдельное обще­ство, то оно будет составлять ю% мирового населе­ния и получит ю% всей существующей земли и дру­гой собственности. Не вся собственность, изначально полученная каждым обществом, нужна всем в равной степени. Соответственно, при создании общества не­обходимо в том числе договориться и о правилах, со­гласно которым будет распределяться собственность между членами данного общества.

Предполагается, что талант и темперамент каж­дого человека всем прекрасно известны. Договорив­шись вместе с другими о создании общества, вы впра­ве зарабатывать столько, сколько позволяют ваши усилия и способности, но вы обязаны также подчи­няться налоговому законодательству и прочим пра­вилам, которые установлены в вашем обществе.

Как станет ясно после недолгих размышлений, ре­зультаты во многом будут зависеть от того, что со­бой представляют те люди, которые согласились вступить в ваше общество. Например, если большин­ство из них отличается высокой продуктивностью, то ваше общество сможет получать общественные блага в большем объеме и более высокого качества, чем общество, состоящее из малопродуктивных лю­дей. Однако вы окажетесь в явном проигрыше, если попадете в общество, члены которого в среднем будут гораздо производительнее, чем вы.

Предположим, например, что вы и большинство других хотели бы жить в доме с красивым видом

211

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

из окон. К сожалению, такой вид открывается не ото­всюду, и в том вполне вероятном случае, если ваше общество возьмет на вооружение нечто вроде рыноч­ного механизма для распределения земли и другой собственности, наименее производительные члены вашего общества не смогут завести себе дом с краси­вым видом.

Допустим, красивый вид вас не интересует. Но вы наверняка будете заинтересованы в том, чтобы ваши дети ходили в хорошую школу, способную подгото­вить их к вступительным экзаменам в университет или сделать их вероятными кандидатами на достой­ную должность. Но опять же абсолютно хороших или абсолютно плохих школ не бывает. Школа может быть хорошей или плохой лишь в сравнении с други­ми школами в данной стране или местности.

Практически в каждой стране лучшие школы обыч­но находятся в самых дорогих для проживания ме­стах. Где-то так происходит из-за того, что значитель­ную часть школьного бюджета составляют налоги на собственность. Но даже в тех случаях, когда расхо­ды на одного ученика равны друг другу во всех шко­лах, самыми лучшими школами, как правило, все рав­но бывают расположенные там, где проживание обхо­дится дороже всего —в том числе по той причине, что важным фактором, определяющим общий уровень школы, является уровень ее учеников, а дети наибо­лее успешных родителей в смысле обучения облада­ют значительными преимуществами перед сверстни­ками и до, и после поступления в школу. Таким обра­зом, в школах, куда поступят эти ученики, сложатся более благоприятные условия для учебы, даже при на­личии такого же бюджета, как и в других школах.

Соответственно, если вам небезразлично образова­ние ваших детей, то, в какое бы общество вы ни всту­пили, вам придется позаботиться о жилье в районе с хорошей школой. Если мы опять предположим, что главным механизмом распределения благ в боль-

•212

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

шинстве обществ станут частные рынки, то ваши воз­можности отправить детей в относительно хорошую школу значительно снизятся, если вы вступите в об­щество, большинство членов которого будут гораздо производительнее, чем вы.

Из этого вытекает, что, принимая решение о том, в какое общество вступить, вам приходится учиты­вать ваш уровень производительности по сравне­нию с производительностью ваших предполагае­мых сограждан. Разумеется, лучше всего быть одним из самых производительных членов весьма произво­дительного общества, так как в этом случае вы смо­жете пользоваться всеми благами, которые приносит и абсолютное, и относительное богатство. Но у по­давляющего большинства людей просто нет такой возможности. С повышением средней производи­тельности других членов любого общества ваш статус в этом обществе снизится. И напротив, по мере сни­жения средней производительности тех, в чьи ряды вы вступили, ваш статус будет повышаться.

