Система и виды преступлений по Синайскому уголовному кодексу.

Совокупность описаний различных преступных деяний в книге Исход образует, с точки зрения современных представлений о системе уголовного права, особенную часть Синайского уголовного кодекса.

Вопрос о системе преступлений, присущих какой-либо правовой системе, не является праздным и для религиоведа. Дж. Дрейн указал, что «разобравшись, какие именно поступки данное общество считает преступным, мы лучше поймем фундаментальные ценности и жизненную позицию данного народа» и классифицировал записанные Моисеем в книгу преступления на три вида: 1) преступления против Бога; 2) преступления против человеческой жизни; 3) преступления против семьи^{[638] [639]. П Аксенов поделил соответствующие преступные деяния на две группы: 1) религиозные преступления; 2) гражданские преступления, но при этом отметил искусственность такого их деления[640], тем более что и основная масса преступных действий, названных «гражданскими» тоже носит ярко выраженный религиозный характер.}

Правоведы - авторы «Христианского учения о преступлении и наказании» - выделяют в Синайском кодексе «преступления против личности, против собственности, против нравственности, против общественной безопасности, против чести и правосудия, против власти»^[641].

Кроме того, специалисты в области талмудического права, опираясь на знания семантических и иных тонкостей иудейской терминологии, указывают, что в Торе можно встретить около пятидесяти слов, используемых для обозначения понятия «преступление», из которых наиболее часто употребляемыми являются:

1) «хата», т. е. «"преступление", затрагивающее юридическую, моральную, социальную и ритуальную сферы», выражающееся в неисполнении воли Господа, закона Божия, от которого можно очиститься с помощью жертвоприношения;

2) «хет» - «тяжкий грех», «хет» + «мавет» - «смертный грех», т. е. преступление, которое «затрагивает душу человека, средоточие его жизни» (например, восстание против Бога) и потому «непременно ведет к смерти того, кто его совершает»;

3) «пеша», т. е. преступление, связанное с нарушением договора между людьми или завета с Богом, обычно - «преступление, нарушающее мир в общине, чаще всего против собственности или кого-то из ее членов»;

4) «авон» - самая тяжелая разновидность преступного греха, обычно - «серьезное преступление как перед людьми, так и перед Богом» (например, братоубийство, святотатство и др.), а также «состояние глубокой вины, накопившейся в результате совершения множества злодеяний», которая, как следствие, «отделяет человека от Бога и ведет его к погибели»¹.

Если придерживаться объекта преступления как исходного критерия классификации уголовно наказуемых деяний по Синайскому закону, то, на наш взгляд, можно построить следующую их систему, отражающую дифференциацию и объединение уголовно-правовых норм особенной части Синайского кодекса: 1) преступления против Бога и веры; 2) преступления против общественной нравственности; 3) преступления против человека; 4) преступления против собственности^{[644] [645]. Их расположение в предлагаемой последовательности опирается на порядок расположения Десяти заповедей, которые образуют идеологическую основу Синайского уголовного кодекса и выступают мерилом установления преступности и наказуемости тех или иных деяний в религиозно-правовом учении Пятикнижия.}

Внутри каждого из обозначенных выше родовых образований могут быть выделены отдельные подгруппы преступлений. Так к преступлениям против Бога и веры могут быть отнесены как непосредственно преступления против Бога и веры в Него (например, идолопоклонничество), так и преступные нарушения установленного порядка богослужений или ритуальные преступления (например, осквернение священных предметов). Группу преступлений против общественной нравственности, т. е. против моральных устоев еврейского народа образуют преступления против нравственного отношения к родителям (например, злословие на родителей) и некоторым слоям населения (например, притеснение сирот), преступления против нравственных начал сексуальных отношений (например, интимная близость с необрученной девицей), лжесвидетельство и другие преступления против справедливости - нравственной основы правосудия. Преступления против человека подразделяются на преступления против жизни (например, убийство), здоровья (причинение различных увечий) и свободы (например, похищение человека). Что касается преступлений против собственности, то к ним относятся хищения (например, кража) и уничтожение или повреждение чужого имущества.

I. Преступления против Бога, веры и порядка богослужений.

Преступления против Бога. Таковыми следует считать все описываемые в книге Исход в виде запретов и примеров уголовно наказуемого поведения случаи неисполнения первых четырех заповедей священного Декалога (Исх. 20, 2-11), а

именно - три вида богоотступничества и богохульство:

а) исповедание иных богов: «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22, 20). При этом запрещается не только служить и приносить жертвы иным богам: «То не поклоняйся богам их, и не служи им, и не подражай делам их» (Исх. 23, 24), но и даже упоминать их: «Соблюдайте все, что Я сказал вам; и имени других богов не упоминайте: да не слышится оно из уст твоих» (Исх. 23, 13). Превентивной правовой мерой служит запрет на союзнические отношения с языческими племенами - «не заключай союза ни с ними, ни с богами их..., чтобы они не ввели тебя в грех против Меня; ибо, если ты будешь служить богам их, то это будет тебе сетью» (Исх.

б) идолопоклонство. Вторая заповедь Декалога запрещает создание какого - либо изображения для его почитания и боготворения. Преступность его нарушения в книге Исход показана на конкретном печальном для сынов Израилевых примере сотворения золотого тельца по примеру египетского Аписа и поклонения ему. Тем самым «израильтяне совершили ужасную ошибку, сравнимую с поступком Адама и Евы»¹ - первым в библейской истории преступлением. Сходство поклонения золотому тельцу с преступлением Адама в книге Зоар (II в.) объясняется тем, что евреи «привлекли к себе Змея, как в начале, и причинили смерть всему миру»^{[646] [647]. По сей день еврейские учителя указывают в проповедях, что грех золотого тельца - самое страшное преступление еврейского народа, в нем «причина всех катастроф» и народных бедствий, а всякое несчастье - «расплата за грех золотого тельца»[648]. При этом, как заметил А П. Лопухин, его преступность была понята и самими израильтянами, когда на них обрушился гнев Моисея, неожиданно появившегося среди празднества, посвященного золотому тельцу: «Гневный вид законодателя и вождя мгновенно пробудил в совести израильтян чувство своей преступности»[649].}

Судя по содержанию исследуемого текста Ветхого Завета, идолопоклонничество представляется настолько дерзким и опасным преступлением, что возмущенный поведением Израиля пророк Моисей назвал его «великим грехом» (Исх. 32, 30-31) и даже в сердцах разбил скрижали с нарушенными израильтянами заповедями Божиими. По мнению свт. Григория Нисского, данный поступок Моисея стал не только следствием и свидетельством возмущения пророка, но и наказанием нечестивцев за богоотступничество: «Они возгордились нечестием, а Моисей, подойдя к ним, разбил полученные от Бога скрижали, чтобы лишившись этого Божиего дара, они понесли бы наказание, соответствующее поступку»¹. Комментаторы данного эпизода библейской истории указывают, что идолопоклонство, золотой телец - это и есть собственно разрушение завета, потому Моисей и разбивает скрижали^{[650] [651].}

Другим наказанием за преступное поклонение идолу, как свидетельствует Писание, стала смерть. При этом изначально Господь намеревался за данное преступление уничтожить еврейский народ полностью - «да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их» (Исх. 32, 10). И только по молитвам пророка Моисея «отменил Господь зло, о котором сказал, что наведет его на народ Свой» (Исх. 32, 14). Тем не менее, Моисей с санкции Божией повелел сынам Левииным: «Так говорит Господь, Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего» (Исх. 32, 27). Некоторые комментаторы считают, что Всевышний не санкционировал массовое убийство вероотступников, ибо сказано: «И сделали сыны Левиины по слову Моисея» (Исх. 32, 28), а не по слову Божиему. Однако такое суждение расходится с намерением Бога вообще истребить весь еврейский народ, кроме Моисея. В результате исполнения такого наказания за преступное идолопоклонство по воле Господа и слову пророка Моисея от рук сынов Левииных «пало в тот день из народа около трех тысяч человек» (Исх. 32, 28), так «поразил Господь народ за сделанного тельца, которого сделал Аарон» (Исх. 32,

35), а Моисей «смыл тяжкий грех соплеменников их кровью»¹.

