§1. Социокультурные особенности формирования субъекта статусного публичного права

Проблема субъекта публичного статуса в контексте своеобразия культурно­исторического типа общества и его правовой системы в значительной степени актуализируется в форме теоретических рассуждений о культуре^[598] - матрице правовой культуры^[599].

В контексте темы настоящего исследования важен следующий момент. А именно: мыслящий, чувствующий, продуцирующий акты правомерного

поведения^[601] субъект статусного публичного права является социокультурной переменной величиной. Он формируется и существует в пространстве, где функционирует исторически сложившийся комплекс цивилизационных доминант определенного типа. Специфические матричные структуры локальной

цивилизации (культуры общества) оказывают влияние на институциональную систему и нормативный комплекс общества, а опосредованно - на представления индивидуального субъекта, его ценностных ориентациях, которые пусть не абсолютно, во все же во многом определяются ценностями политико-правовой культуры общества и др.

В ходе анализа социокультурной обусловленности абстрактного субъекта статусного публичного права параметрами цивилизации выявлено: в дискуссии по вопросу о природе и сущности культуры (локальной цивилизации) единства мнений пока не наблюдается^.. Можно отметить две позиции.

С одной стороны, локальной цивилизацииинтерпретируется как сложное общество, имеющее свои подсистемы. А именно: город, городское общество; современный тип общественного устроения, характерный для высокоразвитых стран Запада; хорошо организованное и гуманистически устроенное общество, обеспечивающее основные права личности, и др.

С другой стороны, известен подход к цивилизации как к социально культурному феномену. В его рамках цивилизация - это уникальное общество, локально существующее во времени и пространстве в единстве всех взаимосвязанных алгоритмов, формирующих его специфическую, своеобразную структуру и самобытность, формируемую опытом исторического развития и становящуюся основой его самосознания и установления отличий от иных цивилизаций. Подробнее об этом высказалась в свое время академик Е.А. Лукашева^[602].

В области сравнительно правоведения сформировалось устойчивое мнение о том, что цивилизация представляет собой способ организации жизни в крупных человеческих сообществах При этом такой «образ жизни народа или группы народов, отличается тем что: имеет системный характер, опирается на одинаковые максимы экономических, политических, социальных, духовных представлений и деятельности - они считаются или которые принято считать неопровержимыми».

Персонифицирует такую позицию в науке В.Е. Чиркин - авторитетный академический исследователь проблем конституционного права России и зарубежных стран^[603].

Ситуация, связанная с различными интерпретациями понятия «цивилизация» осложняется тем, что данностью современного мира является, в частности, взаимодействие различных, часто очень далеких друг от друга культур. Своеобразный диалог культури цивилизаций в современный период развития человечества обусловлен объективно одной из наиболее значимых характеристик его современного развития. Речь идет о глобализации - сложном социальном явлении, «истории и современности»^[604] нашего мира, которая есть наличествующее бытие общепланетарного социального пространства^[605].

Глобализация^[606] представляет собой целостное явление, демонстрирующее относительно упорядоченный «охват» всех сфер сложноорганизованного, развивающегося и изменяющегося общества, разнообразных социальных слоев и международной, и внутригосударственной жизни.

Одновременно в обществознании все большее распространение получает

суждение о том, что повергающий человечество в шок своими размерами кризис (в том числе и тот, с которым оно столкнулось на границе XX-XXI веков) не может быть адекватно осмыслен и преодолен на уровне отдельных государств.

Именно поэтому в юридической литературе дебатируется тезис о том, что интенсивно протекающие в современном мире глобализационные процессы являются вызовом суверенитету национального государства, поскольку проблематизируетсяроль (функция) государства как активного субъекта в решении глобальных проблем человечества.

Стоит признать правоту тех авторов, которые отстаивают мнение о том, что «замена» национальных государств иными субъектами, способными предложить адекватные вызовам современного мира решения, или еще более радикальные заявления об отмирании государства в различных интерпретациях (марксистская, либеральная) едва ли следует признать реалистичными. Безусловно, прав Г.В. Мальцев, который в связи со сказанным выше утверждал, что классическая концепция государственного суверенитета с ее неизменным требованием самостоятельности и независимости государства в решении внутриполитических проблем в достаточной мере отвечает задачам поддержания международно­правового порядка - при нем«каждому народу обеспечивается право свободно выбирать и развивать свои социальные, экономические и культурные системы,

устанавливать свои законы, утверждать соответствующие им статусы и институты»^[610].

Солидарен с точкой зрения М.Н. Марченко - он настаивает: идея замены государственного суверенитета, минимизации роли государства в решении проблем современного глобального мира является «тормозом на пути развития государственно-правовой мысли и социального прогресса».

Соглашаясь с такой позицией маститых отечественных специалистов в области общеправовой теории, одновременно важно отметить момент, который в наибольшей степени важен для темы настоящего исследования.

В силу очевидности явления вполне обоснованно можно констатировать: для глобализация характерна двойственность развития; в отношении глобализации констатируется разно векторная эволюционная динамика, две разнонаправленные тенденции. А именно: наравне с глобализацией существует и глокализация, что подтверждает амбивалентность глобализации как социального явления. Трудно, практически невозможно игнорировать и в процессе теоретического осмысления современного государственно-правового устройства мира, и тем более в практике международного сотрудничества национальных государств для всех очевидный факт - наряду с политико-правовым международным пространством в условиях

глобализирующегося мира обособился уровень национальных государств.

При этом позиции национального государства не только не ослабевают, но, напротив, укрепляются. И расценивать такое упрочение национальных государств на международной арене в период глобализации как кратковременное и случайное явление, разумеется, не приходится. Поскольку национальные государства, и только они выступают в роли доминирующего, ведущего игрока на международной арене по вопросу о реализации прав граждан, защите экономических интересов государств, их культурной идентичности, поддержании народами собственной уникальности и др.^[613], постольку в условиях глобализации, прежде всего, на национальные государства возлагается большая часть ответственности за решение задач и социальных проблем, фактически приобретших свойства глобальных проблем современности.

В такой же логике рассуждает и Г.В. Мальцев. Ученый, научная позиция которого по данному вопросу имеет значительный подтверждающий потенциал, отмечает, что государственный суверенитет затрагивает, главным образом, область взаимоотношений между правительством (публичной властью) и народом внутри страны и выступает средством легитимизации публичной власти. Академик Мальцев настаивает, что государство доказывает реальность своего суверенитета на

всем, что создается совместными усилиями государства и гражданского общества, «более или менее высоким или хотя бы удовлетворительным уровнем развития прав человека, достигнутым в результате ответственной социальной политики»^[615].

В истинности классической версии суверенитета государства убеждает и то, что государство (государства) - демонстрирует культурную неоднородность наций, которые представляет в международных отношениях. Вследствие этого именно национальные государства становятся серьезным противовесом унификации человечества по единому стандарту (глобализм), способствуют продвижению глобальных финансов, торговли, информации и др., приближают мир к идеалу свободной соревновательности и партнерства. А проблема их самоидентификации в условиях современного мира без границ, в котором возникают новые государственные образования, увеличивается поток мигрантов^[616], формируются самоорганизующиеся структуры международного гражданского общества и др., не только не снята, но и подтверждает свою актуальность.

Определяющим для реализации последующего анализа является то, что объективно процесс глобализации «дает толчок», мощный импульс и придает ускорение развитию самоидентификации наций и народностей, их разнообразных и многоликих культур в современном мире, объединенном насущной потребностью решать общие проблемы для совместного выживания и сохранения человеческой цивилизации как таковой.

государство на международной арене легитимно выражает и отстаивает коренные (культурные, духовные, политические и экономические) интересы обособленной, сплоченной на основе культуры, осознания своей целостности и единой исторической судьбы устойчивой общности людей^[617]. Но это лишь одна сторона вопроса. Однако есть и другая.

Глобализация и глобальные кризисы все более остро ставят вопрос не только о субъектах, об основных акторах (фигуранах) или игроках международной жизни современного мира, но и о стратегиях развития человечества - о том, каким путем двигаться в общей истории человечества, что принять за исходную точку эволюции мира без границ. Множество предлагаемых сценариев распределяются уже сегодня в два альтернативных подхода. Полярные стратегии развития международного социального пространства напрямую увязаны с типом цивилизации, к которой принадлежат государства - основные субъекты международной политики наряду с другими.

С позиций первого подхода, решение глобальных проблем современного мира возможно лишь при помощи трансплантации, - «пересадки» ценностей западной (по месту происхождения) цивилизации на все страны и регионы мира без кардинального их изменения с целью ускорить переход всех остальных на рельсы технического прогресса.

Противоположный сценарий обусловлен тем, что сегодня значительно проблематизируются ценности западной цивилизации, следовательно, поиск ответов на злободневные вопросы следует вести именно в лоне собственной цивилизации, в пространстве традиционных для конкретного общества ценностей.

