§ 3. Влияние основных процессуальных моделей на процесс доказывания в органах международной уголовной юстиции
Для того, чтобы понять и оценить воздействие основных процессуальных моделей на деятельность международных уголовных судов и трибуналов, рассмотрение дел в международных инстанциях, в частности процесс доказывания, исследования и оценки доказательств, а также применения стандартов доказывания, необходимо определить место МУПП в системе права.
Вопрос о природе международного уголовно-процессуального права в доктрине является дискуссионным. Отсутствие разграничения материальных и процессуальных норм в рамках международного права вызывает теоретические и практические сложности[126]. Одни учёные считают МУПП сформированной и обособленной подотраслью международного уголовного права[127], другие - подотраслью международного процессуального права[128]. Однако нам, в контексте настоящего диссертационного исследования, важно отметить следующую его черту - оно находится на стыке двух самостоятельных отраслей: международного публичного права и уголовно-процессуального права государств.
Профессор Д. И. Фельдман под отраслью международного права полагал возможным считать «совокупность согласованных юридических норм, регулирующих более или менее автономные международные отношения определённого вида, совокупность, характеризуемую соответствующим предметом правового регулирования, качественным своеобразием, существование которой вызывается интересами международного общения»[129].
Ещё в 1894 году М. Таубе отмечал, что прошли уже те времена, когда народы жили отдельно друг от друга в состоянии войны всех против всех[130]. С увеличением активности международного общения увеличивается потребность в самостоятельности отрасли Международное уголовное право (далее - МУП)[131]. Отрасль МУП, по мнению многих авторов, в настоящее время находится в стадии своего становления, по результатам которого она сформируется в самостоятельную правовую отрасль.
А наряду с МУП самостоятельной отраслью должно будет выступать МУПП[132]. Ряд учёных выделяет МУП в качестве самостоятельной[133] комплексной[134] отрасли международного публичного права с большим потенциалом развития[135]. Профессор И. И. Лукашук отмечал, что за последние десятилетия произошел бурный рост международного права, появились совершенно новые отрасли международного права. В сложившихся условиях при изучении международного права необходима дальнейшая специализация в рамках отдельных отраслей права[136]. В научной литературе можно встретить мнение, что МУП и вовсе «является одной из наиболее активно развивающихся отраслей мировой юридической науки»[137].МУПП профессор Ю. С. Ромашев определяет как «совокупность норм международного права, охватывающих деятельность международных и национальных уголовных судебных органов, органов прокуратуры, иных уполномоченных органов по раскрытию и рассмотрению уголовных дел, устанавливающих процессуальные формы этой деятельности, права и обязанности, участвующих в ней субъектов, их правовое положение»[138]. С. А. Лобанов предлагает определить МППП «в виде регламентированной нормами международного права деятельности органов международной уголовной юстиции, которые осуществляют расследование, рассмотрение и разрешение уголовных дел о преступлениях против мира и безопасности человечества, имеющих целью привлечение виновных физических лиц к международной уголовной ответственности и оправдание невиновных»[139]. Профессор П. М. Бирюков предлагает определить МППП как «совокупность международноправовых принципов и норм, регулирующих вопросы сотрудничества государств в сфере борьбы с преступностью, определяющих международные стандарты национального уголовного процесса и правила производства по уголовным делам, устанавливающих меры по пресечению международных преступных деяний и обеспечению ответственности, правила осуществления юрисдикции государства и иммунитеты отдельных категорий лиц в уголовном процессе, оказание правовой помощи по уголовным делам, а также деятельность международных правоохранительных органов и организаций и их взаимодействие с государствами»[140].
Нормативная база МУСТ значительно развилась за последние десятилетия, однако в ней имеются пробелы, которые должны быть заполнены. В рамках МУС применимое право и порядок его толкования установлены ст. 21 Статута МУС. Исходя из системного толкования норм МУС общая иерархия применимого права выглядит следующим образом:
1. Нормы jus cogens обычного международного права;
2. Нормы международного права прав человека;
3. Положения Статута МУС;
4. Положения ППД МУ С;
5.1. Иные подзаконные нормативные акты МУС;
5.2. Международные обычаи, принципы, нормы права, применимые международные договоры;
6. Принципы из национальных систем права.