А П Лопухин, комментируя данное событие библейской истории, специально обратил внимание на то, что в нем нет противоречия с принципом вины: «Три тысячи убитых левитами потерпели наказание не за общую вину всего народа, а за собственную личную вину. Они, как предполагают, продолжали на улице праздновать свой праздник, продолжали и тогда, когда прошло немало времени после возвращения Моисея с горы, после уничтожения золотого тельца»^{[652] [653]. При этом в книге Исход не сообщается, по каким причинам вместе с другими вероотступниками не подвергся наказанию за изготовление идола Аарон - брат Моисея, ставший первосвященником Израиля по воле Бога, хотя указания на его личную вину если не в народном идолопоклонничестве, то в попустительстве или пособничестве ему содержатся в Священном Писании - «ибо Аарон допустил его (народ - ВБ.) до необузданности» (Исх. 32, 25)[654]. Ответ на этот вопрос дает книга Второзаконие, где сказано, что незадолго до своей кончины пророк Моисей напомнил народу о преступлении идолопоклонства и рассказал, что «и на Аарона весьма прогневался Господь и хотел погубить его; но я молился и за Аарона в то время» (Втор. 9, 20).}

Тем не менее, справедливым массовое наказание евреев смертью за отступление от веры кажется только с точки зрения древнего Синайского уголовного закона, а с позиций современного уголовного права такое деяние все же представляется преступным^[655]. И, как пишут К. Бартоломью и М. Г охин, «хотя мы тоже должны помнить, как серьезно Бог относится к идолопоклонству, выдвигать подобные законопроекты в плюралистическом обществе XXI века было бы весьма неразум- но»^[656]. В глазах Вольтера описанное событие получило оценку «зверства», а Моисей назван им «самым жестоким из людей, и никаким мучениям не искупить бы такое необычайное преступление»^[657]. П. Е. Люкимсон из деликатности не называет эти действия Моисея преступлением, даже находит им оправдание («Моисей исполнял закон Божий о смерти за идолопоклонство»), но при этом признает, что «в сущности, перед нами - одно из самых древних описаний гражданской войны, в которой брат шел на брата, сын на отца, друг на друга именно по идеологическим, а не каким-либо другим соображениям» и что многие исследователи видят в них «архетип всех политических убийств и массовых репрессий»¹. М. Шалев послушных Моисею левитов именует в связи с описанными выше и последующими кровавыми картинами ветхозаветной истории не иначе как «наиболее суровое орудие подавления», «левитское Бюро охраны правопорядка», «личная полиция Моисея», «зверски жестокий полицейский отряд» или «святая жандармерия Бога»^{[658] [659];}

в) ворожба как разновидность богоотступничества, сопряженного с поклонением и служением темным силам, противным Богу. Это преступление нашло официальное закрепление в книге завета, составленной Моисеем для Израиля по воле Божией: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исх. 22, 18). Преступность действий ворожей обусловлена их сношениями с главным и первым преступником - дьяволом, врагом человечества, и, соответственно, их отступлением от Бога и служением сатане. Таким образом, ворожба, колдовство и подобные деяния признаются Синайским уголовным кодексом преступными и наказываются самым суровым из возможных наказаний - смертной казнью, как и другие религиозные преступления.

Так же строго ведьмы и колдуны наказывались много веков спустя^[660]. Например, Устав русского князя Владимира Святославовича о десятинах и церковных людях (кон. Х - нач. XI в.) относил к преступлениям «ведьство», «зелииничьство», «потвори», «чародеяния», «волхвования»^[661]. В гл. I «О страсе Божии» Артикула Воинского 1715 г. среди преступлений упоминаются «идолопоклонство, чародейство (чернокнижество)», субъектами которых названы «идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей» (арт. 1)^[662]. Норма, устанавливающая преступность и наказуемость колдовства, включая «фокус и предсказание будущего», сохранилась в действующем Законе об уголовном праве Израиля (ст. 417). Однако, хотя предусмотренное ею деяние именуется «колдовством», в основе его криминализации лежит причинение вреда отношениям собственности - «тот, кто претендует совершить колдовство с намерением получить какую-либо вещь», «если за совершение колдовства он получил какую-либо вещь»;

г) оскорбление Бога путем упоминания Его имени всуе - одно из проявлений богохульства, пожалуй, менее опасное, чем умышленная хула на Г оспода. На его преступность указывает третья заповедь Декалога: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно» (Исх. 20, 7). Стилистическая структура данной заповеди, указывающая на запрещенность описываемого в ней деяния под угрозой, безусловно, очень строгого наказания, раз оно исходит непосредственно от Господа, подтверждает ее уголовно-правовой по сути своей характер. При этом представляется немаловажным отметить, что среди Десяти заповедей только две имеют прямые указания на наказуемость запрещаемых ими деяний, хотя практически все они сформулированы в виде императивных запретов или велений. Это заповеди о запрете идолопоклонничества и напрасного упоминания имени Бога.

Между тем, в книге Исход не раскрывается, какое именно наказание может последовать за совершение такого преступления. Не приводятся и примеры, связанные с нарушением данной заповеди и наказанием за него. Однако в толкованиях Десятисловия, данных святыми отцами, например, свт. Николаем Сербским, можно прочитать: «О, дивное имя Божие! Как ты всесильно, как прекрасно, как сладко! Да умолкнут навеки мои уста, если произнесут его небрежно, обыденно, попусту»¹, т. е. церковное предание исходит из того, что человек, совершивший преступление в виде напрасного упоминания имени Бога, заслуживает наказания в виде смерти. А в древних еврейских преданиях криминальность напрасного упоминания и оскорбления имени Господа обосновывается через связь этого преступления с таким общеуголовным деянием, как воровство, а также с лжесвидетельством, «ибо кража неизбежно ведет к тому, что вор ложно клянется именем Бога»^{[663] [664]. В современных комментариях можно встретить утверждения, что «суть Третьей заповеди заключается прежде всего в запрете использовать имя Всевышнего для подтверждения любой лжи и неправды, то есть в даче ложных клятв или клятв, произнесенных вне всякой необходимости»[665]. Однако такое толкование рассматриваемого уголовно-правового запрета приводит к стиранию граней между заповедью «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно» (Исх. 20, 7) и заповедью «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» (Исх. 20, 16). Впоследствии и государственные уголовные законы признавали преступность небрежного отношения к имени Бога1, например, Артикул Воинский 1715 г.: «Пресвятое и достохвальное имя Божие да не восприемлется всуе, в клятве, божбе и лже» (арт. 7), в том числе «есть ли сие нарочно, или из злости, или в пиянстве учинится» (арт. 8)[666] [667].}

Преступления против порядка исповедования веры и богослужений (ритуальные преступления). Синайский уголовный кодекс значительно развил систему ритуальных преступлений, противоправность и наказуемость которых была установлена Богом на закате египетского ига над сынами Израилевыми и дополнена по их прибытии к горе Синай. Данный вид религиозных преступлений представлен в книге Исход двумя группами деяний - нарушениями всеобщего порядка исповедания веры и нарушениями порядка богослужебной деятельности:

а) нарушение закона о всеобщем посвящении субботы исповеданию веры Израиля. Заповедь Декалога о субботе является по объему содержания наиболее внушительной: «Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; а день седьмый - суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих» (Исх. 20, 8-10).

