Гуманитарная интервенция и суверенитет государства (основные подходы к концепции гуманитарной интервенции)
Как известно, современное международное право запрещает вмешательство одного или нескольких государств во внутренние дела другого государства без согласия ООН. Это обусловлено тем, что вмешательство, нарушающее территориальную целостность или политическую независимость страны, на территории которой применяется сила, несовместимо с целями и принципами Устава ООН.
Вмешательство, будь то военное, политическое либо экономическое, одного государства или группы государств во внутренние дела другого независимого государства, нарушающее суверенитет этого государства, носит название «интервенция» (от лат. interventio).Под это понятие, однако, не подпадают следующие виды деятельности (операции):
- миротворческие операции под эгидой ООН, которые проводятся с согласия того государства, на территории которого предпринимаются;
- операции, включающие в себя использование вооруженной силы, осуществляемые по просьбе законного правительства с целью противостояния мятежникам, в том числе операции, чье выполнение предусмотрено международными соглашениями (не всегда, однако, можно четко установить, является ли правительство, призывающее к применению вооруженной силы на своей территории, законным, и действительно ли согласие государства);
- операции, которые государства проводят во имя спасения своих граждан, проживающих на территории другого государства от угрозы их жизни или здоровью;
- акции, не включающие в себя использование вооруженной силы, к примеру, введение экономических санкций.
В рамках данного исследования пристальное внимание стоит уделить таким понятиям, как «суверенитет государства» и «гуманитарная интервенция», так как они, безусловно, являются ключевыми понятиями для настоящей работы, поэтому для начала важно более или менее четко сформулировать значение этих терминов.
До сих пор в научном и политическом сообществе ведутся горячие споры относительно того, что именно обозначает понятие «суверенитет государства».
Впервые это понятие было использовано в 1529-1596 гг. Жаном Боденом (Jean Bodin). Он считается одним из главных основателей политической науки именно в связи с разработкой им концепции «государственного суверенитета». Жан Боден считает, что «суверенная власть государства — это всегда постоянная власть, которая отличается от временной власти; это всегда абсолютная власть — власть, не ограниченная никакими условиями, носитель же этой власти может её передать другому лицу, как собственник; это власть единая, то есть неделимая — она не может принадлежать одновременно монарху, аристократии и народу, её77
нельзя разделить на трети» .
Концепция национального суверенитета остается краеугольным камнем существующего мирового порядка, что создает определенную асимметричность современного мира: с одной стороны, чем дальше, тем больше экономика глобализуется, для нее фактически не существует национальных границ, с другой, - в такой сфере, как политика, национальные границы по-прежнему имеют определяющее значение. [69]
Отсюда проистекают два важных вопроса: «Каким образом, в случае необходимости, должно осуществляться вмешательство во внутренние дела суверенного государства, и как достигнуть того, чтобы такое вмешательство служило общим интересам международного сообщества»? При этом важно помнить, что ООН в ее нынешнем виде, как и другие международные организации, представляет собой группу суверенных государств, которые, несмотря на сотрудничество в некоторых сферах, по-прежнему ставят свои национальные интересы выше общих.
Как и «национальный суверенитет», понятие «гуманитарной интервенции» также восходит корнями к прошлым годам. Анализ литературы по соответствующей проблематике дает понять, что исследователи разного рода уделяют внимание данной проблеме на протяжении почти шестисот лет. Уже в XVII веке голландский юрист и государственный деятель Гуго Гроций в труде «О праве войны и мира» заявляет, что человеческое сообщество имеет право вмешаться в дела государства, если его правитель подвергает своих подданных несправедливым гонениям, с целью положить конец этим гонениям, в том числе и силой оружия».
