Нормы в системе российского уголовного права

В настоящей работе уже указывалось, что первичным элементом системы российского уголовного права необходимо признать уголовно-правовые нормы; по мнению большинства авторов, это специфические правила поведения, регламентирующие поведение участников уголовно-правовых отношений, установленные и охраняемые государством.

Любая правовая норма по форме представляет собой общеобязательное властное веление, а по своему содержанию - одобряемое государством правило поведения (даже если оно выражено в негативной форме - через запреты и ограничения).

правоприменителей и профессорско-преподавательского состава - специалистов в области уголовного права подтверждает эту мысль: по мнению 27,5 % опрошенных лиц, нормы уголовного права безусловно оказывают

целенаправленное управляющее воздействие на поведение граждан; абсолютное большинство (67,9 %) согласны с этим утверждением, но с оговоркой, что данное воздействие осуществляется, но не во всех случаях. И лишь 2,8 % респондентов отрицают наличие регулятивных возможностей у уголовно-правовых норм (остальные 1,8 % затруднились с ответом на данный вопрос) (см. приложения 1, 2). Вызывает интерес тот факт, что наиболее высокий процент не согласных с фактом управляющего воздействия уголовно-правовых норм на поведение граждан выявлен среди дознавателей (9 %), что, на наш взгляд, может свидетельствовать об их большем правовом нигилизме и определенной профессиональной деформации.

К тому же не следует забывать и о том, что метод запрета не является единственным методом уголовно-правового регулирования, о чем уже указывалось в настоящей работе, поэтому помимо запретительных уголовноправовых норм следует выделить и иные их виды (обязывающие, управомочивающие, стимулирующие и др.). Именно этими нормами регламентируются правила поведения для должностных лиц правоприменительных органов, представляющих государство в уголовно - правовых отношениях, для лиц, уже совершивших преступление, в том числе отбывающих уголовное наказание или пребывающих в состоянии судимости, а также для лиц, пресекающих совершение преступлений.

Исходя из значения слова «правила» , можно предложить следующее определение уголовно-правовой нормы - это элемент системы российского уголовного права, определяющий порядок ее функционирования и участвующий в формировании приемлемых для государства типов поведения его граждан, выраженный вовне в виде государственно-властного веления в определенной юридической форме. То есть в первую очередь именно уголовно-правовые нормы определяют образование системы российского уголовного права как определенной упорядоченной целостности, функционирующей по определенным заданным и охраняемым государством установкам. Это первичные инструменты, с помощью которых отрасль уголовного права выполняет свои специальные юридические и социальные функции, что в свою очередь способствует достижению общественного порядка, гармонизации всей социальной системы в целом. То есть соответствующие правила создаются не для того, чтобы ^[157] государство воздвигло стену из запретов и ограничений для своих граждан, отгородилось от них и иногда направляло на нарушителей этих правил «острие карающего меча» отрасли уголовного права. Эти правила должны появляться в правовой системе государства для блага самих этих граждан, улучшения качества их жизни и охраны их прав, свобод и прочих социальных благ.

Относительно существования норм, определяющих не правила поведения, а правовые принципы, задачи, дефиниции и т. п., наша позиция заключается в следующем: действительно, в источниках права зачастую содержатся т. н. правовые установления отправного характера, определяющие общие организационные основы и принципы для правового регулирования общественных отношений в целом, однако факт их закрепления в соответствующем правовом акте не превращает их в правовую норму, а присваивает им лишь статус нормативно-правового предписания. Тождественная точка зрения была высказана известным теоретиком права дореволюционной России Ф. Кокошкиным: по его мнению, положения, буквально не содержащие приказов и запретов, не являются самостоятельными юридическими нормами, а только поясняют, дополняют или ограничивают нормы императивного характера» . Более того, представляется, что предписания уголовного законодательства о принципах и задачах отрасли следует включить в содержание системосохраняющего механизма уголовного права, ибо они определяют не только содержание каждой уголовно-правовой нормы, но и оказывают непосредственное воздействие на иные составляющие системы российского уголовного права: уголовно-правовые институты, субинституты и уголовноправовые отношения. Что касается дефинитивных предписаний, содержащихся в уголовном законодательстве и иных источниках уголовного права, представляется, что их также не следует признавать самостоятельными правовыми нормами, целостным правовым явлением; другое дело, что они могут дополнять содержание гипотез, диспозиций и санкций уголовно-правовых норм. Похожий вывод сделан и Т. В. Кленовой, которая отмечает, что все дефиниции ^[158] должны рассматриваться не как самостоятельные нормы, а как элементы содержания гипотезы, диспозиции или санкции уголовно-правовой нормы^[159]. Например, законодательные определения уголовного наказания (ч. 1 ст. 43 УК РФ), его различных видов (ст. 46-59 УК РФ) следует признать дополняющими содержание санкций запретительных уголовно-правовых норм.

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что уголовно-правовая норма по своему содержанию является сложным образованием, включающим в себя даже не одно правило поведения, а их некую совокупность, в том числе и ряд условий применения данной нормы и альтернативные варианты наступления различных последствий за ее несоблюдение. Поэтому ни в коей мере нельзя сводить содержание уголовно-правовой нормы к единичному правовому предписанию, выраженному в конкретной статье Общей или Особенной части Уголовного кодекса РФ. Сами по себе (не будучи подкрепленными иным нормативным материалом) эти правовые предписания не могу оказывать регулирующее воздействие на социальную практику, только в системе они способны осуществлять непосредственное регулирование общественных отношений и образовывать т. н. «логическую»^[160] (название дано по способу уяснения границ соответствующего понятия) или «виртуальную»^[161] уголовноправовую норму, которая никогда не имеет адекватную обособленную законодательную форму и содержание которой можно узнать из анализа ряда нормативных предписаний уголовного законодательства и иных формальноюридических источников российского уголовного права.

В связи с вышеизложенным весьма интересен вопрос о структуре уголовноправовых норм, ибо структурность признается неотъемлемым атрибутом всех существующих явлений, в том числе правовых, организующим началом для их содержания. В специальной литературе высказывались мнения о двухчленной структуре уголовно-правовой нормы, причем часть исследователей выделяют только диспозицию и санкцию (А. Н. Трайнин, И. И. Солодкин^[162]), другие - только гипотезу и санкцию (В. Г. Смирнов, Б. Т. Базылев, Е. В. Благов^[163]), некоторые (В. П. Малков, Е. Я. Мотовиловкер^[164]) - гипотезу и диспозицию; в последнее время все чаще отстаивается традиционная идея о трехчленной структуре уголовно-правовой нормы (Т. В. Кленова, Ю. Е. Пудовочкин^[165]), которая представляется наиболее оптимальной в связи с тем, что это характерно для правовых норм любой отраслевой принадлежности, поскольку только совокупное наличие всех вышеуказанных структурных элементов дает в итоге завершенное, самостоятельное правило поведения, реально задействованное в механизме правового регулирования. Как справедливо отмечает Ю. С. Жиницкий: «Без диспозиции норма немыслима, без гипотезы - бессмысленна, без санкции - бессильна»^[166]. При отсутствии хотя бы одной из трех указанных составных частей структуры следуемое из нормы правило теряет логическую осмысленность и целостность, а самое главное - способность реального воздействия на поведение участников общественных отношений. Более того именно такое понимание содержания и структуры уголовно-правовых норм побуждает сотрудников правоприменительных органов в работе активно сопоставлять неразрывно связанные между собой правовые предписания Общей и Особенной частей УК РФ и иных источников российского уголовного права, выделять и интегрировать элементы уголовно-правовых норм. Так, одни правовые предписания Общей части УК РФ насыщают и делают завершенной гипотезу запретительной уголовно-правовой нормы (например, положения о действии уголовного закона во времени и пространстве (ст.ст. 9-12 УК РФ), о неистечении сроков давности привлечения к уголовной ответственности и исполнения обвинительного приговора суда (ст. 78, 83, 94 УК РФ); о неистечении сроков погашения судимости или неснятии судимости (ст. 86, 95 УК РФ); об отсутствии малозначительности деяния (ч. 2 ст. 14 УК РФ) и добровольного отказа от преступления (ст. 31 УК РФ); об отсутствие обстоятельств, исключающих преступность деяния (ст. 37-42 УК РФ). Из других предписаний выводится содержательная часть диспозиции (например, это положения, характеризующие субъекта преступления: наличие определенного возраста - не менее 14 или 16 лет (ст. 20 УК); вменяемость (ст. 19-23 УК); положения, характеризующие объективную сторону: о неоконченном преступлении (ст. 29 УК); о совершении преступления в соучастии (ст. 32 УК); положения, характеризующие субъективную сторону преступления (ст. 25-28 УК) и др.). Общеизвестно, что наказание за совершение конкретного преступления предусмотрено в определенной статье Особенной части УК РФ, но субэлементом санкции соответствующей запретительной уголовно-правовой нормы будут выступать положения главы 9 («Понятие и цели наказания. Виды наказаний») и главы 10 («Назначение наказаний») Общей части УК РФ, а также главы 15¹ («Конфискация имущества») и т. д.

Теоретиками права отмечается, что структура правовой нормы может не совпадать со структурой статей закона^[167]. Применительно к уголовно-правовым нормам, их структура никогда не совпадает со структурой статей Уголовного кодекса РФ. Она всегда включает в себя целую совокупность правовых предписаний, содержащихся в том числе и за пределами отечественного уголовного законодательства. Наиболее очевидным это становится при анализе уголовно-правовых норм с бланкетным содержанием диспозиций, в которое включены правовые предписания, содержащиеся в нормативно-правовых актах не уголовной, а иной отраслевой принадлежности. Будучи включенными в содержание той или иной уголовно-правовой нормы, они могут преобразовывать их даже без изменения формально-юридических источников отрасли уголовного права. Так, в диспозицию запретительной уголовно-правовой нормы о нарушении правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств входят многочисленные правовые предписания, регламентирующие поведение водителей на дороге, закрепляющие критерии состояния опьянения, основания и процедуру признания лица, находящимся в соответствующем состоянии. Данные правовые предписания содержатся в нормативно-правовых актах, относящихся к отрасли административного права, т. е. за пределами уголовного законодательства и иных формально-юридических источников отрасли уголовного права, однако, будучи включенными в содержание соответствующей уголовно-правовой нормы, оказывают серьезное влияние на возникновение и развитие охранительных и предупредительных уголовно-правовых отношений.