В гл. 31 книги Исход требование Г оспода о полном посвящении Ему сынами Израилевыми одного дня в неделю дополняется пророком Моисеем в книге завета указанием на уголовную противоправность и наказуемость смертной казнью его неисполнения: «И соблюдайте субботу, ибо она свята для вас: кто осквернит ее, тот да будет предан смерти. Кто станет в оную делать дело, та душа должна быть истреблена из среды народа своего. Шесть дней пусть делают дела; а в седьмый - суббота покоя, посвященная Господу: всякий, кто делает дело в день субботний, да будет предан смерти» (Исх. 31, 14-15). В гл. 35 книги Исход этот уголовно-правовой запрет с аналогичной санкцией, содержащей указание на смертную кару, повторяется: «Шесть дней делайте дела, а день седьмый должен быть у вас святым, - суббота покоя Господу; всякий, кто будет делать в нее дело, предан будет смерти» (Исх. 35, 2).

Преступность и строгая наказуемость этого деяния в библеистике обосновываются тем, что «неисполнение заповеди о субботнем покое равносильно сознательному отрицанию владычества Иеговы и потому должно иметь своим последствием изъятия отрицателя из среды народа Божия»¹. В еврейских толкованиях природа преступности нарушения заповеди о субботе изъясняется точнее: «Суббота - тот же Храм, но не в пространстве, а во времени», а «нарушение субботы сродни разрушению Храма», и потому «каждый раз, убивая обыденным поведением святость субботы, мы разрушаем свой внутренний Иерусалим, свою душу»^{[668] [669];}

б) преступные нарушения богослужебного устава, ставшие новеллами Синайского уголовного законодательства:

- «Когда они (первосвященник и его сыновья - В.Б.) должны входить в скинию собрания, пусть они омываются водою, чтобы им не умереть; или, когда должны приступать к жертвеннику для служения, для жертвоприношения Господу, пусть они омывают руки свои и ноги свои водою, чтобы не умереть» (Исх. 30, 19-21). Здесь говорится о преступности и наказуемости смертью действий священнослужителей, оскверняющих своей нечистотой святость скинии как места присутствия Бога, принесения жертв и иного служения Ему. По лексическому описанию этого преступления можно предположить, что Тора подразумевает, что наказание смертью за такое кощунство неизбежно будет исходить непосредственно от Г оспода;

- «Кто составит подобное ему (миро - ВБ.), или кто помажет им постороннего, тот истребится из народа своего» (Исх. 30, 33). Господь заповедовал Моисею ряд установлений литургического характера, включая порядок сотворения отдельных святынь - ковчега, скинии, мира помазания, курений и др. В частности Бог дал указания Моисею о том, как следует готовить миро для священного помазания, чтобы помазать им скинию собрания, ковчег откровения и первых еврейских священников - Аарона и его сыновей (Исх. 30, 22-31). При этом Бог объявил миро святыней и запретил под угрозой смерти кому бы то ни было еще изготовлять подобное вещество и помазать им посторонних лиц (Исх. 30, 32-33). Как указано в Толковой Библии, тем самым «священный елей изымается из обычного человеческого употребления; нарушающие это постановление наказываются смертью»¹. Таким образом, в книге Исход говорится о преступности двух видов действий, образующих альтернативные составы незаконного оборота священного елея: изготовление посторонним (не получившим благословения Господа) лицом вещества, подобного миру; помазание миром постороннего лица;

- «Кто сделает подобное (курение - ВБ.), чтобы курить им, истребится из народа своего» (Исх. 30, 38). Одновременно с рецептом священного мира Бог сообщил Моисею рецепт священного курительного состава для окуривания ковчега откровения и объявил это курение святыней. Как и в предыдущем случае, Бог под угрозой смерти запретил изготовление подобного курительного состава.

По сути указанные выше преступления являются разновидностями одного и того же преступного деяния - кощунственного обращения с религиозными святынями, разнообразные описания юридических признаков которого можно встретить во многих официальных источниках уголовного права христианских государств^{[670] [671]. Сам факт выведения Моисеем-законодателем из гражданского оборота под угрозой уголовного наказания указанных священных веществ указывает и на начало формирования в древнееврейском уголовном праве специфического института - преступлений, связанных с незаконным оборотом тех или иных предметов посягательств. Однако, если в современном уголовном законодательстве, криминализация незаконного оборота различных веществ или предметов детерминирована, как правило, их общеопасными свойствами[672], то в нормах Моисеева уголовного права причиной установления уголовной ответственности за нарушение правил обращения с миром и курением стала их исключительная религиозная значимость.}

Между тем, помимо названных преступлений, в Синайском законе содержится и ряд других весьма категоричных по своему содержанию запретов, касающихся исповедания веры или порядка осуществления богослужений, если не тождественных кощунству, то, по крайней мере, смежных с ним, например: сооружение жертвенника Господу из тесаных камней (Исх. 20, 25); осквернение жертвенника демонстрацией наготы (Исх. 20, 26); изливание крови жертвы на квасное и оставление тука от праздничной жертвы до утра (Исх. 23, 18) и др. Однако поскольку данные запреты не сопровождаются по тексту какими-либо санкциями, хотя их наличие невольно предполагается, мы, руководствуясь формально-юридическими соображениями, не берем на себя смелость относить их к числу уголовно-правовых, полагая, что эти правила (равно, как и устав Божий об устройстве скинии и т. п.) в большей мере относятся к праву каноническому, нежели уголовному, хотя и признаем условность такого деления законоустановлений книги Исход.

II. Преступления против общественной нравственности. Заключив посредством Десяти заповедей и Синайского закона завет с Израилем, Бог установил не только новый характер отношений народа и человека с Ним и новый правопорядок, но и новые нравственные основы общественного бытия. Не случайно общественная нравственность в Синайском уголовном кодексе признается одним из важнейших объектов уголовно-правовой охраны, которую, как нам кажется, по ее значимости следует поставить на второе место после отношений Бога с Израилем. Соответствующие преступления, родовым объектом которых являются моральные устои еврейского народа, по признаку видового объекта преступного посягательства, можно разделить на несколько групп: 1) преступления против уважительного отношения к родителям; 2) преступления против нравственного отношения к отдельным представителям населения, нуждающимся в социальной поддержке; 3) преступления против нравственных начал сексуальных отношений; 4) преступления против справедливости - нравственной основы правосудия^[673].

Преступления против уважительного отношения к родителям. Непочтительное отношение к родителям считается преступным издревле - со времен патриарха Ноя. В развитие этой древней правовой традиции Синайский уголовный кодекс к данному виду преступлений против общественной нравственности относит два общественно опасные деяния, наказываемые смертной казнью: а) применение насилия к родителям - «Кто ударит отца своего или свою мать, того должно предать смерти» (Исх. 21, 15); б) злословие в отношении родителей - «Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти» (Исх. 21, 17).