Таким образом, Гроций Г. узаконивает применение силы одним государством против правительства другого государства, злоупотребляющего своей властью.[70]В 1987 г. французский дипломат Бернар Кушнер публикует книгу «Обязанность вмешаться» («Le Devoir d’Ingerence»), где утверждает, что демократические государства имеют право, и более того, - обязаны вмешиваться в дела иностранных государств, невзирая на нарушение суверенитета, если того требует защита прав человека.[71]
В первой половине 1990-х годов растет интерес юристов- международников к проблеме соотношения национального суверенитета и гуманитарной интервенции. Росту интереса способствует широкая международная практика: установление в 1991 г. (после войны США и многонациональных сил против Ирака) двух бесполетных зон на севере Ирака с целью защиты курдов; ввод миротворческих сил ООН в Сомали в 1992-1993 г.г.; действия НАТО в Боснии в 1995 г. Разные авторы пользуются различной терминологией для описания характера такой практики: «интервенция в гуманитарных целях», «интервенция по причинам гуманитарного характера», «право демократической интервенции», а также «право интервенции» или право «чрезвычайной гуманитарной защиты или помощи».
В 1999 г. Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан в рамках своего выступления на заседании Г енеральной Ассамблеи призвал международное сообщество к «ответственности по защите» мирного населения от бедствий войны в соответствии с принципами и нормами международного права. Он заявил: «Если гуманитарная интервенция действительно является
неприемлемым ущемлением суверенитета, то как тогда отвечать на такие ситуации, как Сребреница и Руанда - грубые и систематические нарушения прав человека, которые противоречат всем правилам человеческого бытия?». Именно концепция гуманитарной интервенции была использована в качестве оправдания бомбежек территории Югославии авиацией стран НАТО.
В 2000 году в рамках ООН была создана Международная комиссия по вопросам вмешательства и государственного суверенитета.
Именно данная Комиссия предоставила через год Генеральному секретарю и Г енеральной Ассамблее доклад под названием «Ответственность по защите» («Responsibility to protect», также известна как «Обязанностьзащищать») . В 2005 году на Всемирном саммите ООН все страны - участницы официально признали принцип «Ответственности по защите» как обязательный.
Интересным с точки зрения развития концепции «Ответственности по защите» и самого принципа гуманитарной интервенции является ситуация в Мьянме, сложившаяся в 2008 г. В этом году на страну обрушился разрушительный циклон «Наргис», его жертвами стали 138 тыс. человек, более двух миллионов людей остались без крова и пищи. При этом правящий в Мьянме военный режим генерала Тан Шве настойчиво отказывался от гуманитарной помощи, которую хотели предоставить многие государства. В связи с этим, на трибунах ООН зазвучали требования к оказанию Мьянме помощи в принудительном порядке. Несмотря на то, что исключительными случаями, вызывающими необходимость иностранного вмешательства, в соответствии с Саммитом 2005 г. считались геноцид, состояние войны и конфликты, было выдвинуто предложение отнести к той же категории и ситуации стихийных бедствий. В итоге правительство Мьянмы все же выразило готовность пойти на уступки и принять гуманитарную помощь.
В своей работе «Современные западные исследования международного конфликта» российский исследователь Иванов В. дает подробный анализ точек зрения западных специалистов относительно «гуманитарной интервенции»[72] [73]. Ряд современных исследователей, исследуя причины и последствия гуманитарной интервенции (в первую очередь на примерах Афганистана и Ирака), отмечают, что для XXI века будет характерно ведение войн под эгидой защиты прав человека и распространения демократии. При этом «экспорт демократии» (термин, применимый к «гуманитарной интервенции», осуществляемой для демократизации стран с авторитарными режимами) далеко не всегда ведет к тому, что предполагают проводящие его государства (то есть установлению более гуманного режима и созданию межэтнической гармонии). Напротив, сопротивление навязанной извне демократизации и связанные с этим конфликты могут привести к росту насилия. Кроме того, некоторые исследователи утверждают, что развитые демократические страны более успешны в разрешении подобных конфликтах лишь из-за своего богатства, а не из-за преимущества демократических режимов над авторитарными. Ряд западных исследователей полагает, что гуманитарные интервенции 1990-х г.