§ 3. Виды доказательств

В историко-юридической литературе (Д.Кантемир., Гр.Александреску, Шт.Берекет, М.Деметреску, Х.Шталь ) уже около трех столетий ведется дискуссия вокруг сохранения в молдавском судопроизвостве XVIII в.

К видам доказательств относились: собственное признание, показания свидетелей, а за невозможностью указать свидетелей "поименно" - повальный обыск, "поле", присяга, жребий, письменные доказательства. Показания могли носить индивидуальный или коллективный характер. Молдавское судопроизводство, как и валашское и русское, отличалось от процесса нового, или византийского времени тем, что письменные доказательства должны были подтверждаться общиной или коллективом "на местах". Здесь возможно взаимное влияние, которое совершенствовало институт до уровня, известного нам по обычному праву молдован, волохов, салических франков и русских по Судебнику 1497 г. К концу периода коллективные доводы исчезают, а взамен их появляются более совершенные формы доказательств, свойственные классическому европейскому праву.

Собственное признание либо отказ от всего или части иска могли произойти как в начале судебного разбирательства, так и на любой стадии рассмотрения дела, что влияло лишь на размер судебной пошлины. Если стороны приходили к примирению в ходе разбирательства до начала поединка, пошлина взыскивалась в пользу лиц, ведущих судебное разбирательство, - боярина и дьяка.

Свидетели, в отличие от Русской Правды, не разделялись на "видоков" - очевидцев и "послухов", которые являлись как бы "пособниками", "соприсяжниками сторон, свидетельствовавшими об их доброй славе". В свидетели также приглашались лица при заключении договоров либо для подтверждения обстоятельств, известных многим. Подкрепляя показания выставившей их стороны, они были ее помощниками и назывались "очистниками". Часто ими являлись родственники или соседи.

Когда не удавалось добиться признания (на чем сосредоточивались основные усилия), судьи апеллировали к Божеству.

Считалось, что высшие укажут на виновного, если не прямо, то косвенно, с помощью какого-нибудь знака, который надо лишь разгадать50. Так, в правовой практике применялся известный нам ordalii - "Суд Божий", состоявший в испытании соответствующей стороны процесса. Среди наиболее потребляемых испытаний укажем на погружение руки обвиняемого в кипящую воду; в другом случае ответчик должен был взять в руки кусок расскаленного железа51. В первой половине XVIII в. некоторое распространение имел судебный поединок. Он назначался в тех случаях, когда ответчик обвинял истца в намеренной лжи.52

Документы начала XVIII в. очень редко упоминают судебный поединок как пережиток "Суда Божьего", известный в литературе под названием "поле". Причем, прибегали к нему у многих народов времен феодализма — волохов, южных и восточных славян. Среди ученых возник спор по поводу происхождения этого института. М.Т.Каченовский, И.Ф.Калайдович, М.П.Погодин рассматривали "поле" исключительно как форму, заимствованную из нормандскоскандинавского законодательства.

"Поле" - место поединка - обносилось надельщиком веревкой или цепью, за что он получал специальную плату -"вязчее". Надельщик вызывал стороны в суд и следил за организацией поединка. За порядок при проведении "поля" отвечали вэтэманы или же представители исправника, которые следили, чтобы стряпчие и поручники польщиков не держали у себя "доспехи, дубины и ослопов" и чтобы у "поля" не стояли посторонние люди. Участвовавшие в поединке пользовались крайне тяжелым вооружением и большей частью пускали в ход "sulitu" — железную палку, заостренную с обоих концов, которой искусно владели. Поскольку на поединке обычно присутствовали друзья и доброжелатели сторон, то бой часто превращался в организованную драку, интересную для зрителей, "потому что дерутся в потасовку, кулаками, батогами и дубинами с обоженным концом".53

"Поле" назначалось не только по незначительным гражданским, но и уголовным делам, не затрагивавшим, однако, интересы государства. Оно применялось в заемном деле, бою, поджоге, татьбе, разбое и даже в делах о недвижимом имуществе. Неявка одной из сторон или бегство с поля вело к прекращению дела в пользу другой стороны.54

"Поле" могло быть заменено свидетельскими показаниями, а стороны, которые не могли вести "бой" - "женка, детина, мал, стар и увечен", "девка" незамужняя женщина — выставляли вместо себя своего представителя, так называемого наймита. Ими могли быть любые наемные лица и даже профессионалы.

На "поле" запрещалось выступать духовенству, по отношению к которому применялись другие виды доказательств.

В силу того, что "поле" применялось только по нормам обычного права, чрезвычайно трудно восстановить картину всего института, ибо фактически никаких доказательств не оставалось. Следует отметить, что "поле" не наблюдалось на территории Молдовы и Валахии. По документам "поле" не встречается даже в Трансильвании. По- видимому, этот институт был характерен только для восточных славян, ибо мы его встречаем в молдавских селах Транснистрии.

О сохранении ordalii в начале XVIII в. свидетельствует дело Бурлэ, о котором сообщает Д.Кантемир55. Гайдук Бурлэ, осужденный господарским судом к высшей мере наказания — смертной казни через повешение, обращается к господарю Константину Кантемиру с просьбой о помиловании, заявив, что его "страшные преступления знает один Бог и только он может судить со всей строгостью". Обвиняемый предлагает монарху заменить казнь отрезанием тупым топором в течение недели обеих рук и ног. И если ему удастся остаться в живых, он совершит паломничество в Иерусалим, к гробу господню, где будет каяться до конца жизни. Господарь дал согласие. Позже Д.Кантемир встретил Бурлэ, правда, не в Иерусалиме, а в Константинополе, живым и соблюдавшим обязательство.

Своеобразным видом ordalii служила клятва или присяга, выступавшая в форме соприсяжничества: обвиняемый отрицал обвинение клятвой-присягой, но вместе с ним должны были клясться и те, кого он приводил в качестве соприсяжников.

Клятва - религиозный акт, во время которого человек должен дотронуться рукой до какого-либо священного предмета, чтобы доказать свою невинность, и в это время произнести имя Бога. Присяга - это клятвенное обещание говорить на суде истину и ничего кроме нее. По молдавскому обычному праву, лица, которые были избраны судом, чтобы поручиться за кого-либо, назывались соприсяжниками. Соприсяжники наиболее важный элемент института клятвы. Поэтому остановимся на нем подробнее. В процессе складывания общества на кровном начале отдельное лицо в своих поступках постоянно руководствовалось постановлениями родового старшины, родовых и семейных советов.

Указанными причинами объясняется широкое распространение в феодальном процессе соприсяжничества. Вместо того, чтобы требовать присяги от одного подозреваемого, процесс XVIII в. требовал присяги одновременно от родственников. Эти соприсяжники на первых порах - те же свидетели и являются ими до тех пор, пока продолжается совместное проживание родственников. Только при развитии семейных разделов возникают условия, при которых свидетельство становится для них невозможным, и лишь с этого момента даваемая присяга приобретает значение ручательства в том, что обвиняемый или ответчик есть лицо, заслуживающее доверия, т.е.

В Молдове соприсяжники делились на подтверждающих и соглашателей. Подтверждающие соответствовали русским послухам, в то время как соприсяжники-соглашатели- русским видокам. В историкоюридической литературе впервые начал изучать институт соприсяжников немецкий историк первой половины XIX в. Кенигсвартер56.

Представители латинской школы со второй половины XIX в.

упорно пытались доказать романское происхождение обычая присяги у румын57. Позднее иные историки, опровергая предшественников, впадали в другую крайность, считая обычай присяги заимствованным из немецкого права58.

Историк права И.Кондураки даже указывал на путь проникновения этого обычая в Валахию и Молдову - через Трансильванию56. Другой историк старой школы ИЛерец60, говоря о путях проникновения этого обычая в бьпу румынского народа, отмечал непосредственную роль славян в этом.

В конце XIX в. появляются исследования К.Диссеску, М.Деметреску, П.Негулеску, в начале XX в. - Д.Стоенеску, Шт.Берекет, в которых клятва по обычаю у румын рассматривается как продукт местного правотворчества со значительным субстратом славянского обычного права61. П.Негулеску и Шт.Берекет не исключали возможности его копирования из славянского права. Вслед за И.Перец крупнейший историк Н.Йорга62 на обширном материале доказал наличие фракийского субстрата в данном обычае.63

Клятва по обычаю занимает значительное место в работах современных румынских историков. По мнению Х.Шталя,64 и П.Панаитеску,65 она имела огромное значение при решении с п о р н ы х в о п р о с о в, с в я з а н н ы х с з е м л е п о л ь з о в а н и е м и землевладением. Однако в их исследованиях прослеживается стремление выделить молдавский феодализм как "исключительный", "неповторимый" или "самостоятельный".