Представляется, что под злословием здесь следует понимать два вида уголовно наказуемых действий - клевету и оскорбление, которые при определенных обстоятельствах признаются преступлениями и многими современными уголовными законами^[674]. И насилие, и злословие в отношении родителей являются преступными нарушениями пятой заповеди Декалога - «почитай отца твоего и мать твою» (Исх. 20, 12) - и наказываются очень строго - смертью. По-видимому, столь суровый характер наказания за непочтительно безнравственное отношение к родителям объясняется тем, что данные преступления вплотную примыкают к преступлениям против Бога, который тоже является Родителем - Творцом человека и человечества. Не случайно заповедь о почтительном отношении к родителям занимает промежуточное место между заповедями об отношениях человека и Бога и заповедями об отношениях людей друг к другу, являя собой своеобразное связующее звено. А потому оба преступления против нравственного отношения к родителям получают в Синайском законе оценку деяний не только аморальных и противоправных, но и безбожных. И тогда злословие сына в отношении отца, проецируясь на отношения Израиля-сына и Бога-Отца, представляется уже и хулой против Г оспода.

Похожие нормы содержались в отечественном дореволюционном уголовном праве. Например, Уголовное уложение 1903 г. выделяло в самостоятельные составы преступлений убийство матери или законного отца (ст. 454), причинение им телесного повреждения (п. 1 ст. 471), лишение личной свободы задержанием или заключение матери, законного отца или иного восходящего родственника (п. 1 ст. 499) и их оскорбление (п. 1 ст. 532). Подобные нормы встречаются и в уголовных законах некоторых зарубежных государств. Например, в соответствии с п. 2 ст. 221-4 УК Франции умышленное убийство (meurtre) в отношении законного или естественного родственника по восходящей линии или в отношении приемных отца или матери признается убийством при отягчающих обстоятельствах и наказывается пожизненным лишением свободы; аналогичное отягчающее обстоятельство предусмотрено составами применения пыток или актов жестокости (п. 3 ст. 222-3 УК Франции), насильственных действий, повлекших смерть без намерения причинить ее (п. 3 ст. 222-8 УК Франции) либо повлекших увечье или хроническое заболевание (п. 3 ст. 222-10 УК Франции) и др. Думается, что подобный опыт уголовно-правового регулирования и охраны семейных отношений полностью отвечает существующим в нашем обществе правосознанию и морали и может быть вновь применен путем дополнения составов преступлений против жизни, здоровья, свободы и чести личности соответствующим квалифицирующим признаком.

Преступления против нравственного отношения к представителям населения, нуждающимся в социальной поддержке. То обстоятельство, что в Синайский уголовный кодекс включена норма об особой уголовно-правовой охране Иеговой сирот, вдов и пришельцев под угрозой применения лично Господом к нарушителям данной нормы смертной казни, указывает на столь высокий уровень нравственных начал данного закона, который, к сожалению, еще не достижим для уголовных законов большинства современных государств мира, несмотря на их видимое превосходство в области юридической техники^[675]. Рассматриваемая норма Синайского уголовного закона гласит: «Пришельца не притесняй, и не угнетай его; ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской. Ни вдовы, ни сироты не притесняйте; если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их, и воспламенится гнев мой, и убью вас мечем, и будут жены ваши вдовами, и дети ваши сиротами» (Исх. 22, 21-24).

Между тем, нельзя говорить и о том, что данное положение Синайского закона вообще не нашло своего продолжения или отражения в современном уголовном праве. Так, например, в соответствии с п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ совершение преступления в отношении женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, а также в отношении малолетнего, другого беззащитного или беспомощного лица либо лица, находящегося в зависимости от виновного признается обстоятельством, отягчающим наказание. Совершение преступления в отношении лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, в качестве квалифицирующего (отягчающего) признака включено российским законодателем в конструкции составов убийства (п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ), умышленного причинения вреда здоровью (п. «б» ч. 2 ст. 111, п. «в» ч. 2 ст. 112 УК РФ), истязания (п. «г» ч. 2 ст. 117 УК РФ). А в действующем Законе об уголовном праве Израиля 1977 г. содержатся не только нормы, в которых несовершеннолетие, невменяемость или беспомощность потерпевшего выступают в качестве криминализирующего деяние или отягчающего ответственность признака (ст. 203 бет, 322, 323, 373 и др.), но и две специальные главы, призванные обеспечить особым режимом уголовно-правовой охраны несовершеннолетних, инвалидов и беспомощных лиц: а) іл. вав: Преступления против несовершеннолетних и инвалидов (ст. 361-368); б) гл. вав 1: Причинение вреда несовершеннолетним и беспомощным (ст. 368 алеф -368 хей).

Примечательно, что процитированная выше норма Синайского уголовного кодекса о преступности притеснения представителей отдельных наименее защищенных слоев израильского общества, содержит в себе не только диспозицию в виде запрета на совершение соответствующих деяний и санкцию (как и любая другая уголовно-правовая норма), но и их нравственное обоснование - «ибо вы сами были пришельцами в земле Египетской». С этой точки зрения притеснение пришельцев предстает уже в совершенно ином качестве - как преступление и против Бога тоже, как преступное выражение неблагодарности Г осподу за спасение сынов Израилевых от ига египетского. Представляется, что и в данном случае включение в конструкцию рассматриваемой уголовно-правовой нормы указанного ее нравственного обоснования, равно как и суровость содержащейся в ней санкции свидетельствуют о все той же не раз упоминавшейся «жестоковыйности» израильтян, длительное время находившихся под влиянием языческой культуры.

Преступления против нравственных начал сексуальных отношений. Особое место в Синайском уголовном законодательстве отводится таким преступлениям, как прелюбодеяния и различные половые извращения. Такое повышенное внимание Бога-Законодателя к нравственной стороне сексуальной жизни человека И. Ш. Шифман объяснил социальными и историческими причинами: во- первых, и то, и другое деяние «вписывалось в "языческое" служение богам сиропалестинского региона»; во-вторых, они могли подорвать стабильность общества в условиях пока еще примитивной его организации; в-третьих, подобное распутство «рассматривалось как нарушение ритуальной чистоты не только самого преступника, но и всей общины в целом»^[676]. О правоте суждений относительно преступности блудодеяний свидетельствует непосредственно Священное Писание, в котором блуд рассматривается как отступление от Бога истинного и поклонение другим богам, как элемент языческого культа и соответствующего религиозного мировоззрения: «Не вступай в союз с жителями той земли, чтобы, когда они будут блу- додействоватъ вслед богов своих и приносить жертвы богам своим, не пригласили и тебя, и ты не вкусил бы жертвы их. И не бери из дочерей их жен сынам своим, дабы дочери их, блудодействуя вслед богов своих, не ввели и сынов твоих в блужение вслед богов своих» (Исх 34, 15-16). Другим подтверждением преступности различных сексуальных девиаций в Древнем Израиле служат многочисленные народные предания, ибо в еврейском правосознании не случайно утвердилась идея о том, что «Бог терпелив и прощает все грехи, кроме разврата»¹.