Очевидно, что оба варианта не лишены крайностей. В первом случае негатив состоит в навязывании, а подчас и насильственности в продвижении некоего стандарта жизни, чуждого носителям конкретной культуры для того, чтобыобеспечить технологический прорыв и переход обществ традиционного типа на стадию индустриализации, а затем и постиндустриального развития общества.

Во втором варианте под вопрос ставится сама идея техногенного развития. Однако именно в рамках этого направления разработки будущего глобального мира констатируется следующее: сегодняшний тип развития глобализации, связанный с формированием планетарной системы экономических, социально - политических и культурных взаимодействий разных стран и государств, может измениться лишь на основе поиска ценностей, которые носят интеграционный характер и имеют инвариантное содержание. Глобализация, затрагивающая все культуры, по верному замечанию В.А. Лекторского, «возможна благодаря развитию науки и техники в контексте европейской культуры с ее ценностями рациональности и личной свободы»^[618]. А факт возникновения и развития ценностей в контексте определенной культуры вовсе не означает, что они не смогут иметь более общего значения. Диалог культур и цивилизаций, таким образом, интерпретируется именно как поиск таких ценностей.

Исходя из того, что настоящее исследование реализуется как междисциплинаное с учетом достижений социо-гуманитаристики, стоит обратись присаленное внимание на следующий момент: исследования в области глобальной культурологии дают достаточно оснований для утверждения о том, «инвариантное содержание, которое репрезентует особые технологии социальной регуляции»^[619], т.е. общецивилизационный смысл имеют идеалы демократии, прав человека, правового и социального государства^[620] и связанные с ними явления.

Признание того обстоятельства, что решение различных вопросов, нацеленных на создание комфортных условий жизни для человека (гражданина) в условиях глобализации, поставлено в зависимость от усилий национального государства, выдвигает на первый план вопрос о его партнерских отношениях с гражданами. Следствием такого признания, разумеется, становится актуализация

публично-правовой активности самих граждан государства как суюъектов публичного статуса.

Научная разработка проблемы особенностей формирования субъекта статусного публичного права в контексте злободневных вопросов, порожденных глобализацией, и, как следствие, не только необходимого, но в каком-то смысле «вынужденного» диалога культур и цивилизаций, позволяет предложить ответы на вопросы, значимые не только для академической науки, но и, что особенно важно, для политико-правовой жизни российского общества.

Продуцирующий публично-правовую активностьсубъект статусного публичного права, как уже неоднократно подчеркивалось ранее, как объект научного исследования находится в тесной связи с гуманистическими ценностями права и правами человека. И право, и права человека, прежде всего, являются «центральным принципом западноевропейской цивилизации»^[621], продуктом ее многовекового развития, опытом функционирования на базе сохраняющих и поддерживающих ее идентичность базовых установлений. Примечательно, что, отвечая на собственный вопрос, какой же была наиболее часто встречающаяся во времени и пространстве проблема Европы, Фернан Бродель утверждает, что «таковой стала проблема свободы или - точнее сказать - европейских свобод»^[622]. Они (права человека и представления о свободе), как хорошо известно, определили представления о праве и правовом порядке.

Анализ структурно-функциональной организации прав человека в параметрах цивилизационного релятивизма^[623] - исследовательской программы, позволяющей расширить границы теоретико-юридического знания за счет понимания социопсихологических механизмов реализации прав человека, их

поддержания в условиях разных общественных отношений^[624]- позволяет обратить внимание на ряд далеко не второстепенных, а напротив, принципиальных для исследования аспектов.

Необходимой формально-юридической основой, доктринальным и научно­теоретическим основанием публичного статуса индивидуального субъекта публично-правовых отношений^[625] являются, и с этим тезисом трудно спорить, политические права гражданина - они одновременно выступают органичным компонентом в сложноорганизованной системе прав человека. Обладая статусом элемента сложноорганизованной системы, группа политических прав усваивает родовые свойства целостного феномена прав человека, находясь с ним в диалектических связях общего и особенного.

Общность политических прав человека (гражданина) в полиструктурном комплексе прав человека обладает сущностным своеобразием и несомненной функциональной достаточностью. Функциональная значимость политических прав и свобод граждан обусловлена тем, что, в отличие от иных категорий, публичные права и свободы не только презентуют возможности участия гражданина в политической жизни общества. Они предоставляют возможности реального, гарантированного государством активного участия как в процессе легитимного формирования и осуществления государственной власти на всех ее уровнях, так и на уровне местного самоуправления. Политические права, в отличие, например, от группы личных (гражданских) прав, нацелены на то, чтобы привлечь человека (гражданина) к обустройству не только его персонального жизненного пространства, которое обычно конструируется по собственному усмотрению и без необходимого согласования с другими людьми, но общего, коллективного, совместного пространства на более комфортных условиях существования для всех.

Не менее важно и другое. Участие граждан в обустройстве общего

жизненного пространства, в решении важных вопросов общественной и государственной жизни само по себе демонстрирует доверие, внутреннюю расположенность граждан к данным социальным институциям. Но не только это. Деятельное участие путем реализации публичных прав и свобод, исполнение обязанностей есть та «страховка», которая обеспечивает прочную и надежную защиту общества от циничного произвола чиновников, и, стало быть, эффективное средство поддержания гражданского мира и согласия, утверждения публичного правопорядка, без которых немыслимо и само общество, и всестороннее развитие человека, формирование ответственного за судьбу государства и страны гражданина.

Право и права человека (политические права гражданина) объединены и фундированы общей социокультурной средой, явлением более глубокого порядка - особенностями генезиса западной (западноевропейской) цивилизации, ее политической и правовой сфер. Иначе говоря, они имеют общую порождающую их социокультурную среду.

Признание цивилизационной инвариантности прав человека, наличия в разных культурах адекватных им моделей прав^[626] побуждает обратиться к анализу наиболее характерных черт социокультурной матрицы, определившей специфическое своеобразие, оригинальность, исключительность и европейского (по происхождению) права, и прав человека. Социокультурный фон для той модели права и прав человека, которую в научной литературе принято именовать классической, сформирован интегральным единством специфических констант и западноевропейских особенностей (экономической, идеологической и др.) в процессе их исторического развития.

Права человека в Европе^[627], особенно если их рассматривать не только в формально-юридическом аспекте, но и в плане их фактического воплощения в ткань реальных социальных связей и отношений, явились результатом длительного исторического развития. В науке обращено внимание на то, что «процесс возникновения того или иного «набора» прав и свобод человека, включающий в себя процесс их осознания и последовательного формирования, - это не одномоментный, а весьма длительный и к тому же весьма напряженный исторический процесс, зачастую начинающийся в пределах одной формации и завершающийся принятием формально-юридического акта, официально фиксирующего эти права и свободы, в рамках другой или других формаций»^[628].

В этой связи следует подчеркнуть: права человека в европейском обществе впитали в себя богатое наследие разных периодов развития - античности, Средневековья, Реформации, буржуазных преобразований с программой Просвещения и др. Они развивались в процессе борьбы различных институтов власти за свое превосходство (светская и религиозная власти). Права человека, их идейный потенциал использовались в качестве революционных лозунгов самыми различными социальными движениями в их стремлении изменить ход истории, подчас и насильственными методами.

Как идея права человека всегда выступали предметом многочисленных дискуссий и политических акций. В целом же их становление в Европе происходило в атмосфере социального плюрализма. Именно поэтому права человека в западноевропейском цивилизационном пространстве содержательно отражают многообразие (экономическое, политическое, идеологическое и др.) форм бытия человека в обществе, измеренных представлениями о его достоинстве и нацеленных на его всемерную поддержку. Со временем они обрели светский характер.

В специальных исследованиях, нашедших свое отражение в научной литературе, называются характеристики социума, востребовавшего права человека в

их первозданном, договорном варианте (классика). Специфичность западноевропейского культурного сообщества, цивилизации техногенного типа, проявляется в ряде базовых характеристик: рациональный способ ведения рыночного хозяйства, основанного на признании и уважении института частной собственности; использование опыта демократии ( еще со времен античного полиса) и рецепция римского права; формирование гражданского общества как необходимого условия становления и функционирования правового государства; развитие юридической науки - знаний о праве как воплощенной справедливости, - обеспечившей преемственность правовых ценностей и носящей инструментальный характер в писании и политико-правовых реалий; значительное влияние иудейско-христианской традиции с ее представлением о человеке как о духовном существе, ответственном за

собственную жизнь (традиция ранних гностиков), с пониманием человеческого разума как активного

концепцией морали и

начала, способного к

рациональному постижению смысла бытия, и др.^[629]органичном единстве с идеей прав человека. Эта идея и фундаментальная ценность правовой культуры, как верно замечает В.С. Степин, «развивалась и конкретизировалась в контексте западного опыта демократии, формирования гражданского общества^[630] и правового государства. Все эти институты складывались исторически. В процессе их формирования были инкорпорированы изменения традиционалистской идеи власти как личной зависимости, которая была трансформирована в новое понимание власти как объективированной правовой регуляции социальных отношений индивидов, малых и больших социальных групп»^[631].