В марксистской историографии нет специальных работ по изучению обычая клятвы. Лишь в трудах обобщающего характера Г.Кронца, П.В.Советова и Д.М.Драгнева66, где исследуются социальноэкономические отношения резешской общины, затрагиваются некоторые стороны изучаемого нами института обычного права. Присяга по обычаю представляет большой интерес не только с историографической точки зрения, но и потому, что изучение ее норм проливает свет на вопросы истории Молдовы, касающиеся государственно-правового и социального развития, характера частной собственности и феодального землевладения. К тому же это позволяет более обоснованно судить об эволюции права собственности и товарно-денежных отношений в феодальной Молдове.

Следует отметить, что данный институт был известен не только молдованам, но и другим народам мира. Под различными формами клятву знали даже самые ранние цивилизации. Так, например, Законник Хаммурапи,67 составленный еще в VIII в. до н.э., имеет ссылки на ordalii, или обычай судебных испытаний. В Мессопотамии, например, обвиняемые оправдывались с помощью свидетелей, которые принимали присягу.68 Присягу и ordalii использовали и в Древней Индии,69 в Древней Греции.70 Клятвенники, которые могли быть родственниками, принимали присягу вместе с обвиняемыми.71

У германских народов V-X вв. обвиняемый приносил присягу, держа руку на каком-либо священном предмете. Клятву

72

приносили при рассмотрении как гражданских, так и уголовных дел. При этом свидетели должны были быть из одной и той же социальной прослойки, что и обвиняемые.73

"Варварские правды"74 (Салическая, Рипуарская и Бургундская) указывают на различное число соприсяжников, участвовавших в решении того или иного спорного вопроса. Женщины кдаче клятвы не допускались.

В различных странах этот обычай был использован в разное время. Например, присяга имела широкое применение в Германии до XVI в., англо-саксонские народы применяли этот обычай до начала XVIII в.75, а в Шотландии76 - до середины XIX в. (этот обычай был полностью ликвидирован здесь указом короля только в 1834г). Отсюда следует, что институт клятвы был известен всем германским народам. Об этом писали немецкие историки XIX в. H.Brunner, Bethamann, которые основали арийскую теорию немецкой великодержавной нации. Они утверждали, будто любое обвинение против немца - это оскорбление личности. По их мнению, только обвиняемый мог себя оправдать с помощью обычая присяги или ordalii.77 Подобное толкование исторической действительности было опровергнуто французскими исследователями, указывавшими на широкое распространение обычая у многих народов мира.78 Однако лидеры румынской исторической науки (Йорга, Ксенопол, Кондураки) выступали против подобной трактовки этой теории. Они считали, что обычай клятвы полностью заимствован у германских народов.

Некоторые румынские историки, пытаясь объяснить происхождение обычая соприсяжников у румын, указывали на заимствование этого

79

института у немцев через славян, в то время как славянские источники упоминают о нем намного раньше, еще до принятия христианства. После принятия христианства восточные славяне практиковали две формы присяги:801) положив руку на крест или икону (употребляли во всяком деле - это христианская форма) и 2) с бороздой на голове - форма, встречавшаяся в земельных спорах: жребий в этих случаях решал, какая из сторон должна обойти таким образом спорную межу, утверждая факт принадлежности ей земли, ограниченной межой. Данный обычай восточных славян на указанном этапе имел общие черты с этим же институтом обычного права западных славян: чехов, моравов,81 южных славян,82 а также волохов,83 немцев и других народов мира.

У восточных славян этот институт назывался "присяга" ,84 у западных - prisaha. Клятвенное обещание истца сопровождалось символическим актом, при котором прикосновение рукой (откуда и приставка при в слове "присяга") играло главную роль. Славяне обычно приносили клятву на могиле предков.85 У болгар обычай присяги был известен как "божиница".

Что касается Молдовы, то самые ранние письменные источники, позволяющие изучить эволюцию обычая клятвы, указывают на XV в., последние относятся к XVIII в. В принципе, клятвенников использовали при разборе дел в господарском Диване, в господарском суде, а также в общинных и цинутных судах. Поскольку этот институт носил субъективный характер и действовал в классовом обществе, большинство судебных процессов с его использованием решалось в пользу феодалов. Примерно 30% документов такого рода начинаются или заканчиваются фразой: "Великий господарь осудил правильно согласно старинным законам страны". Иногда добавлялись слова: "вместе с великими боярами и господарским Диваном". Эти сентенции носят типично классовый характер, ибо правдивость основывались на социально-экономическом устройстве, а закон сводился к содержанию "правил" и "записей". В целом документы, характеризующие институт клятвы, относятся к земельным источникам и касаются в основном судебных споров с привлечением соприсяжников в пользу феодалов или церковно-монастырского землевладения, заинтересованных в сохранении таких документов. Исследовав источниковедческий материал юридического харктера, мы пришли в выводу, что соприсяжники выполняли две основные функции: решали определенные задачи судебных органов; играли роль доказательств в судебных процессах. Отсюда и две категории клятвенников: соприсяжники-подтверждающие и соприсяжники-соглашатели.

Обе категории имели неустойчивый характер. Их утверждали на процессе по усмотрению судебных органов, в зависимости от сложности судебного дела. Соприсяжниками могли быть лица из одной и той же социальной прослойки с обвиняемым или находившиеся в непосредственной близости от места суда.

Соприсяжники-подтверждающие. В большинстве случаев документы, имеющие прямое отношение к обычаю клятвы, указывают, что институт соприсяжников вырос на общинных традициях волохов. Соприсяжники -подтверждающие - пережиток общинного суда. Они должны были подтверждать сказанное подсудимым, помогая суду в принятии окончательного решения. До начала процесса их проверяли, заставляя клясться, что будут говорить только правду. Вот почему в документах часто встречаются фразы: "Am datlege sa se jure"86 (отдали приказ клясться), "Au dat lege sa se jure"6,7 (приняли закон клясться). Присяга клятвенников, согласно установленному обычаю, принимала силу закона. Подтверждающие являлись свидетелями факта. Они свидетельствовали о том, был ли поручатель с обиженным во время совершения правонарушения и могли он знать об этом.

Подтверждающими могли быть все. Каноническое право отстраняло от свидетельства только еретиков и рабов.

Значение показаний зависело и от социальной принадлежности свидетеля. Свидетельство одного человека из благородного сословия нередко значило больше, чем свидетельство многих из низшего сословия. Во всяком случае, свидетели должны были быть "добрыми людьми", т.е. пользующимися благонадежной репутацией.

Наиболее часто подтверждающими, особенно по земельным спорам, выступали старожилы, именуемые также "знахари", "добрые", т.е. благонадежные люди, знавшие все подробности данной тяжбы. Подтверждающими могли быть также прежние владельцы спорного имущества, составители письменных документов, дьяки и должностные лица: разъездные мужи, "отводчики" (лица, участвовавшие в отводе земель) и даже сами судьи. Показания их признавались безусловным доказательством, которое не заменялось ни "полем", ни присягой, ибо сила доказательства зависела от положения должностного лица.

Необходимыми условиями для свидетеля были личная непричастность к делу и совершеннолетие. От свидетелей требовались понятливость, хорошая память и способность ясно изложить, что видел, слышал. Поручители не должны были находиться в тяжбе или вражде с тяжущимися. Закон запрещал верить свидетельству детей против родителей. Поскольку послушество признавалось бесспорным видом доказательства, судебная практика знала случаи отвода подтверждающих ввиду их заинтересованности.

Как уже упоминалось, свидетель должен был явиться в суд в срок, определенный должностными лицами (доводчиками, ездоками, праветчиками, надельщиками). От явки его освобождала лишь болезнь или служба. Однако и в этом случае он должен был прислать свое письменное свидетельство. За неявку в суд, независимо оттого, мог ли он дать показания по делу или нет, свидетель нес материальную ответственность в размере суммы иска, убытков и пошлин. Если неявка была вызвана неверным указанием срока, ему предоставлялось право доказать это перед судом. Свидетель, давший ложное показание, помимо возмещения ущерба, подвергался торговой казни.

Свидетельские показания были двух видов: ссылка на виноватых и общая ссылка, именуемая "общей правдой", означавшая ссылку обеих сторон на одно или несколько лиц, показания которых имели безусловное значение. При разноречивых показаниях дело решалось большинством голосов.

От свидетелей-подтверждающих, которых в зависимости от большой или малой тяжбы должно было быть один — три, требовалась присяга. Их показания не должны были совпадать, в противном случае дело решалось "полем" или жребием88.

Соприсяжники-подтверждающие были одновременно защитниками и свидетелями подсудимого. Поэтому сторона, получившая право защищать себя на суде с помощью клятвенников, должна была найти их, отвезти на повозке домой, накормить,

89 і—

предоставить место для ночлега до принятия клятвы. Если же сторона, имевшая право защищать себя на процессе, не могла обеспечить назначенное судом число клятвенников, считалось, что "аиramas de lege"90 (она потеряла процесс).