Таким образом, любые преимущества, которые мо­жет приносить жизнь в обществе с более высокой средней производительностью, будут отчасти ком­пенсироваться тем, что в таком обществе у вас более низкое положение на лестнице доходов. Разумеет­ся, при прочих равных условиях большинство людей отдаст предпочтение высокому социальному стату­су перед низким. А если преимущества высокого со­циального статуса можно будет получить задаром, то все остановят на нем свой выбор. Но невозможно, чтобы все члены какого-либо общества имели высо­кий статус. Поэтому встает вопрос: с какой стати ко­му-либо вступать в группу, в которой он будет иметь низкий статус?

Чтобы избежать низкого социального статуса, люди будут создавать отдельные общества, приглашая в них лишь тех, кто обладает точно такой же, как у них, про­изводительностью. Самые способные люди смогут ор-

213

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

ганизовать свое общество равных, люди с более низ­кой производительностью — еще одно общество рав­ных и т. д. В этих обществах ни у кого не будет низкого социального статуса, но это решение также ликвиди­рует некоторые очевидные возможности для взаимо­выгодного обмена. Например, кто будет подметать улицы в обществе, состоящем лишь из самых талант­ливых людей? Кто будет делать операции на мозге в обществе, состоящем из самых бездарных?

Даже помимо таких чисто практических трудно­стей, чистая стратификация устранит еще один по­тенциально важный источник выгоды, возникающий, когда вопрос статуса интересует одних людей больше, чем других. В условиях, когда ценность высокого ста­туса для одних превышает издержки, которые низ­кий статус создает для других, могут возникать груп­пы с разным уровнем способностей, в которых всем будет лучше, чем при существовании в отдельных со­обществах равных.

Предположим, например, что если бы Рэнд мог оставлять себе все плоды своих трудов, то он мог бы зарабатывать ю тыс. долларов в неделю, в то время как Пол смог бы заработать всего 5 тыс. долларов. Также предположим, что каждый будет готов отда­вать до 30% своего дохода, чтобы иметь высокий ста­тус в обществе, потому что благодаря этому он смо­жет купить дом с красивым видом или посылать сво­их детей в хорошую школу. Кроме того, представим, что за компенсацию, составляющую всего 30% от до­хода, каждый из них согласится иметь низкий статус. Иными словами, предположим, что Рэнд будет так же счастлив, зарабатывая 7 тыс. долларов в неделю в том обществе, где он получит высокий статус, как и зараба­тывая ю тыс. долларов в обществе равных, или 13 тыс. долларов в обществе, где он имел бы самую низкую производительность. В последнем обществе он не смо­жет купить себе дом с красивым видом, зато получит возможность приобрести на дополнительные деньги

другие привлекательные вещи. Пол, со своей стороны, будет так же счастлив, зарабатывая по 6500 долларов в неделю в обществе, в котором он будет иметь низкий статус, как и в обществе, в котором и он, и все прочие зарабатывали бы по 5 тыс. долларов.

В этих обстоятельствах и Рэнду, и Полу будет луч­ше объединить усилия, вместо того чтобы присоеди­няться к людям, не отличающимся от них своими спо­собностями. Работая вместе, наши герои смогут за не­делю зарабатывать 15 тыс. долларов (что равно сумме заработанного ими по отдельности). Если Рэнд бу­дет претендовать на 8 тыс. долларов из этих 15 тыс., а Пол — на оставшиеся 7 тыс., то Рэнд получит на 1 тыс. долларов, а Пол — на 500 долларов больше, чем они зарабатывали бы, если бы вступили в общества, где все обладали бы равными способностями и зарабатыва­ли бы пропорционально величине затраченного труда.

А что, если Рэнда не интересует приобретение вы­сокого социального статуса? В таком случае наилуч­шим выходом для него было бы вступить в общество более производительных, чем он, людей, которым не­безразличен их статус. Его существование в качестве низкостатусного члена этой группы стало бы акти­вом, позволяющим другим членам этой группы об­ладать высоким статусом, за что Рэнд получал бы со­ответствующую компенсацию.