Следует отметить, что статья 72 bis ППД Специального суда по Сьерра- Леоне (далее - СССЛ)[141] содержит аналогичные со статьей 21 Статута МУС положения. В рамках МТБЮ и Международном трибунале по Руанде (далее - МТР) сложилась аналогичная иерархия несмотря на то, что документы, регламентирующие деятельность трибуналов, не содержат аналогичных статье 21 Статута МУС положений[142].
Таким образом, можно сделать вывод, что при исчерпании возможностей для заполнения пробелов в процессуальной деятельности положениями международного права, МУС может использовать общие принципы права[143], заимствованные из национальных законов правовых систем мира.
Современное МУПП сформировалось на базе общих принципов уголовнопроцессуального права государств, а также практики предшествующих МУСТ (каждое учреждение международной уголовной юстиции имеет sui generis процессуальный порядок[144]). Однако преимущественное влияние на становление МУПП оказала модель англо-саксонского (общего, состязательного) процессуального права. Такой дисбаланс неизбежно вызывает серьёзные проблемы у участников процесса, особенно для представителей романогерманской процессуальной модели. Одним из ярких примеров столкновения романо-германской и англо-саксонской правовых моделей являются различные цели самого процесса.
Если целью судопроизводства в модели романогерманского процесса является установление истины по делу[145], то целью судопроизводства в англо-саксонской процессуальной модели - определение «выигравшей» стороны. Именно таким образом строился процесс в МТБЮ и МТР, где цель установления истины по делу даже не ставилась. Международный трибунал по бывшей Югославии был создан по англо-саксонской модели (причём с «американским акцентом»)[146], а единственной целью процесса было определение «выигравшей» стороны.МТБЮ и МТР были учреждены резолюциями Совета Безопасности Организации Объединённых Наций (далее - ООН)[147] (по гаагской модели[148]), в решениях которого практически не содержалось процессуальных норм[149]. Трибуналы самостоятельно создавали процессуальные нормы непосредственно в ходе своей деятельности, в том числе путём принятия правил процедуры и доказывания, которые по своей сути являются уголовно-процессуальными кодексами трибуналов. То есть судьи выполняли несвойственную им законотворческую работу[150].
Вместе с тем трибуналы не формулировали процессуальные нормы с чистого листа, а «заимствовали» их из процессуальных моделей национальных законодательств, преимущественно из стран англо-саксонской правовой семьи. При этом первые версии ППД МТБЮ были практически целиком заимствованы из системы общего права, что ставило судей, выходцев из романо-германской правовой модели, в необычное для них положение, так как им не отводилась роль активных участников процесса, к чему они привыкли в своей предыдущей профессиональной карьере, а пассивная роль арбитра[151].
В доктрине выделяют различные подходы к классификации правовых семей[152]: идеологический, юридико-технический[153], политический,
географический, цивилизационный, религиозный и другие[154]. В зависимости от подхода, в науке выделяются различные способы классификации систем права, при которых выделяются: континентальная, система общего права, латиноамериканская, славянская, социалистическая, африканская, религиозная, нордическая (скандинавская), плюралистическая и другие[155].
Однако вплоть до настоящего времени в науке сравнительного правоведения не выделяют единого устоявшегося принципа классификации правовых систем, и потому все предложенные классификации носят в некотором смысле условный характер[156]. При существовании достаточно большого различия самих правовых систем в них, тем не менее, можно выделить три основные уголовно-правовые модели процесса: романо-германскую, англо-саксонскую и смешанную.Базовыми принципами романо-германской модели уголовнопроцессуального права являются принцип строгого толкования норм, толкования всех разумных сомнений в пользу обвиняемого, стабильной общей части уголовного права с духом здорового консерватизма, являющегося гарантией правовой определённости для обвиняемых[157]. Прокурор является всего лишь стороной в процессе: сторона обвинения предоставляет независимому[158], нейтральному и непредвзятому судье подробное обвинительное заключение, а судья довольно активен в ходе разбирательства (не является пассивным слушателем, а активен в части опроса свидетелей, истребования доказательств и т. д.). Судья осуществляет полномочия, исходя из оценки фактических и правовых обстоятельств дела, в соответствии с внутренним убеждением[159]. Право отделено от религии и политики. Ещё со времён Римской империи признаётся преимущество материального права над процессуальным. Главной целью процесса является установление истины по делу[160], поэтому в романо-германской модели не предусмотрена сделка с правосудием, а большее внимание уделяется доказательству виновности на основании закона. Американские юристы часто называют эту модель «инквизиторской» или «следственной»[161], что создаёт не совсем верное о ней представление.
