§ 2. Проблемы доказывания при рассмотрении заявления обвиняемого об оправдании после завершения обвинительной части в Международном трибунале по бывшей Югославии на примере процесса «Прокурор против Слободана Милошевича»
Наиболее крупным вооружённым столкновением на территории Европы со времён Второй Мировой войны является конфликт на территории Югославии[380]. В результате конфликта Социалистическая Федеративная Республика Югославия распалась[381] на 6 независимых государств и Косово, статус которого неоднозначен[382].
Во время вооружённого конфликта были зафиксированы многочисленные преступления, в том числе нарушение норм международного гуманитарного права[383].Для привлечения лиц, ответственных за международные преступления, совершённые на территории бывшей Республики Югославия за период с 1991 года, резолюцией Совета Безопасности ООН 827(1993) был единогласно учреждён МТБЮ. Многие российские учёные склоняются к тому, что принятием резолюции 827 Совета Безопасности (исполнительный орган ООН) вышел за пределы своих полномочий[384]. Однако западные учёные, начиная с момента принятия резолюции, принялись обосновывать законность подобного способа учреждения органа[385]. Вопрос о легальности учреждения трибуналов является одним из самых часто обсуждаемых в работах западных учёных, посвящённых трибуналам ad hoc и в настоящее время[386]. Совет безопасности ООН, руководствуясь и ссылаясь на главу VII Устава ООН, учредил трибуналы, однако аргументация Совета безопасности ООН в обоснование подобного порядка учреждения МУСТ, по мнению профессора И. И. Лукашука, «не очень убедительна» и основывается на расширительном толковании устава ООН[387]. В большинстве диссертационных работ о деятельности трибуналов ad hoc поднимаются проблемы, связанные с незаконностью образования и предвзятостью трибуналов[388]. Вместе с тем, необходимо учитывать, что большинство государств-членов ООН молчаливо согласились с подобным порядком учреждения трибуналов[389]. Следует помнить, что государство не вправе ссылаться на основание недействительности или прекращения договора, выходе из него или приостановление его действия, если после того, как ему стало известно о фактах, оно молчаливо согласилось с тем, что договор, в зависимости от ситуации, действителен, сохраняет силу или остаётся в действии[390].
Вместе с тем следует отметить, что отдельные государства продолжают заявлять протесты против создания МТБЮ (например, Индия, Мексика и ряд других государств)[391].Аргументы о незаконности порядка учреждения МТБЮ, а также тот факт, что подавляющее большинство привлечённых к ответственности лиц составляют сербы[392], чаше всего используются при отрицательной характеристике трибунала[393]. В случае признания незаконности трибунала, по аналогии с договорными нормами незаконно захватившего власть субъекта, они не могут связывать ни народы, ни законных руководителей государств[394].
В ходе процесса «Прокурор против Д. Тадича» была подана жалоба по поводу юрисдикции трибунала, в которой содержался вопрос о законности самого трибунала. Однако жалоба была отклонена и судебной, и апелляционной палатами. Впоследствии при возникновении вопроса о законности/незаконности трибунала, суд отказывал в удовлетворении жалоб со ссылкой именно на дело «Прокурор против Д. Тадича»399. В рамках дела «Прокурор против С. Милошевича» Трибунал отказал обвиняемому в запросе консультативного заключения Международного Суда ООН. Примечательным является то обстоятельство, что Президент Международного Суда ООН Ж. Гийом обращал внимание, что решение МТБЮ вопроса о законности своего создания самостоятельно вызывает сомнения, и высказал мнение о том, что МТБЮ должен был бы запросить консультативное заключение Международного Суда ООН400. В связи с вышеизложенным возникает вопрос о соответствии процесса в МТБЮ критерию справедливости в контексте ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 6 Европейской конвенции прав человека.