Юридические составы преступных нарушений седьмой заповеди Декалога - «Не прелюбодействуй» сформулированы следующим образом: а) «Если обольстит кто девицу необрученную и преспит с нею, пусть отдаст ей вено и возъмет ее себе в жену, а если отец не согласится выдать ее за него, пусть заплатит столько серебра, сколько полагается на вено девицам» (Исх. 22, 16-17); б) «Всякий скотоложник да будет предан смерти» (Исх. 22, 19). Сопоставление санкций позволяет сделать вывод, что первое преступление является менее опасным по сравнению со вторым: если первое деяние влечет за собой обязанность виновного жениться на обольщенной девице либо наказание в виде выкупа, то скотоложство наказывается только смертной казнью. Д. В. Щедровицкий нашел этому объяснение, ссылаясь на данные археологии, ибо скотоложство «намеренно практиковалось адептами темных культов и черной магии для привлечения помощи демонических сил. Подобные ритуалы эротического характера совершались, например, в ханаанейских языческих кумирнях, причем различные животные олицетворяли тех или иных богов ханаанейского пантеона»^{[677] [678]. Таким образом, если первое преступление посягало на нравственную чистоту и невинность потерпевшей, то второе рассматривалось не только как посягательство на общественную нравственность, но и как преступление против Бога.}

Когда-то скотоложство признавалось преступлением и российским государством. Так, например, арт. 165 Артикула воинского 1715 г. устанавливал: «Ежели смешается человек со скотом и безумною тварию и учинит скверность, оного жестоко на теле наказать». Согласно ст. 997 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. скотоложство наказывалось лишением всех прав состояния и ссылкой в Сибирь. В современную эпоху зоофилия легальна в таких либеральных государствах, как Швеция и Дания, но при этом ее проявления остаются преступными либо незаконными во многих странах, включая Великобританию, Канаду, Австралию, большинство американских штатов¹.

Примечательно и то обстоятельство, что Синайский уголовный кодекс «запрещает под страхом тягчайших наказаний не только всякое неестественное удовлетворение половой потребности, всякий вид распутства и соблазна, но и постановляет нравственный закон, по которому нельзя питать пожелание к жене другого»^{[679] [680], нашедший свое закрепление в десятой заповеди Декалога - «Не желай жены ближнего твоего» (Исх 20, 17) - и последующее развитие в Новом Завете - в заповедях Нагорной проповеди Иисуса Христа (Мф. 5, 27-30).}

Как утверждают некоторые предания, преступность безнравственного сексуального поведения в Священном Писании была провозглашена намного раньше синайских событий. В частности, бытует версия, что именно плотские преступные грехи стали причиной наказания Богом жителей Содома и Гоморры. При таком подходе рассматриваемые положения книги Исход об обольщении, блудодеянии и скотоложстве можно рассматривать как последовательное развитие установлений Божиих более раннего периода библейской истории о преступности различных проявлений греха сексуальной распущенности, которые впоследствии получили дальнейшие конкретизацию и дополнения в последующих книгах Моисеевых.

Преступления против справедливости как нравственной основы правосудия. В книге Исход мы впервые в Ветхом Завете встречаем четко выраженный запрет на лжесвидетельство, о преступности которого в предыдущей книге не говорилось, хотя намек на негативное отношение к нему обнаруживается в описании оговора Иосифа в попытке изнасилования (Быт. 39, 7-20). Появление нового состава преступления - лжесвидетельства - в древнееврейском уголовном праве связано с необходимостью создания надлежащих условий для функционирования зачатков судебной системы Израиля, созданных Моисеем как раз незадолго до постановления Синайского законодательства, включая девятую заповедь: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» (Исх. 20, 16).

Лжесвидетельство препятствовало установлению правды и справедливому рассмотрению какого-либо дела или спора судьей. Однако торжество правды среди израильтян имело, как говорилось выше, и глубокий сакральный смысл как проявление всеправедности Божией. В этой связи И. Ш. Шифман так объяснил значение справедливости для общественного правосознания того времени (а значит - и необходимость ее уголовно-правовой охраны): «Любое нарушение правды, то есть отступление от мирового порядка, могло иметь, как полагали, далеко идущие катастрофические последствия для всего мироздания. В более узком плане оно угрожает стабильности общества и самому его существованию. Этим обусловлена беспощадная суровость наказаний: как правило, это смерть»¹. Последнее утверждение о наказании смертной казнью за преступления против правды не в полной мере согласуется со Священным Писанием, хотя и опирается на известные древневосточные правовые традиции^{[681] [682]. Ибо во Второзаконии по этому поводу сказано буквально следующее: «Если свидетель тот свидетель ложный, ложно донес на брата своего, то сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему» (Втор. 19, 18-19). Таким образом, вид и размер наказания за лжесвидетельство в соответствии с принципом талиона напрямую ставился в зависимость от степени общественной опасности оговора. Данный принцип дифференциации уголовной ответственности за заведомо ложный донос и заведомо ложные показания[683] исповедуется и современным уголовным законодательством, которым обычно данные деяния относятся к преступлениям против правосудия как особой разновидности преступных посягательств на интересы государственной власти[684]. Однако, в рассматриваемый период библейской истории преждевременно говорить о появлении институтов государственной власти в Израиле, поэтому мы полагаем возможным отнести лжесвидетельство к числу преступлений против общественной нравственности как посяга- тельство на истину и справедливость - нравственные начала общественной жизни1.}

В подтверждение сказанного оригинальное обоснование необходимости установления самого сурового наказания за лжесвидетельство и связанную с ним клевету мы обнаружили у Ф. В. Фаррара (1831-1903). По его мнению, девятая заповедь Декалога запрещает не только собственно лжесвидетельство, но и клевету, злословие, оскорбление, которые он отнес «к наихудшим свойствам человеческой природы», и которые «приравнивают человека, по словам Священного Писания, к змию и дьяволу», «ибо он лжец и отец лжи» (Иоан. 8, 44) и сравнил клевету и оскорбление с убийством: «В древние времена люди убивали пророков и проливали кровь невинных, в наше же время они поражают злословием» и через данное сравнение указывал на их страшную греховность, чрезвычайную общественную опасность, а следовательно, и преступность: «Клеветник и убийца - одно и то же. Оружие клеветника покажется, пожалуй, менее зверским, чем палка убийцы, но само убийство тем ужаснее, чем утонченнее оно и коварнее»^{[685] [686]. Сопоставление клеветы и лжесвидетельства с убийством также восходит к древневосточным правовым традициям[687]. На этом богатом историческом фоне полагаем, что современные законодатели недопонимают показанной природы и действительной опасности лжесвидетельства, клеветы и оскорбления и потому так вольготно то вводят уголовную ответственность за клевету и оскорбление, то отменяют ее, то частично восстанавливают[688]. В свете сказанного представляется необходимым возродить в УК РФ норму, предусматривающую основания и меры уголовной ответственности за оскорбление, как необходимое условие уголовно-правового обеспечения духовной безопасности личности.}

Кроме лжесвидетельства к посягательствам против истины и справедливости как нравственных основ правосудия можно отнести прообразы таких деяний, как:

- мздоимство в суде и вынесение несправедливых решений - «Не внимай пустому слуху, не давай руки твоей нечестивому, чтоб быть свидетелем неправды. Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды; и бедному не потворствуй в тяжбе его» (Исх. 23, 1-3), «Не суди превратно тяжбы бедного твоего. Удаляйся от неправды и не умерщвляй невинного и правого, ибо Я не оправдаю беззаконника. Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых» (Исх. 23, 6-8);

- оскорбление судей - «Судей не злословь» (Исх. 22, 28).

