СОВРЕМЕННЫЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКЕ
Последние две трети XX в. предложили новые варианты решения методологических проблем в экономической науке, результатом которых стало формирование новых школ методологического анализа.
Среди последних следует выделить: 1) австрийскую методологическую школу (Л. фон Мизес, Ф. Хайек, К. Поппер);- кейнсианство в его различных вариантах (Дж.М. Кейнс, Дж. Хикс, Дж. Робинсон); 3) неоклассическую школу (М. Фридмен, Р. Лукас, М. Блауг); 4) институционализм и неоинституционализм (Дж. Гэлбрейт, Д. Норт, Р. Томас, О. Уильямсон, Дж. Бьюкенен). Как отдельное методологическое направление в экономической науке можно выделить и 5) российскую методологическую школу философии хозяйства (С.Н. Булгаков, Ю.М. Осипов).
Основные идеи новой австрийской школы в области методологии представляют собой логическое продолжение традиции, заложенной старой австрийской школой — прежде всего мар- жиналистским ее направлением (К. Менгер и др.). Субъективизм, индивидуализм, а также фундаментально разработанный Ф. Хайеком тезис ограниченности человеческого знания плюс концепция постепенного совершенствования социальных институтов К. Поппера (в противовес радикальному его варианту, предлагаемому марксизмом) — краеугольные камни этого методологического направления, оказавшего значительное влияние на весь XX в.
Тезис индивидуализма, в частности, сыграл важнейшую роль в «оправдании» института частной собственности, который подвергался разрушительной критике, начиная со второй половины XIX в. Был задан методологический вектор на оправдание этого института, и с тех пор этот вектор позитивно воспринимается почти всей экономической наукой.
«Главной заботой великих индивидуалистов было действительно отыскать набор институтов, которые могли бы побуждать человека по его собственному выбору и на основании мотивов, направляющих его обычное поведение, вносить максимально возможный вклад в удовлетворение потребностей всех остальных; их открытием стало то, что система частной собственности обеспечивает такие побуждения в гораздо большей степени, чем это представляли до сих пор»[150].
К. Поппер в свою очередь внес большой вклад в разработку аспектов, синтезирующих между собой экономическую методологию и методологию политических наук. Вслед за Ф. Хайеком он апробировал тезис о возможности институционального самоусовершенствования рыночной экономики и ее институтов и одновременно об абсолютной нереальности полного и абсолютного управления их развитием.
«Даже те институты, которые возникают как результат сознательных и преднамеренных человеческих действий, оказываются, как правило, непрямыми, непреднамеренными и часто нежелательными побочными следствиями таких действий»[151].
Таким образом, новая австрийская школа может быть охарактеризована как школа методологического индивидуализма в экономической методологии, а по вышеприведенной классификации И.П. Гуровой — как одна из методологических школ экономического либерализма.
Кейнсианцы (включая самого Дж.М. Кейнса) также активно занимались методологическими проблемами, и их вклад в развитие методологии экономического знания должен быть признан весьма весомым.
Одной из заслуг Дж.М. Кейнса и его последователей стала эмпирически и теоретически доказанная идея, что рыночная экономика не может существовать без активного государственного вмешательства (интервенционизма). Но Кейнс и кейнсианцы не пошли здесь по пути Маркса, который требовал, чтобы этот интервенционизм в конце концов поглотил всю рыночную экономику вместе с базисным для нее институтом частной собственности. Сам Кейнс в своей «Общей теории занятости, процента и денег», отказавшись признать капитализм саморегулиру- емой системой, одновременно доказывал, что, опираясь на помощь государства (в частности, на его помощь в решении проблемы безработицы), этот капитализм способен подобно барону Мюнхгаузену вытащить себя за собственные волосы из воды, т.е. из тех многочисленных спекулятивно-биржевых депрессий, в которые его ввергает принцип laissez-faire.
«Перечитав Кейнса, можно отрицать каждый отдельный элемент его аргументации, можно подвергать сомнению даже логическую состоятельность всей кейнсианской схемы, но невозможно сохранить веру в способность рыночной экономики поддерживать полную занятость.
Некоторые полагали, что Кейнс не справился с теоретическим доказательством, но даже они согласились, что его идея подтвердилась на практике. В любом случае кейнсианская революция ознаменовала подлинный конец ”доктрины laissez-faire”»[152].К другому важнейшему признаку методологической программы Кейнса относится его акцентирование глубочайшей взаимосвязи между рациональным и иррациональным в поведении человека — как производителя и потребителя, признание диалектической противоречивости в принципах деятельности различных экономических субъектов.
