Учение о контракте Аристона
Главным свидетельством восприятия контракта Лабеона является учение Аристона, представленное Ульпианом в комментарии к эдикту «De pactis et conventis» (D. 2.14.7.2.):
Sed et si in alium contractum res non transeat, subsit tamen causa, eleganter Aristo Celso respondit esse obligationem.
Ut puta dedi tibi rem ut mihi aliam dares, dedi ut aliquid facias: hoc synallagma esse et hinc nasci civilem obligationem. Et ideo puto recte Iulianum a Mauriciano reprehensum in hoc: dedi tibi Stichum, ut Pamphilum manumittas: manumisisti: evictus est Stichus. Iulianus scribit inНо если данное дело не подходит под какой-либо контракт, но присутствует causa, то, как Аристон изящно ответил Цельсу, обязательство существует. И считается, что если я дал тебе вещь, чтобы ты дал мне другую вещь или дал, чтобы ты что-либо сделал: то таким образом имеет место синаллагма, и отсюда возникает цивильное
обязательство. И потому я считаю, что Юлиан правильно порицал Маурициана по такому делу: я дал тебе (раба) Стиха,
factum actionem a praetore dandam: чтобы ты отпустил на свободу (раба) ille ait civilem incerti actionem, id Памфила; ты отпустил, а Стих был est praescriptis verbis sufficere: esse эвицирован. Юлиан пишет, что претор enim contractum, quod Aristo должен дать actio in factum, а тот synallagma dicit, unde haec nascitur (Маврициан) писал, что достаточно actio actio. civilis incerti, т.е. actio praescriptis verbis,
т.к. заключен контракт, который Аристон называет синаллагмой и на основании него возникает этот иск.
Приведенный фрагмент посвящен квалификации сделок, которые не подходят под определенный тип контракта. Во фрагменте наряду с Аристоном представлены воззрения других юристов - Маврициана, Ульпиана и Цельса. Учение Аристона сосредоточено при этом в следующих фразах: 1) «Sed et si[790] in alium contractum res non transeat, subsit tamen causa, eleganter Aristo Celso respondit esse obligationem: ut puta dedi tibi rem ut mihi aliam dares, dedi ut aliquid facias: hoc synallagma esse et hinc_nasci civilem obligationem» («Но если данное дело не подходит под какой-либо контракт, но присутствует causa, то, как Аристон изящно ответил Цельсу, обязательство существует.
И считается, что если я дал тебе вещь, чтобы ты дал мне другую вещь или дал, чтобы ты что- либо сделал: то таким образом имеет место синаллагма, и отсюда возникает цивильное обязательство»); 2) «...esse enim contractum, quod Aristo synallagma dicit, unde haec nascitur action» («т.к. заключен контракт, который Аристон называет синаллагмой и на основании него возникает этот иск»).Реконструкция учения Аристона требует толкования понятий res, causa, synallagma, obligatio, образующих концептуальную канву его учения, а также сопоставление его подхода с суждением Цельса и теорией контракта Лабеона.
1) Понятие res
В словах «sed in alium contractum res non transeat, subsit tamen causa...» первым дискуссионным понятием является res. Согласно одной интерпретации, res означает сделку[791]. Бурдезе отмечает, что res это правовой акт, выражающий совокупность интересов сторон, т.е. «id, quod actum est»[792]. Распространен взгляд, что res синоним conventio, а высказывание «sed in alium contractum res non transeat» принадлежит Ульпиану, заменившему conventio на res, чтобы избежать повторения[793]. При таком толковании Ульпиан как бы продолжает анализ системы conventiones iuris gentium, представленной им в первых двух параграфах (D. 2.14.7. pr.- 2). Возможно, res означает реальную сделку[794]. Так, Санторо полагает, что res указывает на соглашение (conventio), манифестируемое в предоставлении (datio, factum), направленном на реализацию определенной цели (causa), с которой согласна другая сторона[795].
Далее исследователь отмечает, что res Аристона корреспондирует высказанной Лабеоном идее «convenire re» (D. 2.14.2) с некоторым смещением акцентов: у Лабеона соглашение заключается посредством вещи (res), у Аристона, напротив, res содержит в себе идею convenire[796]. Со сходным взглядом выступает К. Пеллозо, отмечая, что понятие res выбрано Аристоном намеренно, чтобы показать необходимость реального элемента для интеграции новых атипичных сделок в систему ius civile[797].