Согласно обычному праву, клятвенники должны были быть пожилыми людьми, хорошо знавшими закон, способными согласовать друг с другом различные вопросы, связанные с предстоящим процессом, изучать дело. Они имели право допрашивать свидетелей91. В судебных книгах сохранились их замечания: "Amcercetat §i amgas/f"92 (исследовали и нашли), "Am cercetat, am adeverit\'^ (исследовали, подтвердили) и др.

Соприсяжники-соглашатели — более позднее явление в феодальном суде. Им отводилась особая роль по сравнению с остальными клятвенниками. Составляя отдельную группировку, они, как и соприсяжники-поручители, выделялись из числа феодалов или зажиточных элементов и выполняли различные функции: изучали поземельные документы, прослушивали и анализировали показания соседей или местного населения, ходили вдоль спорных хотаров в сопровождении стариков, проверяли межевые знаки. Эти проверки

94

часто превращались в настоящие экспертизы.

Соприсяжниками-соглашателями обычно являлись лица, связанные с ответчиком какими-нибудь юридическими отношениями. Так, за крестьян ручались соседи или родственники. Поручители не отвечали за доставку ответчика (это делал вэтэман или урядник). Они уплачивали исковую сумму, пошлины и государеву пеню. Поручителей было несколько типов. С них брали роспись в том, что, если ответчик не прибудет на суд в указанный срок, они будут оплачивать все судебные расходы. В этом случае поручители становились кредиторами и могли предъявить через суд иск к ответчику, который предал их в "поруке".

Если ответчик "порук по себе не сберег", он подлежал аресту до суда.

Если использование земли в севообороте (трехлетнем) в достаточной степени свидетельствовало о полном хозяйственном освоении участка, то ограничение общинных сервитутов и сосредоточение земельной собственности в руках крупных феодалов требовали большего срока исковой давности. Это объяснялось, по мнению Л.В.Черепнина, тем, что "основная масса неразделенных судебных тяжб касалась, как показывают правовые грамоты, именно земель великокняжеских крестьян, захваченных крупными феодалами-боярами и монастырями. Именно по этой линии шла главным образом борьба за землю. Отсюда несколько повышенный срок давности в отношении этой категории дел".95

В случае подачи иска срок исковой давности приостанавливался, а земли до разрешения спора судом передавались под наблюдение вэтэмана и вэтава, которые должны были следить за тем, чтобы они не подвергались захватам и наездам.

Спорные земли временно находились в распоряжении государства и часто до окончательного разбора дела передавались для обработки той или иной стороне.

Роль соприсяжников-соглашателей в XVIII в. по сравнению с предшествовавшим периодом видоизменилась. По ходу знакомства с делом они должны были вносить поправки, подтверждать или отрицать доводы подсудимого. Практически хотарники были солидарны с обвиняемыми, за которых давали присягу, ибо должны были заведомо защищать сторону, обреченную проиграть процесс.

Присяга соприсяжников-соглашателей носила религиозный и политический характер. Каждая сторона могла опровергнуть показания присяжников другой стороны при условии представления удвоенного числа присяжников (6, 12,24, 48, 100, 150 человек).96 При определении числа присяжников принимались в расчет в первую очередь значимость судебного акта и общественное состояние как самого обиженного, так и ответчика. Как высшее сословие истца, так и низшее сословие ответчика требовали каждый раз увеличения числа присяжников. С другой стороны, число соприсяжников было обратно пропорционально их общественному положению. Чем ниже было их положение, тем большее число соприсяжников и, наоборот, чем выше их социальное положение, тем меньше требовалось соприсяжников. Об этом говорится и в англо-саксонских правилах. Что же касается славянских обычаев, то по ним сословные различия слабо влияли на определение числа соприсяжников. Общее их число нередко превышало 100 человек97 в зависимости от сложности процесса. Следует отметить, что четкое количество соприсяжников было регламентировано у древних славян, германских народов и римлян, в то время как в Древней Греции и на Древнем Востоке обычай допускал нечетное их число.

Таким образом, институт соприсяжников был пережитком общинного правопорядка: за кем шло большинство, тот и выигрывал процесс.98 Но в XVIII — нач^Ж в., по мере развития социальноправовых отношений, обычай присяги постепенно заменяется более совершенным институтом обычного права - обычаем свидетелей, который в силу узурпации общинного суда был поставлен на службу феодального правосудия.

В XVII - перв.пол^Ш в. клятва, помимо солидарных тенденций, носила религиозный и политический характер. При развитом феодализме она существенно отличалась от предшествовавших форм — носила ярко выраженный социальный характер.

Выше отмечалось, что в исключительных случаях соприсяжниками могли быть и родственники, т.е. когда конфликт носил семейный характер, к разрешению спора привлекались родственники. Сами соприсяжники также могли находиться в родственных отношениях друг с другом.

По мере развития общества развивался и данный институт.

Важно отметить, что у всех народов, прошедших путь феодального развития, соприсяжниками могли стать лица, которые а) никогда не давали ложных клятв; б) были нелицеприятны как к истцу, так и к ответчику; в) не являлись болтунами; г) знали дело и легко могли разрешить его; д) ранее не давали клятвы и не находились ни с кем в ссоре.

Если согласно нормам обычного права народов Европы, как германских, так и славянских, лица женского пола не могли быть соприсяжниками,99 то в документах Молдовы встречаем имена жен и дочерей, дававших присягу. Более трехсот документов утверждают, что присяга, данная лицами женского пола, равносильна присяге мужчин.100

Некоторые исследователи утверждали, что обычное право молдован допускало в качестве соприсяжников лиц только одного пола. В подтверждение приводились документы, относившиеся к уголовному праву Валахии XVII в.101

В зарубежной историографии также ошибочно считалось, что клятвенники должны были быть из той же социальной прослойки,

что и обвиняемый, за которого они приносили присягу102. В действительности же резеши, вовлеченные в конфликт с феодалами, должны были выступать в качестве клятвенников местных феодалов или представителей зажиточных слоев, ибо так гласил обычай земли.

Но встречаются документы, упоминающие клятвенников резешей из той же крестьянской среды. Поскольку они участвовали в процессах с феодалами, решение суда было заранее предрешено, и показания свидетелей в счет не брались.103 Во второй половине XVIII - первой половине XIX в. молдавская феодальная юстиция принимает еще более выраженный классовый характер и право стать соприсяжником имели уже самые "уважаемые люди" - зажиточные и богатые. Более того, феодалы, как указывают документы, считают, что согласно обычаям земли, они не могут судиться с резешами, если соприсяжники последних будут крестьянами.104 Уже в начале XVIII в. усиливается феодализация института соприсяжников, активизируется процесс феодализации права в целом. Соприсяжники теперь должны быть только из среды феодалов или хотя бы из той же профессиональной прослойки (монахи за монахов, государственные чиновники за государственных чиновников).105

Вопреки насильственной феодализации обычного права, крестьяне настаивали на том, чтобы в процессах с феодалами в качестве соприсяжников выступали "местные люди", "соседи ", " о с в е д о м л е н н ы е к р е с т ь я н е". О д н а к о и х п р о с ь б ы

удовлетворялись очень редко.106

Трудно установить точное число соприсяжников, участвовавших в процессе, как и то, при каких условиях и исходя из каких соображений они выделялись. В историографии принято, что число соприсяжников должно было быть конкретным и, как правило, четным, в зависимости от сложности процесса. Однако мы затрудняемся что-либо утверждать, ибо анализ более 300 документов не дал твердого основания определить, из каких соображений утверждалось число клятвенников. Возможно, число соприсяжников зависело от материального состояния феодалов, участвовавших в процессе. В этой связи заслуживает внимания документ второй половины XVIII в.,107 в котором указывается, что более могущественный феодал мог замещать на суде определенное число феодалов более низкого ранга. Так, 15 февраля 1759 г. на процессе вместо 24 соприсяжников было представлено намного меньше, потому что великий столник замещал 12 других бояр, великий пахарник выступал "вместо шести бояр". Документ от 12 февраля 1753 г. уточняет, что при межевании одной вотчины великий меделничер заменил шести бояр.108

Относительно соответствия значения процесса числу соприсяжников, вовлеченных в него, также трудно сказать что-либо определенное, ибо, по свидетельству документов, бывали очень серьезные процессы, в которых участвовало малое число соприсяжников, и судебные разборы незначительной важности, в которых было задействовано множество их. Немалое значение здесь имела воля господаря. Господарская юстиция стремилась придавать своим решениям наибольшую силу и расширять сферу своего влияния в процессе с применением соприсяжников.

Сущность присяги. Если господарь или Диван решали использовать в судебном процессе соприсяжников, то истцам и ответчикам давалось устное или письменное распоряжение, в котором указывались имена представителей этого института. Будущих соприсяжников могли определить и сами враждующие стороны. В назначенный день сами или в сопровождении господарского посланника соприсяжники являлись в суд для принесения присяги.

Присяга, как и "поле", которое исчезает в середине XVIII в., применялась при отсутствии других, более достоверных видов доказательств. Присяга, или крестное целование, именуемое в древности "рота", имела самостоятельное и вспомогательное значение.