Культурно-исторический

код, своеобразный

геном

техногенной

цивилизации, в соответствии

с которым она существует,

развивается,

воспроизводится, пролонгируя

собственное существование в

истории, в

Очевидно, таким образом, что появление особой модели правовой регламентации социальных связей, системообразующим элементом которой на определенном этапе исторического развития Запада^[632] становятся права человека, обусловлено своеобразием, уникальностью и неповторимостью общественных отношений в границах культурного сообщества европейской цивилизации.

Права человека воспринимаются и индивидуальным, и коллективным сознанием европейского общества^[633] как важный показатель общественной жизни, абсолютная культурная ценность, предполагающая установленную законом меру свободы индивида, гарантирующую автономию и самоопределение личности. И одновременно права человека выступают средством ограничения необоснованного вмешательства в частную жизнь со стороны иных субъектов социального общения: другого человека, общностей или государства.

Не станем останавливаться на том очевидном факте, что европейский тип прав человека не является совершенным. Критика, в некоторых случаях перерастающая в отторжение, и своеобразный культурный нигилизм в отношении прав человека, обусловлены именно негативом классической модели прав человека.

Стремление исследователей поставить под сомнение «единственно верный»,

634

повсеместно применимый^[634] европоцентризм с его попытками навязать другим

народам и цивилизациям собственные представления о ценностях (в том числе политико-правовых) и миропорядке в целом вполне понятно. Соглашаясь с взвешенными, обоснованными и аргументированными утверждениями ученых, отмечающих известную «порочность избранного Европой пути» развития, все же отметим сильные, «светлые» стороны данной цивилизационной модели прав человека, всей системы и политических прав, в частности.

Думается, что несомненный положительный эффект евроатлантического варианта прав определяет его мощный антропологизм. Поскольку в действительности права человека существуют не сами по себе, постолькув различных цивилизациях и культурах их «носителем», прежде всего, выступает сам человек. Для специалистов в области глобальной культурологии азбучной истиной является утверждение о ом, что в культуре человек ищет свое «отражение», в ней он узнает себя, только в этом критическом зеркале он и может увидеть свое лицо и, следовательно, обретает понимание и смысл своих действий. В соответствии с ней он (человек) сообразует и свои притязания к власти»^[635].

Другим не менее позитивным показателем классики прав человека является ее заряженность мощным ценностно-гуманистическим потенциалом. Основным признаком западноевропейского сообщества и созданной им культуры является то, что в нем впервые в истории появилась возможность для формирования человека как индивидуализированной личности не в порядке исключения, а в массовых масштабах. Следует признать, чтосправедливое утверждения о том, что историческая миссия западной модели прав человека состоит в том, что она сыграла «роль гуманистического катализатора мира»^[636] о сих пор не утратило своей актуальности.

Несомненно, значимым в европейской модели прав человека представляется

и то, что она фиксирует, в нормативной форме выражает представления об индивидуальной свободе - понятии не только достаточно широком, многозначном, но и исторически детерминированном. Поэтому согласимся с мнением о том, что понадобилось много времени, прежде чем современная концепция свободы личности, т.е. свободы всякого только потому, что он человек, закрепилась в общественном сознании^[637].

Одновременно отметим и другое. Употребляемое в специально-юридическом смысле, данное понятие отражает сложную структуру общественных отношений, в которых находит свое проявление сфера самоопределения человека настолько широкая, насколько она совмещается со свободой других людей и их объединений. Следует ли останавливаться только лишь на этой стороне вопроса? Разумеется, нет.

Представляется, что не менее, а в определенной степени и более важной является необходимость усвоения индивидуальным сознанием, осознания человеком и гражданином государства (им в особенности) идеи обязанностей и ответственности. Безусловно, прав Л.С. Мамут, который, резюмируя одну из своих работ, резонно утверждает следующее: современное демократическое, правовое и социальное государство, без которого не может быть полного и свободного развития личности, едва ли возможно вне баланса прав и свобод обязанностям и ответственности^[638].

Для личности человека, сформировавшейся под мощным воздействием общекультурного генома западного-атлантического сообщества, свобода является следствием ее самодеятельности и самостоятельности, мера, которой определяется ограничение произвола власть предержащих посредством прав гражданина. В силу исторически сформированной, воспроизводимой современной европейской культурной средой традиции, права человека попадают в непосредственную зависимость от усилий самого человека и одновременно стимулируют активное освоение носителем прав культурного пространства, обеспечение посредством

личных усилий собственного гарантированного существования высокого качества.

Важно обратить внимание и еще на один момент анализируемой проблемы. В европейской (в широком смысле - западноевропейской) традиции право и права человека несут особую функциональную нагрузку. Они не просто призваны стандартизировать при помощи известных правил юридической техники свободу индивида, тем более свободу абстрактную, безотносительно к человеку в его подчас гипертрофированном стремлении к обособлению^[639]. Принципиальным для понимания рассматриваемого вопроса является то, что права человека символизируют свободу человеческого существа особого типа, благодаря творчеству и активности которого и состоялась сама западная цивилизация.

В число инвариантных черт западной цивилизации, характеризующих развитие техногенной цивилизации, обязательно включено особая философия Человека. Об этом упоминал академик В.С. Степин - он отмечал «особое понимание человека и его места в мире. Это, прежде всего, представления о человеке как о деятельностном существе, которое противостоит природе и предназначение которого состоит в преобразовании природы и подчинении ее своей власти»^[640]. Следствием сделанного европейской цивилизацией исторического выбора стали ценности инновации, прогресса, креативности мышления, научной рациональности, которая продуцирует знание -оно занимает доминирующее по отношению ко всем иным его формам сознания положение, а также ценность активной суверенной личности, которая свободно включается в различные социальные общности и обладает равными правами с другими.

Данные социальных и гуманитарных наук в области кросскультурных(пронизывающих различные культуры и цивилизации) исследований^[641] убеждают в том, что люди европейского типа, образующегося по законам социальной комбинаторики^[642], являются носителями ряда атрибутивных свойств.

Наряду с характерными чертами, описывающими активность европейцев, такими как практицизм, деловитость, расчетливость, добросовестность в деле, изобретательность, способность к конкурентной борьбе и к риску, к самодисциплине и самоорганизации, повышенное чувство собственного достоинства, стремление к независимости и успеху, разумеется, им присущи и другие свойства. В результате духовно-практического освоения людьми данного типа своего жизненного пространства его окультуривание стало возможным потому, что одновременно создавался, развивался, поддерживался, преображался и

643 охранялся тип социальности с присущими ему идеями, ценностями^[643], нормами, институциями, направленными на всемерное поддержание человека.

Изложенное позволяет прояснить вопрос: насколько субъект публичного статуса, сформированный под влиянием гражданской политико-правовой культурой она, как очевидно, фундирована ценностями права и прав человека, - «совместима» с социокультурным своеобразием российской действительности? Не менее значимым является понимание субъектами публичного статуса (и гражданами, и государственной, и политической элитой общества) и научным сообществом, обеспечивающим своими интеллектуальными усилиями академическое сопровождение социальных стратегий и решение тактических задач, вопроса о перспективах гражданской активности в специфических условиях России.

Исследуя социокультурные особенности формированиясубъекта статусного публичного права в России с целью понимания его характеристик, следует иметь в виду один момент: преждевременно говорить о конвенциональном решении проблемы цивилизационной принадлежности России. Для иллюстрации и в качестве подтверждающего примера приведем мнение В.Е. Чиркина. Он выделяет множество критериев, положенных в основу классификаций (типологии):

исторический подход и современные измерения, время и пространство,

644 «привязанность» к конкретным государствам и др. .

Тем не менее, большинство авторов сходятся в суждении: Россия не относится к странам техногенной цивилизации. Напротив - это молодое «социокультурное образование со своими принципами социального обустройства, взаимодействия людей, отношения человека к власти, к собственности, основанное

645

на традиционной замкнутости различных сословий»^[644][645] и др.

Каждый из составляющих компонентов матричных структур российской локальной цивилизации (политический, социальный, религиозный, экономический, психологический или ментальный) является равноценным. Однако в логике теоретико-правового анализа на первое место выдвигается институционально-нормативный компонент социальной структуры общества. С него и начнем.

1. Общеизвестно, что центральным институтом политической системы общества, где происходит выработка, принятие важных для всего социума решений и организуется процесс их реализации, в том числе путем мобилизации ресурсов самого социума, было и остается государство. Уникальность и неповторимость этого базового политико-институционального элемента локальной российской цивилизации во многом объясняется особыми историческими условиями формирования централизованного российского государства, которое «наложила на русскую жизнь печать безотрадности и придавленности»^[646]: политическая трагедия российского общества периода феодальной раздробленности, борьба с многовековым татаро-монгольским игом в условиях преодоления сильнейшего внешнеполитического прессинга и др.Анализ государства как доминирующего политико-институционального элемента

российской цивилизационной матрицы показывает, что и дореволюционной, и послереволюционной, и современной (постоветской)^[647] России в большей степени присущ один и тот же тип организации политической системы общества и государственной власти. В силу своей историко-генетической детерминированности оно (государство) представляет собой мощную, централизованную, в отдельные периоды деспотичную власть, персонифицированную в верховном правителе самодержавного типа (царь, император и др.), длительное время организованную преимущественно по типу абсолютной монархии.