Наконец, был выдвинут взгляд, что res означает правоотношение[798]. Смысл высказывания Аристона сводится к констатации наличия основания также и в правоотношении, не являющемся в строгом смысле контрактным. При оценке толкований res следует принимать во внимание, что в период поздней классики юридическая терминология для обозначения частноправовых актов уже сложилась. Для сделки использовались термины negotium, conventio, actus. Фрагменты Аристона[799] подтверждают владение им данной терминологией. Обращение к res со всей вероятностью не носит технического характера. Сложно согласиться с толкованием Р. Санторо и К. Пеллозо по терминологическим соображениям. Уже обзорный анализ источников не подтверждает, что слово res использовалось для обозначения реальных контрактов. Из этого следует, что res означает просто фактический состав, дело, или правовой акт[800]. При таком толковании высказывание «sed in alium contractum res non transeat, subsit tamen causa... esse obligationem» указывает, что «если фактический состав под какой-либо контракт не подходит, но имеет место causa, то.. .возникает обязательство». На наш взгляд, Аристон не связывает свою теорию с реальной конфигурацией безымянных договоров. Он намерен подчеркнуть лишь значение правового основания (causa) для возникновения обязательства.2) Понятие causa
Условием, при котором определенный фактический состав выступает основанием (res) возникновения обязательства, по мнению Аристона, является наличие causa. Толкование этого понятия является ключевым для понимания концепции юриста и поэтому наиболее дискуссионным.
Согласно традиционному взгляду под causa понимается исполнение первого из предоставлений, т.е. datio в сделках менового характера со структурой предоставлений «do, ut des» и «do, ut facias»[801]. Такое толкование подкреплено следующей за высказыванием о значении causa фразой «ut puta: dedi ut des, dedi ut facias.»[802] («как то: я дал, чтобы ты дал взамен, я дал, чтобы ты сделал»), в которой якобы раскрывается суть causa Аристона.
Смысл высказывания Аристона при таком толковании сводится к тому, что если в какой-либо сделке исполнено первое из предоставлений, как имеет место в сделках менового характера по типу «я дал тебе что-то, чтобы ты дал взамен», «я дал, чтобы ты что-то сделал», то возникает обязательство. Традиционное толкование causa получило в литературе дальнейшие интерпретации. Корректируют взгляд о совпадении causa и datio А. Бурдезе и А. Мантелло, полагая, что causa является целью сделки, реализуемой в первом предоставлении[803]. По замечанию К. Пеллозо causa выступает предоставлением целевого характера, направленным на получение встречного[804]. Дж. Мелилло[805] и Б. Бискотти[806] отмечают, что causa, отождествляемая с datio, означает предоставление, направленное на получение встречного, ради восстановления эквивалентности и имущественного равновесия.Согласно иному «консенсуальному» толкованию, causa означает сделочное основание, отличное от первого из предоставлений[807]. Понятие causa
использовано Аристоном в значении функции и цели сделки, для реализации которых заключается контракт[808].
Галло[809], отождествляя causa и datio, отмечает, что Аристон не просто использует понятие causa, но обращается к выражению «subsit tamen causa» («но если имеет место causa»). В совокупности с примерами меновых сделок со структурой do, ut des и do, ut facias, иллюстрирующих понятие causa, такое выражение указывает на слияние causa с первым из предоставлений.
К толкованию выражения «subsit tamen causa» обращается также К. А. Канната, но приходит к иному выводу. Аристон использует глагол subesse в настоящем времени. Во фразе «subsit tamen causa» он означает, что для признания сделки контрактом необходимо основание (causa), имманентное сделке (subest), и не исчерпывающееся в первом из предоставлений в рамках сделок do, ut des и do, ut facias, приводимых в качестве примеров. Следует согласиться с Т. далла Массара, что Аристон преследовал цель обосновать контрактную защиту для атипичных сделок с меновым содержанием и пытался преодолеть обсуждение атипичных сделок с позиции учения о кондикции.
Такой переход предполагал выявление основания, функции обмена предоставлений[810]. Интеграция causa с первым предоставлением (datio) редуцирует ее роль до цели, преследуемой стороной, совершившей первое предоставление и заключающейся в получении встречного[811]. В этом случае causa одного из предоставлений является основанием для встречного.Очевидно, что causa понимается Аристоном не как атрибут правового действия одной из сторон сделки, не сводится к оправданию встречного предоставления, а выражает тип или общее правовое основание, выражающее имущественную цель и функцию договора.