Таким образом, я утверждаю, что в окружении, сконструированном с конкретной целью оградить убежденных либертарианцев от возможного прину­ждения, все возникающие добровольные общества ввели бы у себя прогрессивный подоходный налог. Степень прогрессивности налога в этом мысленном эксперименте зависела бы от того, сколько одни го­товы платить за приобретение высокого статуса и сколько другие готовы получать за существование в условиях низкого статуса. Это —эмпирические во­просы, о которых чуть ниже мы поговорим подроб­нее. Сейчас же отметим, что ни у одного либертари-

214

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

анца при такой налоговой системе не будет причин для жалоб. Ключевой момент состоит в том, что при запрете прогрессивного налогообложения мы по­лучим общества, совершенно однородные по своим способностям, не привлекательные ни для кого.

Обоснование прогрессивного налогообложе­ния, вытекающее из этого мысленного эксперимен­та, в явном виде никак не связано с соображениями честности или справедливости. Напротив, налого­вая структура каждого общества возникает как пря­мое следствие прагматичного обмена между свобод­ными и независимыми индивидами.

Но если мы можем согласиться с тем, что высокий статус в социальной иерархии представляет ценность, то интерпретация, следующая из нашего мысленно­го эксперимента, оказывается полностью совместима с традиционным дискурсом о честности и справедли­вости. Для того чтобы кто-то обладал высоким соци­альным статусом, нужно, чтобы другие имели низкий социальный статус. Таким образом, в любом обществе, состоящем из людей с разными способностями, но не имеющем прогрессивного налогообложения, люди с высоким статусом получат ценный актив, ничего не платя за него. Этот актив не будет иметь ценно­сти, если только другие не будут нести издержки, свя­занные с низким статусом, который делает возмож­ным существование людей с высоким статусом. Никто не станет спорить с тем, что было бы несправедливо или нечестно — в традиционном понимании этих по­нятий,—если бы кто-то даром наживался на чужих из­держках, не платя за это никакой компенсации.

Скрытый рынок статуса на рынке труда

Хотя наш мысленный эксперимент может показать­ся чистой фантазией, нечто весьма похожее действи­тельно существует на конкурентных рынках труда, которые мы видим вокруг себя. В США и большин-

2i6

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

стве других демократий никого нельзя заставить ра­ботать на фирму против его воли. Кроме того, мы можем спокойно предположить, что при прочих рав­ных значимых факторах большинство людей предпо­чтет иметь более высокий, а не более низкий статус по сравнению со своими коллегами. Из этих двух до­пущений следует четкое предсказание — согласно ко­торому было бы невозможно создавать стабильные трудовые коллективы из людей с разными способно­стями, если только не передавать часть заработанно­го наиболее производительными членами коллектива его наименее производительным членам. (Аргумента­ция, на которой основано это соображение, в точно­сти аналогична той, что использовалась в предыду­щем мысленном эксперименте).

Мы можем проверить этот прогноз, сравнив схе­мы оплаты в реальных коллективах со схемами, пред­сказываемым^ традиционными теориями рынка тру­да, исходящими из предположения о том, что статус не имеет никакого значения. Согласно этим теори­ям, работникам выплачивают рыночную стоимость произведенного ими. На реальных же рынках опла­та возрастает вместе с ростом производительности, но ненамного. Например, самый производительный плотник в коллективе строителей может сделать за день вдвое больше своего наименее производитель­ного коллеги, но почти никогда не получает хотя бы на 30% больше него.