При этом следует еще раз подчеркнуть, что в отличие от современной эпохи и исторического периода развития правовой системы Израиля, описываемого в последней книге Пятикнижия - Второзаконие, в синайский период священной истории преждевременно относить преступления против правосудия к числу преступлений против государственной власти по причине отсутствия таковой во время постановления Синайского кодекса¹. В рассматриваемый период библейской истории судебная власть в Израиле сформировалась и функционировала пусть и как публичный институт, но все-таки только как институт общественный, а никак не государственный, а главными религиозно-правовыми принципами его деятельности стали обозначенные нравственные основы правосудия - священная правда (истина) и тесно связанная с ней божественная справедливость. Но уже скоро, по мере развития политической системы Израиля в направлении построения национальной государственности, преступления против правосудия займут свое место в системе преступных посягательств против государственной власти^{[689] [690].}

Завершая анализ преступлений против нравственности по Синайскому уголовному праву следует сказать, что нравственную чистоту Израиля как богоизбранного народа призваны были обеспечить и иные нормы, постановленные Богом, среди которых А П. Лопухин выделил: а) древний закон обрезания, подтвержденный Синайским кодексом; б) законы о посвящении первородных мужского пола; в) требования о сохранении личной чистоты через запрет соприкасаться с нечистыми предметами; г) закон о разделении животных на чистых и нечистых¹. Однако поскольку эти установления книги Исход не нашли сопровождения какими-либо санкциями, указывающими на их уголовную наказуемость, остается открытым вопрос о возможности отнесения их к числу преступлений, исходя из формально-юридических оснований выделения уголовно-правовых норм. Хотя В. С. Соловьев усматривал сакральную связь между обрядовым явлением посвящения Богу всего первородного и уголовным правом: «В области библейских представлений между двумя основаниями "освящения" - первородством и преступлением - просвечивается мистическая связь, поскольку первенец рода человеческого Адам и его первенец Каин были оба и первыми преступниками - один прямо против Бога, другой - против человека»^{[691] [692].}

Таким образом, не только уголовно-правовые нормы о преступлениях против нравственных основ жизни Древнего Израиля, но и весь Синайский закон «всецело проникнут моральными началами», ибо, как подмечено П. Аксеновым, «признавая в человеке личность, Моисей цель законодательства и самаго существования Израиля полагает в святости - моральном усовершенствовании, усвояя всему закону естественный психологический характер»^[693].

III. Преступления против человека. В Библии человек последовательно рассматривается как венец творения Божьего, созданный по образу и подобию Божьему (Быт. 1, 26-27). В этой связи преступления против человека образуют традиционный элемент системы древнееврейского уголовного права. При этом в литературе отмечается, что среди других ближневосточных народов «собственность в те времена зачастую ценилась выше человеческой жизни, вследствие чего кража нередко наказывалась строже, чем убийство. В Израильском законе, напротив, человек всегда ценился несравненно выше какого бы то ни было имущества, ибо из всех Божьих творений только он один был создан по образу творца»^[694], а потому «убийца, убивая другого человека, убивает образ и подобие Божие»^[695].

Юридической новеллой книги Исход в сравнении с книгой Бытие в части преступлений против жизни и здоровья стало их четкое деление (с точки зрения общественной опасности и, соответственно, наказуемости) на две группы: 1) посягательства на жизнь, здоровье и свободу свободного человека; 2) преступное причинение вреда жизни и здоровью раба. Подобное деление преступлений против личности (если пользоваться современной уголовно-правовой терминологией) вызвано иными по сравнению с прежним патриархальным укладом жизни социальными реальностями Древнего Израиля. Как и в других уголовных законах, построенных на началах классового разделения общества, жизнь и здоровье рабов в Синайском уголовном праве охранялись менее строго, нежели жизнь и здоровье свободного еврея. Порой причинение смерти или телесного вреда рабу вообще рассматривается как преступление против собственности его хозяина. Однако, тем не менее, сам факт включения жизни и здоровья раба в число объектов уголовноправовой охраны Синайского уголовного кодекса выгодно отличает его от соответствующих законов других государств рабовладельческой формации, которые вообще не признавали раба носителем хоть каких-нибудь прав, приравнивая его к вещи - одушевленному орудию. Данная особенность правового положения раба в Синайском законодательстве вместе с другими установлениями (например, относительно возможности его освобождения), по-видимому, является следствием исторической памяти Израиля о том, что Господь сотворил людей равными и свободными. Но при всем при этом, как видим, Синайский закон приспособлен к уже сложившемуся в древнееврейском обществе социальному неравенству.

Преступления против жизни свободного человека. «Неубивай» (Исх. 20, 13) - шестая заповедь Десятисловия. О преступности причинения смерти много раз говорилось и в книге Бытие как путем описания преступного характера соответствующих поступков и их последующей наказуемости, так и путем формирования четких правил на сей счет. В продолжение этого в книге Исход наблюдается гораздо более совершенная система преступлений против жизни, отличающаяся дифференциацией оснований и мер уголовной ответственности:

а) в Синайском уголовном кодексе сформулировано родовое понятие «простого» убийства, наказываемого по общему правилу смертной казнью: «Кто ударит человека, так что он умрет, да будет предан смерти» (Исх. 21, 12)^[696];

б) более опасным в сравнении с простым убийством признается причинение смерти с заранее обдуманным умыслом - преднамеренное убийство: «А если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть» (Исх 21, 14). Невероятная дерзость такого посягательства на жизнь, которая со времен творения человека мыслится в Торе как дарованное Господом человеку благо, лишает виновного всякой надежды на снисхождение, когда от преследования и наказания убийца не может найти прибежища даже у Бога в Его святилище;

в) как преступления со смягчающими обстоятельствами (в сравнении с простым убийством) расцениваются случаи причинения смерти по неосторожности: «Но если кто не злоумышлял, а Бог попустил ему попасть под руки его, то Я назначу у тебя место, куда убежать убийце» (Исх. 21, 13); «Но если вол бодлив был и вчера и третьего дня, и хозяин его, быв извещен о сем, не стерег его, а он убил мужчину или женщину, то вола побить камнями, и хозяина его предать смерти. Если на него наложен будет выкуп, пусть даст выкуп за душу свою, какой наложен будет на него» (Исх. 21, 29-30).

В принципе, по общему правилу, оба указанные выше преступные деяния, выражающиеся в причинении смерти по неосторожности¹, наказываются одинаково - смертной казнью. Но в первом случае виновный ее может избежать на законном основании, если скроется в одном из городов-убежищ, подробные нормы о которых содержатся в книгах Числа и Второзаконие, а во втором она может быть заменена выкупом. При этом М Гринберг утверждает, что это практически единственный случай, когда допускается возможность наказания имущественным взысканием в виде выкупа за причинение смерти человеку, ибо в библейском законодательстве «жизнь убитого бесценна» и лишение жизни нельзя возместить собственностью, хотя «в других правовых системах Ближнего Востока», близких по времени Моисееву уголовному праву, «закон допускает оценку стоимости жизни, а иногда даже фиксирует ее, и предоставляет родне убитого решать, избрать месть или получить компенсацию за свою потерю деньгами или имуществом»^{[697] [698]. По мнению цитируемого ученого, Моисеево уголовное право, с одной стороны, и другие древневосточные законы (Ассирии, Вавилона), с другой стороны, «разделяет не архаичность библейского законодательства об убийстве по сравнению с клинописными кодексами..., а фундаментальное различие в оценке жизни и собственности»: «В библейском законодательстве - это религиозная оценка; в небиблейском - преобладает экономическая и политическая оценка», т. е. существующие «расхождения между библейскими и небиблейскими ближневосточными законами об убийстве предстают не как различные стадии на пути прогресса или эволюционного развития, а как отражения различных основополагающих принципов»1. По мнению И. Ю. Козлихина древнееврейское законодательство «не признает виру за убийство, как у других народов» еще и потому, что «убийство рассматривалось как нарушение не частного интереса, а интереса общественного»[699] [700].}

