«Это же ваши деньги...»
В XVII ВЕКЕ британский философ Джон Локк в своем «Втором трактате о правлении» писал: «каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого, не имеет никаких прав.
Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему». Благодаря этим словам Локк стал интеллектуальным героем либертарианцев, считающих любые налоги кражей. Хотя более серьезные либертарианцы все же признают необходимость хотя бы некоторых налогов, нет никаких сомнений в том, что слова Лок-ка обладают огромной риторической силой, простирающейся далеко за рамки либертарианских кругов. Если вы посредством своего таланта и усилий повышаете ценность какой-либо вещи, то у вас возникает ощущение, что добавленная стоимость принадлежит вам. С какой стати государство заявляет на нее свои претензии?Идея о том, что людям по праву принадлежат плоды их трудов, приобрела значительную популярность за десятилетия, прошедшие после того, как Рональд Рейган начал настойчиво проповедовать ее в своих речах. Бывший председатель бюджетной комиссии Палаты представителей Билл Арчер прибегал к той же риторике, в конце igSo-x гг. выступая за снижение налогов для домохозяйств с высоки-
199
ми доходами: «Вернуть избыточные налоги семьям и работникам, уплатившим их вашингтонским властям,—писал он,—это вопрос принципа». А как выразился Джордж Буш-старший, защищая свое предложение о предоставлении льгот по подоходному налогу на сумму в 1,3 триллиона долларов, распространявшихся в первую очередь на самые богатые американские семьи: «Это же ваши деньги. Вы за них заплатили». Если какой-нибудь американский политик в наши дни предложит ввести налог на что-либо, его оппоненты сразу же начнут уличать его в том, что он считает, будто «бюрократы в Вашингтоне способны разумнее распорядиться нашими деньгами, чем мы сами».
Миф о собственности
Впрочем, при пристальном рассмотрении интуитивная мысль о том, что люди имеют моральное право оставлять себе все свои доходы и не платить никаких ч» налогов, быстро обнаружит свою несостоятельность. Высокий доход людей в современных промышленно развитых демократиях является результатом не только их усилий. В значительной степени он обусловлен обширными текущими и прежними государственными инвестициями в инфраструктуру, образование и институты, определяющие и защищающие права частной собственности. Многие зачастую забывают . о принципиальном значении подобных инвестиций для нашего процветания.
Несколько десятилетий тому назад я имел возможность познакомиться с тем, как выглядит жизнь в условиях, когда такие инвестиции отсутствуют. Сразу же после окончания колледжа я два года служил добровольцем в Корпусе мира, преподавая математику и естественные науки в одной из деревушек Непала, который входил и до сих пор входит в число беднейших стран планеты.
2ОО
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
Как было принято среди работавших там добровольцев из Корпуса мира, я нанял себе повара. Его звали Биркхаман Рай. Несколькими годами ранее он перебрался в Непал из отдаленной гималайской деревни в соседнем Бутане и был самым изобретательным и разносторонним из всех, кого я когда-либо знал, хотя ни одного дня не учился в школе.
Он не только отлично готовил и умело торговался на рынке, но вдобавок умел зарезать козу и переложить тростниковую крышу. Ему по силам было оштукатурить стену и починить сломанный будильник. Он был опытным жестянщиком и поразительно искусным плотником. Когда износились мои любимые ботинки, он залатал их, как профессиональный сапожник. В деревне он быстро стал специалистом по народной медицине.
Поскольку он не умел читать и писать, я был не в состояниу поддерживать с ним связь после того, как уехал домой. Но так как Непал по-прежнему почти лишен всякой инфраструктуры, то те несколько сотен долларов в год, которые я мог платить Биркха-ману из средств на проживание, выдававшихся мне в Корпусе мира, со всей вероятностью, были самыми большими деньгами, которые мой повар получал за всю свою жизнь.
Если бы он родился в США, то скорее всего уже давно бы разбогател. В самом крайнем случае человек с такими навыками и целеустремленностью заработал бы в сотни раз больше, чем за всю свою жизнь в Непале.
Ежегодно с приближением 15 апреля — крайнего срока подачи налоговых деклараций — богатые либертарианцы начинают яростно обвинять государство в том, что оно отнимает у них законно заработанные деньги. Почему бы им вместо этого не задуматься над тем, что, как бы талантливы и трудолюбивы они ни были, государству просто нечего было бы у них отнимать, если бы они жили в таких странах, как Не-
2О1
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
пал или Сомали? Инфраструктура, позволившая им разбогатеть, была создана за счет налогов. Таким образом, значительная часть их богатств —это незаслуженная отдача на инвестиции, сделанные другими людьми.
Философы Лайам Мерфи и Томас Нейджел, изучив «миф о собственности», за которым стоит риторика типа «Это же ваши деньги», делают вывод о том, что он отвлекает нас от рассмотрения важных вопросов, касающихся всей нашей системы законов и социальных институтов1. Так, по их словам,
вопрос «Сколько „наших денег" государство может забрать в виде налогов?» заключает в себе логическое противоречие, поскольку то, какие деньги — «наши», а какие —нет, определяется правовой системой, включающей и налоговую систему. Реальная моральная проблема заключается в том, как и с какими целями следует создавать правовую систему, определяющую права собственности. Какие рынки в наибольшей степени способствуют инвестициям и высокой /f продуктивности? Какие блага и на каком уровне должны предоставляться по коллективному публичному решению, а какие — путем частного индивидуального выбора? Следует ли гарантировать всем гражданам минимальный уровень экономической защиты? В какой степени следует публично поддерживать принцип равных возможностей? Является ли морально неприемлемым серьезное социальное и экономическое неравенство, а если является, то как мы можем с ним бороться, не нарушая закона?2
Разумеется, нет смысла обсуждать такие вопросы, уклоняясь от разговора о том, кто и какие налоги дол-
1.
Liam Murphy and Thomas Nagel, The Myth of Ownership, New York: Ox-ford University Press, 2001.
2. Liam Murphy and Thomas Nagel, «Tax Travesties», Boston Globe, Janu-
ary 26, 2003, http://brothersjuddblog.com/archives/2OO3/oi/we_ hold_these_suggestions_to_b_i.html.