Для оценки causa следует обратиться к иным свидетельствам ее использования Аристоном[812], главным из которых является следующее (D.
19.4.2. ):
Paulus 5 ad Plaut. Павел, 5-я книга к Плавту
Aristo ait, quoniam permutatio Аристон говорит, что поскольку мена близка vicina esset emptioni, sanum купле, следует признать верным, что раб, quoque furtis noxisque solutum который был передан на таком основании, et non esse fugitivum servum является здоровым, свободным от ноксальной praestandum, qui ex causa ответственности и ответственности за daretur. воровство, а также не склонен к бегству.
В приведенном тексте понятие causa призвано обосновать аналогию мены с куплей-продажей в целях возложения на традента традиционной для продавца обязанности гарантировать качество вещи. Вероятно, юрист использовал causa в значении, сходном с фрагментом D. 2.14.7.2. Фраза «qui ex causa daretur» прямо разграничивает datio и causa. Наряду с приведенным фрагментом Аристон использует понятие causa и в других свидетельствах в значении основания сделки (D. 25.2.6.5; D. 39.2.28; D. 40. 7. 5 pr.), или цели (D. 19.4.2; D. 36.3.13; D. 39.5.18.2), не совпадающих с первым предоставлением по сделке.
Дополнительным аргументом в пользу causa в значении правового основания, отличного от предоставления, может быть использование Ульпианом выражения «subest causa» в рамках комментария к эдикту «De pactis et conventis» в следующем фрагменте (D.
2.14.7. 4.):Ulpianus 4 ad ed. Ульпиан в 4-й книге комментария к эдикту
Sed cum nulla subest causa, Но если нет основания, то установлено, что propter conventionem hic constat посредством простого соглашения не может non posse constitui obligationem: возникнуть обязательство: так как просто igitur nuda pactio obligationem соглашение не порождает обязательство, но non parit, sed parit exceptionem. эксцепцию.
Фраза «subest causa» в приведенном фрагменте вновь указывает на наличие основания, не совпадающего с datio, т.к. выражает идею имманентности, свойства определенного соглашения, которое не может быть исчерпано в предоставлении. Данный текст, кроме прочего, подтверждает ключевую роль causa для возникновения обязательства. Без causa простое соглашение не способно породить обязательство, по прямому указанию Ульпиана. Можно возразаить, что в рамках комментария к эдикту «De pactis et conventis» понятие causa могло иметь разные значения, и в D.2.14.7.2 causa тем не менее понимается как первое исполнение. Но если это было так, то логике повествования соответствовало бы указание юристом на полисемичность термина causa. Но такого объяснения не последовало, поэтому можно предположить, что Ульпиан использует в приведенном фрагменте понятие causa и выражение «subest causa» в едином значении правового основания, отделенного от первого предоставления.
Приведенные тексты (D.2.14.7.4 и D. 19.4.2.) подтверждают, что Аристон использовал понятие causa в значении основания сделки, интегрировавшего в себе идеи функции и цели, и не совпадающего с первым предоставлением.
3) Понятие obligatio
Наличие в атипичной сделке правового основания приводит к возникновению обязательства. Во фрагменте Аристон прибегает к понятию obligatio дважды - во фразе «sed in alium contractum res non transeat, subsit tamen causa, eleganter Aristo Celso respondit esse obligationem», и затем в рамках дискуссии Маврициана и Юлиана об иске, применимом для атипичной сделки по модели do, ut facias, в словах «hoc synallagma esse et hinc nasci civilem obligationem».