Преступления против здоровья свободного человека. Преступные посягательства против здоровья, описываемые в Синайском уголовном законе могут быть классифицированы следующим образом:

а) применение насилия, не повлекшее причинения смерти и телесных повреждений: «Когда ссорятся, и один человек ударит другого камнем или кулаком, и тот не умрет, но сляжет в постель: то, если он встанет и будет выходить из дома с помощию палки, ударивший не будет повинен в смерти; только пусть заплатит за остановку в его работе и даст на лечение его» (Исх. 21, 18-19)^[701];

б) два вида применения насилия, выделяемые по характеру причиненного вреда здоровью: прерывание беременности: «Когда дерутся люди, и ударят беременную женщину, и она выкинет, но не будет другого вреда, то взять с виновного пеню, какую наложит на него муж той женщины, и он должен заплатить оную при посредниках» (Исх. 21, 22); причинение телесных повреждений: «Когда дерутся люди... а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, ушиб за ушиб» (Исх. 21,22-25).

Как видим, за применение насилия, не повлекшего увечий, а равно повлекшее прерывание беременности, предусматривалось наказание только денежным взысканием (выкупом). Такая практика была широко распространена среди древневосточных народов, например в Шумере: «Если кто-нибудь толкнул [нечаянно] дочь мужа и она потеряла плод своего чрева, то он уплатит 10 сиклей серебра»¹ или Вавилонии: «Если человек побил дочь человека и причинил ей выкидыш, то он должен отвесить 10 сиклей серебра за ее плод» (§ 209 Законов Хаммурапи)^{[702] [703]. Тогда как преступные посягательства, выразившиеся в причинении различных телесных повреждений, увечий или иного вреда здоровью, наказывались в Древнем Израиле дифференцировано - в зависимости от характера наступивших последствий - вплоть до буквального применения талиона и связанных с ним членовредительских наказаний[704]. В продолжение заложенных Синайским уголовным кодексом традиций дифференцированного подхода к определению общественной опасности и наказуемости преступного причинения вреда здоровью разработчики более поздних уголовных законов поступали аналогичным образом[705].}

Преступления против личной свободы. Если в книге Бытие обнаруживаются лишь признаки осуждения продажи человека в рабство на примере жизнеописания Иосифа (Быт. 37, 18-28), чем прообразуется введение в будущем ответственности за такие деяния и признание их преступными, то в Синайском законе читаем конкретный уголовно-правовой запрет соответствующего содержания: «Кто украдет человека и продаст его, или найдется он в руках у него, то должно предать его смерти» (Исх. 21, 16), охватывающий составы таких преступлений, как похищение человека, незаконное лишение свободы, торговля людьми. В литературе отмечается, что в Израиле жизнь человека и его свобода обладали очень высокой ценностью, в связи с чем «многие ученые полагают даже, что восьмая заповедь, запрещала не всякое воровство, а в первую очередь похищение детей»^[706].

Преступления против жизни и здоровья раба. В отличие от других народов с рабовладельческим общественным строем Древний Израиль характеризуется двусмысленным социально-правовым статусом раба. С одной стороны, раб - это объект имущественных прав, с другой, он есть, как и любой человек, носитель образа и подобия Божия. Данный дуализм наиболее отчетливо проявил себя в

Синайском уголовном кодексе. Так в дань религиозной традиции и в знак уважения божественной природы человека уголовное законодательство Древнего Израиля не могло остаться в стороне от правовой охраны раба и не защитить его хотя бы от наиболее опасных посягательств - причинения вреда жизни и здоровью. Однако в силу своеобразного, но все-таки «овеществления» человека, находящегося в рабстве, он не мог пользоваться теми же средствами уголовно-правовой охраны, что и свободный еврей, а причинение физического вреда рабу не могло не восприниматься и как причинение имущественного вреда его хозяину. Сказанное явственно просматривается в следующих уголовно-правовых нормах Синайского кодекса:

а) «Если кто ударит раба своего или служанку свою палкою, и они умрут под рукою его, то он должен быть наказан; но если они день или два дня переживут, то не должно наказывать его; ибо это его серебро» (Исх. 21, 20-21);

б) «Если вол забодает раба или рабу, то господину их заплатить тридцать сиклей серебра, а вола побить камнями» (Исх. 21, 32);

в) «Если кто раба своего ударит в глаз, или служанку свою в глаз, и повредит его: пусть отпустит их на волю за глаз» (Исх. 21, 26);

г) «Если выбьет зуб рабу своему или рабе своей, пусть отпустит их на волю за зуб» (Исх. 21, 27).

Первая из перечисленных норм, по мнению М. А. Исаева, позволяет усмотреть «отсутствие у древнего законодателя критерия объективности вины», поскольку «причинно-следственная связь в данном случае должна быть объективной, т. е. непосредственной - связывать два факта воедино желательно непосредственно, в одно и тоже время», и «тогда только возможно наступление ответственности»; указанный автор считает, что норма о непреступности и ненаказуемости причинения смерти рабу, прожившему один или несколько дней после примененного к нему насилия (Исх. 21, 21) - «это очень хороший пример неразработанности абстрактного инструментария древней законодательной техники»¹.

Обобщив же все процитированные выше нормы книги Исход о преступлениях против жизни и здоровья рабов, можно заключить, что уголовно-правовые последствия для израильтянина, применяющего к своему рабу физическое насилие, наступали только в тех случаях, когда последнему было причинено одно из ука-

занных увечий либо смерть. В первом случае виновный лишался своего имущественного права на пострадавшего от его насилия раба, так как обязывался Синайским законом отпустить того на волю¹, а во втором - должен был подвергнуться наказанию, вид которого, кстати, в законе не был определен. Возможно, виновный наказывался по общему правилу об ответственности за убийство. Если же в результате насилия со стороны хозяина указанные общественно опасные последствия для жизни и здоровья раба не наступали, такое поведение вообще не признавалось преступным, ибо раб - «это его серебро». Что же касается причинения смерти по неосторожности чужому рабу, то оно наказывалось только денежным взысканием в пользу хозяина этого раба (подобно современным гражданскоправовым обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда чужому имуществу), т. е. имело значение преступления против чужой собственности. В любом случае наличие в уголовном праве Древнего Израиля составов преступлений, призванных защитить рабов, свидетельствует, что божественный гений Законодателя, выражаясь словами А П. Лопухина, даже столь позорное явление, как рабство сумел возвысить «до нормальных, необходимых в общественной жизни служебных отношений, почти до той степени, как они существуют теперь»^{[707] [708].}

IV. Преступления против собственности. Наряду с обозначенным причинением вреда одушевленным объектам права собственности Синайский уголовный закон вобрал в себя и целую группу преступлений против традиционных вещных объектов имущественных отношений, которые могут быть подразделены на: 1) хищения; 2) противоправное уничтожение или повреждение чужого имущества.