2O2
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
жен платить. Тем не менее публичные дискуссии среди выборных лиц о каких бы то ни было налогах обычно пресекаются заклинаниями в духе «Это же ваши деньги...» со стороны правых. Из-за невозможности вести такие дискуссии все мы становимся беднее.
«Социальное манипулирование!»
На протяжении более чем столетия в мире шли напряженные дебаты о том, где люди могут достичь наибольшего процветания — в условиях экономики с централизованным планированием и управлением или там, где принятие большинства экономических решений доверено децентрализованным частным рынкам. Сейчас этим спорам положен конец. При всех возможных недостатках децентрализованной рыночной системы история коллективной экономики бывшего Советского Союза убеждает большинство непредвзятых наблюдателей в том, что в любой успешной экономической программе тот или иной вариант рыночной системы обязательно должен занимать важное место.
Конечно, на практике даже в самой слабо регулируемой рыночной экономике имеется большой государственный сектор. Он не только задает правовые рамки, в которых действуют частные фирмы и потребители, но и обеспечивает такие общественные блага, как дороги, образование, поддержание правопорядка, пожарная охрана и национальная оборона. Оплата этих благ производится за счет налогов.
Налог на любую деятельность не только приносит средства в казну, но и ослабляет стимулы к этой деятельности. Налоги на такие полезные вещи, как сбережения или создание рабочих мест, уменьшают размер экономического пирога. И наоборот, налоги на такие вредоносные виды деятельности, как загрязнение окружающей среды или уличные заторы, ведут к увеличению экономического пирога.
В гла-203
ДАРВИГЮВСКАЯ ЭКОНОМИКА
ве и мы подробно рассмотрим, каким образом можно осуществить переход от налогов на полезную деятельность к налогам на действия, причиняющие вред другим лицам.
Поскольку подобное изменение налоговой политики обеспечивает увеличение экономического пирога, благодаря чему каждому становится доступным больший его кусок, этот шаг не должен вызывать особых возражений. Тем не менее он будет неизбежно сопровождаться протестом со стороны активистов-либертарианцев. «Социальное манипулирование!» — хором восклицают они, подразумевая под этим попытки «контролировать наше поведение, определять наш выбор, изменить наш образ жизни». Например, такие обвинения всегда предъявляют авторам налогов на бензин, призванных уменьшить нашу зависимость от зарубежной нефти.
Но как отмечалось в главе 1, подобные сетования бессмысленны, поскольку практически каждый закон и правило представляют собой социальное манипулирование. Законы, запрещающие убийства и кражи, тоже контролируют наше поведение, определяют наш выбор, изменяют наш образ жизни, и потому они являются социальным манипулированием, как и законы против шума, скоростной режим на дорогах и даже светофоры и знаки «уступи дорогу». Единственной альтернативой социальному манипулированию является полная анархия. Налоги же представляют собой намного более дешевый и менее жесткий способ обуздания вредоносного поведения, чем законы и запреты — в силу того, что благодаря налогам сокращение вреда осуществляется главным образом за счет тех, кому проще всего изменить свое поведение. Подробнее об этом мы поговорим в главе п.
Сейчас же мы рассмотрим куда более спорный аспект налоговой политики, а именно ее влияние —как намеренное, так и непреднамеренное — на распределение доходов после уплаты налогов. Какое рас-
2О4
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
пределение доходов будет справедливым и какую ответственность несет государство за его обеспечение? Мало найдется вопросов, которым философы, экономисты, правоведы и прочие мыслители уделяли бы столько же внимания3.
Впрочем, данный вопрос выходит далеко за рамки того, что мы здесь обсуждаем. Мы лишь пытаемся дать ответ на часто выдвигаемый либертарианцами и политическими консерваторами тезис о том, что сознательное перераспределение доходов не может быть законным ни при каких обстоятельствах. Однако выясняется, что это заявление трудно защитить, каких бы ни придерживаться убеждений в отношении вышеупомянутых вопросов общего характера.Например, как мы видели в предыдущей главе, отказ от перераспределения доходов в пользу бедных нередко вынуждает демократические государства к соблюдению ^штересов нуждающихся избирателей иными, менее эффективными способами, которые становятся обузой и для богатых, и для бедных. Легко заявлять о своем праве не платить никаких налогов, однако пользоваться этим правом бессмысленно в тех случаях, когда и вы, и все остальные в результате становятся только беднее. Впрочем, существуют и другие, более серьезные возражения на либертарианскую критику перераспределительного налогообложения.
Эффективное предоставление общественных благ
Важной практической проблемой является то, что нежелание перераспределять доходы нередко делает невозможным предоставление общественных благ, высоко ценимых гражданами с большими доходами,
3- См. блестящий обзор соответствующей литературы, открывающий перед нами новые обширные горизонты: Robert Hockett, «Taking Distribution Seriously», Cornell University Law School work-* ing paper, 2011.
205
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
готовыми платить за них. Как и в случае с частными благами, готовность людей платить за общественные блага обычно возрастает по мере повышения дохода. Богатые обычно ценят общественные блага больше, чем бедные — не из-за того, что имеют иные вкусы, а из-за того, что имеют больше денег.
Общество, состоящее только из богатых, будет предоставлять больше общественных благ более высокого качества, чем общество, состоящее только из бедных. Но в том случае, когда в одном обществе живут люди, имеющие и высокие, и низкие доходы, сама природа общественных благ требует, чтобы их количество и качество было для всех одинаковым. Общество должно решить, сколько налогов должны платить люди с разными уровнями дохода для того, чтобы получать эти блага. Несколько простых численных примеров позволят показать, почему прогрессивное налогообложение зачастую представляет собой практичный шаг, выгодный для всех, независимо от их положения на лестнице доходов.
t Предположим, что двое граждан —Рэнд и Пол — владеют соседними летними домиками на озере. Из-за недавнего нашествия дрейссен каждый из них вынужден еженедельно добавлять в свою систему водоснабжения хлор, чтобы ее не забивали эти крохотные моллюски. В продаже появился фильтр нового типа, устраняющий необходимость в еженедельном хлорировании. Это устройство, которое может обслу-
. живать оба домика, стоит юоо долларов. Их хозяева в равной мере горят желанием приобрести новый фильтр. Однако Рэнд, зарабатывающий в два раза больше Пола, готов заплатить за него goo долларов, в то время как Пол согласен отдать за фильтр лишь 300 долларов.