Типичные черты отечественной, «превращающей все в свое орудие» государственной власти легко угадываются и в форме правления современной России (очевидны явные диспропорции при организации и функционировании ветвей в пользу исполнительной власти, персонифицированной в личности Президента). В современной российской политической практике все чаще и все более настоятельно, в самых разных аспектах проявляет себя и монархическая тематика^[648]. Вместе с тем особую роль государства в истории России трудно переоценить.

Для государства Российского на протяжении его многовековой истории было характерно инициирование решения встающих перед обществом проблем «сверху» (реформы^[649] Ивана III, Ивана IV, Петра Великого; Екатерины Великой, конца XIXвека; советского и постсоветского права^[650] и др.). Рациональные намерения государства изменить общество «сверху» сопрягаются с усилением роли самого аппарата публичной власти, прежде всего в лице бесконечно увеличивающейся бюрократии, достигающей «размеров чудовищных». Как заметил Н.А. Бердяев,

Россия « ... самая государственная и самая бюрократическая страна в мире: все в России превращается в орудие политики»^[651].

Одной из проблем, имеющих судьбоносное значение, а поэтому решаемой государством, стала проблема геополитического объединения и синтеза этнического, религиозно-духовного, цивилизационно-культурного, климатически- географического многообразия. А процесс разрешения этой сложной исторической задачи одновременно явился и процессом становления мощи государства, отразившей концентрированную силу Евразии, всего того, что она в себе объединяла. Очевидно, что значимым социально-культурным фактором, объективно вызвавшим к жизни для длительной исторической перспективы мощное Российское государство, стала так называемая «цивилизационная хрупкость», сегментарность самого общества, нуждающегося в организации и оформлении.

В этих условиях мощь Российского государства явилась едва ли не единственной исторической альтернативой безграничной духовной вольнице, устремленной не просто к свободе, а к абсолютной свободе воли народа. Народа, не слишком поглощенного жаждой материального достатка, земными ценностями, сопровождающими благоустроенную нормированную жизнь иных субъектов истории (западноевропейские народы). По этому поводу Н.Г. Козин замечает, что «идеология и практика русского великодержавия стала ответной реакцией на идеологию и практику необузданной русской духовной вольницы, грозившей разнести в клочья сам фундамент национальной истории»^[652].

Появление на разных этапах исторического развития российского общества незначительной в количественном отношении группы состоятельных, экономически успешных и защищенных людей вовсе не предполагало даже небольшой возможности их самостоятельного, инициативного гражданского участия в решении важных государственных и общественных дел. Более того, история полна примеров, наглядно демонстрирующих, как государство

реагировало на подобные несанкционированные акции, утверждая, начиная с эпохи Ивана Грозного до Сталина, так называемый демократический беззаконный или легитимно-неправовой метод деспотического, террористического правления, одновременно базирующегося на всемерной, самой широкой народной поддержке. Примеры этому есть и сегодня^[653].

Даже в том случае, когда граждане «осмеливались» отстаивать закрепленные в законодательстве права^[654], законная власть в своих действиях, формализованных в ничем не прикрытом насилии, не подчинялась закону.

В специальных исследованиях^[655] подчеркивается, что насилие^[656] в условиях российской цивилизации обретает определенные типичные характеристики. Их единство формирует так называемый московский тип отношений между государством и народом, отдельной личностью - провокационно-охранительный, внеправовой, но легитимный, основанный на общинном (коллективистском) оборонничестве, фундированном идеологией сильного государства, действующего во имя «лучшего устроения народа»^[657].

Стабильность положения государства в российском обществе на сменяющемся фоне исторических декораций обеспечивается легитимностью государственных руководителей - сильной единоличной власти, получившей на ранних стадиях становления российской истории освящение в особом церковном каноне, фиксирующем представления о главе государства как помазаннике Бога.

Принимая во внимание изложенное, заметим, что решить задачу оформления

общества, формировавшегося вследствие синтеза различных ценностей, сосуществующих на протяжении всей истории страны, эклектичного, мозаичного социума, приобретшего транзитивный характер в процессе культурной и цивилизационной самоидентификации, было под силу далеко не всякой организации власти. Очевидно, что такая задача оказалась по плечу только государству - державе, сочетавшей в политической практике идею и опыт синтеза, коммунальности, общности и крайние формы подавления личности во имя государства.

Одновременно боевой строй Российского государства, тягловый, а не правовой характер внутреннего управления различными сословиями с резко различающимися повинностями по отношению к государству, с верховной властью, располагающей неопределенным, т. е. неограниченным, пространством действия,^[658] необходимо рассматривать условием выживания России в мировой истории. По этому вопросу в научном сообществе сложилось редко достижимая конвенция.

Особенности становления и функционирования Российского государства, его абсолютная власть с небывалой политической централизацией, обеспечивающая феноменальную мобилизацию всех ресурсов для решения общенациональных задач, объясняют исторический выбор России. Он был сделан в пользу политической дисциплины всех слоев общества, устранения всех, и прежде всего правовых, ограничений в процессе «встраивания» каждого человека в государственное целое, принесения в жертву более либерального пути развития общества с его индивидуалистическими ценностями, правами и свободами человека, гражданственности.

Несмотря на то, что именно государство было и остается наиболее активным субъектом власти в публичной сфере общества, очевидно, что единственным оно не является, особенно в современных условиях развития глобализации и

659

универсализации правопорядков^[659].

Анализ показал, что большинство представителей научной общественности разделяет мнение о том, чтонациональная специфика государства в России непосредственно связана с православной ветвью христианской религии, деятельностью ее резидента в России - церковной организацией, РПЦ. Полагаем, что следует объективно оценить влияние церковной организации и православной религии - наиболее сильной, характерной черты российской цивилизации^[660], одновременно «представляющей ее прошлое и будущее».

Хорошо известно, что во все периоды развития страны, начиная со времени крещения Руси, влияние православия было, безусловно, велико. Неслучайно поэтому, что в научном сообществе сегодня практически отсутствуют разные позиции и академические споры в трактовке вопроса о степени влияния православной христианской доктрины на сферу коллективного, а посредством его и на индивидуальное сознание человека, на процесс формирования ценностей, составляющих базу общей и политико-правовой культуры гражданина.

Признавая религиозный фактор базовым, фундаментальным и равнозначным в процессе становления российской цивилизации, обособим, однако, два направления анализа.

Первый его вектор задается цивилизационной спецификой отношений, сложившихся между государством и церковной организацией в России. При рассмотрении религиозной, православной (этической, индивидуально­богословской и особенно нормативно-ценностной) составляющей культуры (цивилизационной матрицы) России, будем исходить из того, что функциональная достаточность православия обеспечивалась мощной властной организацией в политической системе общества - институтом православной церкви (сегодня

РПЦ).

Характер весьма длительной исторической связи церкви с государством в России, наложившей свой отпечаток на судьбу страны, вместе с тем не лишен явных противоречий, указывающих на амбивалентность в ее развитии.

С одной стороны, это своеобразие, как хорошо известно, описывается так называемой византийской традицией, фундированной идей «третьего Рима». Однако следует отметить, что к моменту, когда в России формировалось централизованное государство, Византии уже не существовало. Поэтому и служителям культа в России, российским богословам приходилось ориентироваться не столько на реально существующий опыт, поддерживающий выпестованную идеологему «Москва - третий Рим», сколько на собственные представления о ней в новых исторических условиях.

Подобное «творчество», вживляющее в ткань социальной жизни каноны православия, вместе с тем вполне гармонично сосуществовало с известным его консерватизмом. Православие оставалось в стороне, не испытывая настоятельной потребности соединять свои религиозные догматы, отправление культа с достижениями рационального (научного) знания, вызванного к жизни объективными потребностями модернизации общества и эволюционной динамикой самого общества. Восточная ветвь христианства, ее институты, иными словами, не нуждались и не стремились к изменениям традиционных форм своего _бытия^[661]_.

Эта установка была автоматически перенесена церковной организацией на область мирской жизни людей и тем самым в значительной степени препятствовала интервенции идей, норм, выработанных западноевропейской политико-правовой культурой. Более того, православие, его церковная организация в России последовательно блокировало всеми доступными средствами проникновение ценностей и гуманистических идеалов гражданского типа культуры в пространство российской цивилизации. Необходимо внести одно

уточнение. По мнению некоторых исследователей, говорить о такой интервенции как о постоянной можно лишь с начала имперского периода в истории развития государства России^[662].

В любом случае, важным представляется иметь в виду тот очевидный факт, что церковь крайне настороженно, а иногда и враждебно относилась к любым попыткам модернизации в сфере символов, культа, организации мирской жизни христиан, самой церковной организации, положения ее иерархов, оставаясь надежным хранителем, прежде всего, патриархальной традиции. И при этом «лишь наполовину интересовалась политикой». Однако посредством своего идеологического влияния на сознание людей постоянно усиливала их «силу государственного инстинкта»^[663], воспитывала верность государству при любой форме правления, цементируя эти представления людей культивируемым «христианским терпением».