Таким образом, наблюдаемое распределение за­работков в любом трудовом коллективе, как пра­вило, имеет намного меньший разброс, нежели со­ответствующее распределение индивидуальной производительности. Чтобы лично убедиться в этом, вспомните о группах своих коллег, выполняющих аналогичные задачи в вашей собственной органи­зации. (Например, если вы — младший сотрудник в крупной юридической фирме, то объектом рассмо­трения могут стать другие младшие сотрудники ва-

217

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

шей группы). Сначала представьте себе, что фирму покидают двое наиболее производительных коллег, а затем — что ее покидают трое наименее производи­тельных. В каком случае фирма понесет наибольший ущерб? Большинство людей без колебания ответит, что потеря двух самых продуктивных сотрудников окажется наиболее болезненной.

Если это так, то, согласно традиционной теории рынка труда, их совместный заработок должен быть выше, чем совместный заработок троих наименее производительных. Тем не менее в жизни обычно бы­вает наоборот: любые три работника из группы, вы­полняющей аналогичные задачи, зарабатывают зна­чительно больше любых двух других. Короче говоря, при типичной схеме оплаты более производитель-лыс члены группы, выполняющей аналогичные за­дачи, получают меньше стоимости произведенного ими, а наименее производительные —больше стоимо­сти произведенного.

Я утверждаю, что в этой схеме отражается работа скрытого рынка статуса в рамках трудовых коллекти­вов. Если это утверждение верно, то из него вытекает простой ответ на совсем не простой вопрос о том, по­чему наиболее производительные члены каждого тру­дового коллектива, чей труд явно недооплачивается, не спешат переходить к конкурентам-нанимателям. Хотя их текущий заработок явно отстает от предска­заний традиционных моделей, они получают кое-что иное, имеющее для них большую ценность. Остава­ясь в коллективе, они тем самым неявно подтвер­ждают, что высокий статус служит для них более чем достаточной компенсацией за соответствующий не­дополученный заработок. Точно так же их наименее производительные коллеги могут считать досадным пребывание на нижних ступенях иерархии, однако не увольняются, тем самым молчаливо свидетель­ствуя о том, что получают за это достаточную ком­пенсацию в виде завышенной оплаты труда.

Таким образом, частные рынки труда использу­ют скрытый прогрессивный налог при распределе­нии зарплаты в рамках каждого трудового коллекти­ва. Поскольку трудовые договоры по американским законам заключаются добровольно, было бы странно услышать от либертарианцев заявления о том, что по­добные схемы оплаты нарушают чьи-то права.

Сколько стоит высокий статус?

Насколько значительно косвенное перераспределе­ние доходов между высокостатусными работниками и их низкостатусными коллегами? Или, формули­руя вопрос иным образом, насколько ценность наи­более производительного работника для его нанима­теля превышает величину его зарплаты? Поскольку производство нередко представляет собой сложную коллективную деятельность, то индивидуальные раз­личия в производительности по большей части ока­зываются трудноизмеримыми. Тем не менее обстоя­тельства иногда позволяют нам получить разумное представление о разнице в величине индивидуально­го вклада в окончательный результат.

Представление о том, как мы можем подойти к конкретному случаю, нам дает пример из жизни моего университета. Две основные обязанности моих коллег по факультету — преподавание и проведение исследований. Трудовой вклад в каждой из этих сфер носит сложный и многосторонний характер. Но даже в этой ситуации мы в состоянии дать хотя бы грубую минимальную оценку той степени, в которой разли­чаются общие объемы индивидуального вклада.

Например, при всей проблематичности такой за­дачи, как измерение общей продуктивности при ис­следовательской работе, один из ее аспектов вполне несложно представить в денежном выражении —речь идет о грантах и иных видах финансирования, по­ступающего из источников за пределами универси-

218

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

тетов. В тех случаях, когда сотрудник факультета по­лучает грант на исследования от государственного учреждения или частного фонда, выделенные сред­ства обычно делятся на две категории: прямые и кос­венные расходы. Финансирование категории прямых расходов предназначено для закупки лабораторного оборудования, расходных материалов и покрытия прочих затрат, связанных с проведением исследова­тельских работ. С другой стороны, к косвенным рас­ходам относятся затраты на содержание университет­ской инфраструктуры — библиотек, коммунальных систем, цифровых сетей, административного и про­чего персонала, на уборку снега и т.д.