Никто из них не хочет покупать фильтр в одиночку, поскольку считает его цену слишком высокой. Но поскольку совместно они оценивают стоимость фильтра в 12оо долларов, то могли бы приобрести
2об
ГЛАВА 8. «Э.ТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
его в общее пользование. Если они так сделают, то их совокупная экономическая выгода (совокупная стоимость, в которую они оценивают фильтр, минус его цена) составит зоо долларов. И когда размер экономического пирога возрастает, каждая из сторон может рассчитывать на больший, чем раньше, кусок этого пирога.
Так как и Рэнду, и Полу выгодно сообща пользоваться фильтром, можно было бы ожидать, что они быстро договорятся о его покупке. К сожалению, совместное приобретение и использование какого-либо блага зачастую бывает проще предложить, чем осуществить. Как хорошо понимал Рональд Коуз, людям зачастую приходится нести издержки даже при простом обсуждении совместных покупок. Только когда заинтересованных людей всего двое, подобные издержки могут не стать для них неподъемными. Когда же нужнр получить согласие от сотен или тысяч людей, издержки переговорного процесса сплошь и рядом становятся непреодолимым препятствием для сделки.
При большом количестве участников также возникает так называемая проблема безбилетника. Если начинание завершится успехом или провалом вне зависимости от вклада, внесенного в него каждым конкретным лицом, то у всех появляется стимул к тому, чтобы ничего не делать — в надежде на то, что удастся «прокатиться без билета» за чужой счет. Наконец, даже при наличии всего нескольких участников достижение соглашения о справедливом несении общих расходов может оказаться затруднительным. Например, Рэнд и Пол могут не спешить с раскрытием той суммы, которую они готовы заплатить за фильтр —по той же причине, по которой вы не спешите говорить продавцу, за сколько вы готовы купить у него восточный ковер.
Подобные практические соображения могут привести нас к тому, чтобы наделить государство пол-
2О7
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
номочиями на приобретение общественных благ от нашего имени. Но даже этот шаг не устраняет необходимости в достижении политического соглашения о том, как платить за них.
Предположим, что Рэнд и Пол могут попросить государство о посредничестве при покупке фильтра. И предположим, что налоговая политика государства должна следовать «недискриминационному» правилу, запрещающему взимать с любого гражданина больше денег за то или иное общественное благо, чем платит его сосед.
Если общественные блага могут предоставляться лишь в том случае, когда за это проголосует большинство граждан, то государство, чьи руки связаны этим правилом, не сможет купить фильтр. Поскольку в распоряжении государства будет находиться лишь подушный налог (взимаемый со всех граждан в равном количестве), то для покрытия цены фильтра потребуется собрать 500 долларов с Рэнда и 500 — с Пола. Но так как Пол готов дать на фильтр лишь 300 долларов, то он выскажется против такого предложения, и оно не получит большинства голосов. Таким образом, демократическое государство, полагаясь только на подушный налог, не сможет обеспечить Рэнда и Пола фильтром.
И мы оказываемся в подобной ситуации всякий раз, когда между налогоплательщиками возникают серьезные расхождения в оценке того или иного общественного блага, а это происходит почти всегда, когда в обществе наблюдаются большие различия в уровне дохода. Правило равного налогообложения в этих обстоятельствах делает невозможным предоставление многих важных общественных благ.
Теперь предположим, что государство вправе взимать прогрессивный подоходный налог. Если бы Рэнд, зарабатывающий вдвое больше Пола, был либертарианцем, он бы горько сетовал на такой несправедливый принцип, вынуждающий его отдавать государству на-
208
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
много больше денег по сравнению с Полом. Однако, немного подумав, он понял бы, что это возражение погубит весь проект и что он окажется в выигрыше, если позволит государству взять с себя 75° долларов налога, а с Пола— 250. Ведь в этом случае, заплатив всего 75° долларов, Рэнд получит фильтр, имеющий для него ценность в goo долларов. Таким образом, перестав возражать против прогрессивного налогообложения, он окажется богаче на 150 долларов. Пол, со своей стороны, получит фильтр, который оценивает в 300 долларов, заплатив за него только 250 долларов, и тем самым его выгода составит 50 долларов.
Абсурдность требования о том, чтобы все граждане вносили равный вклад или хотя бы одну и ту же долю своего дохода при оплате коллективно потребляемых благ, станет еще более очевидной, если представить, что случится, если предъявлять аналогичное требование супружеским парам. Предположим, например, что Джулия зарабатывает 2 млн долларов в год, а ее муж Брюс —только 2О тыс. долларов. Имея такой доход, Джулия как индивид захочет тратить намного больше, чем Брюс, на жилье, путешествия, развлечения и многие другие блага, потребляемые ими совместно. Но если каждого из супругов принудить вносить равный вклад при покупке подобных благ, им придется жить в маленьком доме, посылать своих детей в посредственную школу, экономить на отпусках, развлечениях и ресторанах и т.д. Поэтому несложно понять, почему Джулии покажется привлекательным платить намного больше 50% за блага, потребляемые ею совместно с Брюсом.
Обоснования прогрессивного налогообложения, неявно присутствующие в этих примерах, опираются на чисто практические соображения. Прогрессивное налогообложение стало инструментом, способствующим более полному достижению своих целей и богатыми, и бедными. Оно не имеет никакого отношения к таким нравственным понятиям, как чест-
209
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
ность или справедливость, хотя именно на них всегда ссылаются либералы, выступающие за прогрессивное налогообложение. И именно из-за этих же понятий такие налоги представляются незаконными многим либертарианцам и консерваторам. Однако различие между моральными и строго прагматическими соображениями нередко является менее четким, чем кажется на первый взгляд.