«“Общая теория” (Дж.М. Кейнса. — А.О.) — это не просто доказательство технических ошибок в анализе факторов, определяющих занятость, а попытка предложить новый взгляд на новую экономику, иначе говоря, привести теоретический инструментарий в соответствие с новой реальностью. При этом обращенность к реальности означает признание важности психологических факторов, принципиальной неопределенности будущего и невозможности прогнозировать отдаленные последствия предпринимаемых и кажущихся рациональными действий экономических субъектов. Признание того, что рациональное на индивидуальном уровне может оказаться нерациональным на уровне социальном, открывает возможности иного подхода к экономической науке, к пониманию ее сущности и задач»[153].
Неоклассическая школа (сюда же мы относим монетаризм и экономику предложения) возродила идеи английской политической экономии на основе синтеза с идеями маржинализма и кембриджской школы и возникла как консервативный противовес кейнсианству в 60-80-е гг. XX в.
Неоклассическая школа — это школа «восстановленной традиции», т.е. традиции классической политэкономии, которая прервана другими школами и которую неоклассика пытается восстановить уже как бы на новом уровне. Но из классического направления XIX в. новая школа берет далеко не все, а прежде всего стремление к предельно абстрактному (у неоклассиков — в большей степени математическому) описанию хозяйственных процессов и явлений.
Этот подход дополняется пониманием экономического субъекта как строго рационального существа, полновесным равновесным анализом и (у монетаристов) включением фактора денег в общий теоретический анализ.Основные идеи неоклассического синтеза можно также изложить следующим образом:
«Экономические субъекты рациональны в том смысле, что они стремятся обеспечить оптимум своих целевых функций, ориентируясь при этом не только на текущие, но и на возможные в будущем состояния рынка;
в системе отсутствует совершенное предвидение — субъекты не знают, какая ситуация сложится на рынке в результате их действий, и поэтому вынуждены ориентироваться на собственные прогнозы;
прогнозы строятся на базе всей доступной и существенной для субъектов информации;
ожидания субъектов рациональны в том смысле, что они получены при оптимальном (с точки зрения критерия максимизации) использовании информации;
равновесие трактуется не как результат, одномоментное состояние, а как процесс выравнивания спроса и предложения»[154].
Таким образом, методологические идеи неоклассической школы ставят экономическую мысль в направлении максимально возможного формально-абстрактного (включая математическое) описания экономической действительности; иррациональность поведения хозяйственного субъекта в такой системе описывается как неполное рациональное поведение; но, в принципе, рационализации можно подвергнуть описание всех экономических процессов; исторический аспект анализа и региональный уровень рассмотрения экономических явлений, судя по всему, здесь не имеют существенного значения.
Институционализм изначально зарекомендовал себя как «диссидентское движение» внутри экономической мысли XX в., хотя и связанное тесными корнями с кейнсианством, австрийской школой и неоклассическим анализом.
«Старый» институционализм (от Т. Веблена до Дж. Гэлбрейта), хотя и анализировал различные институциональные изменения в экономической сфере, но не смог создать фундаментальной методологической программы и тем самым не мог составить серьезную конкуренцию кейнсианству и неоклассике в области экономической методологии в 30-60-е гг.
XX в. Новый институционализм (неоинституционализм), наоборот, уже с самого своего возникновения очевидно демонстрировал ярко выраженный фундаментальный методологический поиск.К каким же результатам этот поиск привел?
Начнем с того, что неоинституционализм взял на вооружение принципиально иной тип методологического индивидуализма (иной по отношению к неоклассике и австрийской школе): в центре рассмотрения оказался не просто индивид, а индивид, творящий институты. Таким образом оказалась преодолена грань, отделяющая (прежде изолированного в других методологических школах) «экономического человека» от социальных групп и классов, членом которых он является, и от социальных учреждений, которые он творит.
«Неоинституционализм ставит во главу угла независимого индивида, который сам, по своей воле и в соответствии со своими интересами решает, членом каких коллективов ему быть»[155].
Второй важный пункт неоинституционального экономического мышления — это новая методологическая рефлексия, пересмотр неоклассических представлений об экономике как в значительной степени формализованной и математизированной науки, а также отказ от некоторых общепринятых методов конкретного экономического исследования.