г. и конфликты в Афганистане и Ираке в 2000-х гг. имеют разный характер, также они утверждают, что после 11 сентября 2001 г. Запад потерял волю к проведению гуманитарных интервенций, однако допускают возможность возвращения к подобной практике. После событий 11 сентября 2001 г. ключевое место в современной войне как таковой, а также в концепции гуманитарных интервенций, стал занимать международный терроризм, оказавшийся на первом месте в перечне угроз, стоящих перед современным глобальным обществом. В том же 2001 г. США приняли Закон о патриотизме, в соответствии с которым борьба с терроризмом в юридическом отношении фактически приравнивалась к ведению боевых действий. Появилась аббревиатура ГВПТ - «глобальная война против террора» (GWOT - «Global War on Terror»). Именно в рамках этой новой концепции началась война в Афганистане, нацеленная на свержение режима талибов. В 2002 г. США провозгласили «доктрину превентивной войны», в соответствии с которой США возложили на себя право применения военной силы против государств, поддерживающих террористов по всему миру. Как следствие, в 2003 г. США вторглись в Ирак, обвинив режим Саддама Хусейна в пособничестве террористам и разработке оружия массового уничтожения. Несмотря на то, что оружие массового поражения в Ираке так и не было найдено, на судьбу страны, которая до сих пор страдает от последствий войны, это не повлияло. После этого основным противником США был объявлен «терроризм с глобальными возможностями», те есть террористическая угроза сейчас официально не имеет географических параметров. На этом основании фактически любое государство можно обвинить в сотрудничестве с терроризмом, превратить в международного «изгоя» и начать против него военные действия в рамках концепции гуманитарной интервенции. Как уже отмечалось, данная концепция была принята ООН в 2005 г. Ключевым принципом, на который опирается данная концепция, является идея о том, что суверенитет является не только привилегией, но и обязанностью. Соответственно, концепция подразумевает, что государственный суверенитет не только предоставляет правительству государства право заниматься своими внутренними делами, но и требует от правительства ответственности по защите своих граждан и вообще всех людей, живущих в границах данного государства. В случае если государство не осуществляет защиту обитающих в нем людей должным образом, из-за отсутствия возможностей или отсутствия воли, ответственность по защите этих людей переходит к международному сообществу. В основе концепции «Ответственность по защите» лежат три следующих условия: 1. Долг государства - не допускать совершение массовых злодеяний и защищать от них свое население. 2. В том случае, если государство не способно осуществлять подобную защиту самостоятельно, долг международного сообщества - оказать всю необходимую помощь данному государству. 3. В том случае, если государство препятствует защите населения или реализации миротворческой операции, на международном сообществе лежит обязанность вмешаться, в том числе путем реализации принудительных мер, как, например, введения экономических санкций против данного государства. При этом военная интервенция - крайняя и последняя мера, к которой может прибегнуть международное сообщество. Несмотря на общее принятие государствами-членами ООН концепции «Ответственность по защите», некоторые государства, в том числе Россия и Китай, критически настроены по отношению к самой концепции и/или методам ее реализации. В поддержку своей точки зрения критики концепции, поддерживающей гуманитарную интервенцию, приводят следующие аргументы: 1. В самой трактовке суверенитета как ответственности по защите прав человека в западном понимании заложена концентрация на западные ценности, разделение мира на «цивилизованные» и «нецивилизованные» страны. Из этого может следовать гегемония западных стран при принятии решений, «неоколониализм» в отношении стран, нарушающих права человека. Часть критиков концепции гуманитарной интервенции заявляют, что вся риторика о защите прав человека - лишь маскировка для 82 распространения мировой гегемонии США. 2. Одновременно с этим, возмущение критиков данной концепции вызывает зачастую произвольный характер силовых акций по гуманитарной интервенции, наносящий удар по их легитимности. Государства могут действовать в обход официальных институтов ООН или манипулируя ими, в связи с чем Дэвид Чендлер, британский политолог, охарактеризовал принятие данных решений как «законотворчество элитной группы западных государств». 3. По мнению ряда ученых, в том числе и российских, подобная практика (осуществление интервенций в связи с нарушениями прав человека) вызвала в 1990-х гг. значительный рост сепаратизма. Российский политолог А.