Англо-саксонскую модель уголовно-процессуального права характеризуют прагматичный подход и неполная разработанность общей части процессуального
права, что компенсируется детализацией определений в особенной части и процессуальных правилах[162], особое уважение к правовым догмам,
диспозитивность.
Широко распространена практика заключения сделок между обвинением и защитой с целью получения от обвиняемого заявления о признании вины в обмен на менее суровое наказание. Например, в США по статистике сделка с правосудием заключается в рамках более чем 94 % уголовных дел, по которым выносится обвинительный приговор[163]. Для данной модели характерно применение особых стандартов доказывания: «balance of probabilities», «preponderance of the evidence» (баланс вероятностей) и «beyond a reasonable doubt» (вне разумных сомнений)[164] [165]. В данной модели обвинитель довольно активен в процессе. Это выражается в роли прокурора на этапе сбора доказательств, при допросе свидетелей, подготовке обвинительного заключения, на суде он выстраивает обвинение, представляет доказательства, опровергает доводы защиты. Судья, напротив, пассивен: он взвешивает доказательства и решает вопрос о виновности или невиновности подсудимого. Следует отметить особую роль суда, как субъекта формирования и развития права (принцип «Judge makes law»)169. Процесс представляет собой «поединок» между теоретически равными сторонами[166]. Европейские юристы считают эту модель зачастую несправедливой и примитивной, поскольку правда (в результате работы искусных адвокатов) оказывается «задушенной»[167].Под воздействием[168] возросших в последние десятилетия процессов правовой интеграции, наблюдаются процессы конвергенции романо-германского и англо-саксонского права[169], в том числе в области уголовного процесса. Во многом он связан с сотрудничеством и обменом между странами научным и иным опытом в области юриспруденции174. Взаимопроникновение процессуальных правовых моделей привело к появлению смешанной модели уголовнопроцессуального права.
В национальных правопорядках, которые восприняли эту модель, сочетаются яркие черты, присущие как романо-германской, так и англосаксонской моделям: право суда по собственной инициативе («proprio motu») вызывать свидетелей, не заявленных ни одной из сторон, отсутствие института следственных судей, распространение и законодательное регулирование практики процедуры медиации применительно к ряду уголовных преступлений, признание сделки с правосудием. К государствам смешанной модели на данном этапе можно отнести Португалию, Испанию, Швецию, Индию. По мнению профессора Р. Фрейза, в настоящее время процесс «гибридизации» правовых систем ускоряется, в таких условиях классические модели можно увидеть только в теории175.
Симбиоз основных правовых семей и моделей уголовного процесса с заимствованием отдельных элементов каждой из них должен был бы способствовать прогрессивному развитию МУПП.
При этом в рамках деятельности Международные суды и трибуналы сталкиваются с попытками сторон трактовать общие принципы права с позиции отдельных правовых систем. Судья Стефен издал особое мнение к решению по делу «Прокурор против Д. Эрдемовича»[170] [171] [172], в котором подчеркнул, что для определения общих принципов права, международным трибуналам недопустимо самовольно трактовать основы ни одной из систем права. В другом особом мнении по этому делу судьи Макдональд и Вохрах указывали, что их подход к определению общих принципов права заключается вовсе не в прямом сравнении
конкретных правил каждой из стран мира в отдельности, а являлся обзором тех систем, чья судебная практика доступна для выявления общих тенденций, политики или принципов, лежащих в основе права государств, которые согласовывались с объектом и целью создания МТБЮ[173].
Наконец судья Кассезе в своем особом мнении[174] по тому же делу подчеркивал, что большинство судей в основу своего решения положили именно английское право. Он указывал, что МТБЮ призван применять нормы международного права, такие, как нормы международного гуманитарного права и международного уголовного права, а также нормы Устава и ППД; что право трибунала основано только на международном праве. Вместе с тем, МТБЮ следует воздерживаться от заимствования понятий, политических или философских постулатов, принятых в странах общего права, без учёта стран континентального права и других правовых систем. Что ещё более важно, политико-ориентированный подход в области уголовного права противоречит фундаментальному принципу обычного права «Nullum crimen sine lege» («Нет преступления без обязательного указания на него в законе, действующем на момент совершения преступления»).
