Уничтожение конструкции юридического лица
Трудно переоценить значение юридического лица для современной экономики. Эксплицируя зависимость хозяйственной деятельности от этой правовой конструкции, уместно привести известные слова одного американского судьи о важности корпораций для торгового оборота «...
почти все предприятия в этой стране, которые требуют больших капиталовложений, осуществляются корпорациями. Они ведут торговлю, строят и отправляют корабли в плавание, ., строят дома, доставляют продукты земли и моря на рынок, они освещают наши улицы и дома, добывают руду, доставляют воду в наши города, строят железные дороги, возводят церкви, школы и театры, открывают фабрики ...»[575]. Не оспаривая изложенное утверждение, следует заметить, что сказанное относится по большей части к крупным «публичным» корпорациям, в основном имеющим в своем составе большое количество участников и использующим арсенал инструментов публичного размещения своих ценных бумаг. Для таких крупных организаций, особенно если структура акционерной собственности распылена и речь идет о менеджеризме («господстве директора»), больше характерна проблема привлечения к ответственности исполнительных органов, а не контролирующих лиц[576]. «Проникающая ответственность» (как и концепция «отождествления») приобретает особую актуальность в отношении компаний одного лица (коим может быть как физическое лицо, семья, так и корпоративная группа лиц), а также их наиболее вредной разновидности — фиктивных юридических лиц, которые, как правило, лишь эмитируют реальную экономическую деятельность, т.н. «фирм-однодневок».Действительно, бесконтрольное и интенсивное привлечение к «внешней» ответственности участников (бенефициаров, контролирующих лиц) делает невозможным продолжение нормального существования конструкции юридического лица, особенно в отсутствие четких критериев разграничения фиктивной и реальной организации, а также определения границ злоупотребления корпоративными правами и правомерного поведения.
Вместе с тем такой тезис представляет собой в известном смысле апагогию. Ведь, во-первых, никто не говорит о предоставлении неограниченной возможности «снятия корпоративных покровов» и возведения ее в абсолют. Предложений о том, что концепцию «проникающей ответственности» следует абсолютизировать, нет даже в стране, где «снятие корпоративной вуали» наиболее распространено, т.е. в США (по сравнению с рассмотренными правопорядками). Наличие запрета злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ) не привело к гибели всего гражданского законодательства, хотя такие опасения были, особенно если требование (принцип) добросовестного поведения интерпретировать распространительно. Наоборот, из принципиальных положений ст. 10 ГК РФ постепенно выкристаллизовывались другие нормы, разновидностью которых, например, отчасти являются нормы о подозрительных сделках (глава III. 1 Закона о банкротстве)[577].Следует подчеркнуть, что правило о недопустимости злоупотребления правом (ст. 10 ГК РФ) должно выполнять роль крайнего средства[578] точно так же, как и правило о «проникающей ответственности». В связи с изложенным автор не может принять аргумент о появлении угрозы концепции юридического лица, ибо этот довод следует отвергнуть как argumentum ad absurdum[579]. Отдавая должное уважение юридической конструкции корпорации, следует в то же время избегать превращения «фикции юридического лица в reductio ad absurdum»[580]. Контролирующим лицам нельзя позволять бесконтрольное выхолащивание правовой конструкции юридического лица. Следует согласиться с выводом, что корпорация признается правом как независимое лицо с определёнными целями[581], о чем не следует забывать. Можно дискутировать относительно таких целей, но, используя апофатический метод, можно с уверенностью утверждать, что такими целями во всяком случае не могут являться создание юридических лиц с целью обмана кредиторов или обхода законно установленных ограничений.
Во-вторых, фиктивную компанию, «корпоративная вуаль» которой вне всяких сомнений должна быть подвержена «прокалыванию» de lege ferenda достаточно просто распознать на практике[582]: такая организация часто не имеет реального офиса, не распределяет дивиденды[583], не имеет реального имущества, пригодного для ведения предпринимательской деятельности, т.е.
недокапитализирована, вовлечена в сомнительные торговые операции, не имея на то необходимых ресурсов, не платит налогов или, что равносильно, платит их в символическом размере и т.п. Вряд ли уместно пожертвовать для таких случаев гибкостью регулирования, закрепив четкий перечень критериев фиктивности в позитивном праве. Такие требования будут только препятствовать добросовестным предпринимателям, как это известно из попыток российских налоговых органов зафиксировать в административных инструкциях разного рода факторы, свидетельствующие, по их мнению, о фиктивности организации. Вместе с тем приведение примеров такого порядка в руководящих разъяснениях ВС РФ было бы полезно применительно к нормам Главы 111.2 Закона о банкротстве, а также к ст. 49 ГК РФ при условии внесения в нее соответствующих корректив, которые предложены выше.
И последнее: действительно, аргументов в защиту ограниченной ответственности достаточно много, и они очень веские, но они не настолько серьезны, чтобы сделать принципы отделения и ограниченной ответственности абсолютно непреодолимыми. Даже самые горячие сторонники нейтралистского подхода не отрицают возможности привлечения участников корпорации к ответственности, пусть и в субсидиарной форме при банкротстве, либо при других обстоятельствах. А раз так, то отличие интервенционистского подхода заключается лишь в средствах достижения той же цели и связанных с этими средствами издержек. Как представляется, in consideratione legis и с т.зр. судебной практики всегда следует стремиться к тому, чтобы сделать средства правовой защиты максимально результативными, а издержки, связанные с ними, минимальными. В противном случае, исходя из правила ibi jus, ubi remedium[584], малоэффективные формы защиты теряют свой смысл.
Другими словами, «проникающая ответственность» и «отождествление» не несут опасности для конструкции юридического лица при условии их разумного применения в качестве ultima ratio.
1.2.2.