А. Кокошкин заявляет, что такая практика «стимулирует радикальные группы внутри религиозных и этнических меньшинств на [74] обострение конфликтов вплоть до применения вооруженной силы в надежде на победу с помощью миротворческих сил;[75] [76] 4. Некоторые специалисты высказывают опасения, что практика гуманитарных интервенций может оказать негативное влияние на международные отношения в целом, так как из-за того, что в основном решения о реализации подобных мер принимаются западными странами, они могут вызвать создание коалиций против Запада и способствовать 84 повышению международной напряженности . Юристы, критикующие концепцию гуманитарной интервенции, указывают на то, что право на подобную практику не закреплено в международных документах, что особенно важно - в Уставе ООН (хотя в настоящее время и ведутся дискуссии о возможности закрепления этого права в Уставе), и, соответственно, не является легитимным. Также сложно контролировать то, насколько добросовестно подходят страны к реализации гуманитарной интервенции, и не руководствуются ли они при принятии решений своими собственными корыстными интересами. Соответственно, подобная практика имеет настолько огромное количество «подводных камней», что под сомнением оказывается сам смысл ее существования. Об этом заявлял, в частности, представитель британского Министерства иностранных дел (Foreign Office)[77]. Если рассматривать практическую сторону гуманитарной интервенции, то мы видим, что концепция «Ответственность по защите» подразумевает применение следующих методов при гуманитарной интервенции: - помощь в эвакуации населения с территорий, затронутых гуманитарной катастрофой и/или военными действиями, в том числе при помощи установления гуманитарных коридоров; - предоставление гуманитарной помощи той части населения, которая в ней нуждается, а также охрана пунктов раздачи гуманитарной помощи от мародерства и других посягательств; - обеспечение контроля над важнейшими объектами: резервуарами питьевой воды, электростанциями, телерадиоцентрами (с целью пресечения попыток призыва к насилию в случаях межэтнического или другого конфликта); - создание лагерей беженцев, а также обеспечение их снабжения и 86 охраны . Критика концепции «Ответственность по защите» звучит на достаточно высоком уровне. Так, по мнению директора правового департамента МИД России К.Г. Геворгяна, «ускорение демократических реформ извне не дает желаемых результатов, конфликты при этом усугубляются, ситуация в целом на международной арене дестабилизируется. Поэтому этот подход многими не разделяется» . В связи с несовершенством концепции представители стран-партнеров России по БРИКС (а именно Китая и Бразилии) занялись разработкой концепции, альтернативной «Ответственности по защите». Китайский вариант альтернативной концепции был разработан Жуанем Цзунцзе, заместителем директора Китайского института международных проблем при МИД КНР, и получил название «Ответственная защита» («Responsible protection»). Основные постулаты [78] [79] данной концепции были опубликованы в виде научной статьи в журнале «Китайские международные исследования» от 15 июня 2012 г. Статья критически анализирует реализацию западной концепции «Ответственность по защите» во время ливийских событий и излагает суть альтернативной программы «Ответственная защита». Смысл китайской концепции заключается в следующих пунктах: 1. Необходимо более четкое и ясное определение объекта «защиты». Объектом защиты и поддержки должен являться народ, гражданские лица, население конкретного государства, а также мир и стабильность в соответствующем регионе, а никак не политические партии или вооруженные формирования. 2. Необходимо обеспечить легитимность «защиты». В тех случаях, когда правительство государства неспособно защитить своих граждан или напрямую препятствует этому, исключительно Совет Безопасности ООН вправе делегировать другим государствам обязанность осуществлять защиту населения этого государства. 3. Необходимо строгое ограничение понятия «защита». Применение военной силы должно рассматриваться как вариант развития событий лишь в том случае, когда все прочие возможные дипломатические и политические средства урегулирования ситуации исчерпаны. 4. Цель «защиты» должна состоять исключительно в предотвращении гуманитарной катастрофы, а не в смене режима или приходе к власти каких-либо политических сил. Важно, чтобы государство, чья «защита» осуществляется международным сообществом, не оказалось после реализации мер по «защите» в худшем положении, чем до этой реализации. 