В качестве самостоятельного вида доказательств она использовалась тяжущимися, если они не могли обеспечить требуемого числа соприсяжников при решении дел, касающихся договоров займа и поклажи на незначительную сумму, а также личного найма между землевладельцем и крестьянином, мастером и учеником, иска между родственниками-совладельцами и во всех случаях, когда "поле" заменялось присягой.

В качестве вспомогательного средства присяга применялась при свидетельских показаниях и судебном поединке как начальная стадия процесса. Право присяги предоставлялось обеим сторонам, а применение ее передавалось на усмотрение ответчика либо назначалась по жребию. Вынувший жребий, "поцеловав, свое возьмет" или даст целовать крест своему противнику.

Присягал не обязательно истец или ответчик. Это могли быть знакомые, но не наемный представитель. Присягали муж за жену, сын за мать, люди за своих господ. Принесение присяги происходило в торжественной обстановке — в церкви, где в это время читались правила Священного писания. Присягавшие иностранцы целовали крест, если разбирались дела христиан. С них присяга бралась по законам их веры.109

Один человек мог принести присягу не более трех раз. В последующем, при отсутствии других доказательств, применялась пытка.110 Но вообще присяга имела коллективный характер. Источники, обычно, содержат общепринятые фразы типа "Am datjuratoriса sa jure cudansii" (Давал им соприсяжников, чтобы клялись).111 Соприсяжники принимали присягу и должны были утверждать одно и то же. Если хотя бы один из них отказывался, клятвы остальных аннулировались. Они должны были приносить клятву сразу после ответчика, для подтверждения его клятвы. Если истец давал присягу против обвиняемых, тоже требовалось единое мнение. Присяга давалась в ближайшей церкви в присутствии господарского посла, если дело предстояло рассматривать в господарском суде. С конца XVII - нач.^Ш в. клятва сопровождалась специальным религиозным обрядом:112 над головой соприсяжников или в воде тушились свечи.

Когда соприсяжники, назначенные господарем, нуждались в подробностях для более тщательного изучения интересовавшего их предмета, они вправе были потребовать присяги от лиц, знакомых с этим предметом.113 Таким образом, соприсяжники всегда должны были хорошо знать, за что они клялись. Они могли поддерживать или отрицать сказанное враждующими сторонами. Если они недостаточно владели вопросом, то расспрашивали местных жителей, соседей, проверяли межевые акты, т.е. делали все для того, чтобы присяга была объективной. В судебных процессах между феодалами и резешами соприсяжниками были обычно представители зажиточной прослойки. Они защищали с классовых позиций права феодального общества и твердо были убеждены, что "Бог велел, чтобы люди были разделены на богатых и бедных, подчинялись существующему строю"; что документы, подписанные господарской канцелярией, — закон для всех; богатства же, накопленные, собранные церквами и монастырями, — священны и их нельзя трогать. Крестьяне понимали сущность феодальной эксплуатации, но не могли перешагнуть через психологический барьер, выразить свое несогласие. В такой обстановке, на основе субъективных понятий о правде, о праве вообще, и действовал институт присяги.

В XVIII - первой половине XIX в. обычай присяги уже не имел такой силы воздействия на сознание людей, как в предшествовавшие столетия. Часто присяжники, вопреки всем религиозным, социальным и политическим обязательствам, сознательно говорили на суде неправду,114 брали взятки.115 Для того, чтобы они не нарушали клятвы, особенно перед ответственным процессом, им зачитывали книги для проклятий (canY de blestem), содержавшие страшные религиозные предупреждения116 (daca voijura nedrept sa ma ajunga pedeapsa lui

Dumnezeu). Нарушившие порядок подвергались штрафу. Каждый из них должен был отдать на господарский двор определенное число волов, в зависимости от вины и размера штрафа. Подобный пример был известен еще в рабовладельческом обществе, причем у многих народов. В Молдове в XV-XVI вв. размер штрафа был намного меньше, чем в XVIII в. Это имело прямое отношение к дани, которую Молдова должна была отдавать оттоманской Порте.

Сравнивая юридическую практику обычая присяги у молдован с аналогичным институтом других древних народов (славянских и германских), заметим, что общие их правила в основном идентичны. Клятва везде сопровождалась религиозным обрядом, соприсяжники клялись сразу после обвиняемых, нарушители клятвы подвергались штрафу. Славянские и германские народы платили деньгами, а молдоване -- волами. Правда, позднее в Молдове в результате экономического упадка судебные штрафы также стали платить деньгами.

Отличительной чертой обычая присяги у молдован являлось использование соприсяжников в основном при решении гражданских дел, гораздо меньше - при уголовных делах.

Источники указывают, что присяга не играла решающей роли при вынесении судебного решения или приговора. Каждая присяга могла быть пересмотрена в результате другой присяги. Это было связано с тем, что уже в период позднего феодализма данный обычай терял мобильность из-за моральной неустойчивости дающих присягу и падения авторитета церковной идеологии.

Роль господаря и его посланников в судебных процессах с применением присяги.

Изученные нами документы свидетельствуют о том, что процессы с применением института соприсяжников рассматривались в основном господарем. В защиту феодалов выступали господарь, его советники, Диван. Согласно обычному праву, вновь назначенный господарь должен был заново утверждать все феодальные, монастырские и резешские земли.117 Естетственно, что помимо судебных дел, не решенных предшествовавшим господарем, появлялись другие, так как к новому главе государства спешили в основном его сторонники с документами на захваченные резешские земли. Вот почему большинство дел, рассмотренных господарем, являлись гражданскими, связанными с юридическим обеспечением вновь образованных границ феодальных вотчин.

Споры относительно больших феодальных вотчин всегда решал господарь, реже ~ диванские сановники, но всегда при участии соприсяжников. Необходимость применения этого института, а также число тех, которые должны были клясться, устанавливались по распоряжению господаря. Соприсяжники полагались также сторонам, выигравшим процесс, для более прочного утверждения господарского имени. Именно поэтому в документах конца XVIII - первой половины XIX в. есть сведения об активной роли господаря, особенно в процессах, связанныхсземлепользованием и землевладением. Господарская юстиция активизировалась в пользу феодалов, с учетом требований монарха, социальной прослойки, на которую она опиралась.

В старой историографии соприсяжники отождествлялись с судьями.118 Их слово считалось последним и решающим, его не мог изменить даже господарь.119 Вот почему полагали, что институт соприсяжников ограничивал силу господарской юстиции и потому требовали, чтобы судебные дела рассматривались только присяжниками, которым после процесса давали "carti dejudecata" (судебные книги). Следовательно, настоящими судьями были соприсяжники, а не господарь. Верховный господарский суд лишь утверждал принятые решения120. Мысль эта поддержана и в современной румынской историографии. Исходя из выражения источников — "anadeverit" (подтвердили) и "аиmarturisit"(засвидетельствовали), ряд автров считает соприсяжников основной силой в судебных процессах,121 а господарю отводит второстепенное место, так как монарх якобы только подтверждал принятые соприсяжниками решения.

Однако исследованные нами источники указывают на более

скромную роль соприсяжников в суде. Правда, в некоторых

1 22

документах соприсяжников называют судьями, которые в отдельных случаях отдавали вотчину, находившуюся в тяжбе, одному из соприсяжников.123 Но это не означает, что решение зависело только от их позиции в процессе. Известно, что очень часто в качестве соприсяжников выступали люди, непосредственно связанные тяжбой или же имевшие прямое отношение к спорному делу. Известно и другое. Иногда "соприсяжники судили вместе с сельской общиной", требуя, чтобы на суде присутствовали все жители села, представлявшие сельскую общину.

Как бы то ни было, обычай присяги имел древнюю и прочную связь с общиной. Известны документы, на основе которых сельские общины имели право разбирать, например, конфликты, связанные с установлением хотаров, семейные споры с привлечением добрых людей старых ("oamenibuni§ibatrani").™ Следует отметить, что почти все процессы с участием соприсяжников из сельских общин перепроверялись господарским судом, который одобрял, дополнял, вносил поправки в их судебные решения или же аннулировал их.

Из документов видно, что соприсяжники давали показания, подтверждали, договаривались. Даже когда устанавливались хотары, они не судили, а приводили в исполнение решение господаря, Дивана или же подготавливали документы для суда. Если в документах фигурировало выражение "amjudecat" (судили), предполагалось, что они проверяли, исследовали, "аи aflatси sufletele lor" (узнали сами).