В рамках дела «Прокурор против Д. Эрдемовича» судьи разошлись во мнении относительно того, насколько правомерна опора на национальное законодательство при трактовке процедуры «guilty plea». Вероятно, указанное противоречие возникло в силу того, что в составе палаты были судьи, ранее работавшие в рамках разных моделей процесса, если Макдональд (США), Вохрах (Малайзия), Стефен (Австралия) являлись представителями англо-саксонской, то Кассезе (Италия) и Ли (Китай) представляли романо-германскую модель. Подобных проблем можно было и следовало бы избежать, если при создании трибуналов ad hoc заложили бы смешанную модель уголовного процесса, отразив её основные критерии в Статутах и подробно изложив в ППД[175].
Однако на создание и развитие МУПП значительное и во многом решающее[176] влияние оказали юристы, представляющие англо-саксонскую правовую семью. В составе органов трибуналов ad hoc с момента их учреждения наблюдался значительный дисбаланс в отношении представителей из стран системы англо-саксонского права[177] как в числе судей, так и в прокуратуре и секретариате трибуналов ad hoc, что стало одной из причин откровенного доминирования норм англо-саксонской модели в процессе МУСТ, когда под видом норм обычного права и общих принципов права применялись принципы и подходы, характерные только для англо-саксонской модели. В данной связи стоит вспомнить, что международное право, в том числе МУПП, а также его развитие тесно связаны с международной жизнью - с реальными отношениями, которые существуют между государствами[178].
Преобладание англо-саксонской правовой модели приводит к системным проблемам в деятельности МУСТ. Например, сделка с правосудием («plea agreement procedure»), предусмотренная в ст. 62-bis и 62-ter ППД МТБЮ, ст. 62- bis ППД МТР, ст. 99 и 100 ППД СССЛ, не отражает основных принципов, присущих романо-германской модели. Однако это правило было включено в ППД МТБЮ на поздних этапах, после смены президента МТБЮ Антонио Кэссезе, и обуславливалось во многом значительной финансовой экономией[179]. Более того, в ряде стран романо-германской правовой семьи подобные действия прокуратуры расценивались бы как самостоятельный состав уголовного преступления[180]. Сделка с правосудием заключается в том, что в обмен на обещание прокурора не требовать от суда сурового наказания, обвиняемый признаёт свою вину и даёт показания, обличающие других фигурантов дела, которые в дальнейшем используются в качестве доказательств. Подобного рода сделка наносит ущерб не только цели установления истины в рамках производства по делу, но и правам обвиняемого в МУСТ[181]. Ярким примером порочности института сделки с правосудием в МУСТ являлись сделки с участием Д. Эрдемовича, Б. Плавшич, М. Дероньича, М. Бабича. При заключении подобного рода сделок в рамках расследования наиболее серьёзных международных преступлений от международной общественности, историков, политиков, журналистов, юристов и т. д. скрываются доказательства, собранные по делам. Истинные обстоятельства преступлений будут заменены согласованными между обвинением и подсудимым.
Процессуальное влияние англо-саксонской модели проявилось в
самостоятельном порядке принятия трибуналами ad hoc Правил процедуры и доказывания[182]. Таким образом, трибуналы стали действовать как правотворцы, что вступает в явное противоречие с понятием суда в романо-германской правовой системе, где законодательная (представительная) власть принимает законы, в том числе процессуальные, а судебная лишь применяет право.
МУС[183] основывается на двух основных, установленных ещё в рамках Нюрнбергского процесса, принципах МУП - индивидуальной ответственности за
наиболее серьёзные международные преступления и высокой важности справедливого судебного разбирательства[184]. Статут МУС - конвенциальный документ[185], на создание которого оказали влияние как представили англосаксонской, так и романо-германской моделей процесса[186]. Статутом МУС гарантированы основные права обвиняемого, в том числе на презумпцию невиновности, право хранить молчание, право допрашивать и быть допрошенным. Кроме того, прокурор во время расследования должен добывать доказательства как виновности, так и невиновности обвиняемого в равной степени, доказательства и свидетелей могут представлять и вызывать как обе стороны, так и суд[187]. Статут МУС также значительно прогрессировал в сфере процессуального права, вместе с тем более подробные ППД дополняют и уточняют положения Статута[188].