В данный момент для нас важно то, что эти косвен­ные расходы обычно являются фиксированными. Со­ответственно, получение профессором гранта не при­водит к возрастанию зарплаты ректора университета, средств, выделяемых на содержание библиотеки, за­трат на уборку снега и прочих накладных расходов. Отсюда следует, что если вместе с новым профессо­ром в университет будут постоянно поступать гран­ты, предусматривающие покрытие косвенных расхо­дов в среднем на 1 млн долларов в год, то ежегодный бюджет университета увеличится ровно на эту вели­чину. Иными словами, он был бы на i млн долларов в год меньше, если бы этот профессор остался в дру­гом университете.

Поскольку рынок труда в этой сфере отличает­ся чрезвычайно высоким уровнем конкуренции, то университеты яростно соперничают друг с дру­гом за привлечение сотрудников, вместе с которы­ми университет получит особенно большие средства на покрытие косвенных расходов. Согласно традици­онным теориям конкурентных рынков труда, не учи­тывающим интереса к статусу, размер таких вкладов должен в точности соответствовать различиям в ве­личине зарплаты. Эти модели предсказывают, что новому профессору, который наверняка будет при-

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

носить университету по 1 млн долларов в год на по­крытие косвенных расходов, станут платить на 1 млн долларов больше, чем его коллеге, во всем ему подоб­ному, но не приносящему с собой денег на косвенные расходы. (Например, если университет, пытающий­ся переманить к себе получателя крупных грантов, предложит ему прибавку к зарплате менее 1 млн дол­ларов, то у нынешнего работодателя появится явный стимул к тому, чтобы сделать более выгодное пред­ложение.)

Однако, изучая реальные цифры, мы не увидим даже приблизительного соответствия между заработ­ками профессоров и этим конкретным показателем продуктивности. Например, на одном научном фа­культете Корнеллского университета всякий долго­срочный прирост средств для покрытия косвенных расходов на i доллар сопровождался повышением зарплаты Tqro сотрудника, который приносил уни­верситету эти средства, всего на g центов4.

Если бы те профессоры, чьи гранты обеспечивают университеты наибольшими средствами на покры­тие косвенных расходов, в иных отношениях были бы менее производительными по сравнению со своими коллегами, то явное несоответствие между их зарпла­той и вкладом в покрытие косвенных расходов мог­ло бы оказаться мнимым. Иными словами, можно допустить, что получатели самых больших грантов остаются без соответствующей прибавки к зарплате из-за того, что они — плохие преподаватели или вно­сят менее ценный вклад в какие-то иные аспекты уни­верситетской работы. Это вполне правдоподобное предположение, поскольку любой профессор, не об­ладая неограниченным временем и энергией, выну­жден разрываться между преподаванием и научны­ми исследованиями.

4- Robert H. Frank, «Are Workers Paid Their Marginal Products?» Ameri­can Economic Review 74 (4), September 1984: 549-571.

•2 2O

221

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

Однако факты говорят о том, что получатели круп­нейших грантов превосходят своих коллег в произ­водительности и в других важных отношениях. На­пример, гранты обычно выдаются на основе научной репутации данного исследователя, и потому те, кто получает самые большие гранты, также вносят самый значительный вклад в престиж своего университета, независимо от получения грантов. Кроме того, более продуктивные исследователи в среднем являются не­сколько более успешными преподавателями5. Отсю­да следует, что индивидуальные различия в покры­тии косвенных расходов почти наверняка окажутся несколько меньше соответствующих различий в об­щей продуктивности. Тем не менее различия в по­крытии косвенных расходов крайне слабо сказыва­ются на величине зарплаты.

Эта ситуация наблюдается повсеместно. В каж­дой профессии, по которой мы можем сделать со­ответствующие сопоставления, наиболее произво­дительным работникам в любом подразделении платят существенно меньше, а наименее производи­тельным—существенно больше величины вносимого ими вклада . Разумеется, свою роль здесь могут иг­рать и другие факторы. Тем не менее, даже при устра­нении этих факторов мы все равно увидим несоответ­ствие между заработной платой и трудовым вкладом7.