После утверждения Аристона, что при наличии causa сделка является обязательством, приводятся в качестве примеров правовые акты («dedi tibi rem ut mihi aliam dares, dedi ut aliquid facias»). Это может означать, что и obligatio имеет значение правового акта. Но такое значение не согласуется с употреблением в другом месте фрагмента «...hoc synallagma esse et hinc nasci civilem obligationem.» («это есть синаллагма, и из этого возникает цивильное обязательство»), т.к. здесь obligatio уже означает обязательственное правоотношение. Разнобой в первом и втором случаях употребления обязательства, а также процессуальная стилистика комментария к эдикту «De pactis et conventis»[813], где отличия между контрактом и пактом проводятся в первых двух параграфах по характеру процессуальной защиты (на основании иска или эксцепции), стали причиной предположений об интерполяционной корректировке obligatio во второй части фрагмента на actio[814] (При этом заключительная фраза якобы звучала «hoc synallagma esse et hinc nasci civilem actionem» (курсив мой - А. Н.)). В действительности текст не дает оснований для замены obligatio на actio во второй части[815]. Интерполяционная критика, построенная на разном значении obligatio, не соответствует характеру фрагмента. Несложно увидеть, что в обоих случаях obligatio выступает в значении правоотношения[816]. В первом случае во фразе «sed in alium contractum res non transeat, subsit tamen causa...esse obligationem», понятие res уже содержит в себе идею обязательственного акта, благодаря наличию в котором правового основания и имеет место obligatio. Во фразе акцентируется причинноследственная связь между наличием в сделке (res) правового основания (causa) и ее последствием в форме обязательственного правоотношения. Из второй фразы «hoc synallagma esse et hinc nasci civilem obligationem» следует, что понятие синаллагма, описывающее структуру обязательства, вновь указывает на obligatio в значении правоотношения[817]. Относительно фразы civilis obligatio во втором случае следует допустить, что в ней акцентируется процессуальный аспект обязательства - защита особым цивильным иском[818].
4) Понятие synallagma
Использование Аристоном слова synallagma позволяет обсуждать его концепцию в соотношении с учением Лабеона, т.к. данное понятие встречается только в свидетельствах двух названных юристов. Понятие синаллагма появляется во фрагменте также дважды: 1) «Ut puta dedi tibi rem ut mihi aliam dares, dedi ut aliquid facias: hoc synallagma esse et hinc nasci civilem obligationem» («и считается, что если я дал тебе вещь, чтобы ты дал мне другую вещь или дал, чтобы ты что-либо сделал: то таким образом имеет место синаллагма, и отсюда возникает цивильное обязательство»); 2) «esse enim contractum, quod Aristo synallagma dicit, unde haec nascitur actio» («т.к. заключен контракт, который Аристон называет синаллагмой и на основании него возникает этот иск»).
Высказывались предположения, что синаллагма является в представлении Аристона греческим синонимом контракта[819]. В рамках такого толкования Р. Санторо предположил, что синаллагма выражает идею consensus[820]. Со сходной идеей выступил Б. Бьонди, предположив, что Аристон использует синаллагму указания на соглашение[821]. Такое толкование встретило справедливую критику Вочи и Галло - и Р. Санторо, и Бьонди пытаются увидеть следы современной консенсуальной теории контракта в концепции Аристона[822].
На наш взгляд, Аристон не отождествлял контракт с синаллагмой, а использовал греческий термин для описания структуры взаимных обязательств. Если обратиться к буквальному толкованию фразы «esse enim contractum, quod Aristo synallagma dicit, unde haec nascitur actio», то не сложно заметить, что Аристон сам не использует синаллагму как синоним контракта. Такое отождествление ему приписывает Маврициан, или, возможно, Ульпиан[823]. На наш взгляд Аристон рассматривает синаллагму наряду с causa как один из атрибутов контракта, не ставя ее на центральное место и не отождествляя с контрактом. Таким образом, более верным представляется толкование, согласно которому синаллагма и контракт не тождественны. Синаллагма выражает структуру обязательств, возникающих из контракта.
В синаллагме одни исследователи видят трансформацию, другие повторение концепции Лабеона. По мнению Ф. Г алло, синаллагма в понимании Аристона означает не взаимность обязательств по модели ultro citroque obligatio Лабеона, а взаимность предоставлений[824] и в этом смысле ближе учению Аристотеля о взаимном обмене[825]. По мнению Э. Шандрелло, идея восстановления имущественного равновесия, выраженная в синаллагме
Аристона, подтверждается логикой повествования, согласно которой обращение к синаллагме происходит после освещения примеров по модели «dedi ut des» и «dedi ut facias». Из таких примеров якобы следует, что должно быть совершено первое предоставление. Синаллагма вводится в игру только после указания на совершение первого предоставления (datio), когда возникает ситуация имущественного дисбаланса, и необходимо восстановление имущественного равновесия[826]. Сходного взгляда придерживается Л. Г арофало, по мнению которого Аристон выступил с критикой синаллагмы Лабеона как выражения взаимности обязательства и трансформировал ее во взаимность предоставлений[827]. В том же духе высказался А. Бурдезе[828]. По мнению А. Бискарди[829] и Дж. Гроссо[830] синаллагма Аристона представляет собой развитие концепции Лабеона посредством интеграции атипичных сделок, в которых имеет место взаимность предоставлений.