Ни Статут, ни ППД МТБЮ не содержат отдельной статьи о доказательствах. Однако из системного толкования положений ППД можно сделать несколько выводов. В частности, в соответствии со ст. 85 ППД определено, что представление доказательств, а также вызов свидетелей производится в определённом порядке: выступление обвинения, выступление защиты, опровержение обвинения, вторичное опровержение защиты, представление и истребование доказательств по инициативе суда, в том числе с целью более правильного определения меры пресечения. В соответствии с положениями ст. 89 ППД в МТБЮ возможно представление любых относимых доказательств, вопрос о допустимости решается судом. Если доказательство имеет доказательственное значение, а также это доказательственное значение выше, чем необходимость обеспечения справедливого судебного разбирательства, то такие сведения учитываются судебной палатой. Преимущественной формой дачи показаний является устное свидетельство на процессе, однако допускается приобщение письменных показаний свидетеля, если это совместимо с интересами правосудия. Обвиняемый также может выступать в качестве свидетеля. Аналогичные положения содержатся в ППД МТР. В ряде случаев дополнительные доказательства могут быть приняты во внимание после вынесения решения по делу до рассмотрения дела в апелляционной палате[189].
Легальное определение доказательства современное международное уголовно-процессуальное право даёт в статье 69 Статута Международного уголовного суда. В статье ясно отражается, что приоритетным видом доказательств являются свидетельские показания, данные лично в зале судебных заседаний. Дача показаний в иной форме (представление документов, записей, показаний, записанных с помощью техники) может быть разрешена судом, но только если это не будет наносить вред правам обвиняемого.
К свидетельским показаниям, данным в международных трибуналах, следует относиться с определённой долей критичности и проверять их. Свидетели могут искажать действительность в своих показаниях в силу различных причин. Некоторые в силу того, что являются представителями противоборствующих сторон конфликта, жертвами или членами семей жертв, повстанцами, политиками, региональными лидерами, военными. Причём многие из них имеют личный интерес в определённом исходе дела, а не в установлении истины по делу. Другие не могут восстановить полную картину в памяти в силу давности произошедшего.
В пункте 5 статьи 69 Статута МУС отдельно подчёркивается, что суд уважает и соблюдает привилегии на конфиденциальность. Комментируя данное положение, И. И. Белозёрова выражает определённые сомнения по поводу отсутствия разъяснений, на какие именно доказательства распространяются положения указанного пункта, что может вызвать трудности в правоприменительной практике[190]. В данном контексте следует отметить, что ряд свидетелей, дающих показания в МУС, могут быть подвергнуты преследованию за свои действия в случае, если их личность станет достоянием общественности. С целью защиты любого свидетеля или членов его семьи, судебная палата по своей инициативе или по инициативе прокурора, обвиняемого или любого заинтересованного государства, может позволить не раскрывать личности свидетелей и существо их показаний до начала судебного разбирательства[191] и вместо этого представить их резюме[192]. Судебная палата может скрыть имя и любые идентифицирующие сведения о свидетеле, в том числе голос и лицо, во время его выступления в суде, в тексте всех процессуальных документов[193].
Полное отсутствие в МУСТ суда присяжных часто связывают среди прочего с трудными для понимания вопросами об относимости и допустимости доказательств. В частности, палаты предварительного производств и судебные палаты МУС придают более низкую доказательственную ценность hearsay, однако всё же используют полученные сведения, если они являются допустимым доказательством в соответствии с п. 7 ст. 69 Статута МУС[194]. Hearsay - это утверждения лица, сделанные не в рамках процесса, высказанные ранее, но которые не были даны под присягой в рамках конкретного дела для установления истинности этих утверждений[195].
Кроме свидетельских показаний возможно представление документарных доказательств, которыми могут являться военные записи, приказы, доклады документы, регламентирующие деятельность в период вооружённых конфликтов, данные в рамках иных судебных заседаний показания свидетелей, решения и приговоры судов, карты, диаграммы, графики, рисунки, книги, записи экспертов, статьи в газетах и журналах, компьютерные, механические, аудио и видео записи, фотографии, слайды, негативы и т. д[196]. Документарные доказательства в соответствии с МУПП могут быть приобщены не только через свидетелей, а путём депонирования суду или через письменное ходатайство[197]. К данным доказательствам также следует относиться с определённой степенью критичности, поскольку документы могут быть сфальсифицированными, некорректными, зачастую не могут прояснить контекст, в котором они были созданы и использовались.