5- Mohammad Qamar uz Zaman, «Review of the Academic Evidence on the Relationship between Teaching and Research in Higher Edu­cation», U. K. Department for Education and Skills Research Re­port RR5o6, 2004.

6. См., например: Robert H.Frank, «Are Workers Paid Their Marginal

Products?»; Jeffrey Pfeffer and A. Davis Blake, «Determinants of Salary Dispersion in Organizations», Industrial Relations 29, Winter 1990: 38-57; и Jeffrey Pfeffer and A. Konrad, «Do You Get What You Deserve? Factors Affecting the Relationship between Productiv­ity and Pay», Administrative Science Quarterly 35, June 1990: 258-285.

7. Robert H.Frank and Robert M.Hutchens, «Wages, Seniority, and the

Demand for Rising Consumption Profiles», Journal of Economic Be-

ГЛАВА 8. «Э.ТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

А ведь именно такой результат должен наблюдаться в том случае, когда люди придают большое значение высокому статусу в трудовом коллективе.

Поскольку никто не сможет получить высокий ста­тус, если не найдутся те, кто готов смириться с низ­ким статусом, то приобретение высокого статуса со­пряжено со значительными скрытыми издержками. Фактически каждый работодатель практикует скры­тое перераспределение доходов, недоплачивая наи­более производительным работникам в коллективе, и за счет этого переплачивая наименее производи­тельным.

Те, для кого высокий статус представляет особую ценность, с большей вероятностью смирятся со скры­тыми издержками (более низкой собственной зара­ботной платой), которые неизбежно приходится нести самым производительным работникам в кол­лективе с относительно низкой средней произво­дительностью. И напротив, те, кого высокий статус не интересует, обычно опускаются на низшие пози­ции в группах с высокой средней производительно­стью, получая за это скрытую прибавку к зарплате. А для тех, кого статус интересует не слишком сильно, наилучшим вариантом станет промежуточное поло­жение в коллективе со средней продуктивностью, где их заработок будет приблизительно соответствовать величине их трудового вклада.

Таким образом, мы убеждаемся в существовании скрытого рынка высокого локального статуса, причем этот рынок функционирует так же, как аналогичные скрытые рынки таких аспектов работы, как безопас­ность и независимость. Те, кто особенно ценит без­опасность, обычно находят себе самую безопасную ра­боту и расплачиваются за это более низкой заработной

havior and Organization ai, 1993: 351-276; и Robert H.Frank, What Price the Moral High Ground? Princeton, NJ: Princeton University Press, 2004, chapter 6.

•222

223

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

платой, за счет которой покрываются затраты на до­полнительные меры безопасности. Те, кто особенно ценят независимость, стараются найти работу, которая может предложить ее в наибольшем объеме—опять же за счет более низкой заработной платы. А те, для кого высокий статус представляет особую ценность, выби­рают такую работу, которая обеспечивает им этот ста­тус, соглашаясь на более низкую заработную плату.

Так же, как и в случае с скрытыми рынками дру­гих желательных аспектов работы, фирмы и работни­ки обычно не подозревают о существовании скрыто­го рынка высокого статуса. Соответствующие вычеты и перераспределение средств не требуют ни от одной из заинтересованных сторон участия в сложных и до­рогостоящих переговорах. Фирмы просто объявляют, сколько они платят за какую работу, после чего люди сами выбирают наиболее подходящую для них долж­ность. Скрытый рынок высокого статуса в трудовых коллективах представляет собой один из относитель­но редких случаев, когда трансакционные издержки не мешают людям самостоятельно справляться с воз­никающими экстерналиями.