Подчинение института присяги господарской юстиции объяснется еще и расширением прав господаря в стране, а также стремлением разрешать возникавшие конфликты в пользу феодалов. Для укрепления своей социальной основы господарь привлекал соприсяжников к разбору всех дел, в которые были вовлечены представители одинаковых или различных прослоек феодального общества. В XVIII в. феодальная юстиция постепенно феодализирует суд сельских общин. Это осуществлялось именно с помощью широкого применения обычая присяги. Данному процессу старая историография придавала большое значение, видя в нем "народный характер присяги". Таким образом соприсяжники становились защитниками и помощниками феодальной юстиции и суда. Не случайно именно в указанный период в качестве соприсяжников повсеместно выступают бояре. Именно поэтому исследователи часто заблуждаются, ибо в архивных документах отождествляется юридическое понятие "сопрсяжник" с социальным понятием "боярин". Это явление хорошо прослеживается при назначении соприсяжников господарем, который использовал последних не только в интересах феодалов, но и для упрочения социально-экономической основы государства.

В 55% изученных документов указано на то, что к присяге привлекались по 12 человек , и значительно меньше тех, где указано на 2,4,6 соприсяжников, участвовавших в суде. Это свидетельствует о помощи данного института господарю, о поддержке определенных социальных прослоек (бояр).

При получении права отстаивать свои интересы с помощью соприсяжников до обвиняемого доводилоь число соприсяжников, а также назывались их конкретные фамилии. Господарь часто назначал соприсяжников сторонам, имеющим мало шансов выигрывать процесс. При таком положении дел соприсяжники зачастую отказывались участвовать в процессе либо требовали денежное или материальное вознаграждение за участие.

В большинстве случаев проигрывали дела резеши, судившиеся с зажиточными людьми, феодалами, ибо не могли противопоставить соприсяжникам ответчика представителей более высокой или равной с ними социальной категории.125 Не могли быть найдены соприсяжники для защиты истца и в конфликте с монастырями.126 Обычно господарь решал процессы не в пользу истцов, которые защищали свои участки земли и свободу. Он назначал при этом число соприсяжников, непосильное для крестьян, к тому же из правящей прослойки.

В литературе распространено ошибочное мнение о том, что в Молдове соприсяжников давали только истцам127 или что соприсяжников получали обе стороны, правда, лишь в исключительных случаях.128 Только В.Агапие пришел к правильному выводу о том, что соприсяжники назначались как истцам, так и ответчикам.129 В то же время он считает, что соприсяжников все же выделяли в большинстве случаев ответчикам.130 Основываясь на тщательном анализе документов, мы не можем отдавать предпочтение какой-либо из сторон. Ясно одно — господарь принимал решения с таким расчетом, чтобы защитить частную собственность на средства производства. Нам удалось исследовать около 1000 юридических документов о применении соприсяжников из различных социальных прослоек и с участием господаря. Господари участвовали и в разрешении различных судебных процессов с использованием других приемов: изучение документов, исповедание ответчиков, показания свидетелей. Следовательно, господарь играл активную роль в суде и юстиции феодальной Молдовы и назначение соприсяжников полностью зависело от его воли. Во всяком случае, нам не удалось выявить каких-либо правил при назначении числа соприсяжников на процессе или при их отмене. Считаем, что соприсяжные применялись в тех судебных процессах, в которых были вовлечены представители господствующих классов, ибо другими документальными свидетельствами не располагаем.

Когда в конце XVII - начале XVIII в. шел захват резешских земель и образование крупных латифундий, операции, связанные с межеванием, стали более частыми. Именно в это время господарь начинает играть более активную роль в юриспруденции страны, участвуя иногда лично в установлении хотаров,131 назначении хотарников,132 в процессах, связанных сземлепользованием. С начала XVIII в. посланники господаря (hotarnici) всегда наблюдали за ходом операции при установлении спорных хотаров, а также за соблюдением присяги клятвенников-хотарников. Они находились на службе у господаря. В документах есть сведения о его посланниках ("великий бан", "великий армаш", "великий кулчер", "великий комис", "великий логофет", "великий пахарник", "великий постельничий", "питар", "пыркэлаб", "великий спатарь", "столник", "великий казначей", "ворник", "сельский вэтэман"), которые сопровождали клятвенников-хотарников.

Являясь выразителями воли господаря, они посылались по всей стране защищать интересы феодалов и монастырей, содействуя тем самым консолидации монархии. Кроме того, посланники играли активную роль не только в установлении хотаров, но и в получении денег и различных подрков от ответчиков или жалобщиков. Однако если случалось, что соприсяжники приносили присягу в присутствии посланников господаря не так, как требовал обычай, она аннулировалась. В большинстве случаев соприсяжники лишь подготавливали процессы феодальной юстиции и суда Молдовы, играя зачастую формальную роль.

В юридической практике Молдовы, кроме господаря, некоторые судебные процессы могли рассматривать его посланники или феодалы, ибо, как и господарь, они имели право применять соприсяжников и защищать интересы частной собственности, выражая его волю, действуя в духе и стиле правовой действительности господаря. Документы отражают процессы, рассмотренные влиятельными феодалами: логофетами,133 спатарями и др., использовавшими на суде все категории клятвенников.

В конце XVIII - начале XIX в. соприсяжников используют все меньше и меньше, в основном при установлении хотаров. Тем не менее институт присяги продолжал носить все тот же классовый характер. Представляют интерес обстоятельства, при которых соприсяжники собирались на суде. По установленным обычаям, они должны были быть доставлены туда, где рассматривался процесс. Об этом заботились стороны, которым они были выделены: организовывали транспорт, питание и т.д. Расходы, связанные с клятвенниками, были огромны. Поскольку резешам в качестве соприсяжников выделялись иногда феодалы, которых не устраивал крестьянский быт, расходы по их содержанию были неимоверно велики.

Чобы выиграть процесс, необходимо было, чтобы соприсяжники были доставлены вовремя, как указывалось в послании господаря и его канцелярии. Поскольку население страны было в основном неграмотным, срок прибытия на суд устанавливали в религиозные праздники,134 а потому очень редко указывалось число и месяц.135 Собрать соприсяжников было очень трудно: многие из них отказывались, их приходилось заменять другими, иногда, по их просьбе, соприсяжники могли принести присягу в местной церкви в присутствии господарского посла.

Есть документы, свидетельствующие об отказах в выделении соприсяжников из-за "бедности" просителей.136 Это одно из Доказательств тому, что институт присяги носил чисто феодальный характер и именно поэтому не мог быть использован крестьянами. В документах фигурируют крупные суммы,137 затраченные на перевозку и питание соприсяжников. Трудно определить объем расходов вовлеченных в конфликт сторон, связанных с наследством, приданым, дарственными. С начала XVIII в. феодалы-соприсяжники получали от обвиняемых плату за услуги. Деньги полагались и господарским посланникам, сопровождавшим хотарников при установлении межи. В конце XVIII в., например, труд хотарников оценивался в 6 parale (денежная единица) за сажен (stanjen).™

Однако, несмотря ни на что, крестьяне верили в силу присяги, представляя ее как нечто святое; присутствие же соприсяжников на суде предвещало (так, по крайней мере, казалось им) объективный исход. Вот почему зачастую они не хотели мириться с решением феодального суда и подавали жалобу вторично, надеясь на положительный исход дела. Однако, как свидетельствуют документы, дела решались — увы — в пользу имущих.

Документов, свидетельствующих о положительном исходе дела, выигрыше резешей в конфликтах очень мало. Редко удавалось им защитить свою собственность в борьбе с крупными боярами. Немногочисленны и документы, рассказывающие об их успехах в борьбе против крупных бояр.139 Лишь в случаях, когда монарх не хотел укрепления положения феодалов, которое могло бы привести к ослаблению социальной и политической базы государства, он прибегал к прямой поддержке низших слоев.

Несмотря на злодеяния феодалов, крестьяне не переставали верить в силу этого юридического института, в правдивость обычая клятвы. Проиграв процесс, они могли еще много раз обращаться в суд. Часто спорные земельные конфликты переходили по

140

наследству, от поколения к поколению.

Отмечались и случаи, когда соприсяжники, находясь под влиянием феодалов, не являлись в суд,141 и крестьяне, которым они были выделены в качестве защитников, проигрывали процесс.

В начале XIX в. институт присяги постепенно исчезает из феодальной правовой практики. В суде начинают использовать письменные источники в качестве доказательства. В середине столетия данный юридический институт применялся уже только при

14 2 и u ,-

межевании, и его судьи были уже не соприсяжниками, а техническими работниками при установлении хотаров.143

Среди источников встречаются документы, указывающие на применение в конце XVIII в. 48 соприсяжников.144 Изучая специфику использования института присяги в средневековой Молдове, можно

приити к выводу, что он применялся в исключительных случаях, в зависимости от субъективного суждения господаря. Это было связано со стремлением последнего во что бы то ни стало защитить феодалов в борьбе с крестьянами. Поэтому монарх выделял феодалу 48 соприсяжников, в то время как крестьянам было очень сложно собрать такое число людей. Правда, соприсяжники выделялись и крестьянам, но из-за материальных трудностей, связанных с доставкой в суд столь большого числа людей, крестьяне не могли выполнить распоряжения суда и проигрывали процесс. Тем не менее этот обычай продолжал оставаться нормой обычного права и социальной психологии поздней средневековой Молдовы.