На трудности, связанные с отсутствием письменных доказательств, указывалось в рамках деятельности МТР в итоговом документе, составленном по результатам Туринской конференции, прошедшей в городе Турине (Италия) с 14 по 18 мая 2007 года. Доказательственная база по этим делам в большей степени состояла из свидетельских показаний. В связи с чем МТР пришлось решить целый ряд проблем, в том числе связанные с записью показаний свидетелей, мерами в случаях запугивания свидетелей, языковыми трудностями, понимании особенностей других культур, практикой оказания социальной помощи свидетелям и потерпевшим, защитой свидетелей и членов их семей, откладыванием рассмотрения дел в досудебном периоде, поддержанием контактов со свидетелями вплоть до начала суда, международным
сотрудничеством по защите свидетелей[198]. Проблему трудности в сборе не только свидетельских показаний, но и каких-либо доказательств по преступлениям, совершённым за 30 лет до учреждения ЧПСК[199], поднимал Чеа Леанг (национальный со-обвинитель)[200].
Аналогичными статьями 94 ППД в рамках МТБЮ, МТР и СССЛ признаётся, что общеизвестные факты не нуждаются в доказательстве и должны быть (shall) признаны в качестве судебной осведомленности (judicial notice). В рамках ст. 69 Статута МУС суд также не должен требовать доказать общеизвестные факты, однако из дословного толкования может (may) как признать их в качестве судебной осведомленности, так и отказать[201].
Стороны могут представлять доказательства по делу, а также суд вправе требовать представление доказательств, которые посчитает необходимыми для установления истины. В МУПП существует три вида доказательств: инкриминирующие, потенциально оправдательные и доказательства в соответствии со статьей 77 ППД в отношении ознакомления с существенными для защиты доказательствами, которые были получены от обвиняемого или принадлежат ему[202]. Право суда на самостоятельное истребование доказательств свойственно «активной» роли судьи, принадлежащей романо-германской модели уголовного процесса.
Следует отметить, что у трибуналов ad hoc также есть право на вызов свидетелей, не заявленных как ни стороной обвинения, так и стороной защиты[203]. Данное право суда содержится в статье 98 ППД, в которой говорится, что судебной палате дано как право обязать любую из сторон предоставить дополнительные доказательства, так и вызвать свидетелей proprio motu и требовать их присутствия. Вопрос о праве суда на вызов свидетелей по собственной инициативе является дискуссионным, поскольку при реализации данного права этап судебного разбирательства подменяет собой стадию расследования дела, что способствует цели достижения истины, но противоречит цели установления виновности или невиновности обвиняемого на основании допустимых доказательств, предоставленных сторонами.
Институт допустимости доказательств является механизмом самоограничения сторон, участвующих в процессе, призванный обязать стороны действовать при получении доказательств исключительно в рамках правового поля.
В рамках производства в МУС может быть вынесено отдельное решение об относимости или допустимости любых доказательств. При этом палата МУС заслушивает в специальном режиме (in camera) мнение сторон обвинения, защиты и заинтересованных лиц, и, принимая во внимание значимость доказательства, разрешает поставленный вопрос[204]. Ключевым моментом здесь является то, что допустимыми могут быть признаны доказательства, полученные в результате нарушения закона. В любом случае, недопустимыми будут признаны доказательства, нарушение закона при сборе которых повлекло к возникновению сомнений в их достоверности или же возможный допуск доказательств наносил бы серьёзный ущерб добросовестному проведению разбирательства (п. 4, 7 ст. 69 Статута МУС). Однако в данном контексте неясным остается вопрос: что подразумевается под серьёзным ущербом. Аморальные действия участников процесса при сборе доказательств, не соотносящиеся с целью деятельности МУС, могут быть расценены как злоупотребление правом[205].
Недопустимыми могут быть признаны, в частности, свидетельские показания сотрудников Международного Комитета Красного Креста, которым прямо запрещено давать свидетельские показания[206] относительно сведений, ставших им известными в ходе своей профессиональной деятельности. Показания сотрудников МККК являются привилегированными и допускаются лишь в соответствии с положениями п. 4-6 Правила 73 ППД МУС. Также в рамках МУС доказательственные привилегии распространяются на ООН и его персонал, государственные секреты, информацию, полученную адвокатом от клиента в ходе своей профессиональной деятельности, медицинским персоналом от пациента, служителями религиозного культа в ходе своей деятельности. Дискуссионным является вопрос о привилегиях журналистов в сохранении источников своей осведомлённости[207].