Оказывая значительное влияние на эволюцию массового сознания и представлений о государственной власти, ее природе, происхождении, целях, формах существования и др., православие со временем все больше приобретало качество этатизированной^[664] религии.

Показателен факт современной истории России, подтверждающий сказанное. Граждане Российской Федерации, не относящие себя к христианской православной конфессии, убежденные в том, что они не могут реализовать свои права в области свободы вероисповедования, в том числе и в силу политического фактора, выигрывают дела в Европейском суде по правам человека. Если учесть, что Европейский суд в делах по свободе совести придерживается позиции, что «государство должно действовать как беспристрастный организатор исповедания различных религий, верований, убеждений»^[665], то следует со всей очевидностью

признать следующее. Удовлетворенные иски российских граждан свидетельствуют о том, что законодательство и практика в области функционирования российского государства как светского, равноудаленного от всех религиозных конфессий и их организаций, далеки от совершенства.

Неоднозначность отношений между РПЦ и российским государством, проявилась, в частности, в том, что безусловное и ничем не ограниченное влияние православия и церкви на развитие общества, его культуры и ее политико-правовой сегмент в отдельные периоды было поколеблено. Справедливости ради следует отметить, что это случилось по историческим меркам не так давно. И все же.

К XIX веку - период развития классической науки- исследователями постулируется незначительное изменение ситуации. Оно выразилось в некотором уменьшении воздействия православия на политико-правовой сегмент российского социального организма. Импульс для ограничения влияния православия на процессы формирования политико-правовой культуры России рельефно обнаруживает себя как раз благодаря интеллектуальной интервенции с Запада - влиянию научного знания (школа естественного права) на представления о должном в сфере политико-правовой практики, в целом его (Запада) интеллектуальной традиции.

Признавая огромное значение православия и его церковной организации в формировании и поддержании российской политико-правовой традиции, одновременно следует отметить, что при ближайшем рассмотрении становится очевидным - влияние православия и его церковной организации вовсе не было абсолютным. Следует учитывать один немаловажный момент - крещение Руси. Христианство, и это хрестоматийно, было воспринято Русью, заимствовано в тот исторический момент, когда сама русская культура как феномен «уже состоялась во всем многообразии ее проявления»^[666].

Вернемся ко второй линии в анализе воздействия религии на специфические

характеристики российской цивилизации, но остановимся на этой стороне вопроса вкратце. Думается, что необходимо также сконцентрировать внимание на носителе политико-правовой традиции локальной цивилизации российского типа, на субъекте^[667], воспроизводящем, транслирующем в исторической перспективе и саму традицию, и политико-институциональную архитектонику общества. Не будет, видимо, лишним заметить, что пристального внимания заслуживает представитель общности - российского народа, генетически связанный с ней благодаря трансляционным механизмам культуры, т.е. личности человека, сформировавшейся в социокультурном пространстве России.

Подчеркнем, что приоритетной сферой религии (православия) всегда был и остается внутренний мир человека^[668], тот идеальный уровень бытия личности, который представлен ее мыслями, мировоззрением, мотивацией поступков в разных сферах общественной (религиозной, государственной, мирской) жизни, верой и любовью. Этот мир, разумеется, не имеет прямого отношения к области рационального описания и объяснения феномена статусного публичного права. Прежде всего, потому, что он не поддается формализации при помощи государственных установлений, правовых предписаний. Кроме этого, государство не располагает возможностями оказывать влияние на внутренний мир человека непосредственно, напрямую, открыто контактировать с субъективной внутренней реальностью человека в своем намерении вызвать к жизни необходимые власти мысли и соответствующую этим мыслям эмоциональную энергию, предшествующую актам его публичного поведения. Государство при помощи имеющихся в его распоряжении средств^[669] не в силах «обеспечить» адекватную мотивацию тем актам поведения, в которых заинтересована государственная власть и которые диктуются соображениями политической целесообразности,

общего блага и государственного интереса.

Выявить влияние православной традиции в России на абстрактного субъекта статусного публичного права возможно, как представляется, обратившись к анализу того, что именно привносит традиционная для России религия во внутренний мир человека, в субъективную реальность индивидуального субъекта политико-правовых отношений. Небезынтересно, полагаем, также прояснить вопрос о «вкладе» православия в представления о сущностных параметрах публично-правовой активности (гражданина), ее характерных чертах. Такой анализ важен постольку, поскольку воспроизведение в исторической перспективе выработанных российской цивилизацией духовных ценностей едва ли возможно вне личности, т.е. индивидуального начала, из которого «комплектуется» «великое» коллективное целое.

Педварительно сделаем некоторые оговорки. Очевидно, что социальным пространством, на фоне которого происходит кристаллизация социально­политических качеств и свойств личности гражданина, той средой, в которой формируется и обитает обладатель публичных статусов, является российский народ. А он формировался под влиянием трех мощных факторов - государство, церковь, община^[670] - и во все исторические эпохи и времена отличался безграничным терпением, покорностью, безропотным принятием всех невзгод и лишений, вызванных проводимыми реформами, преобразованиями, революциями и др.,^[671] в его представлениях прочно утвердился архетип державности. Поэтому личность человека - плоть от плоти и кровь от крови породившей его социальной общности - в системе координат, заданной доминантами российского типа цивилизации, как бы «теряется», «растворяется», все время вытесняется с передовых позиций общественной и государственной жизни, из сферы легальной политики, оказывается «придавленной» государством, предъявляющим к ней непосильные требования^[672].

С учетом изложенного выше абсрактныйсубъект статусного публичного права, «выпестованный» в лоне локальной российской культуры, является носителем религиозной идеи и веры, воспринимает публичную власть и государство, сквозь призму религиозных установок христианства.

Принципиально отметить следующе. Исторически сформировавшаяся в России религиозная (православная) культура индивидуализирует сознание человека, детерминируя богословско-теологический (индивидуальный) момент, без которого невозможна, немыслима ни одна религия. Именно индивидуальный аспект религии представлен особым психоэмоциональным состоянием человека, его персональными переживаниями Абсолюта, сверхъестественной связи человека с Богом, делает осмысленным существование мира, Вселенной, самого человека в этом мире. Богословско-идеологический (индивидуальный) компонент религии представлен верой, позволяющей человеку ощущать себя самодостаточным автономным существом. Благодаря вере, «человеку одному присуща способность возвыситься над самим собой, идеально отрешиться от своей эмпирической природы и, поднявшись над ней, судить и оценивать все»^[673], «встать выше общего, т.е. права и государства»^[674]. И это, во-первых.

Показательна позиция И.А. Ильина. Знаменитый отечественный исследователь отмечал, что для российского человека характерны обнаруживавшие себя на протяжении всей российской истории черты: преимущественная ориентация на внутренний мир, духовный поиск, устремленный вглубь самого себя и нацеленный на духовное преображение, осознание необходимости уделять внимание эволюции личности, ее духовному миру, укреплению веры, способной подвигнуть человека на личный подвиг и духовное свершение. Эти черты, по мнению русского философа- правоведа, объективировались именно благодаря влиянию утвердившейся в России в качестве традиционной православной христианской традиции и тому воздействию, которое она оказала на историю культуры общества.

Освоенные коллективным сознанием россиян такие духовные ценности, как

коллективизм, взаимопомощь, соборность, самоотверженность, жертвенность, доброта, доверчивость, терпимость, духовная лояльность, духовный подвиг - итог активной духовной деятельности, направленной на внутреннее преображение, сами по себе можно отнести к безусловным ценностям российской цивилизации и которыми надлежит гордиться. В своем единстве эти черты формируют фундамент национального характера.

Подчеркнем отдельно, что они, без сомнения, коррелируют с ценностями права и прав человека, рожденными культурной традицией континентальной Европы. Поскольку в перечне названных духовных констант присутствует фактор, объективно работающий на поддержание коллективного целого, что имеет прямое отношение к мотивационной сфере субъекта публичного статуса, постольку названные и др. духовные ценности с полным основанием можно признать важными, необходимыми и достаточными для формирования гражданина как субъекта статусного публичного права и публично-правовой активности.

Православие, следует отметить это дополнительно, оказало воздействие, которое невозможно переоценить, на формирование типичных черт человека - представителя субъекта цивилизационного развития, история которого «всегда современна, поскольку современна сама нация, так как нация и ее история являются одним и тем же»^[675].

Своеобразный «вклад» православия в формирование гражданина - субъекта публичного статуса обнаруживает себя тогда, когда речь идет об утверждении в коллективном, а вслед за ним и в индивидуальном сознании таких нравственно­этических и религиозных элементов, как соборность, духовность, терпимость, лояльность, духовный подвиг, солидарность, отзывчивость, забота о слабых членах общества, стремление к правде и справедливости, минимизирующих крайние проявления эгоизма и эгоцентризма в человеке.