Одним из наиболее значимых судебных процессов в рамках деятельности МТБЮ являлось дело «Прокурор против С. Милошевича». Процесс сопровождался большим количеством нарушений как международного права и внутренних правил трибунала, так и внутреннего права Югославии, а также норм общечеловеческой этики401.
Что не удивительно, поскольку процесс проходил над главой государства, на которого пытались возложить всю ответственность за ситуацию на территории Югославии. Д. Локленд отмечал, что в истории судебных процессов над главами государств не было такого, который был бы осуществлён по всем правилам международного права, а процесс над Слободаном Милошевичем ни что иное, как процесс над самим режимом402.Следует отметить, что, к примеру, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе основную вину за конфликт в бывшей Югославии изначально (в 1992 году) возложила на руководителей Сербии и Черногории [395] [396] [397] [398] времён конфликта, а также на сербские войска, проводившие операции в Боснии и Герцеговине[399]. 22 мая 1999 года в соответствии со статьей 18 Статута МТБЮ было выдвинуто обвинение в отношении Слободана Милошевича[400]. Вместе с ещё четырьмя высшими лицами Югославии он через концепцию СПД обвинялся по четырём пунктам: в убийствах, преследовании по политическим, религиозным и расовым мотивам, депортации. Обвинения были выдвинуты в военных преступлениях и преступлениях против человечности. 1 апреля 2001 года С. Милошевич после многочисленных переговоров сдался властям Сербии[401]. Первоначально были даны гарантии, в том числе премьер-министром Сербии Зораном Джинджичем, что Милошевич не будет передан МТБЮ, но 28 июня 2001 года он был помещён в тюрьму ООН в Гааге. На момент ареста С. Милошевича основные боевые действия на территории бывшей Югославии уже завершились, однако невозможно представить, какую роль он мог бы сыграть в переговорах по дальнейшему развитию отношений ныне самостоятельных республик и будущему мироустройству, исходя из его уважения в обществе. Здесь возникает вопрос: что важнее - процесс мирного урегулирования конфликта и сохранение порядка или немедленный арест обвиняемых лиц в нарушении норм международного права[402]. В научной литературе отмечается, что приоритетным для МТБЮ был арест обвиняемых, после которого начиналась основная работа по сбору доказательств[403]. После[406] ареста[407] С. Милошевича[408] ему были предъявлены дополнительные обвинения, утвержденные 8 октября 2001 по ситуации в Хорватии, 22 ноября 2001 года по ситуации в Боснии и Герцеговине. Таким образом, в рамках дела издано три обвинительных заключения. То есть можно говорить о трёх «самостоятельных» делах, объединённых в единое производство, как указывали судьи, с целью защиты прав обвиняемого, в интересах уголовного преследования и международного сообщества, а также с целью юридической экономии. В рамках всех предъявленных обвинений прокуратура пыталась сразу доказать виновность С. Милошевича только через доктрину СПД[409]. Доктрина СПД нашла широкое применение трибуналами ad hoc, в особенности МТБЮ. Основными признаками соучастия в соответствии с положениями данной доктрины являются: множественность лиц, совершающих преступление; совершение преступления в рамках общего плана; любое участие обвиняемого в осуществлении плана[410]. Неясность и расплывчатость формулировки доктрины приводит к вольному её трактованною. Впервые в практике МТБЮ доктрина была использована в решении «Прокурор против Душко Тадича». Апелляционная палата обосновывала допустимость доктрины со ссылкой на многочисленные решения итальянских судов с 1960 по 1990-е годы, решения французского Кассационного суда с 1947 и 1984, а также судебную практику Англии, Уэльса, Канады, Соединенных Штатов Америки, Австралии и Замбии[411]. В уставе трибунала отсутствовали чёткие определения основания ответственности[412], поэтому апелляционная палата была обязана обосновать допустимость доктрины СПД, а также её содержания. Отсутствие чётких и однозначных оснований ответственности является нарушением общих принципов уголовного права, прав обвиняемого, и в какой-то степени даже усложняет работу