Даже если все элементы уголовно-правовой нормы имеют «чистое» отраслевое содержание (следует признать это редким явлением по причине системного характера самого права, все отрасли и нормы которого объединены множеством связей и взаимозависимостей, характеризуются определенным «взаимопроникновением» друг в друга), часть правовых предписаний, из которых складывается соответствующая правовая норма, могут содержаться не в уголовном законодательстве, а в иных формально-юридических источниках отрасли уголовного права. Эту же черту отметил и В. П. Коняхин, подчеркнув, что уголовно-правовые нормы формально закреплены преимущественно (курсив наш. - А. Д.) в статьях Уголовного кодекса РФ^[168]. Слово «преимущественно» означает главным образом, большей частью, в основном^{[169] [170], то есть существует какая-то малая часть предписаний уголовно-правового характера, образующих содержание ряда уголовно-правовых норм, которая размещена за пределами уголовного законодательства, содержится в иных формально-юридических источниках отрасли уголовного права. Так, в диспозицию запретительной уголовно-правовой нормы о незаконном предпринимательстве входит правовое предписание, изложенное в п. 12 постановления № 23 Пленума Верховного Суда РФ от 18 ноября 2004 года «О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве» , об исчислении дохода от предпринимательской деятельности для целей ст. 171 УК РФ. Далее, правовые предписания о моменте окончания различных преступных деяний, содержащиеся в разъяснениях высшей судебной инстанции, следует признать важными юридическими составляющими диспозиции соответствующих запретительных уголовно-правовых норм.}

Прописывая момент окончания преступления в своих постановлениях, Пленум Верховного суда РФ оказывает серьезное влияние не только на отечественные юридическую практику и уголовно-правовую доктрину, но и на процессы соблюдения и защиты прав и свобод граждан, признаваемых участниками уголовно-правовых отношений. Так, в п.п. 10-11 постановления № 24 Пленума Верховного Суда РФ от 09 июля 2013 года «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» подробно разъясняется, в какой момент считаются оконченными получение и дача взятки, коммерческий подкуп, а также посредничество во взяточничестве в зависимости от характеристик незаконного вознаграждения. Отметим, что, по мнению ряда ученых, в настоящее время даже вполне возможно ставить на обсуждение вопрос о возможности признания момента окончания одним из объективных признаков

172

состава преступления , который, как правило, определяется за рамками уголовного законодательства.

Представляется, что не так важно где, в каком источнике права закреплено то или иное правовое предписание, самое главное - каково оно по своему содержанию, не противоречит ли иным правовым предписаниям, в совокупности составляющим уголовно-правовую норму. Особенно эта ситуация опасна, когда правовые предписания, не имеющие законодательной формы, входят в явное противоречие с положениями Уголовного кодекса РФ. Так, в п. 8 постановления № 14 Пленума Верховного Суда РФ от 05 июня 2002 года «О судебной практике по делам о нарушении правил пожарной безопасности, уничтожении или повреждении имущества путем поджога либо в результате неосторожного обращения с огнем» указано, что, «если в результате поджога собственного имущества причинен значительный ущерб ... имуществу, которое являлось совместной собственностью виновника пожара и иных лиц, действия такого лица, желавшего наступления указанных последствий или не желавшего, но ^{[171] [172]}

24

101

сознательно допускавшего их либо относившегося к ним безразлично, надлежит квалифицировать как умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества (курсив наш. - А. Д.) путем поджога (часть вторая статьи 167 УК РФ). В том случае, когда лицом совершен поджог своего имущества, в результате чего причинен по неосторожности вред в крупном размере ... имуществу, которое являлось совместной собственностью иных лиц и виновного, действия последнего надлежит квалифицировать как уничтожение или повреждение чужого имущества (курсив наш. - А. Д.) по неосторожности (статья 168 УК РФ)» . Однако согласно гражданскому законодательству (ст.ст. 244, 247, 253 ГК РФ) общая собственность (долевая или совместная) характеризуется единством объекта (имущества) при множественности субъектов (сособственников), каждый из которых является собственником этого имущества в целом, а не его части. Таким образом, имущество, находящееся в долевой или совместной собственности, является не чужим, а своим для всех без исключения сособственников, соответственно, такое имущество не должно признаваться предметом преступлений, предусмотренных ст.ст. 167, 168 УК РФ, в которых указывается в качестве такового исключительно чужое имущество.

Следовательно, Пленум Верховного суда РФ в данном случае существенно изменил (расширил) содержание диспозиций соответствующих запретительных уголовно-правовых норм вопреки законодательным предписаниям, закрепленным в ст.ст. 167, 168 УК РФ. В целях преодоления такого рода коллизий представляется целесообразным зафиксировать непосредственно в тексте уголовного закона положение о приоритете его предписаний по отношению к иным правовым актам, однако указать, что этот приоритет не является безусловным, а ограничен рамками специального предмета отраслевого

(уголовно-правового) регулирования.

Все вышеприведенные примеры касались лишь запретительных уголовноправовых норм, однако это хотя и преобладающая в системе российского уголовного права, но далеко не единственная их разновидность. Особенность

Бюллетень Верховного суда РФ. 2002. № 8. С. 5.

запретительных норм заключается в том, что они подразумевают воздержание от совершения предусмотренных в них (а следовательно, запрещенных) деяний. Можно сказать, что они возлагают на субъектов обязанность пассивного поведения, их суть заключается в пассивном обязывании, и они могут быть реализованы в форме соблюдения или несоблюдения. Для того чтобы ознакомиться с запретительными нормами системы российского уголовного права, необходимо тщательно изучить Особенную часть Уголовного кодекса РФ, из предписаний которой складывается смысл диспозиций соответствующих норм, суть сообщаемых ими правил поведения для населения. Исходя из специфики отраслевого режима, методов уголовно-правового регулирования общественных отношений именно данная разновидность уголовно-правовых норм является наиболее распространенной в отраслевой системе. Это уголовно-правовые нормы, запрещающие совершение убийств, краж, грабежей, изнасилований, террористических актов и пр. Большая часть их содержания (диспозиции и санкции) сконцентрирована в нормативных предписаниях Особенной части Уголовного кодекса РФ. Из текста практически каждой статьи Особенной части УК РФ (за исключением ст. 331 УК РФ) логическим способом можно сформулировать правило поведения. Хотя иногда законодатель придерживается и иного подхода, помещая в одну статью уголовного закона несколько разнородных (не близких по духу) правил поведения: так, в ст. 226.1 УК РФ предусмотрена ответственность за контрабанду сильнодействующих, ядовитых, отравляющих, взрывчатых, радиоактивных веществ, радиационных источников, ядерных материалов, огнестрельного оружия или его основных частей, взрывных устройств, боеприпасов, оружия массового поражения, средств его доставки, иного вооружения, иной военной техники, а также материалов и оборудования, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения, средств его доставки, иного вооружения, иной военной техники, а равно стратегически важных товаров и ресурсов или культурных ценностей либо особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов. Представляется, что в данном случае законодатель совместил в одной статье УК РФ диспозиции

нескольких запретительных уголовно-правовых норм, входящих в разные уголовно-правовые институты: норма о контрабанде оружия и других общеопасных предметов входит в структуру института уголовной ответственности за преступления против общественной безопасности; норма о контрабанде стратегически важных товаров и ресурсов принадлежит институту уголовной ответственности за преступления против безопасности государства; норма о контрабанде особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов - институту уголовной ответственности за экологические преступления (что косвенно подтверждается ссылкой в примечании 3 анализируемой статьи на ст. 258.1 УК РФ). Представляется, что такой подход не способствует гармоничному изложению в тексте уголовного закона нормативного содержания системы российского уголовного права, может привести к дестабилизации ее структуры, смешению ее элементов. Поэтому представляется целесообразным дополнить главу 29 УК РФ ст. 281.1 «Контрабанда стратегически важных товаров и ресурсов», а главу 26 - ст. 258.2 «Контрабанда особо ценных диких животных и водных биологических ресурсов», исключив соответствующие предписания из ст. 226.1 УК РФ.

С помощью запретительных норм осуществляется охранительная функция уголовного права и становится очевидным такой метод уголовно-правового регулирования, как установление запрета(ов). Не случайно в теории права подчеркивается, что уголовно-правовые нормы являются правоохранительными, в большинстве своем они подробно описывают противоправное поведение; их противоположность - регулятивные нормы - устанавливают определенные положительные правила поведения, рассчитаны на правомерное поведение субъектов правового общения . Однако в настоящей работе мы уже указывали на то, что не менее значимой функцией российского уголовного права является регулятивная, поэтому все уголовно-правовые нормы (и запретительные в том числе) можно отнести к регулятивным, они обращены к воле и сознанию ^[173]

адресатов, указывая на допустимость или нежелательность какого-либо их поведения. Представляется, что по способам воздействия на адресатов, предназначению и юридической форме следует выделять запретительные, обязывающие, управомочивающие, стимулирующие и рекомендательные уголовно-правовые нормы. В специальной литературе указывались и иные критерии данной классификации правовых норм: форма правовых предписаний (М. И. Байтин, В. К. Бабаев ), характер прав и обязанностей, устанавливаемых нормами (С. С. Алексеев^{[174] [175]), содержание и адресность норм (М. С. Поройко[176]). Учитывая, что под способом юридического воздействия принято понимать комплекс правовых средств, используемых государством для установления необходимого порядка связей, деяний и процессов, представляется, что все иные критерии данной классификации правовых норм вторичны, ибо они входят в соответствующий перечень правовых средств, используемых правотворческими органами, и зависят от специфики применяемого в данном случае способа юридического воздействия на общественные отношения. Именно он определяет и форму правовых предписаний, из текста которых складывается смысловое содержание той или иной правовой нормы, и характер прав и обязанностей участников соответствующих отношений; обусловливает содержание и адресность конкретных правовых норм.}

В то же время отметим, что перечень используемых правотворческими органами правовых средств далеко не безграничен, вид способа юридического воздействия зависит от их набора, сочетания между собой в определенной последовательности. Поэтому ряд авторов (О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский, А. В. Наумов, Л. И. Спиридонов и др.) указывают на некоторую искусственность данной классификации, привязку ее к чисто вербальным признакам выражения правовых норм в тексте уголовного законодательства и иных отраслевых источников. Мы со своей стороны, укажем, что главное - это не использованные

правотворческими органами деонтические модели, а общий посыл, который вложен в то или иное правило поведения (запрет, обязывание, дозволение или стимулирование), исключением являются только рекомендательные нормы - в отрасли уголовного права мы предлагаем их выделять по специфической рекомендательной форме источников, закрепляющих эти нормативно-правовые предписания). Так, абсолютное большинство норм, выраженных с помощью предписаний главы 12 УК РФ, являются управомочивающими, ибо они дозволяют адресату поступать определенным образом при наличии указанных в них условий и с учетом его усмотрения. Это нормы об условно-досрочном освобождении от наказания, о замене наказания, об освобождении наказания в связи с изменением обстановки, об отсрочке отбывания наказании. В таких законодательных предписаниях прямо говорится о том, что «суд может заменить» (ч. 1 ст. 80 УК РФ), «суд может отсрочить..» (ч. 1 ст. 82 и ч. 1 ст. 82.1 УК РФ) либо использованы иные деонтические модели: «лицо...подлежит условно-досрочному

освобождению, если судом будет признано.» (ч. 1 ст. 79 УК РФ), «лицо. освобождается от наказания, если будет установлено.» (ст. 80.1 УК РФ). То есть адресатам соответствующих норм предоставляется возможность совершать определенные деяния по своему усмотрению, основанному на законе. Существование такой возможности свидетельствует лишь о предполагаемом направлении юридически значимого поведения, которое может и не состояться.