Поскольку типичные черты национального характера, его качества «живут» благодаря тому, что демонстрируются как можно большим количеством людей на

протяжении длительного исторического периода, приобретая вследствие этого массовый характер, становится возможным с полным основанием утверждать, что данные черты присущи и отдельному представителю российского цивилизационного типа.

Черты национального характера проявляют себя на уровне индивида через постоянное воспроизведение в системе разнообразных общественных отношений, массово в масштабе всего общества, при этом запечатлеваясь в структурах коллективного бессознательного. Постепенно эти свойства национального характера обретают свойство этнопсихологической константы российского типа культуры.

Однако типичные для российского типа цивилизационного развития духовные ценности, оказывающие свое влияние, мощное духовное воздействие на формирование абстрактного субъекта публичного статуса и его мотивацию в сфере властных отношений, не только уравновешиваются, но и значительно приуменьшаются, иногда практически сводятся на нет. И этому имеются свои причины.

Именно православие, как один из базовых элементов российской цивилизационной матрицы, способствовало тому, что духовная, созидательная, творческая энергия максимально переключалась на идеальный внутренний мир человека. При этом без необходимого внимания а, следовательно, и должного преобразования оставался внешний план бытия личности гражданина, народа, как государственно-образующей общности -сферу политики и государственной власти.

Как и любая иная религия православное христианство помимо индивидуального (богословско-идеологического) несет в себе мощный нормативно-ценностный компонент. Он представлен сводом предписаний совершать определенные действия либо воздерживаться от них, в случае если они противоречат религиозным требованиям. Не будет, видимо, преувеличением предположить, что в комплексе нормативно-ценностных императивов высвечиваются, как в луче прожектора, и те, которые ориентированы на сферу публичных властных отношений. При этом само православие, поддерживаемое

активной деятельностью церковной организации, детерминировало в немалой степени саму концепцию государственной власти, отношения к ней, принципы и нормы взаимоотношений государства и общества, организации политической власти и человека.

До сих пор речь шла о политико-институциональной структуре российской цивилизации. Она, с одной стороны, оказала значительное влияние на формирование абстрактного субъекта статусного публичного права. Но с другой воспроизводилась на всех этапах развития именно благодаря активности людей, находящихся под мощным воздействием представлений о природе власти, под влиянием, которое можно оценить как чрезмерное.

Однако не только надстроечные структуры российского общества (государство, государственная идеология, поддержанная православием, и др.), но и, главным образом, базис, сфера хозяйственной жизни, безоговорочно довлеющей над судьбой цивилизации, традиционно оставляли в дезактивированном состоянии личностный потенциал, творческий ресурс сознания человека, преобразовательную энергию хорошо продуманных, усиленных эмоциональной энергией действий. Такое положение долгое время сохраняется не только в политической сфере общества, но и, что вполне резонно предположить, в иных сферах жизнедеятельности. В частности, экономической, где и создаются материальные предпосылки для формирования гражданина, проявления его гражданственности.

С позиции экономического детерминизма обоснованно можно утверждать, что самобытность российского исторического типа детерминирована, прежде всего, особенностями эволюционной динамики экономики страны. С одной стороны, мы наблюдаем сложившиеся исторически доминирующие формы собственности и традиционные формы ведения хозяйственной жизни, которые, в свою очередь, объединяются и укрепляются идеями общинности, коллективизма, специфической трудовой этикой взаимопомощи. Под влиянием, в том числе, и материального фактора (особенностей хозяйственной жизни) в индивидуальное и массовое сознание россиян проникают ценности солидарности, отзывчивости,

патронажа над слабыми, социально уязвимыми членами общества, стремление к социальной справедливости и правде^[676]. Показателен, на наш взгляд, один примечательный факт. По мнению отечественных исследователей, и советская, и постсоветская экономика представляет собой закономерный результат эволюционного развития всей системы хозяйственных связей и отношений в России.

Своеобразие, сущностная специфика этих отношений выражается в системе механизмов «сдач-раздач», в отличие от механизмов «купли-продажи», характерных для экономик европейского типа. На этом основании хозяйственную жизнь России, ее экономическую составляющую, характеризуют как раздаточную. Суть же «раздатка» состояла в том, что на протяжении многовековой истории российского общества и государства имущество отдельных граждан - экономическая основа всей системы связей в сфере производства, распределения, обмена и потребления продукта и материальных благ - образовывалось преимущественно в результате «пожалования», «государственного данья»^[677].

Следствием именно такого формирования экономической основы общества, фундамента его хозяйственной жизни является тот очевидный факт, что в России не сформировался социальный слой независимых производителей. В России был и по сей день остается неразвитым тот социальный слой, который является носителем и хранителем ценностей свободы личности, ее инициативности и ответственности не только за происходящее в личной жизни, но и шире - в обществе и государстве, так называемый средний класс, буржуазия, осознающая свои права, свободы, ответственность.

Трудно спорить с тем, что личность как самостоятельный хозяйствующий субъект не осознает и не может осознавать своей ценности, находясь в зависимости от господина, вырабатывая фатальное отношение, как к своей жизни, так и к жизни других. Тогда как буржуазное сознание - это осознание своих прав, прав целого социального класса, обладающего реальной и экономической, и

политической властью.

В свое время Н.А. Бердяев справедливо утверждал, что буржуазность не следует трактовать узко, в экономическом и социальном смыслах этого слова. Такой подход оставляет значение этого термина не выясненным до конца. Между тем, «слово это (буржуазность) имеет свою магическую энергию, но пользуются им в самом поверхностном смысле. И необходимо вскрыть эту глубину... Это не социальная и не экономическая категории, и это более, чем категория психологическая и этическая»^[678].

В Европе и близких ей в культурном отношении странах класс буржуазии, осознающий свое экономическое превосходство и роль в экономике национальных государств, активно, а иногда и революционными средствами «приводил» в соответствие фактическое экономическое положение и личные, а также политические права. В этом и состояли предпосылки ограничения абсолютных монархических форм правления и установления конституционных монархий.

Солидарен с такой позицией и Г.И. Муромцев^[679]. Тем социальным группам, которые были своеобразным прообразом этого класса - купцам и промышленникам, просто «разрешали» быть состоятельными, иметь некоторый капитал и не более того.

В России национальной буржуазии в привычном значении этого слова никогда не было. Г.В. Мальцев утверждает, что «ни в одном из слоев русского общества понятие права собственности, предполагающее существование личной юридической власти индивида над землей или иными объектами, личную свободу и прочные гарантии неприкосновенности имущества, просто не могло сложиться»^[680].

Стоит заметить, что и в современной России формирование класса

«средних» собственников идет крайне медленно и крайне противоречиво.^[681]К тому же невозможно становится игнорировать и очевидный факт, свидетельствующий о том, что в число собственников, особенно крупных, попали лишь те, кому было позволено это сделать правящей на тот момент времени государственной элитой^[682].

Что же касается мелких и средних собственников, то стоит привести лишь один убедительный факт. Показательно, что в современной России доля тех, кто занимается малым и средним бизнесом невелика, особенно на фоне процессов все большего огосударствления экономики страны. Официальные данные таковы: в 2015г. на малых предприятиях (без микропредприятий) число замещенных рабочих мест работниками списочного состава, внешними совместителями и работавшими по договорам гражданско-правового характера составило 6660,8 тысячи^[683]. Это составляет менее 7% населения страны.

Важной причиной, объясняющей выбор Россией своего исторического пути, ее социальной эволюции в направлении, альтернативном предложенному европейской политико-правовой культурой, является обусловленное особенностями поместного землевладения в России крепостное право. По вопросу об оценке роли крепостного права в развитии России, ее культуры исследователи пришли к, как правило, трудно достижимой конвенции. Научное сообщество сходится во мнении о том, что влияние, которое оказало крепостное право на все без исключения сферы общественной жизни России, не просто негативно, оно

пагубно^[684].

Согласимся с тем, что складывавшаяся на протяжении многих столетий система внеэкономического принуждения воздействовала не только на систему экономических отношений, хозяйственных связей. Крепостное право если и не препятствовало в полной мере, то, без сомнения, возводило труднопреодолимые преграды на пути формирования структур гражданского общества^[685]. Оно блокировало появление и повсеместное утверждение в системе социальных связей и отношений таких его базовых ценностей, как свобода личности, ее достоинство, равенство в правах, правовая защищенность, независимое правосудие и др.

Крепостное право наложило свой негативный, неизгладимый отпечаток и на сферу общественного политико-правового сознания. И не только потому, что сознание (точнее, его глубинные пласты, сфера подсознания, коллективного бессознательного) запечатлевало, отражало и таким образом осваивалои консервировало в памяти народа существующие социальные реалии. Но и потому, что «наполнение» общественного и индивидуального политико-правового сознания этим материалом объективно препятствовало появлению представлений об уважении к человеку, его свободе и повсеместному признанию этих ценностей в сфере политико-правовой жизни общества, общественно-политической практике.