прокурора[413]. Защита личности от произвола является первоочередной целью верховенства права, которая предполагает, что судьи не могут реализовывать данные им полномочия, не ссылаясь на конкретную норму[414]. Однако использование СПД в расследовании уголовных дел МТБЮ впервые появилось в деятельности прокурора Карлы Дель Понте именно в рамках дела «Прокурор против С. Милошевича». Эта концепция была разработана ею в соавторстве с Дермотом Грумом и Джоном Ченчичем[415]. Причём в деле «Прокурор против С. Милошевича» применялась т. н. «третья» категория СПД, при которой обвиняемый может и не знать о конкретных преступлениях, однако может предположить возможность совершения подобных во время осуществления «общего плана» действий, к которым причастен обвиняемый. Причём причастность может быть установлена не на основании должностной иерархии (контроль de jure), а на основании фактического осуществления контроля (контроль de facto). Критики доктрины отмечают, что она имеет большое количество изъянов[416]. В частности, при выборочном её применении она представляет собой форму передачи судебной власти от судей МУСТ к прокурору[417], что мы и наблюдаем на примере дела «Прокурор против С. Милошевича». С самого начала процесса по всем трём ситуациям перед прокурором стояла задача доказать наличие связи между лицами, которые непосредственно совершали преступления во время боевых действий на территории бывшей Югославии, и С. Милошевичем[418]. Как говорилось ранее, в рамках деятельности МУСТ имеются сложности с истребованием, приобщением к делу и вообще использованием вещественных доказательств. Во время процесса свидетельские показания одного свидетеля обвинения за другим показывали необоснованность предъявленных обвинений, либо некорректность и явные ошибки в письменных показаниях данных на досудебной стадии, либо явные противоречия в показаниях свидетелей. Бывали случаи, когда свидетелями выступали личности, явно дискредитировавшие себя в прошлом. В рамках ситуации в Косово С. Милошевич обвинялся в преступлениях против человечности, выражавшихся в убийстве, преследовании по политическим, расовым или религиозным принципам, а также в депортации. Позднее (16 октября 2001 года) были добавлены обвинения в преследовании[419]. В рамках ситуации в Хорватии обвинения заключались в преступлениях против гуманности, серьёзных нарушениях женевских конвенций, нарушении законов и обычаев войны[420]. По ситуации в Боснии и Г ерцеговине обвиняемому вменялось в вину причастность к геноциду, преступлениям против гуманности, серьёзном нарушении женевских конвенций и нарушении законов и обычаев войны[421]. В вину вменялось в том числе нарушение части «А» пункта 1 Общей статьи 3 Женевских конвенций 1949 года, части 2 статьи 51 Дополнительного протокола I, а также части 2 статьи 13 Дополнительного протокола II к Женевским конвенциям 1949 года. Речь, произнесенную в Газиместане (Косово, 28 июня 1989 года), прокурор положил в основу обвинений и даже использовал её в качестве вещественного доказательства. Однако эта речь была подвергнута выборочному цитированию, меняющему основное содержание, а порой и дополнена фразами, которые вовсе не были произнесены[422]. Для доказывания виновности С. Милошевича в инкриминируемых деяниях через доктрину СПД необходимо доказать совершение преступлений подконтрольными лицами, которые не были расследованы. При изучении в рамках судебного заседания конкретных ситуаций становится ясным, что власти Югославии и Сербии не только старались не допустить совершения преступлений, но и проводили расследования и наказывали виновных в случае их совершения. Свидетельские показания обратного неоднократно опровергались при перекрестном допросе: Махмут Бакали, Агим Закири (на перекрестной стадии допроса после раскрытия явных противоречий в показаниях, данных ранее, остановлен по состоянию здоровья), Ник Перай, Шукри Буджа, Уильяма Уолкера, засекреченный свидетель К-25, Радимир Маркович, Мартин Пниши, Степан Месич, Дражен Эрдемовича[423]. Драган Василькович, будучи политическим соперником С. Милошевича, и вовсе сделал заявление о том, что ему не было известно о