Вышеупомянутые запретительные уголовно-правовые нормы подразумевают не только запрет описанных в них видов поведения, но и обязывание граждан воздерживаться от них. Управомочивающая норма о необходимой обороне предполагает обязывание должностных лиц правоохранительных и судебных органов не признавать преступлением причинение вреда в состоянии необходимой обороны. То есть выделенные классификационные группы достаточно условны, содержащиеся в них нормы могут быть выражены с помощью различных (иногда противоположных) правовых средств и предлагать различное поведение для разных адресатов. В теории права все эти виды норм считаются взаимодополняющими, служащими

гарантиями друг другу. В то же время и внутри них «уживаются» запрет и обязывание (в запретительных нормах), дозволение и обязывание (как в управомочивающей норме о необходимой обороне), стимулирование и дозволение (как, например, в правовой норме об освобождении от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием), стимулирование и обязывание (например, в правовой норме об освобождении от уголовной ответственности по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности) и пр. Выделять в

178

таких случаях первоочередного адресата, как предлагают некоторые авторы , нам кажется не всегда нецелесообразным, ибо уголовно-правовые нормы распространяют свое действие на всех участников уголовно-правовых отношений в равной мере: и на государство в лице компетентных органов, и на лиц, совершивших преступление, и на потерпевших, и на рядовых граждан, подпадающих под юрисдикцию национального законодательства. Причем граждане выступают в этих отношениях не объектом государственной деятельности, а необходимым субъектом, чье поведение также подлежит правовой регламентации. Поэтому критерием данной классификации мы предлагаем признать не просто способы юридического воздействия, использованные в процессе разработки тех или иных уголовно-правовых норм, а те цели, которые при этом преследовали правотворческие органы. Более того, определение конкретного способа, также обусловливающего отнесение правовой нормы к конкретной классификационной группе, на наш взгляд, в первую очередь определяется волей правотворческих органов, той идеей, которой они руководствовались при введении соответствующей уголовно-правовой нормы в систему российского уголовного права. Так, при введении правовых норм об освобождении от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием и по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности главной идеей правотворцев было стимулирование позитивного постпреступного поведения, способствование восстановлению прав и законных интересов потерпевшего, а также сокращению государственных расходов на содержание органов уголовной юстиции. Очевидно, что анализируемые уголовно-правовые нормы относятся к группе стимулирующих.

Обязывающие уголовно-правовые нормы - это отраслевые правила, содержащие специальные требования и ограничения для их адресатов, а также закрепляющие порядок (последовательность) выполнения соответствующих предписаний. То есть они обязывают субъектов уголовно-правовых отношений к определенному виду поведения и могут быть реализованы в форме исполнения либо применения. Одной из главных идей, которой руководствовались правотворческие органы при их разработке и принятии - это намерение поставить адресатов перед необходимостью выполнения соответствующего вида предписаний. Большинство обязывающих уголовно-правовых норм являются компетенционными, ибо они закрепляют обязанности должностных лиц и органов государства в уголовно-правовой сфере, предназначены для регламентации их властной деятельности. Так, М. С. Поройко отмечает, что такие нормы преобладают в сфере дифференциации уголовной ответственности (правила поведения из глав 9 и 10 и раздела 1 «Уголовный закон» УК РФ) . Действительно, к обязывающим уголовно-правовым нормам можно отнести нормы о действии уголовного закона во времени, в пространстве, о выдаче лиц, совершивших преступление, о видах наказаний, об общих и специальных правилах назначения наказания, об исчислении сроков наказаний и зачете наказания и пр. То есть данные нормы четко закрепляют признаки требуемого от адресатов поведения, исключают вариативность их реализации, устанавливают жесткие стандарты, обязательные требования, условия и ограничения, относящиеся к реализации этих норм, а также прописывают обязательный для субъектов порядок совершения определенных действий. Например, с помощью обязывающих правовых норм суд во время правоприменения определяет, каким должен быть объем уголовной ответственности лица за неоконченное преступление, при совершении преступления в соучастии, при множественности преступлений и т. п.

Возникает вопрос - могут ли быть адресатом обязывающих уголовноправовых норм граждане, физические лица, не наделенные властными полномочиями в уголовно-правовой сфере? Представляется, что это возможно, именно такие нормы, сложные по своей природе, «рассеянные» в уголовном законодательстве и иных отраслевых источниках, входят в содержание генерального уголовно-правового института уголовной ответственности. Именно они возлагают на лиц, совершивших преступление, юридическую обязанность подвергнуться уголовной ответственности, быть осужденным, наказанным и пребывать в состоянии судимости и в то же время предоставляют им права требовать соблюдения государственными органами и должностными лицами уголовного законодательства. Они опосредованно закреплены в тексте уголовного законодательства и иных формально-юридических источниках отрасли (ст. 4, ч. 1 ст. 5, ч. 1 ст. 6, ч. 2 ст. 7, ст.ст. 8, 43, ч. 1 ст. 60, ч. 1 ст. 86 и др. статьях УК РФ, в п.п. 5.1, 5.2, 5.9 и др. постановления Пленума Верховного суда РФ от 20 декабря 2011 года № 21 «О практике применения судами законодательства об исполнении приговора» ).

Учитывая особую категоричность обязывающих норм, то обстоятельство, что они закрепляют властно предписанное (необходимое) поведение субъектов уголовно-правовых отношений, представляется, что они должны быть сконцентрированы в основном формально-юридическом источнике отрасли - уголовном законе. Однако ряд обязывающих уголовно-правовых предписаний, составляющих содержание соответствующих норм, закреплены в некоторых постановлениях Пленума Верховного суда РФ, которые в настоящее время на территории РФ официально не признаются формально-юридическими источниками отрасли уголовного права и не являются обязательными. Так, в постановлении № 58 Пленума Верховного суда РФ «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» от 22 декабря 2015 года закреплены следующие обязывающие правила: в п. 34 «при применении ст. 62, 65 и 68 УК РФ в случае совершения неоконченного преступления, указанная в этих

статьях часть наказания исчисляется от срока или размера наказания, которые могут быть назначены по правилам ст. 66 УК РФ»; п. 39 «при установлении обстоятельств, предусмотренных как ч. 5, так и ч. 1 ст. 62 УК РФ, применяется совокупность правил смягчения наказания: вначале применяются положения ч. 5 ст. 62 УК РФ, затем - ч. 1 ст. 62 УК РФ. Таким образом, максимально возможное наказание в этих случаях не должно превышать: две трети от двух третьих - при рассмотрении уголовного дела в порядке, предусмотренном главой 40 УПК РФ, и две трети от одной второй - в случае, указанном, в ст. 226.9 УПК РФ» . То есть в данном постановлении четко и однозначно регламентированы необходимые для суда действия и их последовательность при назначении уголовного наказания при определенных условиях.

Представляется, что все меры должного поведения субъектов уголовно - правовых отношений должны быть закреплены либо на законодательном либо на официально признанном нормативном уровне. Поэтому представляется необходимым либо переместить все соответствующие предписания в текст уголовного законодательства (что приведет к его «разбуханию»), либо, что представляется нам более оптимальным, в Конституции РФ и судоустройственном законодательстве закрепить обязательность разъяснений Верховного суда РФ по вопросам судебной практики, их подчиненно-нормативный характер, а в ст. 1 УК РФ дать полный перечень формально-юридических источников отрасли, с включением в него подчиненно-нормативных постановлений Пленума Верховного суда РФ о судебной практике по уголовным делам.

Кроме того, представляется необходимым изменить форму некоторых правовых предписаний, составляющих содержание обязывающих норм, с помощью деонтических моделей «должно быть», «обязано», «надлежит», «следует», «необходимо», «подлежит», что в значительной мере позволит избежать двусмысленности и неясности их формулировок, облегчит толкование уголовно-правовых норм, исключит возможность применения обязывающих норм по усмотрению правоприменителей и прочие их преобразования, не

предусмотренные правотворческими органами. Например, в уголовном законодательстве предусмотрена обязывающая норма, согласно которой при совершении условно осужденным в течение испытательного срока тяжкого или особо тяжкого преступления суд должен отменить условное осуждение и назначить ему наказание по правилам о совокупности приговоров. Однако при изложении содержания данной нормы в ч. 5 ст. 74 УК РФ законодатель использует другие формулировки «отменяет условное осуждение и назначает...», которые запутывают правоприменителей, дают им основания полагать, что данная норма относится к управомочивающим. Так, при осуждении Самарским областным судом Коростина И. А. по п. «в» ч. 4 ст. 162, п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ суд, назначив ему наказание в виде пятнадцати лет лишения свободы, не принял решения об отмене условного осуждения по ранее вынесенному в отношении данного гражданина приговору Нефтегорского районного суда Самарской области от 15 января 2011 года, что исключило возможность применения ст. 70 УК РФ . В дальнейшем в результате обжалования вынесенный приговор был изменен Верховным судом РФ и допущенная ошибка была устранена .

Управомочивающие уголовно-правовые нормы вводятся в отраслевую систему с первичной целью наделения субъектов уголовно-правовых отношений теми или иными субъективными правами, они указывают на возможность активного использования данными лицами предоставленных им дозволений, т. е. тесно связаны с одноименным методом уголовно-правового регулирования (уголовно-правовое дозволение). Учитывая специфику режима и содержания отрасли уголовного права, корреляции ее методов, очевидно, что управомочивающие нормы имеют намного меньший удельный вес в структуре системы российского уголовного права, нежели чем запретительные и обязывающие правовые нормы. ^{[177] [178]}

Таким образом, управомочивающие уголовно-правовые нормы - это отраслевые правила, предоставляющие субъектам-адресатам право выбора одного из нескольких вариантов поведения и реализующиеся в форме использования и (или) применения. Так, гражданам предоставляются права на активную защиту от общественно опасных деяний и предупреждение общественно опасных последствий, закрепленные в уголовно-правовых нормах о необходимой обороне, о задержании лица, совершившего преступление, об обоснованном риске. Властные субъекты уголовно-правовых отношений наделяются правами, как правило, в сфере индивидуализации уголовной ответственности, где речь идет о применении абстрактного предписания к индивидуально-определенному случаю, к фактической жизненной ситуации по усмотрению соответствующих органов и должностных лиц. Так, к управомочивающим нормам относятся нормы о назначении более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление, о назначении условного осуждения, об отсрочке отбывания наказания и др. Главная идея законодателя при введении их в систему российского уголовного права - наделить их адресатов правами на совершение тех или иных действий с учетом их собственного усмотрения, при соблюдении указанных в уголовном законе условий их реализация будет удобна и выгодна для государства, а также благоприятствовать законным интересам других сторон уголовно-правовых отношений. Представляется, что именно управомочивающие уголовно-правовые нормы и определяют границы усмотрения правоприменителей и призваны служить гарантией законности и обоснованности их решений. Они позволяют максимально точно применить предписание уголовного закона к конкретной жизненной ситуации, ибо невозможно все многообразие обстоятельств дела, особенностей личности преступников учесть только лишь с помощью императивных (запретительных и обязывающих) предписаний отраслевых источников.