Разумеется, не только системой внеэкономического принуждения, раковой опухолью поразившей все сферы общественной жизни и, без всякого сомнения, надолго запечатлевшейся в структурах коллективного сознания, его стереотипах, объясняется так называемый подданнический тип политико-правовой ориентации российской политико-правовой культуры. Очевидно, что сформировавшийся как противоположность гражданскому типу, подданнический тип политико-правовой культуры российского общества связан и с рядом других факторов, вызревавших в недрах отечественной цивилизации.

И среди них не только идущая из глубины истории привычка подчиняться

власти государя, олицетворяющего единство, силу и цельность страны. Немаловажное значение имеют в этой связи традиции дисциплинированности, консерватизма мышления, солидаристских устремлений, обусловленных общинным образом жизни россиян, географическим и экономическим факторами (экономика страны формировалась как преимущественно сельскохозяйственная в условиях рискованного земледелия).

Немаловажное значение для понимания природы юридизации политического бытия человека (гражданина) в России, его закономерностей приобретает вопрос о соотношении права со всеми иными правилами социального общежития^[686], представляющими в своем единстве регулятивную систему общества (обычаями, религиозными, корпоративными, этическими и иными социальными нормами).

Изложенным ранее объясняется то, что упорядочивающее, регулятивное воздействие норм права в специфических условиях российской действительности традиционно осуществляется в ситуации сильнейшего воздействия иных социальных или неформальных регуляторов. В качестве иллюстрации сказанному сошлемся на авторитетное мнение российских исследователей В.Н. Синюкова и В.А. Григорьева. Они отмечали, что «в российской правовой системе наличествует множество пограничных, «сглаженных», нетрадиционных юридических форм, которые в совокупности создают специфический правовой контекст, не шаблонный и не укладывающийся в рамки никакой известной правовой системы»^[687]. А самим правовым институтам и правовым явлениям в России больше, чем на Западе, свойственна внутренняя, смысловая, содержательная составляющая. Социальное наполнение права (смыслоцентризм) приоритетно по отношению к его формальной, внешней определенности (антирационализм).

Надежную опору для всего строя общественного и государственного бытия на протяжении развития российской культуры, как локального типа цивилизации,

составляли обычаи, к которым «как правило, очень привязаны». А лишать народы этих «обычаев при помощи насилия, значит делать их несчастными: поэтому надо

не изменять обычаи народа, а побуждать народ к тому, чтобы он сам изменял

их»

688

К своим обычаям и культурным традициям российский народ, как, впрочем, и любой другой, всегда относился очень бережно. Именно поэтому попытки их насильственного изменения вызывали бурю негодования и массу активных протестов.

Объективно оценивая весь процесс исторического становления и развития российской культуры, не приукрашивая, не очерняя основных свойств, традиций и ценностей, следует также обратить внимание и на еще один немаловажный момент.

Россия относится к тем типам локальных культур, для которых характерно то, что политико-правовой опыт и ценности иных стран оставался невостребованным. Повседневная жизнь наших соотечественников нечасто сталкивалась с законом, а если это и происходило, то результат такого столкновения был почти всегда предсказуем. За объявленными на различных этапах развития страны и государства новеллами в формах общественной и государственной жизни скрывались прежние патриархальные и «вотчинные» нравы. Средством поддержания гармонии и наиболее распространенным способом поддержания порядка оставалось внесудебное разрешение конфликтов в обществе.

При этом суд так и не обрел своей реальной независимости в структуре государственной администрации. Восприятие европейских порядков в российском обществе и государстве ограничилось воспроизведением идей и концепций с незначительным гуманистическим потенциалом (концепция полицейского государства, ужесточение законодательства и др.)^[688][689].

По сути, рассмотрение социокультурной регулятивной системы российской культуры, ее нейтрализующее воздействие на право, позволяет вскрыть и объяснить механизмы формирования, утверждения и функционирования политико-правовых представлений народа и отдельных граждан в исторической ретроспективе.

В современной России веками формировавшаяся традиция усугубляется различными проявлениями правового нигилизма, который объясняется как проявление тотального кризиса правосознания на всех уровнях общества, о чем нам еще предстоит говорить подробнее.

Принимая во внимание все вышеизложенное, можно констатировать: собенности культурно-исторического развития России, ее базовые элементы не создали необходимых предпосылок для формирования и утверждения ценностей права и прав человека в их классическом варианте. Своеобразное блокирование, иногда приобретавшее формы прямого отторжения коллективным правосознанием иного культурного опыта в сфера права, происходит на том основании, что этот опыт - есть не что иное, как «отход от исконно русских начал» и противоречит традиции.

Тем не менее, объективно Россия всегда оставалась частью Европы и ее культуры. По замечанию французского исследователя, известного своими трудами в области истории цивилизаций, Фернана Броделя, Россия - это «другая Европа, развивающаяся почти так же поздно, как и Америка, но на сей раз на самом Европейском континенте, что означает ее тесную связь с Западом»^[690]. Признавая истинность утверждения автора «Грамматики цивилизаций», логично признать, что базовые ценности европейской культуры, детерминировавшие его структурную организацию, характерны для России в той же степени, что для самой Европы. Но так ли это на самом деле?

Очевидно, что близость России к Европе с ее культурой и ценностями права и прав человека - немаловажный фактор, подлежащий учету и в процессе анализа факторов формирования личности субъекта публичного статуса. На первый взгляд

это должно быть именно так, тем более что этому утверждению находятся и подтверждения.

Так называемая общецивилизационная составляющая России объективируется не только как часть географического пространства. В этом смысле, по крайней мере, часть территории российского государства принадлежит Европе, окультуренной на протяжении всей истории развития населяющими ее народами. Фиксированность пространства и границ не исключает прозрачности тех же границ для постоянно перемещающихся через эти пределы культурных ценностей. И этот факт объясняет более или менее беспрепятственное перемещение европейских духовных ценностей, к числу которых относятся ценности правовой культуры, в Россию.

Значимым представляется оценить общее культурное наследие России и Европы, объединяющее их «прошлое, перешагнувшее в настоящее». Единство, пронизывающее Европу и Россию, наиболее рельефно проявляет себя в различных компонентах политико-правовой культуры европейского типа. Для иллюстрации сказанного приведем лишь некоторые подтверждающие примеры.

Во все периоды своего активного влияния на российское культурное пространство политико-правовой сегмент европейской культуры был представлен преимущественно своим научным, доктринальным компонентом - знаниями и научными концепциями. В том числе, разумеется, представлениями о естественном праве - явлении нерукотворном, идеальном, составившем основу общественного порядка, проникающем и организующем социальную жизнь на основе этических ценностей. Среди них лидирующие позиции занимали, конечно, ценности прав человека.

Представления о правах человека, сложившиеся в европейском культурном пространстве, разумеется, предполагали признание и политических прав личности, как гарантий реального участия в устроении общественных и государственных дел. А их реализация ставилась в зависимость от энергичных усилий самого обладателя прав, который по собственному усмотрению мог предпринять необходимые действия для того, чтобы изменить к лучшему свою жизнь, жизнь коллектива и сообщества в

целом.

Другим не менее значимым компонентом западной политико-правовой культуры, проникшим в Россию, явилась идея «верховенства правового закона», тесно связанная с идей прав человека, концепцией естественного права.

Правовой закон выступал внешним мерилом свободы граждан, обеспечивал их формальное равенство^[691] на основе исторически детерминированных представлений о достоинстве, справедливости^[692], равноправии и иных этических ценностях. С другой стороны, правовой закон, как явление правовой культуры, транслирует в культурном пространстве правовую информацию о возможности достижения упорядоченности общественных отношений, межличностных связей, не препятствующей динамике коллективного целого. Правовой закон обеспечивает легитимность существующего социального порядка, его устойчивость и постоянство в процессе трансляции ценностей, на которые он опирается.

В свете изложенного приходится признать, что такая ценность как «исполнение Закона, стоящего выше власти и народа»^[693][694] пока не закрепилась в пространстве правовой культуры России. Поскольку эта максима не находит своего отражения в коллективном сознании россиян на уровне чувства права. На уровне правовой психологии эта ценность не переживается как ощущения справедливости и равенства права, исключающего формальное применение закона 694 в целях, не соответствующих духу права и справедливости .

Государственная власть, такжекак и народ, продолжительное время пребывала и зачастую пребывает до сих пор, вне пределов правовой законности,

которая, вместе с тем, представляет собой глубинный дух, стержень, внутреннюю энергию государственной и общественной жизни. Причины невосстребованности индивидуальным и коллективным сознанием россиян этих идей, как мы уже имели возможность убедиться, имеют давние корни. Очевидно, что вне пределов индивидуального сознания, активно осваивающего ценности правовой культуры^[695], любые закрепленные права и принципы права останутся не более чем декларацией. Поэтому объяснимо, что фундаментальные ценности правовой культуры с трудом пробиваются в сферу практики.

В дополнение к вопросу об интеллектуальной традиции в области правовых ценностей, объединяющей Россию и Европы, также необходимо отметить колоссальное влияние марксистского учения на российскую историю и практику государственного строительства, на политико-правовую жизнь страны в целом.