причастности властей Сербии к преступлениям на территории республики Сербской. Свидетель дополнил, что, если бы он располагал подобной информацией, она бы сразу стала достоянием общественности. Свидетель Милослав Джорджевич прямо показал, что Югославская народная армия была связана нормами Международного гуманитарного права и в целом их применяла. Также свидетель показал, что в случае нарушения норм Международного гуманитарного права существовала процедура обязательного информирования обо всех нарушениях руководства армии, а также привлечения виновных лиц к ответственности. Зоран Лилич подтвердил неосведомленность Милошевича о событиях в Сребренице, опроверг использование властями Сербии и Югославии идеи «Великой Сербии»[424]. Выборность представленных показаний может создать одностороннюю картину у познающего субъекта, коим в данном случае является суд. Подобную тактику используют специальные службы, подстраивая выгодные для определённой версии факты и «изымая» те, что не встраиваются в «легенду». Сведения об участии Центрального разведывательного управления США (например, пытки на территории европейских стран с целью получения сведений, которые затем использовались в МТБЮ), вызывают «разочарование» в современных органах международной юстиции[425]. Подобную схему можно увидеть в показаниях многих свидетелей. В частности, засекреченный свидетель К-5 помнит сорт виски, который он пил более трёх лет назад, но не помнит обстоятельства совершённых им преступлений, относительно которых даёт показания, а также при нахождении явных противоречий не помнит обстоятельства, о которых он давал письменные показания. Во время дачи показаний свидетелем Ибрагимом Руговой также была использована указанная тактика. Свидетельские показания Фредерика Абрахамса полностью основывались на его докладах для «Human Rights Watch», в которых были подтасовки и избирательная подачи информации. Доклад свидетеля Ференца Вега и вовсе был составлен исключительно на материалах, представленных прокурором, а не на основании полного изучения вопроса и с учётом того, что все данные, переданные эксперту - истинные[426]. В ряде случаев для доказательства каких-либо обвинений прокуратура использовала показания экспертов. Однако при подробном изучении представленных ими заключений выясняется, что даже они не были достоверными, основывались на неточных исходных данных, носили ненаучный характер, и соответственно содержали ложные выводы (Патрик Болл[427]). Экспертом в военной области, представленным прокуратурой, и вовсе был психолог по образованию, не получивший никакого специального военного образования, а заключение носило явно предвзятый характер (Филипп Ку[428]). Квалификация эксперта уже предварительно отвечает на вопрос об относимости предлагаемых экспертных показаний. Доказательства неквалифицированного эксперта изначально не может быть признано относимым доказательством[429]. Заключение эксперта по конституционным вопросам (Ивана Кристана) в большей своей части (55 из 85 страниц) была отвергнута судом по причине необоснованности, а в остальной части С. Милошевич указал на явные ошибки, неточности и несоответствия в данном заключении. Экспертом в области полиции был представлен Будимир Бабович, профильное образование которого - французский язык и литература. Выводы эксперта противоречили законам не только государств, но и законам логики. Свидетель не мог пояснить, какие первоисточники он использовал при проведении исследования и т. д. Исследование эксперта Давора Стриновича, как это было установлено в рамках перекрестного допроса, проведено некомпетентными лицами с использованием методов, которые, по словам самого свидетеля, не могли быть применены, исходя из имеющихся в распоряжении исследователей материалов[430]. А вопросы применимой методологии экспертом при составлении заключения зачастую оцениваются строже, нежели и вовсе вопрос о допустимости доказательства[431]. Эксперт по истории Одрей Баддинг, вызванная прокурором для описания исторической ситуации вокруг Сербии, и вовсе подстраивала историю Сербии под положения обвинительного заключения и не учитывала реальные статистические