Следит отметить, что Международный военный трибунал (далее - МВТ) не был связан формальностями в использовании доказательств, что содержалось в статьях 19-21 Устава МВТ[208]. В частности, в нём содержалось положение о том, что Международный военный трибунал устанавливает, применяет более быструю и упрощённую с точки зрения формальностей процедуру, а также допускает любые доказательства, которые посчитает имеющими доказательственную силу[209].
Принципиальная возможность принятия доказательств, полученных с нарушением закона, противоречит доктрине «плодов отравленного дерева», применяемой в англо-саксонской модели уголовного процесса. Согласно данной доктрине, доказательства, полученные в рамках нарушения закона, а также все производные от них, признаются недопустимыми. В действующем процессуальном праве США и Великобритании доктрина продолжает действовать, однако с некоторым сокращением области применения. В частности, вопрос о допустимости[210] относится к дискретному[211] усмотрению суда, а при решении данного вопроса учитываются критерии справедливости, соразмерности, а также особенности конкретного преступления[212].
Следует отметить, что пунктом 1 статьи 75 УПК РФ установлено, что недопустимыми признаются доказательства, полученные в нарушение УПК[213] без каких-либо ограничений. Однако недостаточная проработанность положения закона компенсируется разъяснениями высших судебных органов[214].
Особенно ярко различие процессуальных моделей наблюдается в вопросах применения стандартов доказывания, где влияние англо-саксонской модели вылилось в закрепление в ППД Международного трибунала по бывшей Югославии стандартов доказывания - критериев достаточности доказательств для того, чтобы факт считался доказанным, которые не характерны для романогерманской процессуальной модели (ст. 28 (А) - «на первый взгляд», ст. 87(А) - «вне разумных сомнений», ст. 105(Д) - «баланс вероятностей»). Для романогерманской процессуальной модели характерно, чтобы в основу решения были положены принципы свободной оценки доказательств и внутреннего убеждения судьи, выносящего решение.
Как романо-германская, так и англо-саксонская модели уголовного процесса в части проведения следствия и предъявления доказательств в конечном итоге имеют одну цель - получение информации, являющейся допустимыми и относимыми доказательствами в соответствии с правилами и стандартами доказывания, ограждающими, в свою очередь, обвиняемых от злоупотребления властью со стороны органов следствия. Однако если в англо-саксонской модели процесса это достигается путём исключения доказательств на судебной стадии, то в рамках романо-германской - подробной регламентацией процессуальных действий, разрешённых следствию[215]. В рамках МУСТ процесс в данном вопросе развивается скорее по англо-саксонской модели. Юрисдикционный надзор за прокурором на стадии следствия крайне ограничен. Вероятнее всего, это связанно с самой спецификой следствия в рамках МУСТ.
Особенностью доказательственного права в МУПП является ограниченность по сравнению с существующими практически в любом государстве следственными органами (вне зависимости от их наименования). Возможности прокурора при проведении расследования, сборе доказательств значительно ограничены[216]. Страны, на территории которых должны проводиться следственные действия (фактически в нарушение базового принципа международного права pacta sunt servanda), а также отдельные граждане этих стран могут порой не оказывать содействие следственным органам, доказательства же могут добываться только при наличии соответствующей возможности. В таких ситуациях доказательствами по делу, которые сможет представить прокурор, будут являться лишь вырезки из газет, сведения, полученные из открытых источников информации, опрос потерпевших и свидетелей, проводимый в зале судебного заседания. Однако качество подобных доказательств, их достоверность во многом теряют свой вес при таком порядке их получения. Возможна обратная ситуация, при которой к власти в стране, на территории которой были совершены преступления, приходит политический оппонент обвиняемого. В данном случае может сложиться ситуация, при которой государственные органы будут предоставлять только доказательства, подтверждающие виновность членов предыдущего правительства, скрывать оправдывающие и инкриминирующие деятельность действующих властей, иных участников конфликта. Представляется, что расследования в подобных условиях, с учётом интересов и положения всех участвующих сторон, может проводиться только в отношении представителей предыдущего (свергнутого) режима. Однако даже в отношении данных лиц затруднительно обеспечить объективный судебный процесс.
