Взгляд Маврициана на защиту атипичных соглашений
Дискуссия о процессуальной защите атипичных сделок с взаимными обязательствами представлена во фрагменте D. 2.14.7.2 на примере спора между Юлианом и Маврицианом относительно случая передачи денег в обмен на манумиссию раба Стиха, когда после ее совершения он был эвицирован.
Ульпиан присоединяется к суждению Маврициана, который вопреки Юлиану[848], который склоняется к иску по факту[849], выступил в пользу предоставления траденту денег actio civilis in factum, т.е. actio praesriptis verbis[850]. БуквальноМаврициан говорит о том, что в данном случае достаточным (sufficit) является actio civilis incerti («...ille ait civilem incerti actionem, id est praescriptis verbis sufficere...»). Использование глагола sufficere призвано подчеркнуть идею более верного выбора в пользу actio civilis incerti[851], либо отсутствие оснований для создания нового преторского иска (actio in factum), поскольку в эдикте уже предусмотрен иск из оценки, смоделированный с agere praescriptis verbis, или actio civilis incerti, и применяемый по аналогии также для безымянных договоров.
В литературе выдвигается гипотеза, что иск, предоставляемый Маврицианом, совпадал с тем, который мог дать Аристон[852], т.к. именно к суждению данного юриста тот обращается в обоснование контрактной природы обмена раба на деньги в словах («esse enim contractum, quod Aristo synallagma dicit, unde haec nascitur actio»)[853]. Хотя во фрагментах Аристона не удается проследить использование им actio incerti civilis[854], тем не менее, признание сделок при наличии основания и взаимных обязательств в качестве контракта означает принципиальную допустимость использования им actio civilis incerti в отношении меновых договоров.
Основные дискуссии вызывает характер иска, предоставляемого Маврицианом и, вероятно, Аристоном.
В романистике существует два подхода к его пониманию. Согласно одному из них, разделяемому А. Бурдезе, Ф. Г алло[855], К. Пеллозо[856], Э. Шандрелло, М. Сардженти, М. Артнером и другими[857], actio civilis incerti является иском, не связанным напрямую с agere praescriptis verbis Лабеона[858]. Эта идея берет свои истоки в концепции А. Е. Жиффара. Тот предположил, что упоминаемый Маврицианом и, вероятно, Аристоном иск являлся в действительности condictio civilis incerti. Формула такого иска не содержала praescripta verba, а также имела неопределенную интенцию без ссылки на добросовестность[859]. Эта идея была развита Р. Сотти[860] и А. Бурдезе[861], которые скорректировали структуру формулы, предложенную А. Е. Жифарром, высказав предположение о наличии прескрипции (praescriptio pro actore) в функции демонстрации. На основании такой реконструкции А. Бурдезе разработал теорию о дуализме процессуальных средств для защиты атипичных соглашений. С одной стороны, были иски, предусмотренные Лабеоном, с описанием фактического состава в прескрипции и с интенцией по доброй совести (ex fide bona), с другой, condictio incerti Аристона с формулой, имеющей неопределенную интенцию без ссылки на добросовестность, за которой следовала кондемнация с возможностью изменения объема присуждения (cum taxatione)[862]. При этом понятие condictio incerti употреблялось не в значении кондикционного иска из неосновательного обогащения[863], а в значении контрактного иска, направленного на истребование встречного исполнения. Так, у Гая condictio выступает синонимом actio in personam (Gai. 4.5; I. 4.6.15). В поддержку теории о неравнозначности agere praescriptis verbis и condictio incerti представители такого подхода предлагают фразу «id est praescriptis verbis» после слов «ille ait civilem incerti actionem» вразбираемом фрагменте считать интерполяцией[864]. Если обратиться к иным фрагментам Аристона и других классических юристов, несложно заметить, что, несмотря на использование Г аем condictio в качестве синонима actio, в других текстах понятие condictio incerti практически всегда означает кондикционный иск с неопределенной интенцией и используемый как иск иск из неосновательного обогащения.
C именем Аристона связано использование actio iuris civilis (D.
19.5.16.1) в значении договорного иска в следующем фрагменте:Pomponius 22 ad sab. Помпоний, в 22-й книге комментария к
Сабину
Permisisti mihi, ut sererem in Ты позволил мне на своем участке и почве fundo tuo et fructus tollerem: sevi сеять и собирать плоды. Я засеял; но ты не nec pateris me fructus tollere. позволяешь мне собирать плоды. Аристон nullam iuris civilis actionem esse говорит, что здесь нет никакого цивильного Aristo ait: an in factum dari debeat, иска, а следует ли дать иск по факту, - deliberari posse: sed erit de dolo. можно подумать; но будет иск из умысла.
В тексте разбираются условия применения и характер иска из договора, согласно которому собственник («Я») и другое лицо («Ты») договорились о праве последнего сеять и собирать фрукты на участке первого. Аристон отрицает возможность использования actio iuris civilis. Его отказ связан, по мнению Р. Санторо, с тем, что в разбираемом фрагменте не имело место первое из предоставлений (datio), которое оправдывало бы возникновение обязательства[865]. Такое толкование построено на ошибочной концепции, что атипичные сделки подлежали защите только при условии исполненного первого предоставления. Более верным является толкование М. Таламанки, согласно которому соглашение собственника и третьего лица о том, что первый согласен претерпевать засев и сбор плодов на своем земельном участке (pactum
841
fructus tollere) не может расцениваться как встречное предоставление, а потому отсутствует синаллагматическая связь предоставлений, что исключает в понимании Аристона применение атипичного договорного иска. Г оворя об иске из атипичного договора, Аристон называет его не condictio incerti, а actio iuris civilis. При систематическом толковании с фрагментом D. 2.14.7.2 приведенное свидетельство косвенно говорит о том, что Аристон не отождествлял actio civilis incerti с condictio incerti. Еще в одном тексте Нерация, где тот цитирует Аристона, словосочетание condictio incerti использовано последним в качестве синонима condictio ex causa furtiva (D.
13.1.12.2). Из текстов иных римских юристов следует, что использование condicio incerti не имело ничего общего с actio civilis incerti. Юлиан предлагает обращаться к такому иску для возврата денег, когда неосновательное обогащение было не на всю сумму, а лишь на часть (D.12.7.3)[866]. Таким образом, condictio incerti и actio civilis incerti синонимам не являются.Дополнительной проверки требует тезис о том, что иск actio civilis incerti в отличие от actio praescriptis verbis не имел в интенции указание ex fide bona[867]. Отсутствие ссылки на добросовестность создавала, по мнению М. Таламанки, некоторую гарантию истцу от чрезмерного судейского усмотрения[868]. Для ответа на вопрос, была ли интенция иска actio civilis incerti снабжена указанием на добросовестность, следует ненадолго вспомнить становление процессуальной защиты консенсуальных договоров и роль принципа добросовестности. Ссылка на добросовестность в интенции формулы не ограничивалась значением процессуального довеска, позволявшего судье оценивать интересы сторон. Добросовестность была нормативной основой, позволившей интегрировать консенсуальные соглашения в ius civile. Если следовать реконструкции, согласно которой intentio не была обеспечена
ссылкой на добросовестность, неминуемо встает вопрос о нормативной основе признания безымянных атипичных сделок контрактами, обеспеченными цивильным иском. Учитывая исторически обусловленное ключевое значение принципа добросовестности в интеграции консенсуальных соглашений, а также преемственность концепций Аристона и Лабеона, можно предположить, что интенция actio civilis incerti содержала указание на добросовестность, а само наименование иска являлось лишь синонимом actio civilis in factum и actio praescriptis verbis.