Что касается текстуальных форм выражения управомочивающих норм, то они, как правило, излагаются с помощью деонтических моделей «может быть» (например, уголовно-правовая норма об освобождении от уголовной ответственности в связи с применением принудительных мер воспитательного воздействия), «вправе» (например, уголовно-правовая норма об изменении категории преступления) и т. п. Однако не всегда законодатель придерживается вышеуказанных деонтических моделей, тем самым затрудняя толкование соответствующих уголовно-правовых предписаний, создавая условия для нарушения прав граждан и в целом режима законности в сфере борьбы с преступностью. Учитывая существенную степень репрессивности отрасли уголовного права, особую опасность приобретают случаи ошибочного признания управомочивающими обязывающих норм, применение которых призвано улучшить положение лиц, совершивших преступление. Так, уголовно-правовая норма об обстоятельствах, смягчающих наказание, является обязывающей, т. к. законодатель, формулируя ее в уголовном законодательстве, исходил из необходимости смягчения наказания преступникам при установлении хотя бы одного из обстоятельств, указанных в ч. 1 ст. 61 УК РФ, или иных обстоятельств (не указанных в ч. 1 ст. 61 УК РФ), свидетельствующих о существенном уменьшении степени общественной опасности совершенного деяния или самого деятеля, т. е. достаточно жестко обязал суд к определенному поведению. В данной норме, несмотря на ее общий обязывающий характер, имеют место вкраплениями и дозволение, и запрет (первое проявляется в разрешении суду учитывать в качестве смягчающих и иные обстоятельства, не предусмотренные уголовным законодательством; второе выражается через запреты двойного учета соответствующих обстоятельств и превышения определенных пределов наказания при наличии смягчающих обстоятельств, предусмотренных пунктами «и» и (или) «к» ч. 1 ст. 61 УК РФ и отсутствии отягчающих обстоятельств. Подтверждение этому можно обнаружить в п. 28 постановления № 58 Пленума Верховного суда РФ «О практике назначения судами РФ уголовного наказания» от 22 декабря 2015 года. Там говорится, что установление обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание, имеет важное значение при назначении лицу, совершившему преступление, как основного, так и дополнительного наказания; в связи с этим в приговоре следует указывать, какие обстоятельства суд признает смягчающими и отягчающими наказание^{[179] [180]. Термин «следует», как уже указывалось в настоящей работе, употребляется при формулировке обязывающих норм и подразумевает обязательность выполнения каких-либо требований. Однако в правоприменительной деятельности данную норму зачастую причисляют к управомочивающим, устанавливая в ходе судебного разбирательства те или иные смягчающие обстоятельства, но не учитывая их при назначении наказания или официально не признавая их таковыми.}

Так, приговором Куйбышевского районного суда г. Самары от 19.10.2011 г., Разгоняев Е. В. был осужден по ч. 1 ст. 158, ч. 1 ст. 116, ч. 1 ст. 161, п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ к 4 годам 6 месяцам лишения свободы. Суд надзорной инстанции смягчил назначенное наказание по ч. 1 ст. 161 УК РФ и по совокупности преступлений, так как суд первой инстанции не учел наличие по данному преступлению явки с повинной, предусмотренной п. «и» ч. 1 ст. 61 УК РФ в качестве смягчающего обстоятельства, хотя сведения об этом имелись в материалах уголовного дела . Далее, приговором Новокуйбышевского городского суда Самарской области от 08.06.2012 года по ч. 3 ст. 30, п. «а» ч. 2 ст. 166 УК РФ осужден 16-летний К*** А. Ю. к 1 году 8 месяцам лишения свободы условно с испытательным сроком на 2 года При назначении наказания суд в приговоре указал, что учитывает несовершеннолетний возраст осужденного и возмещение ущерба, однако не признал данные обстоятельства смягчающими^[181].

Приведенные примеры подтверждают целесообразность использования рекомендованных выше четких и ясных деонтических моделей правовых предписаний при формулировании обязывающих и управомочивающих правовых норм в отраслевых источниках для достижения точности уголовно-правового регулирования. Поэтому представляется необходимым изложить ч. 1 ст. 61 УК РФ в следующей редакции: «Смягчающими обстоятельствами должны быть признаны...». Тождественные изменения следует внести и в ч. 1 ст. 63 УК РФ.

В результате анализа обязывающих и управомочивающих уголовноправовых норм отметим, что они могут иметь в своем содержании предписания запретительного характера, предусматривающие т. н. «исключения» - ситуации, случаи, на которые данные нормы не распространяются. Так, обязывающая норма об освобождении от отбывания наказания в связи с истечением сроков давности обвинительного приговора суда содержит в себе и запрет применения данной нормы к лицам, осужденным за совершение сопряженных с осуществлением террористической деятельности преступлений, а также ряда преступлений против мира и безопасности человечества. Данная норма относится к разновидности обязывающих, ибо ее суть заключается в закреплении мер должного поведения для суда при истечении сроков давности обвинительного приговора. Включение в ее содержание предписаний запретительного характера не меняет характера и вида анализируемой уголовно-правовой нормы. То же самое актуально и для управомочивающих уголовно-правовых норм: так, норма о назначении условного осуждения закрепляет усмотрение суда, предоставляет ему право выбора вариантов поведения при назначении уголовного наказания, тем не менее, содержит в себе и запрет ее применения к определенным категориям лиц (осужденных за совершение преступлений террористической направленности, при опасном и особо опасном рецидиве и т. д.).

Так как для отрасли уголовного права характерен в основном императивный характер методов регулирования, то вполне закономерно преобладание в отраслевой системе обязывающих и запрещающих правовых норм и небольшое количество управомочивающих. Однако в настоящей работе мы уже упоминали о таком дополнительном методе уголовно-правового регулирования охранительных правоотношений, как поощрение, проявляющееся через существование и действие т. н. стимулирующих норм. Ряд авторов именуют данную разновидность

норм поощрительными . Представляется, что определение «стимулирующие» более для них подходяще по следующим соображениям: эти нормы содержат в себе модель постпреступного поведения, желательную для государства и стимулируемую предусмотренными в них мерами. Они призваны стимулировать лиц, совершивших преступления, к будущему социально-активному поведению, одобряемому государством и желательному для участников уголовно-правовых отношений. Данное стимулирование осуществляется через определение характера и объема устраняемых или смягчаемых (в ответ на позитивное постпреступное поведение) реальных или потенциальных уголовно-правовых ограничений и обременений.

Кроме того, поощрение видится нам обязательной реакцией государства на перевыполнение требуемых стандартов, показателей, за особый вклад, заслуги в той или иной социальной сфере. Соответственно, лицо, продемонстрировавшее такое поведение, имеет право на правовое поощрение, а государство в лице своих органов обязано его применить. Однако данные соображения не в полной мере соответствуют специфике уголовно-правового регулирования, поскольку позитивное постпреступное поведение лица (деятельное раскаяние, примирение с потерпевшим, исправление, возмещение причиненного вреда и т. п.) не является его особой заслугой, это некая добровольная компенсационная мера, необходимая для наиболее быстрого восстановления правопорядка. Лицо, продемонстрировавшее такое поведение, имеет право на снижение объема реальных или потенциальных уголовно-правовых ограничений и обременений, однако государство решает данный вопрос, как правило, по усмотрению своих компетентных органов, это не является их обязанностью.

Очевидно, что любое стимулирующее воздействие связано с добровольностью, свободой выбора поведения и заинтересованностью тех лиц, поведение которых подлежит правовому регулированию. То есть стимулирующие ^[182] уголовно-правовые нормы побуждают своих адресатов - лиц, совершивших преступления, к таким вариантам постпреступного поведения, которые выгодны и желательны для государства, т. е. предполагают повышение позитивной активности граждан, так и для других участников уголовно-правовых отношений (например, потерпевших). Такое побуждение происходит за счет создания режима благоприятствования для удовлетворения собственных законных интересов вышеуказанных лиц (отмены или смягчения уголовно-правовых ограничений и обременений).

Применение стимулирующих уголовно-правовых норм выражает положительную оценку государством постпреступного поведения лица, совершившего преступления. Введение данных норм в систему российского уголовного права обусловлено стремлением законодателя максимально способствовать исправлению осужденных и восстановлению нарушенных прав потерпевших. Иными словами, путем различных правовых стимулов (сокращение срока отбывания наказания, смягчение наказания и т. д.) такие уголовно-правовые нормы побуждают осужденных к добросовестному отношению к труду, надлежащему соблюдению режимных требований в период отбывания наказания, к воздержанию от совершения новых преступлений, к полному либо частичному заглаживанию вреда, причиненного потерпевшему.

Стимулирующие уголовно-правовые нормы не столько распространены в системе российского уголовного права (по сравнению с запретительными и обязывающими нормами) в силу специфики его отраслевого режима. Это обстоятельство объясняет их достаточно малый объем в исследуемой отрасли права. В то же время в специальной литературе отмечается, что они тем не менее характеризуют весьма действенный способ коррекции человеческого поведения, способный изменить данное поведение даже тогда, когда угроза наказания оказывается бессильной . ^[183]

В современной системе российского уголовного права можно выделить и описать следующие конкретные разновидности стимулирующих уголовноправовых норм: об освобождении от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием, в том числе и специальные уголовно-правовые нормы об освобождении от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием по конкретным видам преступлений (похищение человека, торговля людьми, ограничение конкуренции, оказание противоправного влияния на результат официального спортивного соревнования или зрелищного коммерческого конкурса и др. (в настоящее время соответствующих специальных норм насчитывается 35)); об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим; о назначении условно-досрочного освобождения от отбывания наказания; о замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания; об отсрочке отбывания наказания больным наркоманией; о снятии судимости.

Все эти нормы объединяет тот факт, что в отличие от запрещающих и обязывающих уголовно-правовых норм они не имеют принудительного характера, не содержат в себе угрозу применения тех или иных негативных последствий в случае их игнорирования, они лишь «одобряют», «поддерживают» позитивное (желательное для государства) постпреступное поведение лица, совершившего преступления. В конечном итоге они побуждают лицо к правомерному поведению в настоящем и будущем времени, поэтому несомненны их тесные генетические связи с предупредительными уголовно-правовыми отношениями.

Можно заключить, что специфика содержания соответствующих правовых норм обусловливает и своеобразие их структуры: входящие в их состав санкции всегда являются положительными, связаны со смягчением или даже устранением уголовно-правового обременения в связи с социально одобряемым поведением лица.

В системе российского уголовного права каждая разновидность правовых норм имеет собственное предназначение, решает специфические задачи, выполняет присущие им «нагрузки». Предназначение стимулирующих уголовноправовых норм заключается в том, чтобы побудить адресатов к определенному поведению, к добровольному по собственной инициативе выполнению стимулирующих предписаний уголовного законодательства. Совершение соответствующих активных постпреступных действий априори поддерживается государством, влечет их одобрение в различных формах вплоть до устранения уголовно-правового обременения. Стимулирующие нормы обладают определенной волевой заряженностью и целевыми установками: их реализация способна изменить правовой статус лица, совершившего преступление (улучшить его положение), создает условия для развития положительных черт в его характере, содействует специальной превенции преступлений, способствует достижению целей отрасли уголовного права и оптимизирует процессы уголовноправового воздействия. При этом реализация стимулирующих правовых норм удобна и выгодна всем субъектам уголовно-правовых отношений: и государству (ускорение и удешевление процессов уголовно-правового регулирования), и потерпевшим (как правило, условием реализации данных норм выступает полное либо частичное возмещение вреда, причиненного преступлением), и лицам, совершившим преступление, для законных интересов которых создается специальный режим благоприятствования в связи с их добровольным и активным позитивным постпреступным поведением.