Социальные различия за пределами рабочего места

Трудовые коллективы — не единственный значимый пример социальной иерархии. Людей также забо­тит то, как их доход соотносится с доходом других людей, не являющихся их коллегами. Например, со­гласно одному исследованию, вероятность того, что замужние женщины, чьи сестры занимаются только работой по дому, станут искать работу, возрастает на 16-25%, если мужья их сестер зарабатывают боль­ше, чем их собственные мужья . Также важны дохо-

8. David Neumark and Andrew Postlewaitc, «Relative Income Concerns and the Rise in Married Women\'s Employment», Journal of Public

Economics 70,1998: 157-183.

• 224

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

ды соседей9. Важны доходы друзей. Собственно, из-за того, что чужие расходы влияют на высоту планки, диктующей общий уровень потребления, в сообще­стве нет практически ни одного человека, чей доход не имел бы значения.

Скрытый рынок высокого статуса в трудовых кол­лективах не поможет нам справиться с позицион­ными экстерналиями, возникающими за пределами рабочего места. Напротив, этот рынок только усу­губляет подобные экстерналии, возникающие перед обладателями высокого статуса в трудовых коллек­тивах, вынужденными пожертвовать существенной долей своих возможных заработков.

К общему несчастью, договориться о решении по­зиционных экстерналии с незнакомцами из вашего сообщества гораздо труднее, чем в рамках частных трудовых коллективов. Для компенсации позици­онных экстерналии внутри трудовых коллективов не нужно заключать никаких сложных соглашений. Фирмы просто объявляют величину своих ставок зар­платы, почти не учитывающих различия в личной производительности, и предлагают работникам вы­бирать те должности, которые кажутся им наиболее привлекательными. И наоборот, достижение анало­гичных компенсационных договоренностей за пре­делами рабочего места является чрезвычайно слож­ной и затратной задачей.

В глазах сторонников свободного рынка главным авторитетом по всем вопросам, связанным с вредо­носными действиями, остается Рональд Коуз. Его ключевая идея заключалась не в том, что государство не имеет права принимать меры к снижению ущерба, вызываемого вредоносным поведением. Напротив, он имел в виду, что в тех случаях, когда трансакцион­ные издержки мешают людям самим договариваться

9- Erzo Luttmer, «Neighbors as Negatives», Quarterly Journal of Economics: Relative Earnings and Welt-Being 120, 2005: 963-1002.

225

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

о решении подобных проблем, государство должно принимать такие законы и таким образом определять права собственности, чтобы поощрять людей при­мерно к тем же действиям, о которых они бы догово­рились сами, имей они такую возможность.

Я утверждаю, что вышесказанное относится и к на­логовым системам, обеспечивающим перераспреде­ление доходов в пользу бедных10. Такие системы воспроизводят скрытое перераспределение, преду­смотренное практически любым частным трудовым договором — перераспределение, отражающее вы­годы и издержки существования на различных сту­пенях социальной лестницы. Подобные налоговые системы обеспечивают создание более стабильных и разнообразных обществ.

Почему высокий статус должен доставаться даром, если он создает издержки для других?

Описывая детали нашего мысленного эксперимен­та, я пытался сконструировать окружение, в котором было бы невозможно нарушить чьи-либо права —даже права крайних либертарианцев, чрезвычайно чув­ствительных к подобным посягательствам. Напри­мер, никто бы не мог принудить человека, желающе­го ездить на мотоцикле без шлема, к вступлению в об­щество, которое лишает его этого права. Также никого нельзя было бы заставить вступить в общество, кото­рое бы взимало с него налоги против его воли.

Удивительным выводом из этого мысленного экс­перимента является то, что при таких условиях даже либертарианцы не нашли бы причин для отка­за от вступления в общество, взимающее налоги с бо­гатых и передающее вырученные средства бедным.

ю. Более подробное обоснование этого утверждения см. в: Robert Frank, Choosing the Right Pond: Human Behavior and the Quest for Sta­tus, New York: Oxford University Press, 1985.