сведения во время своего исследования[432], хотя все экспертные заключения должны быть независимыми[433]. В ряде случаев показания свидетелей опровергались лицами, не дававшими свидетельские показания, но активно следящими за процессом со стороны. Особенность трибунала заключается в его большом территориальном отдалении от места проживания большинства свидетелей, от места происшествия событий. Однако следует внимательно относится к показаниям (заявлениям), данным в открытых средствах массовой информации, когда участники событий, на которые ссылается свидетель, прямо опровергают его показания, указывают на неточности и откровенную ложь. Особенно, когда противоположная сторона просит приобщить данные заявления к материалам дела. Данные доказательства, будучи полученными без нарушения закона, никоим образом не нарушают цели правосудия, а значит являются допустимыми. Подобное опровержение дали Момир Булатович, Ассоциация ветеранов Черногории в отношении показаний Николы Самарджича. Однако в рамках данного процесса даже свидетели обвинения опровергали показания друг друга. В частности, Александр Васильевич опроверг показания Кандича, Кируджича, Слободана Лазаревича. Ещё более противоречивой выглядит ситуация, при которой свидетели во время выступления в суде говорят, что в принципе не могли дать некие показания, которые, тем не менее, имеются в их предварительных письменных показаниях. Подобное можно увидеть, например, в показаниях Милана Кучана[434]. По результатам изучения показаний свидетелей обвинения можно сделать вывод, что прокуратура не справилась с возложенной на неё обязанностью доказывания виновности обвиняемого в соответствии со стандартом ВРС. После обвинительной части процесса у любого разумного человека остались сомнения не только в виновности С. Милошевича, но и в честности и беспристрастности действий прокуратуры при проведении расследования. В любом случае, доказательства, оглашённые в суде в рамках процесса, навсегда останутся в истории, и их оценка может быть дана будущими поколениями, которые, несомненно, будут разбирать деятельность МТБЮ. 18 февраля 2004 года закончилась обвинительная часть процесса[435]. 3 марта Amici Curiae подала заявление об оправдании обвиняемого в порядке статьи 98 bis ППД МТБЮ. Доводы Amici Curiae сводились к тому, что обвинение не смогло доказать свои доводы по 189 пунктам, а также конфликт в Косово и Хорватии между 15 января и 22 мая 1992 года не являлись международным, С. Милошевич не причастен к геноциду в том числе в соответствии с СПД. Прокурор поддержал ранее заявленные обвинения и опроверг доводы Amici Curiae. 16 июня 2004 года судебная палата вынесла заключение в порядке статьи 98 bis ППД МТБЮ. Судебная палата подтвердила, что на данном этапе обвиняемый или Amici Curiae может подать заявление о вынесении оправдательного приговора. Оправдательный приговор будет вынесен в том случае, если обвинение не смогло представить доказательства, которые (будучи принятыми судом) приведут к выводу о виновности обвиняемого в соответствии со стандартом ВРС. Палата подчеркнула, что одной из основных функций процедуры «no case to answer» (прообраз правила 98 bis ППД МТБЮ) в системе англо-саксонского процессуального права является обеспечение того, чтобы в конце обвинительной части не осталось доказательств, которые не могут законно поддержать обвинение, в противном случае это может привести к несправедливому убеждению в отношении виновности обвиняемого. Палата определила критерии, по которым она будет оценивать доказательства на данной стадии процесса. Прежде всего, определено, что не имеет значения, как расположены доказательства, сгруппированы ли они по каждому обвинению в отдельности или нет. Вывод о том, имеются ли доказательства, должен делаться комплексно. В случае, если вывод о виновности может быть дан из доказательств с пороком (например, из показаний лица, не заслуживающего доверия), обвинения, основанные на них, тем не менее, остаются в силе. Напротив, в том случае, если доказательства с пороком служат для обоснования нескольких версий, в одной из которых имеется вывод о доказанности виновности обвиняемого, то