Таким образом, стимулирующие уголовно-правовые нормы - это отраслевые правила, побуждающие лиц, совершивших преступления, к добровольному социально одобряемому поведению, влекущему за собой возможность смягчения или даже устранения уголовно-правовых обременений. Их адресатом являются как лица, совершившие преступления, именно по отношению к ним содержится призыв к социально полезному поведению, так и правоприменители - для них определяются пределы их полномочий относительно характера и объема возможного смягчения или устранения уголовно-правовых обременений. Следовательно, данные правовые нормы реализуются в юридической практике в форме использования и применения.

Следующая разновидность правовых норм достаточно специфична для уголовного права в силу своеобразия его отраслевого режима. Это т. н.

рекомендательные уголовно-правовые нормы, наделенные лишь рекомендательной силой. То есть это определенные общие правила, которые рекомендуются государством для реализации, устанавливают варианты наиболее желательного с точки зрения государства урегулирования общественных отношений, относящихся к предмету отрасли уголовного права.

В общей теории права эта разновидность норм, как правило, выделяется по признаку характера необязательности или форме содержащихся в них

предписаний. Так, В. Л. Кулапов определяет рекомендательную норму как «правило поведения, указывающее на желательное развитие относящихся к компетенции адресата общественных отношений, позволяющее ему учесть свои конкретные условия, возможности и резервы и поддерживаемое в своей

реализации мерами позитивного и негативного характера со стороны

государства» . При этом он указывает на существование особого рекомендательного метода правового регулирования общественных отношений и на сокрытую в рекомендательных нормах возможность вообще отказаться от предлагаемого поведения при отсутствии необходимых условий для его осуществления. Соглашаясь с определением рекомендательных норм, предложенным данным автором, мы в то же время подвергнем сомнению возможность существования рекомендательного метода уголовно-правового регулирования в связи с особой степенью императивности и карательным характером процессов уголовно-правовой регламентации общественных отношений. Отметим, что уголовно-правовые нормы всегда обладают той или иной степенью обязательности, и государство обладает средствами воздействия негативного характера в случае игнорирования или даже нарушения рекомендательных уголовно-правовых норм. Иное и представить сложно, ибо уголовно-правовые нормы, будучи тесно связанными с ограничением прав и ^[184] свобод граждан, являются своеобразным гарантом их соблюдения, подлежат безусловной реализации в различных формах, выбор которых не может быть привязан исключительно к усмотрению адресата.

Поэтому нами сделан вывод о том, что рекомендательные нормы в российском уголовном праве относятся к иной классификационной группе, нежели чем запрещающие, обязывающие и управомочивающие правовые нормы. Рекомендательные уголовно-правовые нормы необходимо выделять не по признаку характера их необязательности, не по тому смысловому значению, которое вложили в них их создатели, а по специфической рекомендательной форме правовых актов, содержащих образующие их предписания. Данная рекомендательная форма обусловлена тем фактом, что эти предписания закреплены в формально-юридических источниках отрасли, обязательность которых официально нигде не закреплена, не прописана. Из всех существующих отраслевых источников это характерно для постановлений Пленума Верховного суда РФ, разъясняющих отдельные вопросы судебной практики по уголовным делам. Представляется, что все правовые нормы, изложенные в данных правовых актах, следует в настоящее время отнести к группе рекомендательных, ибо их формальная обязательность нигде не закреплена. В то же время, как мы уже указывали в настоящей работе, им присуща фактическая обязательность, что

-190

подтверждается и многочисленными опросами правоприменителей , и специальными научными исследованиями по данной теме^{[185] [186]. Мы со своей стороны вспомним знаменитый постулат о том, что практику следует признать основным критерием истины и обратимся к анализу правоприменительной практики, из которого следует, что судебные решения, игнорирующие разъяснения Пленума Верховного суда РФ, в итоге отменяются или изменяются, причем зачастую даже с официальным указанием на их несоответствие позициям высшей судебной инстанции страны.}

Так, П. был осужден по ч. 1 ст. 30, ч. 5 ст. 228.1 УК РФ к 10 годам лишения свободы со штрафом в размере 200 тысяч рублей. В кассационной жалобе осужденный оспаривал судебные решения в части назначенного ему наказания, полагая, что оно не соответствует требованиям ч. 1 ст. 62 и ст. 66 УК РФ. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации изменила приговор по следующим основаниям. Как усматривается из приговора, суд, разрешая вопрос о назначении П. наказания, учел в качестве смягчающего наказание обстоятельства активное способствование раскрытию и расследованию преступления при отсутствии отягчающих наказание обстоятельств. При этом суд нижестоящей инстанции не усмотрел оснований для применения в отношении осужденного ч. 1 ст. 62 УК РФ, ссылаясь на ч. 3 ст. 62 УК РФ, согласно которой положения ч. 1 ст. 62 УК РФ не применяются, если соответствующей статьей Особенной части УК РФ предусмотрены пожизненное лишение свободы или смертная казнь. В этом случае наказание назначается в пределах санкции соответствующей статьи Особенной части УК РФ. По мнению Верховного суда РФ, указанная позиция является ошибочной, поскольку не учитывает, что ограничения, предусмотренные ч. 3 ст. 62 УК РФ на применение ч. 1 ст. 62 УК РФ закон связывает с возможностью назначения пожизненного лишения свободы либо смертной казни конкретному лицу, что в случае с осужденным П., совершившему неоконченное преступление, противоречило бы требованиям ч. 1 ст. 66 УК РФ. В обоснование своей позиции суд ссылается на п. 37 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 декабря 2015 г. № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания», согласно которому правила части 3 статьи 62 УК РФ о неприменении положений части 1 этой статьи не распространяются на лиц, которым в силу закона не назначается пожизненное лишение свободы, в том числе на лиц, совершивших неоконченное преступление. То есть ранее вынесенное судебное решение не соответствует данному разъяснению и подлежит изменению. В силу изложенного Судебная коллегия пришла к выводу о том, что в данном случае назначаемое осужденному наказание не могло превышать шести лет восьми месяцев лишения свободы и смягчила П. наказание по ч. 1 ст. 30 и ч. 5 ст. 228.1 УК РФ до 6 лет 7 месяцев лишения свободы^{[187] [188].}

По нашему мнению, о юридической характеристике постановлений Пленума Верховного Суда РФ, о том насколько они обязательны, следует судить по тому воздействию, какое они фактически оказывают на правоприменителей и юридическую практику. Данное влияние огромно, причем оно распространяется за пределы органов судебной власти, затрагивает и иных адресатов уголовно-

- ~ 193

правовых норм: дознавателей, следователей, прокуроров, адвокатов . Следовательно, правовые нормы, образуемые из содержащихся в разъяснениях предписаний, с большой долей условности можно признать рекомендательными.

Противоположностью рекомендательных уголовно-правовых норм являются уголовно-правовые нормы, закрепленные в официально признаваемых источниках российского уголовного права, обязательность которых неоднократно подчеркивалась законодателем (ст. 3, 9, 10, прим. 2 ст. 228, прим. 2 ст. 228.3 и др.), назовем их «директивными» («уставными»), именно они по своему смысловому назначению и способам юридического воздействия на адресатов подразделяются на запретительные, обязывающие, управомочивающие, стимулирующие нормы.

Очевидно, что рекомендательные правовые нормы в процессе своего создания и при реализации тесно связаны с «директивными» («уставными») нормами уголовного права. Они создаются и функционируют на их базе, можно сказать «обслуживают» их, являясь при этом менее стабильными, но и более гибкими одновременно. Например, рекомендательные нормы, обслуживающие запретительные уголовно-правовые нормы, содержатся в постановлении Пленума Верховного суда РФ от 15 июля 2006 года № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами». К ним следует отнести правила квалификации незаконного сбыта в ходе проверочной закупки или иного оперативно-розыскного мероприятии, правила квалификации незаконных действий с соответствующими средствами или веществами, совершенных в целях осуществления умысла на их незаконных сбыт (существенно изменившиеся 30 июня 2015 года) и пр.

Чтобы быть правомочными, рекомендательные правовые нормы не должны противоречить «директивным» («уставным») правовым нормам, а правовые акты, являющиеся их юридической формой (постановления Пленума Верховного суда РФ), должны приниматься в строгом соответствии с УК РФ и иными формально-юридическими источниками отрасли уголовного права. Представляется, что данное правило необходимо закрепить на законодательном уровне, в тексте УК РФ.

В то же время рекомендательные правовые нормы следует признать самостоятельным регулятором уголовно-правовых отношений, они оказывают влияние на всю систему российского уголовного права, входят в ее структуру как самостоятельный элемент (специфическая разновидность уголовно-правовых норм), обогащают содержание уголовно-правовых институтов и субинститутов, в совокупности с другими уголовно-правовыми нормами определяют возникновение, изменение и прекращение уголовно-правовых отношений.

Возникая в результате консолидации судебной практики по уголовным делам, рекомендательные нормы влияют не только на правоприменительные процессы, но и на законотворческие: Так, в первоначальной редакции уголовного закона «директивная» («уставная») норма о назначении наказания при наличии смягчающих обстоятельств была изложена весьма кратко - было сформулировано правило, что при наличии смягчающих обстоятельств, предусмотренных пунктами «и» и «к» части первой статьи 61 УК РФ, и отсутствии отягчающих обстоятельств срок или размер наказания не могут превышать трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей санкцией статьи Особенной части УК РФ. Нормативная недостаточность на практике породила многочисленные вопросы у юридического сообщества: сколько необходимо установить обстоятельств, чтобы применить ст. 62 УК РФ; должны ли быть эти обстоятельства указаны и в п. «и», и в п. «к» ч. 1 ст. 61 УК РФ или достаточно только одного пункта и пр. Тогда Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении № 40 от 11.06.1999 г. «О практике назначения судами уголовного наказания» сформулировал более развернутое рекомендательное предписание, согласно которому правила, изложенные в статье 62 УК РФ, могут применяться судами при наличии хотя бы одного из перечисленных в пунктах «и» и «к» статьи 61 УК РФ смягчающих обстоятельств, если отсутствуют отягчающие обстоятельства^[189]. Далее, это предписание было продублировано и расширено в постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 2 от 11 января 2007 г. «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания»: «по смыслу закона правила, изложенные в статье 62 УК РФ, могут применяться судами при наличии хотя бы одного из перечисленных в пунктах «и» и (или) «к» части первой статьи 61 УК РФ смягчающих обстоятельств, если при этом отсутствуют либо не признаны судом отягчающие наказание обстоятельства»^[190]. И только через 9 лет эта рекомендация высшей судебной инстанции приобрела статус «директивной» («уставной») правовой нормы, закрепленной на законодательном уровне: Федеральным законом от 14.02.2008 № 11-ФЗ «О внесении изменения в статью 62

Уголовного кодекса Российской Федерации»^{[191] [192] [193] ч. 1 ст. 62 УК РФ была приведена в соответствие с позицией высшей судебной инстанции нашей страны.}

Таким образом, рекомендательные уголовно-правовые нормы могут предшествовать во времени тождественным «директивным» («уставным») нормам. Рекомендательные нормы при этом играют роль первой согласованной артикуляции (формулирования, выражения вовне) определенного правила поведения, которое до этого существовало лишь имплицитно или формулировалось индивидуально по конкретным уголовным делам. В них впервые официально отражается согласованная концептуальная модель системы отношений государства в определённой сфере противодействия преступности.