Либертарианские обоснования прогрессивного налогообложения
Снова сошлемся на Рональда Коуза, чьи идеи помогли по-новому взглянуть на старую проблему. Положение в любой иерархии, подобно тем экстерналиям, которым была посвящена его работа, является реци-прокным феноменом. Иными словами, ни один человек не может занимать высокое положение в какой-либо группе, если в той же группе отсутствуют те, кто занимает низкое положение. Соответственно, стремление к высокому статусу в любой группе приводит к возникновению позиционных экстерналий. За то, чтобы желающие достижения таких позиций добились поставленной цели, другим придется заплатить своим низким статусом, без которого высокий статус невозможен. Как мы увидим, именно в этих простых наблюдениях скрываются корни либертарианской теории прогрессивного налогообложения.
Для того чтобы изложить эту теорию в общих чертах, давайте начнем с мысленного эксперимента, выстроенного таким образом, чтобы исключить всякие возражения со стороны либертарианцев. Представьте себе, что вы и 999 других человек только что покинули ковчег после грандиозного потопа, уничтожившего все прежние социальные структуры. Ваша задача — вместе с другими построить новое общество по своему усмотрению. Если другие желают создания таких социальных структур, которые вызывают у вас
2Ю
ГЛАВА 8, «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
возмущение, то вы можете к ним не присоединяться. С другой стороны, вы не вправе принуждать других к вступлению в ваше общество, если они его не одобряют. Короче говоря, членство в новых обществах, создаваемых в этом мыслительном эксперименте, возможно лишь строго по взаимному согласию.
Каждое создаваемое общество изначально получает пропорциональную долю земли и другой собственности, уцелевшей после потопа. Например, если вы и 99 ДРУГИХ хотите создать отдельное общество, то оно будет составлять ю% мирового населения и получит ю% всей существующей земли и другой собственности. Не вся собственность, изначально полученная каждым обществом, нужна всем в равной степени. Соответственно, при создании общества необходимо в том числе договориться и о правилах, согласно которым будет распределяться собственность между членами данного общества.
Предполагается, что талант и темперамент каждого человека всем прекрасно известны. Договорившись вместе с другими о создании общества, вы вправе зарабатывать столько, сколько позволяют ваши усилия и способности, но вы обязаны также подчиняться налоговому законодательству и прочим правилам, которые установлены в вашем обществе.
Как станет ясно после недолгих размышлений, результаты во многом будут зависеть от того, что собой представляют те люди, которые согласились вступить в ваше общество. Например, если большинство из них отличается высокой продуктивностью, то ваше общество сможет получать общественные блага в большем объеме и более высокого качества, чем общество, состоящее из малопродуктивных людей. Однако вы окажетесь в явном проигрыше, если попадете в общество, члены которого в среднем будут гораздо производительнее, чем вы.
Предположим, например, что вы и большинство других хотели бы жить в доме с красивым видом
211
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
из окон. К сожалению, такой вид открывается не отовсюду, и в том вполне вероятном случае, если ваше общество возьмет на вооружение нечто вроде рыночного механизма для распределения земли и другой собственности, наименее производительные члены вашего общества не смогут завести себе дом с красивым видом.
Допустим, красивый вид вас не интересует. Но вы наверняка будете заинтересованы в том, чтобы ваши дети ходили в хорошую школу, способную подготовить их к вступительным экзаменам в университет или сделать их вероятными кандидатами на достойную должность. Но опять же абсолютно хороших или абсолютно плохих школ не бывает. Школа может быть хорошей или плохой лишь в сравнении с другими школами в данной стране или местности.
Практически в каждой стране лучшие школы обычно находятся в самых дорогих для проживания местах. Где-то так происходит из-за того, что значительную часть школьного бюджета составляют налоги на собственность. Но даже в тех случаях, когда расходы на одного ученика равны друг другу во всех школах, самыми лучшими школами, как правило, все равно бывают расположенные там, где проживание обходится дороже всего —в том числе по той причине, что важным фактором, определяющим общий уровень школы, является уровень ее учеников, а дети наиболее успешных родителей в смысле обучения обладают значительными преимуществами перед сверстниками и до, и после поступления в школу. Таким образом, в школах, куда поступят эти ученики, сложатся более благоприятные условия для учебы, даже при наличии такого же бюджета, как и в других школах.
Соответственно, если вам небезразлично образование ваших детей, то, в какое бы общество вы ни вступили, вам придется позаботиться о жилье в районе с хорошей школой. Если мы опять предположим, что главным механизмом распределения благ в боль-
•212
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
шинстве обществ станут частные рынки, то ваши возможности отправить детей в относительно хорошую школу значительно снизятся, если вы вступите в общество, большинство членов которого будут гораздо производительнее, чем вы.
Из этого вытекает, что, принимая решение о том, в какое общество вступить, вам приходится учитывать ваш уровень производительности по сравнению с производительностью ваших предполагаемых сограждан. Разумеется, лучше всего быть одним из самых производительных членов весьма производительного общества, так как в этом случае вы сможете пользоваться всеми благами, которые приносит и абсолютное, и относительное богатство. Но у подавляющего большинства людей просто нет такой возможности. С повышением средней производительности других членов любого общества ваш статус в этом обществе снизится. И напротив, по мере снижения средней производительности тех, в чьи ряды вы вступили, ваш статус будет повышаться.
Таким образом, любые преимущества, которые может приносить жизнь в обществе с более высокой средней производительностью, будут отчасти компенсироваться тем, что в таком обществе у вас более низкое положение на лестнице доходов. Разумеется, при прочих равных условиях большинство людей отдаст предпочтение высокому социальному статусу перед низким. А если преимущества высокого социального статуса можно будет получить задаром, то все остановят на нем свой выбор. Но невозможно, чтобы все члены какого-либо общества имели высокий статус. Поэтому встает вопрос: с какой стати кому-либо вступать в группу, в которой он будет иметь низкий статус?
Чтобы избежать низкого социального статуса, люди будут создавать отдельные общества, приглашая в них лишь тех, кто обладает точно такой же, как у них, производительностью. Самые способные люди смогут ор-
213
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
ганизовать свое общество равных, люди с более низкой производительностью — еще одно общество равных и т. д. В этих обществах ни у кого не будет низкого социального статуса, но это решение также ликвидирует некоторые очевидные возможности для взаимовыгодного обмена. Например, кто будет подметать улицы в обществе, состоящем лишь из самых талантливых людей? Кто будет делать операции на мозге в обществе, состоящем из самых бездарных?