Несомненно, виновное лицо не должно иметь возможность уйти от ответственности только по той причине, что следствие проведено с ошибками, а также в связи с невозможностью прокурора истребовать существующие доказательства. В этом выражается принцип неотвратимости наказания за совершение деяний, подпадающих под юрисдикцию МУСТ. Однако задачей МУПП на современном этапе его развития в поиске баланса между принципами неотвратимости наказания, ответственности за вину, справедливого наказания, с обязательным соблюдением прав обвиняемого[217]. Эта задача должна быть справедливо разрешена путём установления правил проведения следствия, разъяснения их участникам и уведомлением о возможных последствиях за их
нарушение[218].
На основании вышеизложенного можно сделать ряд выводов:
1. В целом Международное уголовно-процессуальное право развивается по «гибридному» пути развития между англо-саксонской и романо-германской моделями[219], однако до сих пор наблюдается преимущественное влияние англосаксонской процессуальной модели[220]. В данном контексте следует отметить, что Правила процедуры и доказывания МУС были приняты не самим судом, а большинством в две трети голосов членов Ассамблеи государств-участников (п. 1 ст. 51).
2. Юрисдикционный надзор за деятельностью прокуратуры на досудебной стадии практически отсутствует, а недопустимыми доказательства могут быть признаны только на стадии судебного разбирательства.
3. В рамках Международного уголовного суда целью прокурора при проведении расследования (пп. а, п. 1, ст. 54) и суда при исследовании доказательств (п. 3, ст. 69) уже сейчас является установление истины.
4. Институт сделки с правосудием не нашел выражения в Статуте Международного уголовного суда. Такого рода сделки несовместимы с идеалами международного правопорядка, однако некоторые учёные склонны к расширению применения подобных сделок в деятельности МУСТ[221]. Следует отметить, что вместо института сделки с правосудием была воспринята иная процедура «admission of guilt» (ст. 65), известная и романо-германской процессуальной модели.
5. В Статуте Международного уголовного суда получили закрепление принципы стандартов доказывания, не свойственные романо-германской модели уголовного процесса: разумные основания полагать (ст. 58) и вне разумных сомнений (п. 3 ст. 66). Однако верное определение и применение стандартов доказывания может служить средством решения прочих проблемных аспектов доказательственного права в МУПП. В частности, может быть решён вопрос о допустимых доказательствах, о средствах доказывания, применяемых на разных стадиях процесса, о качестве и достоверности необходимых доказательств, об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, а также многие другие проблемы и пробелы доказательственного права.
МВТ в Нюрнберге и Токио со временем прекратили свою работу. Однако Уставы и Приговоры[222] трибуналов дали международному праву новые принципы, не существовавшие до их принятия, - принципы международного
уголовного права и международного уголовного процесса[223], а также в целом оказали влияние на процессы, протекающие в мире[224].
МТР официально прекратил работу 31 декабря 2015 года, 31 декабря 2017 года прекратит свою деятельность МТБЮ. Текущие дела будут переданы в Международный остаточный механизм для международных трибуналов[225], но, исходя из закономерностей развития МУПП как системы[226], следует, что практика, наработанная судами за долгие годы существования, продолжит воздействовать на МУП, МУПП, а также деятельность МУС и смешанных[227] международных уголовных трибуналов.
Дж. Шуеце в докторской диссертации обращал внимание на то, что разница в понимании пределов доказанности элементов преступления зачастую вызвана различием подходов со стороны представителей разных систем права. Такое различие в понимании может привести к «разрушению и перерисовке» основных положений МУП[228]. В данном контексте во второй главе настоящего исследования предлагаем более подробно проанализировать стандарты доказывания, применяемые в МУСТ.
Н. Г. Михайлов отмечает, что отдельные принципы уголовного процессуального права, будучи заимствованными МУПП из англо-саксонской модели уголовного судопроизводства, заслуживают внимательного изучения в связи с их возможной адаптацией (в том или ином виде) к российскому судопроизводству[229].
При подаче апелляционных жалоб в рамках Международных уголовных судов и трибуналов со ссылкой на ошибку в применении стандарта доказывания, жалоба должна содержать не только последствия неверно примененного стандарта, но и то, какая именно ошибка при применении стандарта была совершенна, а также то, какой стандарт должен был быть применён[230].
Предложенное[231] далее понимание стандартов доказывания может быть применено в ходе теоретических дискуссий по поводу возможной их адаптации к условиям российского процессуального права, а также при составлении и подаче процессуальных документов в рамках МУСТ.