5. Государства, реализующие «защиту» должны нести и осознавать ответственность не только за свои действия, предпринятые с целью предотвращения гуманитарной катастрофы, но и за последующее восстановление государства. 6. ООН, со своей стороны, должна разработать и способствовать работе механизма контроля и оценки ситуации в государстве, где были реализованы мероприятия по «защите» после завершения данных мероприятий. Бразильский вариант альтернативной концепции гуманитарной интервенции в целом схож с китайским. Он включает в себя следующие основные моменты, связанные с реализацией «защиты»: - государство (в случае его неспособности - международное сообщество) обязано использовать все имеющиеся в распоряжении мирные средства защиты населения от угрозы насилия и/или уничтожения; - военная сила может быть применена только с санкции Совета Безопасности ООН, а в исключительных случаях, - с санкции Г енассамблеи ООН в соответствии с резолюцией №377 от 3 ноября 1950 г. «Единство в пользу мира» (последний пункт не соответствует позиции Китая, а также России и других государств - постоянных членов Совета Безопасности; они считают, что во всех случаях вопрос о применении военной силы должен находиться в исключительной компетенции Совета Безопасности ООН); - военные операции должны осуществляться в строгом соответствии с международным правом, а также с мандатом, выданным Советом Безопасности или Г енассамблеей ООН; - применение военной силы должно быть строго ограничено правовыми, оперативными и временными критериями; - при реализации «защиты» осуществляющие ее государства должны во всех случаях стремиться к наименьшему использованию насилия и дестабилизации обстановки; - в случае применения военных действий, они должны быть использованы разумно, пропорционально и, в соответствии с целями, установленными Советом Безопасности ООН. Несмотря на некоторые различия в подходах, в целом позиции Китая и Бразилии достаточно близки, и их вариант концепции гуманитарной интервенции («Ответственная защита») представляется более взвешенным и соответствующим международному праву, чем принятый в 2005 г. вариант «Ответственность по защите». Важно всегда помнить, что любое применение государством военной силы в его взаимоотношениях с другим государством - нарушение международного права. Единственное исключение - если государство или группа государств прибегают к использованию военной силы в соответствии с мандатом ООН. Только ООН обладает правом на легитимное применение вооруженных сил для разрешения конфликтов, и любые вооруженные действия государств друг против друга, не санкционированные ООН, безусловно, являются противоправными. Не является исключением и «гуманитарная интервенция»: если она осуществляется без соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН, то она, конечно, представляет собой нарушение международного права. Одновременно с этим нельзя не отметить, что до сих пор не определен полный объем правил, запрещающих вмешательство во внутренние дела стран. По этому поводу до сих пор идут споры, в том числе и в западных государствах. С точки зрения международного права, гуманитарное вмешательство на деле оказалось прямым актом агрессии в полном соответствии с определением агрессии, принятым XXIX сессией Генеральной Ассамблеи ООН от 14 декабря 1974 г. Согласно ст.1. Агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций, как 88 это установлено в настоящем определении. 88. Мелков Г.М. Гуманитарное вмешательство (международно-правовые аспекты) // РЕМП. - 2000. - СПб.: Россия-Нева, 2000. - С. 290 - 298. Ст.2. данной резолюции гласит Применение вооруженной силы государством первым в нарушение Устава является prima facie свидетельством акта агрессии, хотя Совет Безопасности может в соответствии с Уставом сделать вывод, что определение о том, что акт агрессии был совершен, не будет оправданным в свете других соответствующих обстоятельств, включая тот факт, что соответствующие 89 акты или их последствия не носят достаточно серьезного характера Как известно, Устав ООН предусматривает законную с точки зрения международного права возможность применения силы только в двух случаях. Первый - индивидуальная или коллективная самооборона в ответ на вооруженное нападение на члена ООН. Второй - с санкции Совета Безопасности при угрозе международному миру и безопасности, решение о наличии которой принимает сам Совет. Согласно ст.39 Устава, Совет Безопасности определяет существование любой угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии и делает рекомендации или решает, какие меры следует предпринять в соответствии со статьями 41 и 42 для поддержания или