такие обвинения отклоняются. Палата пришла к выводу о допустимости показаний «с чужих слов». В данном контексте следует отметить, что палата признала, что указанный вид доказательств (hearsay) является недопустимым в англо-саксонской модели уголовного процесса, однако допустимы ст. 89 (С) ППД. В завершении палата подчеркнула, что из принятых доказательств трибунал может, но не обязан прийти к выводу ВРС о виновности обвиняемого. В заключении были признаны необоснованными большинство доводов Amici Curiae. Особого внимания заслуживают обвинения С. Милошевича в геноциде. Палата нашла обоснованными доводы о наличии геноцидального умысла через СПД у хорватских сербов в Брчко, Приедоре, Сански Мост, Сребреница, Биелина, Клию и Босански-Нови. Однако признала в частности, что обвинение не смогло доказать геноцид в Котор Варош. Причастность и осведомлённость о геноциде обвиняемого доказана только косвенными и далеко не однозначными доказательствами. Тем не менее, был сделан вывод, что данных доказательств может быть достаточно для осуждения обвиняемого. Следует отметить, что в особом мнении судья Квон отметил, что доказательства наличия геноцидальных намерений у обвиняемого «слишком слабые» (too tenuous)40. Таким образом, палата поддержала доводы прокурора и нашла ВРС обоснованными и достаточными доводы о виновности обвиняемого по большинству инкриминируемых деяний. Стадия защиты в рамках дела «Прокурор против С. Милошевича» не была закончена в связи со смертью обвиняемого, произошедшей при неоднозначных обстоятельствах. 11 марта 2006 года Милошевич скончался[436] [437] в тюрьме, процесс против него был завершён. По мнению депутатов Государственной Думы РФ, МТБЮ так и не удалось реализовать идею своего создания. Принятые за всё время существования трибунала решения отличает крайняя степень политизированности и предвзятости. Двойные стандарты стали нормой его работы[438]. Вопрос о геноциде и стандарте его доказанности поднимался в рамках рассмотрения дела «Босния и Герцеговина против Сербии и Черногории» Международным судом ООН. В решении от 26 февраля 2007 года Международный суд ООН подтвердил, что ответственность государства может возникать за совершение геноцида или соучастие в геноциде без осуждения физического лица за преступление или за соучастие компетентным уголовным судом. Вместе с тем бремя доказывания по общему правилу возложено на заявителя. При этом стороны судебного разбирательства ссылались на различные стандарты доказанности геноцида. Босния и Герцеговина полагала, что поскольку спор не относится к уголовному праву, а имеет место нарушение договорных обязательств, то должен быть применим стандарт баланс доказательств или баланс вероятностей. Сербия и Черногория напротив указывали, что поскольку разбирательство касается наиболее серьёзных вопросов ответственности государств, а обвинение в такой исключительной серьёзности в отношении государства требует определённой степени уверенности, то должен быть применён стандарт вне разумных сомнений. Суд (со ссылкой на дело «Соединённое Королевство против Албании») отметил, что претензии к государству, связанные с обвинениями в исключительной серьёзности, должны подтверждаться доказательствами, которые являются полностью определёнными, с высокой степенью достоверности, соответствующей серьёзности этого утверждения и создавали бы у суда полное убеждение в том, что было совершено преступление геноцида, государство нарушило свои обязательства по предотвращению геноцида, наказанию за него и выдаче лиц, обвиняемых в геноциде[439]. 