Социологическая марксистская доктрина довольно быстро проникла в умы русской интеллигенции и русских революционеров, внимательно следивших за тем, что происходит на Западе, и находившихся в жесткой оппозиции к славянофилам. Речь, в частности, может идти о развитии доктринальных представлений о государстве под влиянием европейской научной традиции (Г. Гегель, К. Маркс) и юридического позитивизма, пришедшего на смену господствовавшей в период буржуазных преобразований в Европе школе естественного права.

Развитие теоретических воззрений о государстве в этот исторический период обнаруживает два существенных момента: устранение всех теистических и трансцендентных представлений и связанное с этим образование нового понятия легитимности государства. Традиционное, укорененное в религиозном мировоззрении общества и личности понятие легитимности государственной

власти утрачивает свою первозданную актуальность^[696]. Этот период интеллектуальной интервенции европейской политико-правовой культуры в Россию, как уже говорилось ранее, совпал с некоторым ослаблением влияния церковной организации на государство. Однако вновь следует подчеркнуть, что линией пересечения европейской и собственно российской культурной политико­правовой традиции явилось то, что их становление и развитие проходит через точку утверждения религиозных представлений.

Вместе с тем накопленный отечественный исторический опыт, сама жизнь, существующая политико-юридическая практика современной России, вынуждают зафиксировать некоторые выводы. Приходится констатировать, что, пожалуй, лишь перечисленные выше «реалии прошлого, которые не потеряли своего значения и сегодня», составляют общий знаменатель политико-правовой культуры России и европейского культурного пространства. В большинстве случаев приходится говорить о различиях, специфических свойствах, которые в значительно большей степени отделяют российский тип культуры как локальной цивилизации от других, сформировавшихся в лоне Европы.

Исторический анализ матричных структур российской культуры (политического, религиозного, экономического, социального, нормативного, ментального), а также их сложных зависимостей, позволяет подвести некоторые итоги.Вышеизложенные характеристики европейской культуры в интегрированном единстве со специфическими особенностями, имманентно присущими европейской модели права и прав человека, позволяют утверждать следующее.

То, что мы принимаем за абстрактного субъекта статусного публичного права, как в статике, так и в динамике, является органичным образованием европейского культурно-цивилизационного пространства, сформированным в результате суммарного взаимодействия множества процессов (экономического, социального, духовно-культурного, идеологического и др.). Не все из них

поддаются не только математическому исчислению или точному научному контролю, но и элементарному учету.

Наиболее значимым в рамках избранного концептуального анализа явлением, обладающим свойствами нормативного социального регулятора, способного поддерживать социальную систему в равновесном состоянии и определившего возникновение, эволюционную динамику и существование субъекта статусного публичного права, стали права человека в своей классической версии. Права человека с присущим им антропологизмом, гуманизмом, нравственными идеалами свободы, справедливости и др., продемонстрировали свою способность быть эталонным образцомдля активной деятельности субъекта публичного статуса.

Наряду с другими цивилизационными константами европейского социального пространства ценности прав человека образовали «среду обитания» субъекта публичного статуса, которая в условиях универсальной зависимости человека от нее востребует и задает вектор развития определенного типа личности, разнообразных форм ее активности в отношениях с государством и структурами гражданского общества. Европейский тип цивилизации при этом «оформлял» свой социальный заказ на абстрактного субъекта власти не как одномоментную акцию, но как имеющую историческую перспективу. Именно такой активности субъекта присваивается титул «политико-правовая».

Связанная с активной реализацией политических прав в целостной системе прав человека, публично-правовая активность гражданина характеризует своего носителя не только как потенциального субъекта публично-правовых, властных отношений. Она позиционирует его как активного творца, созидателя политико­правового сегмента культурного пространства общества, основанного на признании абсолютной ценности человека.

Без преувеличения следует признать, что публично-правовая активность граждан государств, принадлежащих к европейскому типу цивилизации, является эффективным средством реализации и одновременно действенным инструментом духовно-практического освоения человеком собственной социально-культурной

среды обитания, включающей и сферу политики.

Анализ показал, что наряду с формально-юридическим сходством основных показателей публично-правового сегмента обществ европейской и российской культуры имеют место весьма существенные, порой радикальные, внутренние, сущностные расхождения.

Выводы:

1) Социокультурные особенности формирования субъекта статусного публичного права детерминированы уникальностью собственной исторической судьбы России, ее культурно-цивилизационными константами ( системо -, тео-, этикоцентризм). Неповторимость и уникальность культурно-цивилизационных констант - они формировались под влиянием комплекса факторов (геополитическая потребность освоения и развития большой территории страны, обусловили образование государства с разветвленного аппарата управления, исторически обусловленная многоэтническая и поликонфессиональная природа российского типа локальной цивилизации, фундированного идеями наднациональной консолидации) - объясняет отсутствие институциональных условий для формирования активного субъекта публичного статуса.

2) Объективные исторические факторы формирования российского государства с повышенной концентраций власти исторически усиливались пассивностью и подданническим типом политико-правовой культуры общества. Сформировавшаяся в этих условиях культурно-историческая традиция «вытесняет» с передовых позиций общественной и государственной жизнии , как следствие, из сферы публичного права личность гражданина.Одновременно по правилу ассоциативной связи такой тип власть-отношений проецируется в культурно-исторических кодах и стереотипах массового сознания.

3) Социокультурные особенности развития локальной цивилизации российского типа оказали существенное влияние на формирование некоторых типичных черт личности обладателя публичного статуса и общественной и государственной власти. Конструируемые по законам социальной комбинаторики эти черты представлены каталогом, включающим черты национального характера.

А именно: солидарность, отзывчивость, забота о слабых членах общества, стремление к правде и справедливости, чувство любви и привязанности к Отчизне, вспомоществование и др.

4) Наравне с позитивными этнопсихологическими чертами абстрактной личности гражданина - субъекта публичного статуса социокультурные особенности развития локальной цивилизации российского типа детерминировали и негативные черты: отсутствие инициативности, свободного духа предприимчивости в процессе освоения и «очеловечивания» собственного жизненного пространства, иждивенчество и подчас рабское послушание по отношению к властным структурам светского и духовного характера, безоговорочное признание их патронажа, жертвенность, основанная на непризнании и невосприимчивости к ценности человека и его жизни по отношению к ценности государства, и др. Автономия внутреннего мира такого типа личности свободна от необходимого субъективизма и самодостаточности, инициативности и ответственного отношения к собственной жизни, осознания своего личного и гражданского достоинства.

5) По сравнению с коллективизмом и коммунальными ценностями, индивидуализму отводится подчиненная роль. Эти черты абстрактного субъекта публичного статуса, сформированного особенностями российского типа культуры, уравновешивают, а подчас и нейтрализуют утвердившиеся в массовом и индивидуальном сознании позитивные ценности.

6) Этнопсихологические черты, обусловливающие весь культурно­исторический контекст существования российского общества, оказывая программное воздействие на тот уровень субъективной внутренней реальности, который «расположен» за пределами саморефлексиисубъекта публичного статуса, его сознания, детерминирующего акты активного публично-правового поведения. Очевидно, что в таком случае остаются в дезактивированном состоянии витальные энергии сознания, необходимые для освоения ценностей культуры гражданского типа, воспроизведения и поддержания ее политико-правовых ценностей в актах политико-правовой активности гражданина.

7) Развитие российской политической системы и государства в условиях современного этапа глобализации вынуждает признать, что использование традиционных ментальных структур в публичных практиках с целью манипулирования общественным и индивидуальным сознанием граждан в условиях вызова государственному функциональному суверенитету не только не оправданна, но и в корне противоречит стратегии общественного и государственного развития.

8) Для адекватного ответа вызовам России в условиях глобализации, для прорыва страны в сложных условиях развития «мира без границ», поддержания жизнеспособности структур гражданского общества и правового государства необходимы дополнительные человеческие ресурсы. Обладателем витальной энергии, необходимой для поддержания институциональной и функциональной достаточности политической системы общества и государства, является субъект статусного публичного права.

9) Исследование в рамках общей темы феномена субъекта публичного статуса как социокультурной переменной величины порождает постановку и последовательное решение целого ряда проблем. А именно: последовательного продвижения в сферу публичного права современной России ценностей права и прав человека^[697]. И не только на уровне принятых нормативных правовых актов, деклараций и политических заявлений, но, что особенно важно, на уровне реальной политико-правовой практики.

10) Такая стратегия в общем виде находит свое нормативное выражение в действующей Конституции РФ. И тот факт, что Основной закон национальной правовой системы современной России был принят в результате всенародного голосования, позволяет говорить о принципиальном моменте. В 1993 году была продемонстрирована своеобразная готовность граждан российского государства «расширить» пределы отечественного политико-правового и культурного опыта за счет активного освоения базовых правовых ценностей посредством деятельного

приобщения к ним, инициативной их интеграции в публичные общественные отношения.