Книги проклятий (carti de blestem). Большую роль в молдавском судопроизводстве играла православная религия. Каноническое право существенно повлияло на его эволюцию. Среди институтов судопроизводства, складывавшихся под опекой религии, выделялись проклятие и книги для проклятия. По мере упрочения духовного землевладения и роста эксплуатации в монастырских вотчинах падает авторитет церковного слова. Особенно отчетливо это проявилось в судах, где стороны клялись на Евангелии, давая затем в судах явно ложные показания. Поэтому в целях предупреждения фальсификации судебных доводов, учитывая социальную психологию того времени, судьи довольно часто требовали произнести проклятие по отношению к свидетелям или выдать книгу для проклятия, чтобы стороны, боясь Божьей кары, говорили на процессе только правду. По просьбе одной из сторон митрополит илиепископ выдавал книги для проклятия. Некоторые, более состоятельные участники процесса, для психологического давления на противника представляли в суд книги для проклятия,

После

выданные самим константинопольским патриархом.

подписания ее митрополитом или епископом такая книга передавалась через исправника протопопу, ее местному дьякону или священнику. Последний вызывал в местную церковь тех, кто должен был принести клятву, зачитывал им содержание книги для проклятия, после чего требовал принесения присяги. В конце свидетели клятвы подписывали свидетельский акт о том, что действительно присутствовали при свершении присяги. Акт о присяге передавался в суд в качестве доказательства.147

К книгам для проклятия обращались в случаях, когда исчерпывали все формы доказательств.148 Проклятия и книги для проклятия применялись практически во всех судебных делах, относившихся к вещному, обязательственному, семейно-брачному, уголовному праву, но чаще всего в делах земельных, связанных с определением и установлением хотаров.

Они фигурируют при определении межи между тремя вотчинами,149 при определении генеалогии рода.150 Если по случаю конфликта вокруг хотара книги для проклятия выдавались одной из сторон, они могли быть аннулированы или же выданы повторно в присутствии исправника или даже господарского Дивана.151 О том, что во второй половине XVIII в. многие архаические формы доказательств теряют силу, свидетельствует книга для проклятия от 7 августа 1786 г. "И если в третий раз нам не поверят, что наши свидетельские показания соответствуют правде, мы согласны предстать перед Великим Диваном нашего господаря и засвидетельствовать".152 Таким образом, даже доводы, находившиеся под опекой главного идеолога времени, в конце столетия теряют свой авторитет.

О состоявшейся процедуре зачтения и подписания книг для проклятия в высшей судебной инстанции докладывали исправники.153 Они указывали порядок проведения акта: "Привели указанных выше людей, рядом были резеши из Шестачь. От них требовали, чтобы засвидетельствовали с книгой для проклятия, что и было исполнено 5 числа прошлого июня месяца. О том, что все проходило по правилам, мы также подписываемся".154 Свидетельствование осуществлялось под угрозой страшного проклятия, поэтому нередки были случаи, когда в условиях существующего мировоззрения люди настолько пугались, что отказывались от принятия книг для проклятия, даже будучи уверенными в выигрыше процесса.155 В других случаях книги для проклятия способствовали примирению конфликтовавших. Нередко эти книги являлись своеобразным трамплином для новых судебных дел и присяг.156

Лексикон книг для проклятия весьма обширен. В них обращались к Божеству, Священному писанию, Евангелию, апостолам и т.д. На того, кто давал ложные клятвы и ложные показания, обрушивали предсказания самых страшных земных и загробных бед. Подобные несчастья грозили и его родственникам и близким.157 Чудовищные угрозы были призваны устрашать тех, кто принимал книгу для проклятия. Поэтому весьма часто стороны, обязанные принять эту книгу, давали свидетельские показания до ее чтения.158 Другие отказывались от нее, заявляя, что содержание этого документа пугает.159 Но в последнюю четверть XVIII в. и особенно в начале XIX в. книги для проклятия уже не так устрашали. Как свидетельствует грамота от 27 марта 1782 г., находились такие, как Андронаке Гыржэ, для которых книги для проклятия ничего не представляли, и они приносили клятву с такой легкостью, что судьи пугались, советуя, "чтобы их клятвы не причинили им какие-то беды".160 Объяснялось это интенсификацией и развитием производительных сил нового типа, способствовавших росту товарно-денежных отношений, что в свою очередь привело и к изменениям в мировоззрении, в том числе в социальной психологии и духовной культуре.

Проклятие (Blestemul). Помимо книг для проклятия в юридической практике значительное место отводилось самому проклятию. Проклятие отличается от книги для проклятия тем, что оно могло применяться как по нормам обычного права, так и по письменным кодификациям. Проклятие могло носить устный характер или же его записывали в конце определенных юридических документов. Как и книги для проклятия, оно содержало страшные предрекания для будущих поколений в случае, если нарушалась его целостность.

Если книги для проклятия выдавались в основном высшими духовными санами, то право на выдачу проклятия имели все, начиная от рядового сельского священника до митрополита. Так, в 1762 г., в связи с судебным делом, возбужденным по причине фальсификации документов о владении землей, судебную грамоту в качестве господарского сановника составил и подписал митрополит. Он же, для весомости, завершил судебную книгу проклятием.161 Во многих господарских документах разного содержания фигурируют проклятия в адрес тех, кто мог его нарушить. Не случайно в 1812 г. русский синод православной церкви, обсуждая содержание одного проклятия из молдавской грамоты, расценил его как неосуществимое162 Особенно много проклятий содержится в документах о дарении недвижимости церквам и монастырям, где господарь подтверждал владение сопровождая его утверждение страшными проклятиями, пытаясь тем самым сберечь владения от посягательств на них.163 Проклятия встречаются и в юридических актах частного характера. Вот пример: "...а если кто-то из моих близких родственников или чужаков осмелится нарушить наше дарение, то пусть будет проклят во всех веках Исусом Христом, 300 ангелами Священного писания".164 Нередки случаи, когда проклятие наличествует в документах купли-продажи165 или дарения между частными лицами.166 Все это практиковалось в целях признания, ненарушения и уважения свершившегося акта продажи имущества, дарения и передвижения собственности. Учитывая, что документы купли-продажи, дарения подпадали под действия преимущественного права приобретения, в целях признания юридической сделки стороны указывали, что консультировали закон, а во время торговой или Дарственной операции присутствовало столько-то свидетелей, как приводится в документе от 4 августа 1748 г.167

Проклятие применялось и в самом судебном процессе. В судебных делах к проклятию, как и к книгам для проклятия, прибегали, когда исчерпывали все виды доказательств. Но чаще всего его использовали при разборе, связанном с определением или установлением хотаров.

Проклятие посылали перед окончательным решением суда по конкретному делу. Но как и книги для проклятия, так и проклятие со второй половины XVIII в. стало все больше подвергаться нападкам представителей противной стороны, требовавших пересмотра проклятия с применением более устрашающего содержания его для предстоящей судебной инстанции. Более того, с появлением в Диване департаментов и совершенствованием судопроизводства все чаще раздавались голоса о тождественности проклятия и книги для проклятия. К сожалению, среди молдавских источников мы не сумели найти разъяснения по этому вопросу. Лишь 19 сентября 1805 г. господарь Валахии К.Ипсиланти, правивший ранее в Молдове (1799801 гг.), потребовал в этой связи от валашского митрополита разъяснения и уточнения. Так как во время турецко-фанариотского режима в судопроизводстве Молдовы и Валахии имелось много общего, считаем уместным рассмотреть содержание мунтянского источника применительно к Молдове. В нем говорится, что проклятие и книга для проклятия в принципе равносильны. Проклятие дается согласно обычному праву и письменному законодательству, а книга для проклятия - только по кодифицированному праву. Поскольку, говорится далее в документе, многие боятся принести присягу, приходится обращаться к помощи книги для проклятия.168 Тем не менее этот документ, на наш взгляд, не раскрыл полностью механизма действия и взаимодействия института проклятия и книи для проклятия. Книги для проклятия считались более авторитетными. В источниках встречается много случаев, когда после проклятия прибегали и к книге для проклятия,169 но - ни одного случая наоборот. В целом проклятие сыграло большую роль в молдавской юриспруденции, как и в феодальном праве стран Европы. Велика была его роль в раннем и, особенно, развитом феодализме, т.е. после повсеместного утверждения христианской религии. В работах зарубежных историков и правоведов, в художественной литературе институту проклятия придавалось большое значение. Достаточно вспомнить романы французского писателя М.Дрюона "Проклятые короли", в которых события развиваются через призму проклятия Великого магистра Ордена тамплиеров Жака де Моле. Имеются примеры и по Молдове, правда, по времени относительно более поздние. Мы уверенны, что такие документы должны существовать и на основе молдавской исторической действительности интересующего нас периода, но они пока не обнаружены. Иными словами, проблема института проклятия и книг для проклятия -большая отдельная проблема. Считаем, что ее следует изучить через призму социальной психологии, ибо здесь наверняка найдется ответ на многие загадки, которые таит в себе не только социальная психология, но и история христианской религии.