24 марта 2016 года был вынесен приговор по делу «Прокурор против Радована Караджича»[440]. Решением МТБЮ[441] бывший Президент Республики Сербской Р. Караджич был приговорён к 40 годам тюремного заключения. Однако в объёмном тексте Приговора (2615 страниц) можно увидеть немало удивительных откровений, которые установил МТБЮ при вынесении данного решения. В параграфе 3460 Приговора судебная коллегия, основываясь на показаниях свидетелей о том, что интересы боснийских сербов и сербского руководства во время конфликта не совпадали, о критике и неодобрении С. Милошевичем политики и решений, принятых обвиняемыми и руководством боснийских сербов, пришла к выводу, что нет достаточных доказательств утверждать, что Милошевич одобрил общий план геноцида и этнических чисток мусульман на территории Боснии и Г ерцеговины. Данное утверждение де-факто оправдывает С. Милошевича по ряду пунктов обвинения. В частности, то, что он не был участником «общего плана» с Караджичем, позволяет говорить об отсутствии субъективной стороны преступления, а как следствие отсутствие состава преступления[442]. Таким образом, нельзя говорить о его причастности через концепцию СПД к этническим чисткам и военным преступлениям в Боснии и Герцеговине, к геноциду мусульман в Сребренице, являвшимся одним из самых кровавых событий в конфликте на территории бывшей Югославии. В абзаце 3280 утверждается, что в марте 1992 года С. Милошевич характеризовал ситуацию в Боснии и Герцеговине как весьма напряжённую, призывал стороны конфликта снизить градус напряжённости, осуждал возможные этнические чистки. Подчёркивается, что 15 марта 1994 года Милошевич призывал к тому, чтобы все этнические группы были защищены (абзац 3288), Союзная Республика Югославия призывала боснийских сербов принять мирное предложение по выходу из кризиса (абзац 3292). Всё вышеизложенное свидетельствует об отсутствии каких-либо доказательств виновности С. Милошевича по большей части пунктов обвинения, содержащихся в Обвинительном заключении по Боснии и Герцеговине, и напротив, попытках найти мирный способ выхода из боснийского конфликта, осуждении возможных актов геноцида и этнических чистках. Однако данный Приговор не имеет никого отношения к делу «Прокурор против С. Милошевича», закрытому в связи со смертью обвиняемого. Если в целом оценивать результаты деятельности МТБЮ (прекратившему работу 31 декабря 2017 года), следует отметить, что за время его существования были выдвинуты обвинения в отношении 161 человека, 90 человек были осуждены, 19 оправданы (в том числе Воислав Шешель[443]) 13 дел переданы в национальные суды, 10 человек умерли до передачи их трибуналу, 7 человек умерли после передачи их МТБЮ, в отношении 20 обвинения были сняты в ходе расследования за недостаточностью улик, и только 2 дела переданы в Международный остаточный механизм для международных трибуналов (Йовица Станисич, Франко Симатович). Содержание стандартов доказывания, применяемых в органах МУСТ, нуждается в детальной регламентации. То обстоятельство, что оно вырабатывается судебной практикой, не совместимо с романо-германской моделью уголовного процесса, при котором процессуальная регламентация основ деятельности судебных органов осуществляется законодательной (представительной) властью, а также общим принципом права, согласно которому условия проведения судебного разбирательства должны быть известны сторонам до начала процесса (принцип правовой определённости). Процедура, установленная ст. 98 bis ППД МТБЮ, не нашла своего развития и закрепления в МУС, в том числе по причине своей противоречивости и недостаточной проработанности. Сама идея данной процедуры заслуживает внимательного изучения. Правило «no case to answer» активно используется в англо-саксонской модели уголовного процесса[444]. Однако его апробация, в том числе и на реалии гражданского, административного и арбитражного процессов в условиях российского законодательства может встретить немало препятствий, в частности, недостаточно проработанная система раскрытия доказательств. В рамках гражданского процесса предварительная оценка доказательств могла бы проводиться на стадии принятия искового заявления к производству или в рамках предварительного судебного заседания по заявлению участников дела. Вместе с тем, объективный уровень загруженности судов общей юрисдикции не позволяет рассчитывать на введение дополнительных процедур в рамках судопроизводства в настоящее время. Несмотря на то, что процедура позволила бы участникам дела более взвешено использовать процессуальные средства защиты своих прав, и, вероятно, оказала бы воздействие на процент заключаемых мировых соглашений, процедура может привести к злоупотреблению правом, выражающимся в затягивании процесса.