Даже помимо таких чисто практических трудностей, чистая стратификация устранит еще один потенциально важный источник выгоды, возникающий, когда вопрос статуса интересует одних людей больше, чем других. В условиях, когда ценность высокого статуса для одних превышает издержки, которые низкий статус создает для других, могут возникать группы с разным уровнем способностей, в которых всем будет лучше, чем при существовании в отдельных сообществах равных.
Предположим, например, что если бы Рэнд мог оставлять себе все плоды своих трудов, то он мог бы зарабатывать ю тыс. долларов в неделю, в то время как Пол смог бы заработать всего 5 тыс. долларов. Также предположим, что каждый будет готов отдавать до 30% своего дохода, чтобы иметь высокий статус в обществе, потому что благодаря этому он сможет купить дом с красивым видом или посылать своих детей в хорошую школу. Кроме того, представим, что за компенсацию, составляющую всего 30% от дохода, каждый из них согласится иметь низкий статус. Иными словами, предположим, что Рэнд будет так же счастлив, зарабатывая 7 тыс. долларов в неделю в том обществе, где он получит высокий статус, как и зарабатывая ю тыс. долларов в обществе равных, или 13 тыс. долларов в обществе, где он имел бы самую низкую производительность. В последнем обществе он не сможет купить себе дом с красивым видом, зато получит возможность приобрести на дополнительные деньги
другие привлекательные вещи. Пол, со своей стороны, будет так же счастлив, зарабатывая по 6500 долларов в неделю в обществе, в котором он будет иметь низкий статус, как и в обществе, в котором и он, и все прочие зарабатывали бы по 5 тыс. долларов.
В этих обстоятельствах и Рэнду, и Полу будет лучше объединить усилия, вместо того чтобы присоединяться к людям, не отличающимся от них своими способностями. Работая вместе, наши герои смогут за неделю зарабатывать 15 тыс. долларов (что равно сумме заработанного ими по отдельности). Если Рэнд будет претендовать на 8 тыс. долларов из этих 15 тыс., а Пол — на оставшиеся 7 тыс., то Рэнд получит на 1 тыс. долларов, а Пол — на 500 долларов больше, чем они зарабатывали бы, если бы вступили в общества, где все обладали бы равными способностями и зарабатывали бы пропорционально величине затраченного труда.
А что, если Рэнда не интересует приобретение высокого социального статуса? В таком случае наилучшим выходом для него было бы вступить в общество более производительных, чем он, людей, которым небезразличен их статус. Его существование в качестве низкостатусного члена этой группы стало бы активом, позволяющим другим членам этой группы обладать высоким статусом, за что Рэнд получал бы соответствующую компенсацию.
Таким образом, я утверждаю, что в окружении, сконструированном с конкретной целью оградить убежденных либертарианцев от возможного принуждения, все возникающие добровольные общества ввели бы у себя прогрессивный подоходный налог. Степень прогрессивности налога в этом мысленном эксперименте зависела бы от того, сколько одни готовы платить за приобретение высокого статуса и сколько другие готовы получать за существование в условиях низкого статуса. Это —эмпирические вопросы, о которых чуть ниже мы поговорим подробнее. Сейчас же отметим, что ни у одного либертари-
214
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
анца при такой налоговой системе не будет причин для жалоб. Ключевой момент состоит в том, что при запрете прогрессивного налогообложения мы получим общества, совершенно однородные по своим способностям, не привлекательные ни для кого.
Обоснование прогрессивного налогообложения, вытекающее из этого мысленного эксперимента, в явном виде никак не связано с соображениями честности или справедливости. Напротив, налоговая структура каждого общества возникает как прямое следствие прагматичного обмена между свободными и независимыми индивидами.
Но если мы можем согласиться с тем, что высокий статус в социальной иерархии представляет ценность, то интерпретация, следующая из нашего мысленного эксперимента, оказывается полностью совместима с традиционным дискурсом о честности и справедливости. Для того чтобы кто-то обладал высоким социальным статусом, нужно, чтобы другие имели низкий социальный статус. Таким образом, в любом обществе, состоящем из людей с разными способностями, но не имеющем прогрессивного налогообложения, люди с высоким статусом получат ценный актив, ничего не платя за него. Этот актив не будет иметь ценности, если только другие не будут нести издержки, связанные с низким статусом, который делает возможным существование людей с высоким статусом. Никто не станет спорить с тем, что было бы несправедливо или нечестно — в традиционном понимании этих понятий,—если бы кто-то даром наживался на чужих издержках, не платя за это никакой компенсации.
Скрытый рынок статуса на рынке труда
Хотя наш мысленный эксперимент может показаться чистой фантазией, нечто весьма похожее действительно существует на конкурентных рынках труда, которые мы видим вокруг себя. В США и большин-
2i6
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
стве других демократий никого нельзя заставить работать на фирму против его воли. Кроме того, мы можем спокойно предположить, что при прочих равных значимых факторах большинство людей предпочтет иметь более высокий, а не более низкий статус по сравнению со своими коллегами. Из этих двух допущений следует четкое предсказание — согласно которому было бы невозможно создавать стабильные трудовые коллективы из людей с разными способностями, если только не передавать часть заработанного наиболее производительными членами коллектива его наименее производительным членам. (Аргументация, на которой основано это соображение, в точности аналогична той, что использовалась в предыдущем мысленном эксперименте).
Мы можем проверить этот прогноз, сравнив схемы оплаты в реальных коллективах со схемами, предсказываемым^ традиционными теориями рынка труда, исходящими из предположения о том, что статус не имеет никакого значения. Согласно этим теориям, работникам выплачивают рыночную стоимость произведенного ими. На реальных же рынках оплата возрастает вместе с ростом производительности, но ненамного. Например, самый производительный плотник в коллективе строителей может сделать за день вдвое больше своего наименее производительного коллеги, но почти никогда не получает хотя бы на 30% больше него.
Таким образом, наблюдаемое распределение заработков в любом трудовом коллективе, как правило, имеет намного меньший разброс, нежели соответствующее распределение индивидуальной производительности. Чтобы лично убедиться в этом, вспомните о группах своих коллег, выполняющих аналогичные задачи в вашей собственной организации. (Например, если вы — младший сотрудник в крупной юридической фирме, то объектом рассмотрения могут стать другие младшие сотрудники ва-
217
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
шей группы). Сначала представьте себе, что фирму покидают двое наиболее производительных коллег, а затем — что ее покидают трое наименее производительных. В каком случае фирма понесет наибольший ущерб? Большинство людей без колебания ответит, что потеря двух самых продуктивных сотрудников окажется наиболее болезненной.