восстановления международного мира и безопасности Опять же, согласно официальным формулировкам ООН, «агрессия влечет за собой международную ответственность» и, безусловно, является международным преступлением. Проект Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, подготовленный в рамках деятельности ООН, рассматривает интервенцию, вмешательство во внутренние или внешние дела государств именно как такое преступление. Международное право не допускает двойственного толкования: никакие соображения, в том числе и соображения о «гуманитарности» вооруженной интервенции, не могут служить ей оправданием. Тем более, гуманитарные акции не должны и не [80] могут осуществляться военными, антигуманными методами - с помощью бомбежек, обстрелов и т.д. Как бы то ни было, практика последних лет показывает, что гуманитарные интервенции - объективная реальность, более того, важная черта современных международных отношений. Их можно критиковать, но существовать они от этого не перестанут. Важный прецедент создал косовский кризис, когда НАТО провело гуманитарную интервенцию без санкции Совета Безопасности, что вызвало возмущение России и Китая, однако это возмущение ни к каким последствиям не привело. Соответственно, гуманитарная интервенция без санкций Совета Безопасности в сегодняшнем мире является хоть и не приветствуемой, но существующей нормой. НАТО как организация полагает, что подобная интервенция (без санкций СБ) может быть оправдана при следующих условиях: 1. Существует экстремальная ситуация, угрожающая массовыми бедствиями и гибелью многих людей. 2. Существование такой экстремальной ситуации подтверждено авторитетным источником. 3. Решение о гуманитарной интервенции невозможно провести через Совет Безопасности из-за применения права вето[81]. Очевидно, что вопрос правомерности и масштабов гуманитарных интервенций - это, в первую очередь, вопрос о том, какой из двух принципов, заложенных в международном праве, должен возобладать. Один из них объединяет в себе уважение к суверенному равенству, политической независимости и территориальной целостности государств и осознание недопустимости использования силы. Второй же исходит из заложенных в международном праве обязательств международного сообщества защищать права человека и оказывать помощь тем, чьи права систематически и жестоко нарушаются. Противостояние этих принципов, разумеется, затрагивает и вопросы глобального мира и безопасности. Оперируя соответствующими нормами международного права, в первую очередь, нормами Устава ООН, мы можем представить две теоретические ситуации, при которых возможно использование гуманитарной интервенции. Первая ситуация подразумевает, что правительство какого-либо государства проводит политику террора против собственного народа, постоянно нарушая права человека самым жестоким образом (примером подобной ситуации может служить режим «красных кхмеров» в Камбодже). Вторая же ситуация возникает в тех случаях, когда правительство страны терпит крах, в государстве устанавливается фактическое безвластие, сочетающееся с хаосом и бесконтрольными вооруженными столкновениями, возникающими из-за нарушения прав какой-либо части граждан (в западной терминологии такие страны называются «failed states»). При любой из двух описанных выше ситуаций вмешательство, в том числе и вооруженное, во внутренние дела страны является допустимым, если, конечно, оно направлено на восстановление порядка и законности в стране и на защиту граждан этой страны, а не на меркантильные личные цели государства или группы государств, осуществляющих подобное вмешательство. В связи с практикой последних лет, можно утверждать, что существуют два варианта развития ситуации: осуществление интервенции под эгидой и с санкции компетентной международной организации (ООН) либо многосторонние или односторонние действия государств без получения соответствующих санкций.[82] Если вооруженное вмешательство осуществляется силами ООН или с санкции ООН, действия сил, осуществляющих гуманитарную интервенцию, должны соответствовать Уставу ООН и коллективной системе безопасности, созданной в рамках ООН. Статья 2 Устава гласит: «Все Члены Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединенных Наций». Однако Устав ООН предполагает два исключения из правила, запрещающего применение силы или угрозы силой, которые упомянуты соответственно в статье 42 и статье 51. Статья 51 касается права государств на самооборону в случае нападения, и не относится к исследуемой теме. Что касается статьи 42, она допускает применение вооруженной силы Советом Безопасности ООН в случае, когда на основании статьи 39 