Письменные доказательства. Одним из самых главных доводов в суде являлись письменные доказательства. Их можно подразделить на две группы: договорные акты, заключенные частными лицами (закладные, духовные, заемные и др.), и акты официальные, выдававшиеся от имени государства (жалованные грамоты, межевые акты, судебные решения, "правовые", "докладные" и "беглые" грамоты).

В начале XVIII в. в случае споров частные акты подтверждались показаниями свидетелей, а при отсутствии таковых - "полем". Такими свидетелями выступали в основном дьяки, написавшие эти акты. Причем при столкновении двух актов, например, купчих, преимущество отдавалось более позднему документу, потому что он доказывал ближайший период собственности. Если же и его подлинность вызывала сомнение, то предпочтение отдавалось самым старым документам. Подтверждения требовали и официальные акты, особенно "правовые" и "беглые" грамоты. Судебное решение должно было быть сверено с "судным списком", с которого оно переписывалось. Если сделать это было невозможно, например, из- за смерти судьи, у которого находился список или из-за трудности его обнаружения, стороны должны были привести иные доказательства, подтверждавшие требование, которое было удовлетворено решением. При отсутствии таких доказательств вопрос о принятии или отклонении вердикта решался судом.

Обращение в суд малоимущего и зависимого населения было весьма затруднено рядом судебных пошлин: за обращение в суд, за розыск ответчика и обеспечение его явки, за производство, расследование по делу, за назначение судом срока разбора дела или перенесение дела на другой срок, за возможность искать правду и др. Судебной пошлиной оплачивались все виды выдававшихся судом грамот — правовых, отпускных, бессудных. Дополнительной пошлине подлежал так называемый пересуд, т.е. обжалование судебного решения.

Пошлины взимались с той стороны, которая была более заинтересована. Если сторона, платившая пошлину, выигрывала дело, она "искала" ее "на виноватом". Судебная пошлина была тем выше, чем выше судебная инстанция.

В судах XVII-начала XIX в. в качестве письменных доказательств представлялисьурики, хрисовы, исписоки, грамоты, другие документы. Землевладельцы и вообще тяжущиеся - светские и духовые феодалы, резеши, городские и сельские общины вооружались всеми имевшимися документами - старыми и новыми. Так как новый господарь часто не признавал юридические документы своего предшественника, собственники и владельцы недвижимости стремились возобновить все имеющиеся иски при новой власти. Кроме того, на протяжении интересующего нас периода на территории Молдовы проходили частые войны, неисчислимыми были набеги татарских орд да и естественные катаклизмы не жаловали местное население. Многие документы поэтомубыли уничтожены: сгорали, загнивали, исчезали и т.д.170 Отсюда и частые обращения в высшую судебную инстанцию с просьбой о восстановлении документов. Но среди обращавшихся были и такие, кто под этим предлогом стремился стать владельцем территорий и имущества, никогда ему не принадлежавших. Традиционные виды доказательств не всегда давали желаемых результатов. Участились случаи, когда нечестные люди приносили присягу, отстаивая весьма сомнительные аргументы и факты. Однако ни один господарь не решался ликвидировать присягу или книгу для проклятий. Слишком велико было влияние церкви. Тем не менее определенные ограничения во второй половине XVIII в. уже наблюдались. Первым, кто решился на этот шаг, был господарь Матей Гика (1753-1756 гг.). 1 августа 1755 г. он подписывает хрисов со следующим содержанием: "Во избежание гибели людей после принятия судебных книг и дачи присяги... отныне любой светский или духовный человек обязан составить урик, запись или другие письменные документы, которые должны подтверждаться свидетелями. Документы должны составляться от самого незначительного до самого сложного дела"171. Иными словами, на закате позднего феодализма начинают отмирать старые формы судебных доказательств, появляются новые, более современные.

Письменные доказательства и раньше имели для суда большое знчение. Так, еще в 40 гг. при К.Маврокордате решили, что "господарский исписок заслуживает большего внимания, чем присяги людей".172 Правда, такого рода документы были очень редкими для первой половины XVIII столетия.

Тяжущиеся обязаны были представить суду все имевшиеся по данному делу письменные доказательства.173 Дело решалось быстро, без особых осложнений в том случае, если документы представляла лишь одна сторона. Но процесс приобретал сложный характер, если

обе стороны представляли суду документы, тем более в большом количестве. Судьи в таких случаях обязаны были исследовать все письменные доводы, многие из которых либо уничтожали, либо не допускали к судебным разбирательствам. Встречаются источники, из которых явствует, что челобитчик и ответчик в качестве аргументов и контраргументов предъявляли противоречивые, взаимоисключающие документы174. В целях выяснения истины господарь делегировал кого- либо из высших сановников для определения достоверности предъявленных актов. Если же одна из сторон была недовольна анализом сановника Дивана, господарь сам решал исход судебного дела, основываясь на логике и личном опыте.175

Во многих судебных процессах упоминается о фальсифицированных документах. Если суд определял, что представленный акт извращает суть дела, его могли уничтожить, объявить бессмысленным, передать стороне, выигравшей процесс. За фальсификацию поземельных документов следовали и более строгие меры наказания - тюремное заключение и даже смертная казнь. Так, 4 августа 1706 г.176 суд решил изъять у П.Ружинэ фальшивые документы о якобы принадлежавшей ему вотчине. В другом случае испуганный дьякон во избежание смертной казни признает, что многое в его документе вымышленно. Но так как он ни разу не воспользовался добром с этой земли, ему простили злодеяние.177 В Молдове в указанный период, как, впрочем, и в других странах, многие шли на нарушение существовавших законов. В те времена имелись такие же матерые преступники, как и сегодня, в конце XX в. Например, упомянутый выше П.Ружинэ, с трудом ускользнувший от судебного дела в 1706 г., 9 января 1707 г.178 был уличен в фальсификации других документов, при новом господаре М.Раковицэ. А спустя два года тот же П.Ружинэ вновь был замешан уже в третьем процессе по поводу

1 79

извращения письменных доказательств.

Частая смена господарей в XVIII в. привела к тому, что одни с помощью подлогов получали от новой власти фальшивые подтверждения и таким образом в конфликте оказывались два владельца - настоящий и "липовый". И если они были крупными феодалами, как, например, в 1792 г., то судьбу процесса решал господарь.180 Господарь решал и судебные дела в отношении собственности, на которую представляли документы несколько претендентов. В таком случае на акте фигурировала его подпись181. В документах частного характера подписи могли быть самыми разными, в зависимости от взаимодавца и получателя182.

Употреблявшийся первоначально лишь для определения

20 Comanda nr. 81033

стороны, которая должна принести присягу, жребий имел не только вспомогательное, но и самостоятельное значение в исках между представителями духовенства и иноземцами.

Малораспространенными формами доказательств были экспертиза, презумпция, расследование на месте происшествия, личное знакомство с судьями.

Экспертиза применялась при сложных судебных делах, главным образом при процессах с участием имущих тяжущихся. К ней прибегали, когда судьи сказывались в тупиковой ситуации, когда для выяснения и уточнения им не хватало знаний. Поэтому они обращались к специалистам. Конечно, последние не были экспертами в современном понимании. В качестве экспертов могли выступать люди, которые по роду деятельности должны были знать специфику и квалификационную характеристику дел, аналогичных находившемуся в процессе. Например, торговцы определяли качество, стоимость и объективность совершенной сделки183; пасечник мог точно установить объем долевого участия и справедливо распределить среди дольщиков пчелиный мед184; винодел, опираясь на личный опыт, уточнял объем нанесенного ущерба при выкорчевывании виноградника185. Со второй четверти XVIII в. в качестве экспертов для определения хотаров, помимо свидетелей, "старых и добрых людей", начинают использовать техников- инженеров186, имевших специальную подготовку. Но таких в стране было очень мало. Имеются документы второй половины века, в которых в качестве эксперта выступает цех городских каменщиков. Так, в Бырладе и Романе, на протяжении 1794 г. три раза - -19 августа, 4 и 8 октября они определяли стоимость строительных материалов и возведенных конструкций187. В XVIII в. реже, но все же использовали в качестве доводов презумпцию. В силу одной презумпции целое село должно было нести ответственность за совершенное на его территории убийство. Презумпция могла быть опровергнута, если имелись контраргументы. Село освобождалось от наказания даже в случае, когда два человека приносили присягу, "что у них в деревне не могут находиться люди, опустившиеся до такого страшного и унизительного казуса"188. Но для того, чтобы презумпция была принята во внимание, нужно было располагать серьезными аргументами. Так, в судебном деле от 9 февраля 1806 г. жена подала в суд на мужа, требуя возврата вотчины, полученной ею в качестве приданого от родителей. По нормам обычного права вотчина-приданое возвращалась жене. И хотя вотчина уже принадлежала крупному латифундисту, а муж обвинял жену в подписании документа о купле-продаже, пострадавшая указала, что "подпись сделана рукой мужа и, показывая образец своей подписи, доказала свою правоту".189 Презумпция чаще применялась при рассмотрении судебных гражданских дел, связанных с приданым, вещным и брачно-семейным правом.