Если это так, то, согласно традиционной теории рынка труда, их совместный заработок должен быть выше, чем совместный заработок троих наименее производительных. Тем не менее в жизни обычно бывает наоборот: любые три работника из группы, выполняющей аналогичные задачи, зарабатывают значительно больше любых двух других. Короче говоря, при типичной схеме оплаты более производитель-лыс члены группы, выполняющей аналогичные задачи, получают меньше стоимости произведенного ими, а наименее производительные —больше стоимости произведенного.
Я утверждаю, что в этой схеме отражается работа скрытого рынка статуса в рамках трудовых коллективов. Если это утверждение верно, то из него вытекает простой ответ на совсем не простой вопрос о том, почему наиболее производительные члены каждого трудового коллектива, чей труд явно недооплачивается, не спешат переходить к конкурентам-нанимателям. Хотя их текущий заработок явно отстает от предсказаний традиционных моделей, они получают кое-что иное, имеющее для них большую ценность. Оставаясь в коллективе, они тем самым неявно подтверждают, что высокий статус служит для них более чем достаточной компенсацией за соответствующий недополученный заработок. Точно так же их наименее производительные коллеги могут считать досадным пребывание на нижних ступенях иерархии, однако не увольняются, тем самым молчаливо свидетельствуя о том, что получают за это достаточную компенсацию в виде завышенной оплаты труда.
Таким образом, частные рынки труда используют скрытый прогрессивный налог при распределении зарплаты в рамках каждого трудового коллектива. Поскольку трудовые договоры по американским законам заключаются добровольно, было бы странно услышать от либертарианцев заявления о том, что подобные схемы оплаты нарушают чьи-то права.
Сколько стоит высокий статус?
Насколько значительно косвенное перераспределение доходов между высокостатусными работниками и их низкостатусными коллегами? Или, формулируя вопрос иным образом, насколько ценность наиболее производительного работника для его нанимателя превышает величину его зарплаты? Поскольку производство нередко представляет собой сложную коллективную деятельность, то индивидуальные различия в производительности по большей части оказываются трудноизмеримыми. Тем не менее обстоятельства иногда позволяют нам получить разумное представление о разнице в величине индивидуального вклада в окончательный результат.
Представление о том, как мы можем подойти к конкретному случаю, нам дает пример из жизни моего университета. Две основные обязанности моих коллег по факультету — преподавание и проведение исследований. Трудовой вклад в каждой из этих сфер носит сложный и многосторонний характер. Но даже в этой ситуации мы в состоянии дать хотя бы грубую минимальную оценку той степени, в которой различаются общие объемы индивидуального вклада.
Например, при всей проблематичности такой задачи, как измерение общей продуктивности при исследовательской работе, один из ее аспектов вполне несложно представить в денежном выражении —речь идет о грантах и иных видах финансирования, поступающего из источников за пределами универси-
218
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
тетов. В тех случаях, когда сотрудник факультета получает грант на исследования от государственного учреждения или частного фонда, выделенные средства обычно делятся на две категории: прямые и косвенные расходы. Финансирование категории прямых расходов предназначено для закупки лабораторного оборудования, расходных материалов и покрытия прочих затрат, связанных с проведением исследовательских работ. С другой стороны, к косвенным расходам относятся затраты на содержание университетской инфраструктуры — библиотек, коммунальных систем, цифровых сетей, административного и прочего персонала, на уборку снега и т.д.
В данный момент для нас важно то, что эти косвенные расходы обычно являются фиксированными. Соответственно, получение профессором гранта не приводит к возрастанию зарплаты ректора университета, средств, выделяемых на содержание библиотеки, затрат на уборку снега и прочих накладных расходов. Отсюда следует, что если вместе с новым профессором в университет будут постоянно поступать гранты, предусматривающие покрытие косвенных расходов в среднем на 1 млн долларов в год, то ежегодный бюджет университета увеличится ровно на эту величину. Иными словами, он был бы на i млн долларов в год меньше, если бы этот профессор остался в другом университете.
Поскольку рынок труда в этой сфере отличается чрезвычайно высоким уровнем конкуренции, то университеты яростно соперничают друг с другом за привлечение сотрудников, вместе с которыми университет получит особенно большие средства на покрытие косвенных расходов. Согласно традиционным теориям конкурентных рынков труда, не учитывающим интереса к статусу, размер таких вкладов должен в точности соответствовать различиям в величине зарплаты. Эти модели предсказывают, что новому профессору, который наверняка будет при-
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
носить университету по 1 млн долларов в год на покрытие косвенных расходов, станут платить на 1 млн долларов больше, чем его коллеге, во всем ему подобному, но не приносящему с собой денег на косвенные расходы. (Например, если университет, пытающийся переманить к себе получателя крупных грантов, предложит ему прибавку к зарплате менее 1 млн долларов, то у нынешнего работодателя появится явный стимул к тому, чтобы сделать более выгодное предложение.)
Однако, изучая реальные цифры, мы не увидим даже приблизительного соответствия между заработками профессоров и этим конкретным показателем продуктивности. Например, на одном научном факультете Корнеллского университета всякий долгосрочный прирост средств для покрытия косвенных расходов на i доллар сопровождался повышением зарплаты Tqro сотрудника, который приносил университету эти средства, всего на g центов4.
Если бы те профессоры, чьи гранты обеспечивают университеты наибольшими средствами на покрытие косвенных расходов, в иных отношениях были бы менее производительными по сравнению со своими коллегами, то явное несоответствие между их зарплатой и вкладом в покрытие косвенных расходов могло бы оказаться мнимым. Иными словами, можно допустить, что получатели самых больших грантов остаются без соответствующей прибавки к зарплате из-за того, что они — плохие преподаватели или вносят менее ценный вклад в какие-то иные аспекты университетской работы. Это вполне правдоподобное предположение, поскольку любой профессор, не обладая неограниченным временем и энергией, вынужден разрываться между преподаванием и научными исследованиями.