Кроме того, рекомендательная норма может быть решающим фактором изменения содержания существующих «директивных» («уставных») уголовноправовых норм. Например, рекомендательное предписание постановления Пленума Верховного Суда РФ № 58 от 22 декабря 2015 г. «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» изменило обязывающие уголовно-правовые нормы о видах рецидива: в п. 46 постановления указано, что по смыслу ст. 18 УК РФ совершение особо тяжкого преступления лицом, имеющим судимость за тяжкое преступление, за которое он отбывал лишение свободы, образует опасный рецидив преступлений. Отметим, что в самом уголовном законе соответствующих признаков опасного рецидива не названо. Однако судебная практика давно пошла по такому пути , по сути, сначала сформировав правоположение, а затем это устоявшееся в правоприменении правило оформил в качестве рекомендательной нормы Верховный Суд РФ в своих официальных разъяснениях. Еще раз подчеркнем, что данное предписание лишь по форме сформулировано как рекомендательное, по своему содержанию оно представляет собой обязывающую норму, соблюдаемую правоприменителями.

Рекомендательные уголовно-правовые нормы, как правило, помогают установить точное содержание «директивных» («уставных») норм, используются как дополнительное средство при правовом обосновании определённых действий и решений государственных органов и их должностных лиц в сфере противодействия преступности. Однако помимо своего регулятивного предназначения они выполняют и прогностические функции, ибо помогают определить, как будут применяться и развиваться существующие «директивные» («уставные») уголовно-правовые нормы,, выявляют тенденции и перспективы развития регулируемых уголовно-правовых отношений.

Еще раз подчеркнем, что в настоящее время в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ содержатся фактически действующие обязывающие, управомочивающие уголовно-правовые нормы и их элементы, а также элементы стимулирующих правовых норм, однако по своей форме, в связи с особым статусом источников, в которых они содержатся, они одновременно являются и рекомендательными, что ни в коем случае не означает их необязательности в юридической практике. Поэтому мы считаем, что существование данной разновидности правовых норм в российском уголовном праве является временным - до момента официального признания разъясняющих постановлений Пленума Верховного Суда РФ отраслевыми формально-юридическими источниками. Как только это произойдет - рекомендательные нормы исчезнут из системы российского уголовного права.

Особого внимания заслуживает вопрос о целесообразности выделения среди уголовно-правовых норм такой разновидности как дефинитивные нормы, содержащие определения базовых правовых терминов и категорий. Даже в теории права выделение данного вида правовых норм является достаточно спорным, ибо это противоречит классическому пониманию нормы права как правила поведения, социального регулятора. Исследователи, поддерживающие идею необходимости выделения дефинитивных норм, подчеркивают их специфичность и по предназначению, и по структуре, отмечая, что они в большинстве случаев участвуют в правовом регулировании не самостоятельно, а в устойчивых сочетаниях с регулятивными и охранительными нормами права, т. е. не могут выступать в роли самостоятельных оснований возникновения правоотношений, и содержат в своей структуре, как правило, только диспозицию.^[194] Зарубежными учеными дефинитивные нормы не относятся к нормам права. Так, по мнению Г. Кельзена, нормы права представляют собой предписания (то есть приказания, позволения и уполномочивания)^[195], следовательно, дефиниции - легальные определения правовых понятий, содержащихся в статьях законов, не могут быть признаны нормами права.

Мы со своей стороны отметим, что исходя из поддерживаемой нами концепции сложносоставной, интегративной природы уголовно-правовой нормы невозможно существование в системе российского уголовного права дефинитивных норм, содержание которых зачастую сводится к одной статье уголовного закона или даже к примечанию к ней. Мы уже писали о том, что факт закрепления легальных дефиниций в уголовном законодательстве не превращает их в правовую норму, а присваивает им лишь статус нормативно-правового предписания уголовно-правового характера. Соответствующие предписания, будучи закрепленными как в уголовном законодательстве, так и в иных источниках уголовного права, не являются по своей сути целостным правовым явлением, они всегда лишь «довесок» к той или иной запретительной, обязывающей, управомочивающей или стимулирующей норме (в том смысле, что они дополняют содержание их гипотез, диспозиций и санкций), а иногда и к целому уголовно-правовому институту или субинституту. То есть дефиниции не участвуют в непосредственном уголовно-правовом регулировании общественных отношений, они не устанавливают каких-либо запретов, дозволений, обязываний и рекомендаций, они не могут выступать в роли самостоятельных оснований возникновения уголовно-правовых отношений. Для обоснования вышеприведенной позиции проанализируем типичные примеры для якобы «дефинитивных» норм уголовного права, описываемые в специальной литературе, - это нормы, определяющие понятия преступления (ч. 1 ст. 14 УК

ЛА1

РФ), уголовного наказания (ч. 1 ст. 43 УК РФ) . Действительно, в ч. 1 ст. 14 УК РФ содержится законодательная дефиниция понятия преступления, однако утверждать о том, что это самостоятельная норма уголовного права, на наш взгляд, безосновательно, по той простой причине, что невозможно установление факта существования в реальной действительности некого абстрактного преступления вообще, всегда речь идет о конкретных преступных деяний (кражах, грабежах, мошенничествах, убийствах, побоях и т. д.). В то же время все виды преступлений содержат в себе признаки, перечисленные ч. 1 ст. 14 УК РФ. Это указывает на то, что соответствующее законодательное предписание является неотъемлемым элементом содержания диспозиции любой запретительной нормы (о краже, грабеже, мошенничествах, убийствах, побоях и т. д.), помогает уяснить сущность запрещенного поведения относительно разных объектов уголовноправовой охраны. Однако это предписание можно признать и элементом содержания гипотезы стимулирующих уголовно-правовых норм: закрепляя правила постпреступного поведения, желательного для государства и потерпевших, условием их действия выступает то обстоятельство, что лицо совершило то или иное преступление, признаки которого в обобщенном виде определены в ч. 1 ст. 14 УК РФ и детально описаны (применительно к каждому виду преступных деяний) в статьях Особенной части УК РФ.

Те же выводы можно сделать и в результате анализа законодательной дефиниции понятия уголовного наказания (ч. 1 ст. 43 УК РФ). В

правоприменительной практике виновному лицу не назначается абстрактное ^[196] наказание, применяется всегда конкретный его вид. Логично предположить, что в содержание диспозиции обязывающих уголовно-правовых норм о видах наказаний входят вышеуказанные нормативно-правовые предписания. В то же время для любой запретительной нормы та же самая легальная дефиниция выступает элементом содержания санкции, ибо в обобщенном виде описывает последствия несоблюдения уголовно-правовых запретов.

Особого внимания заслуживает вопрос о статусе дефиниций, содержащихся в примечаниях к отдельным статьям Особенной части УК РФ (прим. к ст. 139, прим. 1 к ст. 158, прим. 1 к ст. 285 и др.). Большинство исследователей признает их феноменом текста УК РФ, структурным элементом законодательного текста, технико-юридическим приемом, используемым для выражения правовых предписаний и способствующим конкретизации, уточнению содержания уголовно-правовых норм, однозначному и точному пониманию и применению уголовного закона . А вот относительно соотношения примечаний-дефиниций с уголовно-правовыми нормами отсутствует единство позиций и имеют место диаметрально противоположные точки зрения. Так, по мнению А. П. Войтовича, примечания не имеют структурной связи с содержание уголовно-правовых норм, не относятся к элементам права . С ним принципиально не согласна Ю. В. Сомова, указывая, что примечания структурированы в рамках юридической нормы и занимают определенное место в системе отрасли уголовного права^{[197] [198] [199]. Еще более категорична С. Н. Рубанова, выделяющая уголовно-правовые нормы- определения, предусмотренные примечаниями к статьям УК РФ, однако не имеющие самостоятельного уголовно-правового значения[200]. Представляется, что примечания-дефиниции являются характерным структурным элементом уголовного закона, а не отраслевой системы, но в то же время имеют с ней тесные связи, ибо из текста данных примечаний можно узнать часть содержания структурных элементов запретительных уголовно-правовых норм (как правило, их диспозиций и иногда гипотез). Так, благодаря тексту примечаний, раскрывающих понятия «жилище» (прим. к ст. 139 УК РФ), «механические транспортные средства» (прим. к ст. 264 УК РФ) и пр., мы в более полном объеме можем узнать содержание диспозиций соответствующих уголовно-правовых норм, запрещающих определенные типы человеческого поведения. То есть в примечаниях, как правило, конкретизируются отдельные признаки составов преступлений (в наших примерах - место совершения преступления, предмет преступления), дается их развернутая характеристика и четкие ориентиры для правоприменителей. Однако в последнее время все чаще стали встречаться примечания-дефиниции, в которых указываются условия (обстоятельства), при наличии которых соответствующий уголовно-правовой запрет актуализируется, а норма, его содержащая - вступает в действие. Такими конкретными жизненными обстоятельствами оказываются факты предыдущего административного преследования за аналогичные деяния («неоднократная неуплата средств» - прим. к ст. 157 УК РФ; «неоднократная розничная продажа» - прим. к ст. 151.1 УК РФ и др.). В таких примечаниях не только указываются отдельные признаки составов преступлений (время совершения преступления, повторность деяния, признак специального субъекта - лица, уже подвергнутого административному наказанию за аналогичное деяние), но и перечисляются условия, при наличии которых данные уголовно-правовые нормы вступают в действие, подлежат реализации: факты предыдущего административного преследования (как однократного, так и многократного (см., например, примечание к ст. 212.1 УК РФ)) за аналогичное деяние, факты вступления в законную силу постановления о назначении административного наказания и факты исполнения (неисполнения) данного постановления. Это свидетельствует о том, что благодаря примечаниям- дефинициям мы можем узнать не только более полное содержание диспозиций соответствующих запретительных уголовно-правовых норм, но и частичное содержание их гипотез. Еще раз отметим, что само по себе содержание примечаний, в отрыве от остального нормативного материала, не годится для осуществления самостоятельных регулятивных функций, для выражения государственно-властного веления в полном объеме (в данных случаях - относительно запрещения той или иной модели поведения).}

Невозможно представить существование в системе отрасли уголовного права правовых норм, не имеющих самостоятельного уголовно-правового значения, лишенных способности выступать регуляторами общественных отношений, лишенных «начинки» в виде свода определенных правил, обязательных как для правоприменителей, так и для граждан. Поэтому, на наш взгляд, примечания-дефиниции не являются уголовно-правовыми нормами, их можно признать своеобразным строительным материалом для последних, используя который в процессе мыслительной деятельности, возможно выявить и раскрыть смысл вышеуказанных «кирпичиков» отраслевой системы.

Точно такие же выводы можно сформулировать и относительно возможности выделения дефинитивных норм в качестве особой разновидности уголовно-правовых норм. Законодательные дефиниции действительно имеют большое значение для конкретизации и уточнения содержания уголовноправовых норм, однако сами по себе не могут выступать регуляторами общественных отношений, не содержат в себе моделей определенного поведения субъектов. И даже ярые сторонники идеи существования дефинитивных норм сами отмечают данные обстоятельства, указывая, что «отклонения от дефинитивных норм происходят исключительно в рамках правоотношений, основанных на нормах-правилах, в которых содержатся понятия, определяемые в соответствующих нормах-дефинициях»^[201], т. е., по сути, признавая их лишь элементом содержания «традиционных» правовых норм-правил.