Совет квалифицирует происходящее как «угрозу миру, нарушение мира или акт агрессии», а все остальные способы урегулирования ситуации исчерпаны или неэффективны. По статье 24, устанавливающей функции Совета Безопасности, Совету принадлежит исключительное право определять, существует ли в конкретной ситуации угроза мира, нарушение мира или акт агрессии. Из этого следует, что Совет Безопасности - единственный орган в структуре ООН, обладающий правом определять действия ООН в сложившейся ситуации (содержание мер изложено в статьях 41 и 42). Одновременно с этим статья 2 Устава ООН не ограничивает действия Совета Безопасности, так как прямо указывает: «Ничто, содержащееся в данном Уставе, не должно давать право ООН вмешиваться в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства, или требовать отмены представления таких дел на рассмотрение в порядке настоящего Устава, однако этот принцип не затрагивает применения принудительных мер, согласно Главе 7». Таким образом, Устав ООН абсолютно недвусмысленно трактует вопрос о допустимости применения силы и вмешательства во внутренние дела государства, напрямую утверждая, что принудительные меры, перечисленные в Главе 7 (где и содержится статья 42)[83], выходят за рамки принципа невмешательства во внутренние дела. Это логично: нарушения фундаментальных прав человека, являются тем случаем, когда действия государства невозможно отнести к сфере его исключительной внутренней компетенции из соображений гуманизма. Совет Безопасности, согласно статье 42, имеет полное право использовать силу, если массовые злодеяния, совершаемые тем или иным государством, несут угрозу международному миру и безопасности. Государства-члены ООН обязаны действовать в соответствии с принятым Советом Безопасности решением. Так, если даже Совет предоставил санкцию на принудительные меры каким-либо конкретным государствам членам, другое государство не может самовольно, без согласования своих действий с партнерами по ООН, также применить вооруженную силу против того государства, против которого направленные принудительные меры ООН. Использование вооруженной силы правомерно только в рамках решения Совета Безопасности, во всех других случаях оно запрещено в соответствии со статьей 2 Устава ООН. Таким образом, Совет, несмотря на большую власть, которой его наделяет международное сообщество, зачастую колеблется в вопросе одобрения проведения принудительных мер, предусмотренных статьей 42, в связи с нарушениями прав человека, происходящими в каком-либо государстве. Интересное развитие получила ситуация в Руанде, которой касалась Резолюция Совета Безопасности № 929 от 22 июня 1994 г. В данной резолюции Совет, с одной стороны, признал исключительность сложившегося в Руанде положения, с другой, - достаточно резко установил, что характер кризиса и его масштабы несут угрозу международному миру и безопасности в регионе. Исходя из этого, Совет санкционировал проведение странами-членами ООН военных операций, нацеленных на скорейшую 93 ликвидацию кризиса . Описанная выше практика подтверждает, что Совет Безопасности способен на применение «принудительных мер», предусмотренных статьями 39 и 42 Главы 7, в том числе и военного характера, для разрешения кризисов, связанных с массовыми и постоянными нарушениями прав человека в той или иной стране. Причина этого в том, что такие кризисы неизбежно заключают в себе угрозу международному миру и безопасности, если не прямую, то косвенную. Совет Безопасности при этом неизменно действует в рамках своих полномочий и не выходит за них, санкционируя применение силы в подобных ситуациях. Но было бы ошибочным шагом рассматривать реализацию подобных мер, принятых в соответствии с Главой 7 Устава ООН как поддержку доктрины «гуманитарной интервенции». Данные действия совершаются в рамках структуры ООН, в то время, как «гуманитарная интервенция» означает самовольное вторжение со стороны государства или группы государств, действующих без соответствующих санкций ООН. Таким образом, рассматривая вопрос о том, имеет ли право на существование гуманитарная интервенция сама по себе, вне рамок ООН, мы неизбежно приходим к однозначному ответу - нет. Международное право не предусматривает проведение подобной практики без санкций ООН. Текущая практика, однако, доказывает, что применение силы страной или группой стран, нацеленное на предотвращение или защиту от нарушений 93. Резолюция Совета Безопасности № 929 от 22 июня 1994 г. 131 основных прав человека в каком-либо государстве часто случается как без санкции соответствующих органов ООН, так и без позволения законного правительства данного государства.