4- Robert H. Frank, «Are Workers Paid Their Marginal Products?» American Economic Review 74 (4), September 1984: 549-571.
•2 2O
221
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
Однако факты говорят о том, что получатели крупнейших грантов превосходят своих коллег в производительности и в других важных отношениях. Например, гранты обычно выдаются на основе научной репутации данного исследователя, и потому те, кто получает самые большие гранты, также вносят самый значительный вклад в престиж своего университета, независимо от получения грантов. Кроме того, более продуктивные исследователи в среднем являются несколько более успешными преподавателями5. Отсюда следует, что индивидуальные различия в покрытии косвенных расходов почти наверняка окажутся несколько меньше соответствующих различий в общей продуктивности. Тем не менее различия в покрытии косвенных расходов крайне слабо сказываются на величине зарплаты.
Эта ситуация наблюдается повсеместно. В каждой профессии, по которой мы можем сделать соответствующие сопоставления, наиболее производительным работникам в любом подразделении платят существенно меньше, а наименее производительным—существенно больше величины вносимого ими вклада . Разумеется, свою роль здесь могут играть и другие факторы. Тем не менее, даже при устранении этих факторов мы все равно увидим несоответствие между заработной платой и трудовым вкладом7.
5- Mohammad Qamar uz Zaman, «Review of the Academic Evidence on the Relationship between Teaching and Research in Higher Education», U. K. Department for Education and Skills Research Report RR5o6, 2004.
6. См., например: Robert H.Frank, «Are Workers Paid Their Marginal
Products?»; Jeffrey Pfeffer and A. Davis Blake, «Determinants of Salary Dispersion in Organizations», Industrial Relations 29, Winter 1990: 38-57; и Jeffrey Pfeffer and A. Konrad, «Do You Get What You Deserve? Factors Affecting the Relationship between Productivity and Pay», Administrative Science Quarterly 35, June 1990: 258-285.
7. Robert H.Frank and Robert M.Hutchens, «Wages, Seniority, and the
Demand for Rising Consumption Profiles», Journal of Economic Be-
ГЛАВА 8. «Э.ТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
А ведь именно такой результат должен наблюдаться в том случае, когда люди придают большое значение высокому статусу в трудовом коллективе.
Поскольку никто не сможет получить высокий статус, если не найдутся те, кто готов смириться с низким статусом, то приобретение высокого статуса сопряжено со значительными скрытыми издержками. Фактически каждый работодатель практикует скрытое перераспределение доходов, недоплачивая наиболее производительным работникам в коллективе, и за счет этого переплачивая наименее производительным.
Те, для кого высокий статус представляет особую ценность, с большей вероятностью смирятся со скрытыми издержками (более низкой собственной заработной платой), которые неизбежно приходится нести самым производительным работникам в коллективе с относительно низкой средней производительностью. И напротив, те, кого высокий статус не интересует, обычно опускаются на низшие позиции в группах с высокой средней производительностью, получая за это скрытую прибавку к зарплате. А для тех, кого статус интересует не слишком сильно, наилучшим вариантом станет промежуточное положение в коллективе со средней продуктивностью, где их заработок будет приблизительно соответствовать величине их трудового вклада.
Таким образом, мы убеждаемся в существовании скрытого рынка высокого локального статуса, причем этот рынок функционирует так же, как аналогичные скрытые рынки таких аспектов работы, как безопасность и независимость. Те, кто особенно ценит безопасность, обычно находят себе самую безопасную работу и расплачиваются за это более низкой заработной
havior and Organization ai, 1993: 351-276; и Robert H.Frank, What Price the Moral High Ground? Princeton, NJ: Princeton University Press, 2004, chapter 6.
•222
223
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
платой, за счет которой покрываются затраты на дополнительные меры безопасности. Те, кто особенно ценят независимость, стараются найти работу, которая может предложить ее в наибольшем объеме—опять же за счет более низкой заработной платы. А те, для кого высокий статус представляет особую ценность, выбирают такую работу, которая обеспечивает им этот статус, соглашаясь на более низкую заработную плату.
Так же, как и в случае с скрытыми рынками других желательных аспектов работы, фирмы и работники обычно не подозревают о существовании скрытого рынка высокого статуса. Соответствующие вычеты и перераспределение средств не требуют ни от одной из заинтересованных сторон участия в сложных и дорогостоящих переговорах. Фирмы просто объявляют, сколько они платят за какую работу, после чего люди сами выбирают наиболее подходящую для них должность. Скрытый рынок высокого статуса в трудовых коллективах представляет собой один из относительно редких случаев, когда трансакционные издержки не мешают людям самостоятельно справляться с возникающими экстерналиями.
Социальные различия за пределами рабочего места
Трудовые коллективы — не единственный значимый пример социальной иерархии. Людей также заботит то, как их доход соотносится с доходом других людей, не являющихся их коллегами. Например, согласно одному исследованию, вероятность того, что замужние женщины, чьи сестры занимаются только работой по дому, станут искать работу, возрастает на 16-25%, если мужья их сестер зарабатывают больше, чем их собственные мужья . Также важны дохо-
8. David Neumark and Andrew Postlewaitc, «Relative Income Concerns and the Rise in Married Women\'s Employment», Journal of Public
Economics 70,1998: 157-183.
• 224
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
ды соседей9. Важны доходы друзей. Собственно, из-за того, что чужие расходы влияют на высоту планки, диктующей общий уровень потребления, в сообществе нет практически ни одного человека, чей доход не имел бы значения.
Скрытый рынок высокого статуса в трудовых коллективах не поможет нам справиться с позиционными экстерналиями, возникающими за пределами рабочего места. Напротив, этот рынок только усугубляет подобные экстерналии, возникающие перед обладателями высокого статуса в трудовых коллективах, вынужденными пожертвовать существенной долей своих возможных заработков.
К общему несчастью, договориться о решении позиционных экстерналии с незнакомцами из вашего сообщества гораздо труднее, чем в рамках частных трудовых коллективов. Для компенсации позиционных экстерналии внутри трудовых коллективов не нужно заключать никаких сложных соглашений. Фирмы просто объявляют величину своих ставок зарплаты, почти не учитывающих различия в личной производительности, и предлагают работникам выбирать те должности, которые кажутся им наиболее привлекательными. И наоборот, достижение аналогичных компенсационных договоренностей за пределами рабочего места является чрезвычайно сложной и затратной задачей.