Итак, в системе российского уголовного права существуют запретительные, обязывающие, управомочивающие, стимулирующие и рекомендательные уголовно-правовые нормы, их существование обусловлено поливариантным выражением в них государственной воли, их предназначением, юридической формой и силой. При определении вида уголовно-правовой нормы необходимо исходить из текста (его смысла и формы, использованных деонтических моделей, ключевых слов и словосочетаний) образующих ее правовых предписаний. Так, большую часть содержания запретительных уголовно-правовых норм мы можем узнать из текста Особенной части УК РФ, обязывающих и управомочивающих норм, как правило, из предписаний Общей части УК РФ; содержание стимулирующих уголовно-правовых норм рассредоточено (расконцентрировано), причем в последнее время наблюдается перевес предписаний стимулирующего характера в Особенной части УК РФ ; содержание рекомендательных уголовноправовых норм становится известным из текста разъяснений Пленума Верховного Суда РФ.

На наш взгляд, наиболее изученными в системе российского уголовного права являются запретительные нормы . Это и не удивительно в связи с тем, что именно в них в первую очередь выражается специфическая сущность отрасли, сконцентировано содержание уголовной репрессии. Эти нормы предназначены для разрешения наиболее острых социальных конфликтов, поэтому их основное содержание (большую его часть) мы можем узнать из текста уголовного закона (его Особенной части), т. к. регулируемые ими отношения нуждаются в стабильной и четкой регламентации. Все остальные нормы, по нашему мнению, являются обслуживающими, «сервисными» по отношению к запретительным нормам, их инфраструктурой, создаются для удовлетворения потребностей, возникающих в ходе реализации запретительных норм; их привязка к уголовному ^{[202] [203] закону менее жесткая, их содержание могут составлять нормативные предписания и иных формально-юридических источников уголовного права. Подробнее вопрос о внутрисистемных связях между уголовно-правовыми нормами разных видов исследован в параграфе 2 главы третьей настоящей работы.}

Отметим, что рассмотренная классификация уголовно-правовых норм далеко не единственная, исследователями выделяются и иные виды уголовноправовых норм. Представляется, что из них особое внимание следует уделить делению норм на общие и специальные, в связи с наибольшей теоретической и практической значимости данной классификации. Общеизвестно, что любая правовая норма представляет собой некое общее правило поведения неперсонифицированного характера, поэтому обозначение данной классификации следует признать достаточно условным, но устоявшимся в доктрине уголовного права и признанным в тексте уголовного законодательства (ч. 3 ст. 17 УК РФ). Отметим, что определить, какая норма является общей, а какая специальной, можно только сравнивая их между собой, при этом перед правоприменителем всегда встает задача выбора одной нормы из конкурирующей пары - той, которая наиболее полно отражает фактические обстоятельства совершенного деяния и отвечает всем условиям применения в данном конкретном случае. В специальной литературе общие и специальные нормы различают по пределам предмета регулирования и (или) объему признаков содержания^[204]. В теории уголовного права наиболее исследованным является вопрос о соотношении общей и специальной запретительных уголовно-правовых норм в связи с его особым значением в процессе квалификации преступлений. Исследователями отмечено, что конкретизация общей уголовно-правовой нормы осуществляется с целью усиления или смягчения уголовной ответственности за отдельную разновидность описанного в ней преступления. Диспозиция статьи дополняется правовыми предписаниями об акцессорных объективных или субъективных признаках деяния, которые выражают его видовое своеобразие и влияют на степень его общественной опасности, тем самым изменяя санкцию общей уголовно-правовой нормы в сторону смягчения или усиления. Как правило, чаще всего дополняются характеристики потерпевшего, предмета преступления, способа совершения и субъекта преступления . В свете изложенного представляется, что более универсальным критерием, определяющим соотношение общих и специальных уголовно-правовых норм, следует признать объем признаков сообщаемого в норме правила поведения, а не предмет регулирования. Отметим, что до сих пор исследователями не предложена действенная методика выявления в уголовном законодательстве специальных норм, не разработаны рекомендации для законодателя, как излагать (формулировать) специальные нормы, что чревато серьезными затруднениями для правоприменителей. Так, вопреки законодательному запрету относительно возможности признания совокупности преступлений в случае, если деяние одновременно предусмотрено общей и специальной нормами, правоприменители иногда допускают очевидные ошибки в процессе квалификации преступных посягательств. Например, действия Д., совершившего хищение огнестрельного оружия и боеприпасов, были неправомерно дополнительно квалифицированы как незаконное приобретение этих же предметов, т. е. по совокупности преступлений предусмотренных ч. 3 ст. 222 и п. «а» ч. 4 ст. 226 УК РФ^{[205] [206], хотя эти нормы в данном случае соотносятся между собой как общая и специальная, поэтому их обоюдное вменение нарушило не только устоявшиеся правила квалификации, но и уголовно-правовой принцип справедливости, согласно которому никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление. В свете изложенного разработка проблем законодательного закрепления, выявления и реализации общих и специальных уголовно-правовых норм видится перспективным направлением для будущих научных исследований.}

Отметим, что несмотря на свою базисность и первичность сами по себе уголовно-правовые нормы, не будучи реализованными на практике в конкретных

правоотношениях, не блокируясь в определенные уголовно-правовые институты и субинституты, не смогут выполнить тот объем нагрузки, который возложен на отрасль российского уголовного права. Только вместе, в своем единстве уголовно-правовые нормы институты, уголовно-правовые отношения обеспечивают выполнение регулятивной, охранительной и иных функций соответствующей отраслью права. Уголовное право является реальным правом, действительным регулятором социальной жизни лишь при условии реализации уголовно-правовых норм, в том случае если подавляющее большинство из них являются реально действующими, а не «мертвыми». Последними признаются не реализующиеся в общественных отношениях правовые нормы , их следует признать «выпадающими» из системы уголовного права элементами, которые, как правило, лишают ее качества системности, в результате чего существенно снижается эффективность системы в целом. Именно с помощью анализа существующих уголовно-правовых отношений можно выявить соответствующие «нежизнеспособные» уголовно-правовые нормы, в принципе не реализуемые в юридической практике и подрывающие функциональное предназначение отрасли уголовного права. Такие нормы не реализуются не из-за отсутствия условий, предусмотренных их гипотезой, а из-за объективной неосуществимости самих норм, их категорическим неприятием ни в социальной, ни в юридической практике. Как правило, в таких нормах предусмотрены недоказуемые либо практически не существующие условия реализации нормы или определены невозможные деяния; так, в 2011 г. в Уголовном кодексе Российской Федерации появились новые статьи 173.1 и 173.2, однако практически сразу же специалисты в области уголовного права заявили о том, что данные статьи относятся к разряду «мертвых» норм , так как реально работать они не могли. Причины крылись в ^{[207] [208] трудности (а зачастую и невозможности) установления ряда признаков данных составов преступлений, употребленных законодателем в первоначальной редакции соответствующих статей: например, термин «образование юридического лица» не использовался ни в гражданском, ни в налоговом праве, непонятно, как надо было бы квалифицировать содеянное при реорганизации без образования нового юридического лица; далее, весьма дискуссионным был признак «подставных лиц» (в уголовном законе было прописано, что это лица, которых ввели в заблуждение, однако возникал вопрос, как быть с остальными лицами, например, с неосведомленными или с теми, которые согласились на соответствующие деяния, зная об их характере и последствиях?). Соответствующие нормы, по классификации М. Бабаева и Ю. Пудовочкина, следует именовать «мертворожденными», ибо они принимаются в демонстрационных целях при отсутствии реальной возможности в использовании уголовно-правового инструментария для решения той или иной социальной проблемы . Через три с половиной года законодатель постарался реанимировать неудачные уголовно-правовые нормы через внесение необходимых изменений - разъяснив в самом уголовном законе признак «образование юридического лица» как его создание или реорганизацию и уточнив понятие «подставных лиц», что это не только введенные в заблуждение, но и лица, без ведома которых были внесены данные о них в единый государственный реестр юридических лиц, а также лица, которые являются органами управления юридического лица при отсутствии у них цели управления юридическим лицом . Данная законодательная правка, по сути, представляют собой мероприятия, направленное на «оживление» уголовно-правовых норм, находящихся в состоянии «клинической смерти». Возникает риторический вопрос, по какой причине эти два состава преступления первоначально были сконструированы без надлежащего [209] [210] научного и криминологического сопровождения и успешно внедрены в российское уголовное законодательство? Очевидно, что источники уголовного права не должны содержать нормативных предписаний, описывающих преступления только на бумаге, не востребованных юридической практикой либо вообще не встречающихся в социальной действительности.}

От «мертвых» норм необходимо отличать т. н. «спящие нормы», их существование в законодательстве необходимо в связи с выполнением ими важной предупредительной функции; эти нормы фактом своего существования в определенной мере блокируют возможность причинения обществу тяжких последствий в результате посягательств на блага, в литературе справедливо относимые к абсолютным ценностям^{[211] [212]. Соответствующие нормы не}

применяются по причине объективно редкого совершения описанных в них деяний (например, к ним относятся уголовно-правовые нормы о преступлениях против мира и безопасности человечества и др.). Со своей стороны, отметим, что «спящие» правовые нормы все равно реализуются в социальной действительности через предупредительные уголовно-правовые отношения и не могут быть признаны «мертвыми», т. е. они являются работающей частью уголовно-правовой системы, с ними вынуждены соотносить свое поведение граждане и иные лица.

В специальной литературе выделяются и иные виды уголовно-правовых норм: например, в зависимости от адресата сообщаемых в них правил поведения различают уголовно-правовые нормы, регулирующие поведение граждан и уголовно-правовые нормы, регламентирующие деятельность государственных органов . Данная классификация не представляется нам актуальной и значимой в связи с тем, что все уголовно-правовые нормы оказывают единое регулирующее воздействие на каждого участника (субъекта) уголовно-правовых отношений, ибо

право, любая его норма - в первую очередь регулятор социального поведения людей в рамках различных общественных отношений. Так, компетенционные уголовно-правовые нормы, регламентирующие деятельность государственных органов в уголовно-правовой сфере, в то же время наделяют граждан правом требовать предписанного законом поведения от их должностных лиц. Так, компетенционная норма (по своему предназначению в системе российского уголовного права - обязывающая для судебных органов) об освобождении от отбывания наказания в связи с истечением сроков давности обвинительного приговора обязывает правоприменителей принять соответствующее решение при наличии необходимых условий, но в то же время предоставляет гражданам право ходатайствовать о неприведении в исполнение вынесенного приговора. Например, постановлением суда от 26 января 2016 г. ходатайство осужденной К. о неприведении в исполнение приговора от 16 апреля 1997 г. за давностью исполнения обвинительного приговора, было удовлетворено, и К. была освобождена от отбывания наказания по указанному приговору . Мы уже указывали, что уголовно-правовые нормы могут быть выражены с помощью различных (иногда противоположных) правовых средств и предлагать различное поведение для разных адресатов. Такое многообразие используемых правовых средств, их взаимодополнение в одной правовой норме служит гарантиями соблюдения прав и свобод человека, законности и обоснованности решений правоприменителей. Еще раз подчеркнем, что уголовно-правовые нормы распространяет свое действие на всех участников уголовно-правовых отношений в равной мере.