Хищения. Данная группа посягательств против собственности являет собой наиболее распространенный вид преступлений во все времена и среди всех народов. Об их преступности на конкретных примерах говорилось уже в книге Бытие. Между тем четкие юридические правила, запрещающие хищения, впервые встречаются именно в Синайском кодексе. Его принципиальными положениями в области уголовного права стали восьмая («Не кради» - Исх. 20, 15) и десятая («Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, чтоу ближнего твоего» -Исх. 20, 17) заповеди Декалога. В развитие данных заповедей в Синайском уголовном кодексе основания и меры ответственности за хищения установлены следующими нормами:

- «Если кто украдет вола или овцу и заколет, или продаст, то пять волов заплатит за вола, и четыре овцы за овцу... Укравший должен заплатить; а если не чем, то пусть продадут его для уплаты за краденное им. Если украденное найдется у него в руках живым, вол ли то, или, осел, или овца, пусть заплатит вдвое» (Исх. 22, 1-4);

- «Если кто отдаст ближнему на сохранение серебро или вещи, и они украдены будут из дома его, то, если найдется вор, пусть он заплатит вдвое» (Исх. 22, 7).

Содержание данных норм указывает, что в Синайском уголовном праве выделяются в зависимости от предмета преступного посягательства два вида рассматриваемого преступления: а) хищение скота; б) хищение серебра и иных вещей (поклажи). Оба вида хищений наказывались имущественным взысканием, а при невозможности его применения - продажей виновного в рабство.

Как подчеркивает И. Ш. Шифман, «в вопросе о нарушении прав собственности, как и в сфере уголовного права в целом, в основе библейских узаконений лежит идея компенсации причиненного ущерба»¹. При этом, как видим из содержания закона, кража скота стоит на первом месте и наказывается более строго по сравнению с хищением иного имущества. Такое положение объясняется тем, что скотоводство было традиционным и основным видом деятельности израильтян, а домашний скот - главным экономическим богатством. В целом в качестве характерной черты норм Синайского уголовного кодекса о преступлениях в сфере имущественных отношений следует отметить «беспримерную терпимость библейского законодательства по отношению к преступлениям против собственности», тогда как «ассирийскому и вавилонском законодательству известны преступления против собственности, которые влекут за собой смертную казнь»^{[709] [710] (кража женой имущества у мужа - в Ассирии; кража с взломом, грабеж при пожаре - в Вавилонии и др.).}

Как уже говорилось, в Синайском кодексе применительно к совершению кражи сформулированы и правила, прообразующие уголовно-правовой институт необходимой обороны. В частности, не признавалось преступным и не наказывалось причинение смерти вору, застигнутому ночью на месте преступления; однако то же

деяние, совершенное после восхода солнца, считалось уже противоправным и заслуживающим соответствующей кары. Согласно одному из толкований, в такой ситуации решение в Синайском законе вопроса о том, «кровь не вменится ему» или «вменится ему кровь» в зависимости от времени суток (ночь или после восхода солнца) объясняется сакральными мотивами¹. Хотя существует и прагматичное мнение, по которому в этом законоустановлении «презюмируется, что в дневное время лицо, пресекающее действия преступника, имеет более широкие возможности для пресечения посягательства, не прибегая к лишению жизни»^{[711] [712].}

В данном контексте примечательны и показательны положения другого древневосточного юридического памятника - Законов из царства Эшнунны (ок 1790 г. до н. э.), согласно § 12-13 которых кража, совершенная в ночное время, наказывалась смертью, тогда как обычная кража влекла за собой уплату компенсации се- ребром^[713]. Во многом схожая с рассматриваемым положением Моисеева уголовного права норма о причинении смерти вору содержалась в Договоре 911 г. русского князя Олега с Византией, где говорилось, что «если вор будет схвачен потерпевшим во время кражи и окажет при этом сопротивление и будет убит, то такое причинение смерти признавалось правомерным»^[714], а также в ст. 40 Пространной редакции Русской Правды и ст. 38 ее Краткой редакции, что указывает на русификацию древних законов пророка Моисея и их адаптацию к местным реалиям^[715]. Похожие нормы были характерны и для обычного права древнегерманских племен, согласно которым «как правило, вора не наказывали смертью, но если его застигали на месте преступления ночью, когда он мог легко скрыться либо оказать сопротивление, убийство допускалось»; известно также, что «убийство вора, застигнутого ночью с поличным, случалось у баваров даже в XVIII в.»^[716]. Показанные средневековые вариации ветхозаветной нормы о ночной краже позволяют взглянуть на нее несколько шире и обнаружить в ней зачатки не только необходимой обороны, но и такого обстоятельства, исключающего преступность деяния, как причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление. Кроме того, как писал Л. С. Бело- гриц-Котляревский (1855-1908), «право убийства вора при известных условиях» представляет собой «ни что иное, как позднейшие ограничения, раскрывающие за собою прежнее право кровной мести за имущественные обиды, как и за личные», доказательством чего являются некоторые памятники средневекового уголовного права, «в коих узаконяется право убийства вора без ограничений (Русская Правда, Акад. спис., ст. 20; Договор с Немцами 1229 г., ст. 32)»¹.

Современное уголовное законодательство не ставит наличие права на необходимую оборону в зависимость от времени суток, когда совершается общественно опасное посягательство. Но среди оснований правомерности причинения вреда при необходимой обороне называется, например, неожиданность посягательства, которая чаще всего ассоциируется в сознании правоприменителей с ночным вре- менем^{[717] [718]. Ссылаясь на рассматриваемую норму Синайского уголовного кодекса, авторы «Христианского учения о преступлении и наказании» полагают целесообразным в действующем уголовном праве также закрепить и «отразить ночное время в характеристике обстоятельств, исключающих преступность деяния, а также в составах хищения чужого имущества... и в числе обстоятельств, отягчающих наказание»[719]. Полагаем, что данные предложения не лишены оснований.}

Уничтожение или повреждение имущества. В Синайском законодательстве ответственность за противоправное уничтожение или повреждение чужого имущества предусмотрена в следующих нормах:

- «Если кто раскроет яму, или если кто выкопает яму и не покроет ее, и упадет в нее вол или осел, то хозяин ямы должен заплатить, отдать серебро хозяину их, а труп будет его» (Исх. 21, 33-34);

- «Если чей-нибудь вол забодает до смерти вола у соседа его, пусть продадут живого вола и разделят пополам цену его; также и убитого пусть разделят пополам; а если известно было, что вол бодлив был и вчера и третьего дня, но хозяин его не стерег его, то должен он заплатить вола за вола, а убитый будет его» (Исх. 21, 35-36);

- «Если кто потравит поле или виноградник, пустив скот свой травить чужое поле,

пусть вознаградит лучшим из поля своего и лучшим из виноградника своего» (Исх. 22, 5);

- «Если появится огонь и охватит терн, и выжжет копны, или жатву, или поле, то должен заплатить, кто произвел сей пожар» (Исх. 22, 6).

Данные преступные деяния отличаются друг от друга как предметами преступного посягательства (вол, виноградник, жатва), так и способами совершения преступления (потрава, пожар и др.). Как видим, в процитированных положениях Синайского закона речь идет преимущественно о наказуемости возмещением в натуре или деньгами деяний, связанных с уничтожением или повреждением чужого имущества, совершенных по неосторожности либо с косвенным умыслом.

В завершение анализа преступлений против собственности по Синайскому уголовному кодексу хотелось бы отметить, что христианская правовая доктрина не только указанные преступные деяния, но и институт собственности как таковой признает последствиями самого первого преступления - грехопадения Адама и Евы. «Понятие собственности появляется в Ветхом Завете лишь после утраты человеком рая и расположения Господа»¹, а до того не было нужды ни в собственности, ни, тем более, в ее уголовно-правовой охране; ибо «вместе с собственностью проявляется и ее обратная сторона: появляются кражи, грабежи и войны»^{[720] [721].}

2.4.