Расследование на месте — метод доказательства, особенно часто применяемый при разбирательстве дел, связанных с определением и установлением хотаров. Эта форма судебных доводов встречается обычно при рассмотрении дел в господарском суде. Господарь делегировал кого-либо из сановников на место, тот составлял письменноезаключение по расследованному делу, отчитывался за проделанную работу, указывая истинное положение дел. Там же сановник готовил для господаря решение суда, которое сюзерен обычно только подписывал. Документов такого рода очень много.190 В XVIII в. этому виду доказательств придавали большое значение. Расследования на месте были самыми разнообразными: в связи с использованием чужих пастбищ,191 определением местонахождения

w 192 193

конструкций, установлением и уточнением хотаров, с выделением

1 94

места для строительства дома и др.

Метод расследования на месте играл существенную роль при разборе уголовных дел. В подобных случаях расследование включало и такие виды доказательств как розыск или сыск, повальный обыск, обыск и пытка.

Следственному, или инквизиционному процессу подлежало расследование дел, особо опасных для государства. Инквизиционная, или следственная форма процесса (розыск) в отличие от состязательной не предполагала обязательного участия сторон в суде и наличия жалобы при возбуждении дела. При этой форме расследование того или иного дела и привлечение к ответственности виновного или подозреваемого могли быть начаты по инициативе самого суда, который в таком случае являлся истцом от имени государства. Дела о душегубстве, р а з б о е, т я ж ь б е с п о л и ч н ы м с о с т о р о н ы " л и х о г о", т. е. неблагонадежного человека, "лихое дело", направленное на подрыв власти государства или основ феодального строя, подлежали расследованию суда в розыскном порядке. Порядок расследования этих дел отличался от состязательного процесса.

Розыск начинался не с челобитной, а с вызова подозреваемых в особо опасных преступлениях с помощью "зазывных" грамот или "записи", т.е. с привода ихвэтавом или вэтэманом. "Запись" делалась на лиц, приведенных с поличным; названных лихими или обвиняемых в каком-либо противогосударственном преступлении.

Замена сторон или представление вместо себя наймита не допускались. Начатое дело не могло закончиться примирением сторон без согласия на то государственных судебных органов.

Для возбуждения дела по обвинению в краже с поличным устанавливался срок по письменному праву и бессрочно — по обычному праву. Если дело рассматривалось по письменному законодательству, срок мог быть увеличен по "господарской грамоте" в том случае, если пострадавшие находились в отъезде. Отсюда определялись "счетчи против часов", т.е. в зависимости от расстояния, которые назывались "часовым счетчиком". Пропуск "часового срока" лишал истцов права предъявить обвинение за кражу с поличным. Истец должен был подробно указать, "какого именно поличного он ищет", после чего ему давали апрода, армаша, цинутного или местного жителя, уполномоченных охранять общественный порядок, в обязанности которых входили поиск и изъятие поличного. Принимались меры, исключавшие возможность подбрасывания поличного истцом. Последний в присутствии вэтэмана, вэтава или армаша и понятых подвергался личному осмотру ответчиком и лишь после этого допускался к поиску поличного.

Пытке без повального обыска подвергался обвиняемый, против которого не имелись доказательства вины. На приведенного с поличным впервые назначался повальный обыск даже без вэтэмана. Если его "добрили", дело вершилось по суду, если называли "лихим человеком" — пытали.

Повальный обыск применялся в целях отыскаяния "лихих" людей и сочувствовавших им, проверки свидетельских показаний и репутации оговоренного при решении спорных земельных дел и при расследовании "бунтов" неповиновения. У вэтавов под присягой спрашивали, кто у них в избе тати, разбойники, кто прячет разбойное имущество или продает краденое. Обвиняемого в преступлении объявляли "лихим с доводом", а просто "облихованных" подвергали пытке.

В целях предупреждения разбоев вэтэманам, вэтавам, апродам и армашам предписывалось задерживать всех проезжих подозрительных людей —"необычных и незнакомых", которые "станут сказываться путанно".

Специальный обыск применялся в отношении оговоренных, приведенных с поличным, "не отведших от себя следа", пойманных на "разбое" и при обвинении со стороны частных лиц в опасных преступлениях, в частности, по явочным челобитным о грабежах, разбоях и убийствах. Обыск мог осуществляться на больших территориях. Он проходил в отсутствие тяжущихся с тем, чтобы они не влияли на обыскных людей, которых допрашивал производящий обыск "сряду с одного, а не выбором". Не принимались показания семьями, заговором или заочно. Показания опрашиваемых заносились в список, который подписывался ими или их духовным отцом. Список скреплялся печатью и отсылался с тем же вэтэмном вместе с отпиской производившего обыск.

Согласно письменному и обычному праву, при обыске опрашивались все жители, в том числе иноверцы и иностранцы, за исключением духовентства и служилых людей высших разрядов.

Если тяжущиеся требовали обыска "многими людьми", дело решалось обыском при условии подтверждения того обстоятельства, что стороны не сошлются на людей, состоящих с ними в родстве.

В случаях, когда тяжущиеся просили назначить обыск, но не указывали обыскных людей, производить обыск должны были вэтэманы, вэтавы и "добрые люди". Обыскные люди обязаны были говорить правду, в чем присягали. При разногласиях дело решалось в пользу той стороны, "по ком будет больше обыскных людей", причем солгавшая сторона подлежала наказанию. В случае разделения голосов поровну назначался обыск "иными людьми" - для выяснения того, какая сторона солгала. Если одобренный обыском уличался в каком-либо "лихом" деле, он подлежал смертной казни без суда, а одобрившие несли наказание.

Значение при обыске свидетельских показаний зависело от социальной принадлежности обыскных людей. При ссылке на пять или шесть человек, недостойных веры, суд не учитывал результатов обыска, а судил по другим доказательствам. Ссылка же на боярина, дьяка или иного человека, заслуживавшего доверия, являлась безусловным видом доказательства.

Однако по мере усиления государственной власти начинается "недоверие законодателя к повальному обыску". Он исключается из дел о государственных предприятиях, а в делах, касавшихся порядка управления, преступлений должностных лиц, а также связанных с табачной и винной монополией, производство обысков поручалось либо должностным лицам - "особым обыщикам", либо феодалам, "кому следовало верить больше". Повальному обыску предписывалась пытка как главное доказательство розыскного процесса.

Пытку обычно применяли в судебных делах по уголовному праву и довольно редко по гражданским делам. Она служила средством для открытия сообщников и пособников. Пытка татя поручалась цинутным властям, которые должны были применять ее без предвзятого мнения и злого умысла и доносить по инстанциям о сделанном во время пытки оговоре.

Пытка производилась палачом, не исключая воскресных д н е й , и б ы л а р а з л и ч н о й п о т я ж е с т и , в з а в и с и м о с т и о т обвинения и происхождения пытаемого.

Признание под пыткой в татьбе или разбое влекло за собой смертную казнь, непризнание - передачу на поруки, а при отсутствии поручителей - - тюремное заключение. Если пытке подвергались знать, дети бояр или торговые люди, то даже при оговоре "многими людьми" пытке должен был предшествовать обыск. Если же оговоривший отказывался от оговора или, наоборот, идя на казнь, начинал оговаривать кого-либо, кого не называл при пытке, то назначалась очная ставка оговорившего с оговоренным.

В целях избежания поклепов оговорщик должен был узнать оговоренного среди большого числа представленных ему лиц. Оговорщика полагалось ставить "с очей на очи со многими людьми". Если оговорщик на очной ставке утверждал то же самое, что показывал при пытке, это служило поводом к началу розыска оговоренного истца. Если же оговорившие не узнавали оговоренных или, узнав, начинали с них "сговаривать", т.е. отказываться от оговора и оправдывать, то их вновь пытали для уяснения причин отказа. Если оговорившие отказывались от оговора по просьбам подосланных к ним людей, то этот отказ не принимался во внимание, а просившие о сговоре подлежали торговой казни. Если их вина не подтверждалась обыском, на них возлагалась обязанность возместить убытки истца.

Кроме повального обыска, пытки, очной ставки объявлялся розыск особо опасных преступников. За их поимку уплачивалось вознаграждение, а за укрывательство предписывалась смертная казнь. Розыск проводился по словесному портрету. При описании указывались приметы: "правая нога пробита в одном месте", "на лице с правой стороны глубокий шрам" и др. Применялись также освидетельствования и осмотр места происшествия. Они производились представителями местных или цинутных судов. Освидетельствовались увечья, раны, побои и т.д.

Под влиянием просветительской идеологии, с 1773 г. пытка как метод доказательства запрещается. Однако некоторое время она еще продолжает применяться в юридической и судебной практике Молдовы.