Особого внимания заслуживает изучение вопроса о создании уголовноправовых норм, о включении их в систему российского головного права. В специальной литературе высказано мнение, что данный процесс осуществляется путем «опредмечивания» в создаваемых нормах знаний о выявленных ^[213] закономерностях жизнедеятельности общества, а истинность этих знаний

219

проверяется путем «эксплуатации» созданных правовых норм , т. е. в правореализационной деятельности. С этим следует согласиться, ибо подготовке проекта правового акта уголовно-правового характера должны предшествовать процессы выявления и познания закономерностей функционирования системы российского уголовного права для их максимального учета и отражения при моделировании будущих уголовно-правовых норм. Представляется, что существенную помощь правотворческим органам в этом должны оказывать именно представители научной общественности, обладающие глубокими научными знаниями об уголовном праве, о динамике отрасли, имеющие сведения о глубинных сущностных сторонах, связях уголовно-правовых явлений, хорошо разбирающиеся в отраслевых категориях и умеющие достаточно точно прогнозировать социально-правовые последствия от вводимых новелл. Несомненно, что уголовно-правовые нормы, созданные при серьезном научном сопровождении, будут обогащать и развивать систему российского уголовного права. И наоборот, отсутствие доктринальной поддержки или ее «символическое» присутствие свидетельствует о том, что правотворческие органы не проводили научных исследований по выявлению закономерностей функционирования уголовно-правовой системы, как правило, они ограничиваются наличными юридическими знаниями, сведениями о результативности действующих правовых норм, в лучшем случае - еще и о соответствующей правотворческой деятельности зарубежных стран. Сводя такие разнородные, неполные, иногда противоречивые сведения в единое целое - создаваемую уголовно-правовую норму или их совокупность - правотворческие органы могут столкнуться с различного рода затруднениями и проблемами и впоследствии результаты реализации вводимых ими новелл могут оказаться иными, нежели чем они планировали.

В процессе правореализации уголовно-правовое регулирование переходит на уровень индивидуального регулирования поведения конкретных лиц, ибо на ^[214]

основе действующих уголовно-правовых норм возникают уголовные правоотношения, появляются взаимные права и обязанности у их участников. Таким образом, процессы правореализации, в первую очередь правоприменения, представляют собой процедуру измерения деяний и поступков различных лиц с помощью уголовно-правовых норм. Поэтому важно помнить о том, что в процессе создания уголовно-правовых норм как своеобразных масштабов, средств «измерения» поведения людей осуществляется не только пополнение, обогащение системы российского уголовного права, но и акт творения объективной реальности, вид социально-правовой инженерии, требующий тщательного и взвешенного научного подхода.

Подытоживая вышеизложенное, отметим, что изучение уголовно-правовых норм как первичных частиц системы уголовного права способствует познанию ее природы, выявлению ее тенденций развития. Знания о содержании, структуре и видах уголовно-правовых норм, о критериях их «вписываемости» в отраслевую систему составляют научное обеспечение не только правотворческого, но и правоприменительного процессов, способствуют их совершенствованию, облегчают процессы правореализации и в целом создают условия для эффективного противодействия преступности.

Выводы:

1. Уголовно-правовая норма - это первичный элемент системы российского уголовного права, определяющий порядок ее функционирования и участвующий в формировании приемлемых для государства типов поведения его граждан, выраженный вовне в виде государственно-властного веления в определенной юридической форме.

2. Уголовно-правовые нормы выражают определенные заданные и охраняемые государством установки для функционирования системы российского уголовного права, в то же время отражая в своем содержании отраслевые закономерности.

3. Уголовно-правовая норма по своему содержанию является сложным образованием, включающим в себя определенную совокупность правил поведения в сфере общественных отношений, являющихся предметом уголовноправовой регламентации. Данные правила выражены вовне в разрозненных нормативно-правовых предписаниях, не изложены в одной статье УК РФ, а зачастую расконцентрированы по различным формально-юридическим источникам отрасли.

4. Нормативно-правовые предписания, из текста которых образуется содержание уголовно-правовых норм, должны быть согласованы между собой с учетом безусловного приоритета предписаний, содержащихся в УК РФ. Представляется целесообразным зафиксировать непосредственно в тексте уголовного закона положение о приоритете его предписаний по отношению к иным правовым актам, однако указать, что этот приоритет не является безусловным, а ограничен рамками специального предмета отраслевого (уголовно-правового) регулирования.

5. Уголовно-правовая норма - это структурный элемент системы российского уголовно права, а нормативно-правовые предписания уголовноправового характера - структурный элемент текста формально-юридических источников отрасли. То есть уголовно-правовая норма представляет собой преображенную в сознании текстовую информацию с помощью анализа лексических единиц предписаний, их функционально-семантических свойств и смысловых связок.

6. Мы поддерживаем идею о трехчленной структуре уголовно-правовой нормы (наличие гипотезы, диспозиции, санкции), которая представляется наиболее оптимальной в связи с тем, что только совокупное наличие всех вышеуказанных структурных элементов дает в итоге завершенное, самостоятельное правило поведения, реально задействованное в механизме уголовно-правового регулирования.

7. Среди многообразия видов уголовно-правовых норм выделим их классификацию на запретительные, обязывающие, управомочивающие и стимулирующие. Первичным критерием данной классификации мы предлагаем признать способы юридического воздействия, использованные в процессе разработки и оформления уголовно-правовых норм. Данные способы, на наш взгляд, в первую очередь определяются волей правотворческих органов, той основной идеей, которой они руководствовались при введении соответствующей уголовно-правовой нормы в систему российского уголовного права. Соответственно, суть этих идей сводится либо к установлению запрета, либо к наложению обязанностей, либо к предоставлению прав или к побуждению адресатов к определенному добровольному поведению по собственному усмотрению. Следовательно, важно установить общий посыл, который вложен в те или иные правила поведения (запрет, обязывание, дозволение или стимулирование) при их создании.

8. Запретительные уголовно-правовые нормы включают в себя правила о воздержании от совершения предусмотренных в них деяний. Они возлагают на субъектов обязанность пассивного поведения и могут быть реализованы в форме соблюдения или несоблюдения.

9. Обязывающие уголовно-правовые нормы - это отраслевые правила о необходимости выполнения специальных требований и ограничений для их адресатов, а также о последовательности соответствующих действий; они реализуются в форме исполнения либо применения.

10. Управомочивающие уголовно-правовые нормы - это отраслевые правила о наделении субъектов правами на совершение тех или иных действий с учетом их собственного усмотрения; реализуются в форме использования и (или) применения.

11. Стимулирующие уголовно-правовые нормы - это отраслевые правила об инициировании со стороны субъекта желательного для государства поведения посредством возможного в будущем смягчения либо устранения уголовно - правовых ограничений и обременений.

12. Значимость данной классификации заключается в том, что она способствует правильному пониманию и верной интерпретации уголовно- правовых норм в правоприменительной деятельности. Кроме того, автором разработан ряд рекомендаций по изменению оформления отдельных правовых предписаний с помощью подходящих деонтических моделей («должно быть», «обязано», «надлежит», «следует», «необходимо», «подлежит», «может быть», «вправе» и др.).

13. Отметим, что выделенные классификационные группы достаточны условны, соответствующие нормы могут быть выражены с помощью различных правовых средств и предлагать различное поведение для разных адресатов. То есть внутри одной нормы могут «уживаться» запрет и обязывание, дозволение и обязывание, стимулирование и дозволение, стимулирование и обязывание и пр. Такое многообразие используемых правовых средств, их взаимодополнение в одной правовой норме служит гарантиями соблюдения прав и свобод человека, законности и обоснованности решений правоприменителей. Главное для исследователей и правоприменителей - верно установить волю правотворческих органов, ту основную идею, которая была заложена правотворцами в соответствующую уголовно-правовую норму при ее введении в систему российского уголовного права (и ее последующие корректировки).

14. Следующая разновидность уголовно-правовых норм - рекомендательные нормы. Они относятся к иной классификационной группе, ибо выделяются нами не по признаку характера их необязательности, не по тому смысловому значению, которое вложили в них их создатели, а по специфической рекомендательной форме правовых актов, содержащих соответствующие предписания. Данная рекомендательная форма обусловлена тем фактом, что обязательность некоторых формально-юридических источников российского уголовного права официально нигде не закреплена, не прописана. Из всех существующих отраслевых источников это характерно для постановлений Пленума Верховного суда РФ, разъясняющих отдельные вопросы судебной практики по уголовным делам.

15. Противоположностью рекомендательных уголовно-правовых норм являются правовые нормы, закрепленные в официально признаваемых обязательными источниках российского уголовного права. Данную группу норм представляется корректным именовать «директивными» (или «уставными»).

16. Рекомендательные уголовно-правовые нормы помогают установить точное содержание «директивных» («уставных») норм, используются как дополнительное средство при правовом обосновании определённых действий и решений государственных органов и их должностных лиц в сфере противодействия преступности. Кроме того, они выполняют прогностические функции, ибо помогают определить, как будут применяться и развиваться существующие «директивные» («уставные») уголовно-правовые нормы,, выявляют тенденции и перспективы развития регулируемых уголовно-правовых отношений.

17. Чтобы быть правомочными, рекомендательные правовые нормы не должны противоречить «директивным» («уставным») правовым нормам, а правовые акты, являющиеся их юридической формой (постановления Пленума Верховного Суда РФ), должны приниматься в строгом соответствии с УК РФ и иными формально-юридическими источниками отрасли уголовного права. Представляется, что данное правило необходимо закрепить на законодательном уровне, в тексте УК РФ.

18. На наш взгляд, рекомендательные правовые нормы не характерны для российского уголовного права в силу особенностей его отраслевого режима, поэтому представляется целесообразным минимизировать количество отраслевых рекомендательных норм, в Конституции РФ и судоустройственном законодательстве закрепив обязательность разъяснений Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики, их подчиненно-нормативный характер, а в ст. 1 УК РФ дать полный перечень формально-юридических источников отрасли, с включением в него подчиненно-нормативных постановлений Пленума Верховного Суда РФ о судебной практике по уголовным делам.

19. В работе отрицается возможность существования в системе российского уголовного права дефинитивных норм. Закрепленные в уголовном законодательстве легальные дефиниции не имеют самостоятельного уголовноправового значения, не могут выступать регуляторами общественных отношений, лишены «начинки» в виде свода правил для участников уголовно-правовых отношений.

20. Вне зависимости от конкретной разновидности каждая правовая норма в системе российского уголовного права имеет собственное предназначение, решает специфические задачи, выполняет присущие ей «нагрузки» и распространяют свое действие на участников уголовно-правовых отношений.

21. Создание уголовно-правовых норм представляет собой не только пополнение системы российского уголовного права, но и в то же время является актом творения объективной реальности, видом социально-правовой инженерии, ибо уголовно-правовые нормы действуют как своеобразные масштабы, средства «измерения» и изменения поведения людей.

Правотворческие органы должны формулировать действующие, «рабочие» нормы уголовного права, создавая при этом надежный механизм их реализации в уголовно-правовых отношениях и согласовывая вводимые новеллы с иными компонентами системы российского уголовного права и национальной правовой системы.

2.2.