«Институциональная экономика отвергает методы маржинального и равновесного анализа, беря на вооружение эволюционно-социологические методы»[156].
Именно глобального историко-эволюционного подхода, умноженного на широкий социологический, культурологический и философский ракурс, не хватало предшествующим институционализму экономическим течениям и методологиям, особенно неоклассике. Д. Норт отмечает по этому поводу:
«Социальные науки постоянно испытывают внутренний конфликт из-за того, что разрабатываемые нами теории не соответствуют реальным процессам человеческого взаимодействия. Это несоответствие наиболее явно проявляется в экономической науке, где особенно велик контраст между логическими выводами неоклассической теории и функционированием экономических систем (как бы мы ни определяли и ни измеряли его).
Конечно, неоклассическая теория явилась огромным вкладом в человеческое знание, и ее применение даст хорошие результаты при анализе рынков в развитых странах. Но если обратиться к другому концу шкалы экономического развития, то мы увидим, что неоклассическая теория не служит надежным подспорьем для изучения таких организаций, как средневековое феодальное поместье, ярмарки в Шампани, или “сук” (базар в странах Ближнего Востока и Северной Африки, без которого трудно понять эти страны). Неоклассическая теория не только не способна убедительно описать взаимодействие между этими структурами, но и не может объяснить, почему такие, казалось бы неэффективные, формы взаимодействий существуют в течение тысячелетий»[157].Дальнейшие перспективы развития экономической науки предполагают еще большую апелляцию к институциональной методологии: ее эвристические резервы далеко не исчерпаны и, возможно, нас ждет в этом направлении значительно больший прогресс, чем тот, который имеется на сегодняшний день развития экономического знания.
Теперь несколько слов о российской школе философии хозяйства с ее специфическим подходом к методологическим проблемам.
Эта школа философии хозяйства, начало которой было положено работой Сергея Николаевича Булгакова «Философия хозяйства» (1912), взяла курс на особое методологическое объяснение хозяйственных процессов, по-своему переформулировав проблему целей и назначения экономической науки.
Согласно С.Н. Булгакову, хозяйство, по своей сути, есть некая трансцендентная, необъяснимая научным или рациональным образом реальность, которая не сводима исключительно к видимым хозяйственным процессам:
«Хозяйство в своей феноменологии, т.е. непосредственной эмпирической данности, существует для нас как добровольно или недобровольно принимаемая необходимость, которая налагается на нас извне»[158].
Анализируя сущность хозяйства, С.Н. Булгаков определяет его также как часть процесса общей борьбы за существование: «Хозяйство есть борьба человечества со стихийными силами природы в целях защиты и расширения жизни и очеловечивания природы»[159]; «Все частное хозяйство можно рассматривать как частный случай биологической борьбы за существование»[160].
Экономическую методологию С.Н. Булгакова можно охарактеризовать как эволюционную методологию, которая содержит в себе признаки антиномии, диалектического противоречия: в ней причудливо соединяются сциентизм и религиозный антисциентизм, позитивизм и эссенциализм, биологический редукционизм и признание хозяйства особой сферой, несводимой к другим сферам. В последнем пункте русский мыслитель подвергает жесткой критике марксизм как разновидность грубого «экономического детерминизма», показывает невозможность вывести все культурные феномены из хозяйственных процессов.
Ю.М. Осипов, современный российский представитель школы философии хозяйства и главный редактор альманаха с таким же названием, добавляет к этим пунктам следующее определение философии хозяйства:
«Философия хозяйства — не только философия о хозяйстве, не одна лишь отрасль философии, даже не философская интерпретация экономики, это еще и особая сфера знания о человеке, его жизни и хозяйственной деятельности, для которой характерны проблемы и смыслы, сопряженные с феноменом человека вообще, началами и целями жизни, устремлениями человека хозяйствующего и творящего, историческими судьбами человека и мира. Что есть хозяйство, почему оно, чего оно хочет, к чему ведет? И что есть человек в хозяйстве, как и для чего он действует, что переживает, чего творит? Эти, как и многие другие вопросы, волнуют философию хозяйства, ибо это воистину философские вопросы, на которые даются, если возможно, и философские ответы»[161].
Следовательно, философия хозяйства как экономическое направление стремится синтезировать традиции российской философской и экономической мысли, ввести понятие трансцендентности хозяйственных процессов, дополнить строгий рационализм и сциентизм классических методологий религиозной и эволюционной экономической методологией.