•226

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

Если бы их беспокоил высокий социальный статус, они скорее согласились бы с уплатой налогов, чем с исключением из общества, в котором они имели бы такой статус. А если бы их не заботил высокий статус, то они сочли бы привлекательным вступление в об­щество, в котором их низкий статус позволял полу­чить более высокий доход.

Возможно, не стоит удивляться тому, что мно­гие богатые либертарианцы могут считать, что у них есть право пользоваться высоким статусом при дан­ном социальном устройстве. Но если бы трансакци-онные издержки были достаточно низкими для того, чтобы создавать и распускать общества по своему же­ланию, то они не смогли бы требовать для себя этого права задаром. Им пришлось бы за него поторговать­ся. А как свидетельствует аналогичный процесс тор­га за статус в трудовом коллективе, высокое положе­ние обходился недешево.

Возможно, богатый человек предпочел бы запла­тить только за один из трех стеиков, взятых им из хо­лодильника у своего мясника, но у него нет на это никакого права. Возможно, что богатый человек предпочел бы бесплатно подняться на верхние сту­пени социальной лестницы. Однако этой привилегии он тоже лишен.

Заманчивые возможности

Попытки устранения провалов рынка с древнейших времен были предметом пусть зачастую и не выражен­ного явно, но все же глубокого внимания всех чело­веческих обществ. К сожалению, многие из таких по­пыток провалились из-за ошибочных представлений, бытующих на обоих концах политического спектра.

Методы контроля, традиционно выбиравшиеся либералами, основываются на идее о том, что причи­ной провалов рынков в первую очередь является экс­плуатация трудящихся могущественными экономи-

227

ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА

ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»

ческими элитами. Противники либералов из правого лагеря в ответ на это напоминают о высоком уров­не конкуренции на рынках, считая, что «невидимая рука» Адама Смита делает какое-либо регулирование ненужным. Но несмотря на то что рынки действи­тельно отличаются исключительно высокой конку­ренцией, консерваторы напрасно питают настолько слепое доверие к «невидимой руке».

Как ясно понимал Дарвин, тот факт, что неогра­ниченная конкуренция в природе нередко не спо­собствует достижению общего блага, не имеет ника­кого отношения к монопольной эксплуатации. Он является простым следствием острого противоре­чия между индивидуальными и групповыми интере­сами. Живые существа, не наделенные разумом, ни­чего не могут с этим поделать, и древнейшим людям, несмотря на их превосходные навыки общения, эта проблема тоже была не по зубам. Однако с момента вступления в индустриальную эру человеческие об­щества достигли поразительных успехов. Неверо­ятные материальные достижения этой эпохи стали почти исключительно результатом новых институ­циональных механизмов, сокративших разрыв между индивидуальными и групповыми интересами.

Тем не менее перед нами по-прежнему раскрыва­ются неиспользуемые и при этом чрезвычайно цен­ные возможности. Риторика типа «Это же ваши деньги...», доминирующая в текущем политическом .дискурсе, препятствует даже обсуждению изменений в налоговой политике и структуре государственных расходов, которые обернулись бы огромной выгодой для каждого из нас. В данной главе я указывал на то, что важной причиной нашего неумения воспользо­ваться этими возможностями являлось непонимание вопросов, связанных с перераспределением доходов.

К сожалению, обе стороны, участвующие в дискус­сии о перераспределении доходов, отстаивают свои позиции с подлинно мессианским пылом. Впро-

чем, выше мы могли убедиться в существовании иных, многообещающих путей ведения этой дискус­сии. Более эгалитарное распределение доходов мож­но отстаивать, исходя не только из абстрактных мо­ральных категорий, но и из соображений взаимной выгоды. Как будет показано в следующей главе, до­полнительный прогресс станет более вероятен в том случае, если мы откажемся от необоснованных пред­ставлений о связи между успехом и заслуженным воз­награждением. К счастью для нас, существующие ме­ханизмы столь вопиюще неэффективны, что оставля­ют огромные возможности для усовершенствования.