В глазах сторонников свободного рынка главным авторитетом по всем вопросам, связанным с вредоносными действиями, остается Рональд Коуз. Его ключевая идея заключалась не в том, что государство не имеет права принимать меры к снижению ущерба, вызываемого вредоносным поведением. Напротив, он имел в виду, что в тех случаях, когда трансакционные издержки мешают людям самим договариваться
9- Erzo Luttmer, «Neighbors as Negatives», Quarterly Journal of Economics: Relative Earnings and Welt-Being 120, 2005: 963-1002.
225
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
о решении подобных проблем, государство должно принимать такие законы и таким образом определять права собственности, чтобы поощрять людей примерно к тем же действиям, о которых они бы договорились сами, имей они такую возможность.
Я утверждаю, что вышесказанное относится и к налоговым системам, обеспечивающим перераспределение доходов в пользу бедных10. Такие системы воспроизводят скрытое перераспределение, предусмотренное практически любым частным трудовым договором — перераспределение, отражающее выгоды и издержки существования на различных ступенях социальной лестницы. Подобные налоговые системы обеспечивают создание более стабильных и разнообразных обществ.
Почему высокий статус должен доставаться даром, если он создает издержки для других?
Описывая детали нашего мысленного эксперимента, я пытался сконструировать окружение, в котором было бы невозможно нарушить чьи-либо права —даже права крайних либертарианцев, чрезвычайно чувствительных к подобным посягательствам. Например, никто бы не мог принудить человека, желающего ездить на мотоцикле без шлема, к вступлению в общество, которое лишает его этого права. Также никого нельзя было бы заставить вступить в общество, которое бы взимало с него налоги против его воли.
Удивительным выводом из этого мысленного эксперимента является то, что при таких условиях даже либертарианцы не нашли бы причин для отказа от вступления в общество, взимающее налоги с богатых и передающее вырученные средства бедным.
ю. Более подробное обоснование этого утверждения см. в: Robert Frank, Choosing the Right Pond: Human Behavior and the Quest for Status, New York: Oxford University Press, 1985.
•226
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
Если бы их беспокоил высокий социальный статус, они скорее согласились бы с уплатой налогов, чем с исключением из общества, в котором они имели бы такой статус. А если бы их не заботил высокий статус, то они сочли бы привлекательным вступление в общество, в котором их низкий статус позволял получить более высокий доход.
Возможно, не стоит удивляться тому, что многие богатые либертарианцы могут считать, что у них есть право пользоваться высоким статусом при данном социальном устройстве. Но если бы трансакци-онные издержки были достаточно низкими для того, чтобы создавать и распускать общества по своему желанию, то они не смогли бы требовать для себя этого права задаром. Им пришлось бы за него поторговаться. А как свидетельствует аналогичный процесс торга за статус в трудовом коллективе, высокое положение обходился недешево.
Возможно, богатый человек предпочел бы заплатить только за один из трех стеиков, взятых им из холодильника у своего мясника, но у него нет на это никакого права. Возможно, что богатый человек предпочел бы бесплатно подняться на верхние ступени социальной лестницы. Однако этой привилегии он тоже лишен.
Заманчивые возможности
Попытки устранения провалов рынка с древнейших времен были предметом пусть зачастую и не выраженного явно, но все же глубокого внимания всех человеческих обществ. К сожалению, многие из таких попыток провалились из-за ошибочных представлений, бытующих на обоих концах политического спектра.
Методы контроля, традиционно выбиравшиеся либералами, основываются на идее о том, что причиной провалов рынков в первую очередь является эксплуатация трудящихся могущественными экономи-
227
ДАРВИНОВСКАЯ ЭКОНОМИКА
ГЛАВА 8. «ЭТО ЖЕ ВАШИ ДЕНЬГИ...»
ческими элитами. Противники либералов из правого лагеря в ответ на это напоминают о высоком уровне конкуренции на рынках, считая, что «невидимая рука» Адама Смита делает какое-либо регулирование ненужным. Но несмотря на то что рынки действительно отличаются исключительно высокой конкуренцией, консерваторы напрасно питают настолько слепое доверие к «невидимой руке».
Как ясно понимал Дарвин, тот факт, что неограниченная конкуренция в природе нередко не способствует достижению общего блага, не имеет никакого отношения к монопольной эксплуатации. Он является простым следствием острого противоречия между индивидуальными и групповыми интересами. Живые существа, не наделенные разумом, ничего не могут с этим поделать, и древнейшим людям, несмотря на их превосходные навыки общения, эта проблема тоже была не по зубам. Однако с момента вступления в индустриальную эру человеческие общества достигли поразительных успехов. Невероятные материальные достижения этой эпохи стали почти исключительно результатом новых институциональных механизмов, сокративших разрыв между индивидуальными и групповыми интересами.
Тем не менее перед нами по-прежнему раскрываются неиспользуемые и при этом чрезвычайно ценные возможности. Риторика типа «Это же ваши деньги...», доминирующая в текущем политическом .дискурсе, препятствует даже обсуждению изменений в налоговой политике и структуре государственных расходов, которые обернулись бы огромной выгодой для каждого из нас. В данной главе я указывал на то, что важной причиной нашего неумения воспользоваться этими возможностями являлось непонимание вопросов, связанных с перераспределением доходов.
К сожалению, обе стороны, участвующие в дискуссии о перераспределении доходов, отстаивают свои позиции с подлинно мессианским пылом. Впро-
чем, выше мы могли убедиться в существовании иных, многообещающих путей ведения этой дискуссии. Более эгалитарное распределение доходов можно отстаивать, исходя не только из абстрактных моральных категорий, но и из соображений взаимной выгоды. Как будет показано в следующей главе, дополнительный прогресс станет более вероятен в том случае, если мы откажемся от необоснованных представлений о связи между успехом и заслуженным вознаграждением. К счастью для нас, существующие механизмы столь вопиюще неэффективны, что оставляют огромные возможности для усовершенствования.