Меньшим признанием пользуется толкование, согласно которому синаллагма Аристона указывает на взаимность обязательств и повторяет концепцию синаллагмы Лабеона. Его придерживаются К.А. Канната[831], Т. далла Массара[832] и М. Таламанка[833]. Ключевым аргументом в пользу такого толкования может служить некоторый автоматизм использования греческого термина. Упомянутые во фрагменте авторы - Ульпиан, Аристон, Маврициан - используют синаллагму без объяснения ее значения[834]. Это может говорить о том, что синаллагма им известна, возможно, благодаря Лабеону.
Наряду с дискуссиями о восприятии Аристоном учения Лабеона в его изначальном или переработанном виде были высказаны идеи о независимости двух концепций. Впервые об этом высказался М. Сардженти[835]. Этот подход был отчасти воспринят Т. Далла Массара, который допустил, что Аристон наряду с концепцией Лабеона обращался также к греческим текстам для разработки собственной концепции синаллагмы[836]. Из последних адептов данного подхода К. Пеллозо предположил, что Аристон, связывая синаллагму с примерами сделок do, ut des и do, ut facias обратился к оригинальной концепции Аристотеля, примирив ее с римским понятием обязательства. Синаллагма Аристона - самостоятельный источник обязательства, отличный от контракта и синаллагмы Лабеона[837]. В том же ключе П. Грёшлер понимает под синаллагмой Аристона договор с уже исполненным первым предоставлением[838]. Использование для обозначения таких договоров понятия синаллагма коррелирует с идеей первого предоставления для получения встречного в греческом праве[839]. Оценивая концепции о влиянии греческого права, следует принимать во внимание, что Аристон, живший через 2 века после Лабеона, является представителем высокой классической юриспруденции, достигшей уровня развития, какого римская юриспруденция больше не сможет достичь никогда. Логика развития любого правопорядка предполагает, что рецепция правовых конструкций из внешних правовых систем, или так называемая правовая трансплантация, допустима, когда система-донор является более развитой, а правовая система-акципиент не способна решить поставленные перед ней задачи. Предполагаемая рецепция Аристоном теории синаллагмы из идеи телеологического имущественного предоставления греческого права означает обращение к менее развитому правопорядку, что не отвечает целям рецепции и правовой трансплантации. К этому можно добавить, что в римском праве уже существовала концепция имущественного предоставления в обмен на встречное, санкционируемая кондикционным иском (condictio ob causam). Аргумент о греческом происхождении концепции Аристона, выдвигаемый К. Пеллозо для обоснования обращения к концепции Аристотеля, также вряд ли можно назвать удачным. Неримское происхождение римского юриста не могло повлиять на его профессиональные воззрения, поскольку образование он получал именно в Риме. Таким образом, Аристон очевидно обсуждает во фрагменте понятие синаллагма в понимании Лабеоном, воспринимая и переосмысливая его. Сопоставление подходов Аристона и Лабеона требует ненадолго вновь вспомнить концепцию. В понимании Лабеона взаимность обязательств и встречность предоставлений были неразрывны. Он не разъединял генетический и функциональный аспекты синаллагмы. Кроме того, юрист считал потенциально синаллагматическими также и реальные и безвозмездные (как, например, поручение) договоры. Обращение Аристона к синаллагме Лабеона было вызвано находящейся в фокусе обоих юристов необходимостью разрешить проблему интеграции в римский правопорядок атипичных договоров.
Буквальное толкование текста не дает оснований утверждать, что Аристон изменил взаимность обязательств Лабеона на взаимность предоставлений в реальных договорах. Лабеон, как известно, понимал взаимность очень широко (достаточно вспомнить договор товарищества, где обмена предоставлениями нет, но присутствует условная концепция обмена будущими выгодами от участия в товариществе, или договор комиссии, где вновь взаимность не столь очевидна). Аристон структурировал концепцию Лабеона, подчинив синаллагму правовому основанию сделки. Концепции синаллагмы и causa находятся на разных концептуальных основаниях: идея causa выражает идею функции, в то время как синаллагма относится к структуре фактического состава, выражая связь между предоставлениями и обязательствами[840]. Кроме того causa и synallagma по своему объему не равны друг другу. Возможно, что меновых сделках, о которых Аристон упоминает фразе «dedi tibi rem ut mihi aliam dares, dedi, ut facias», акцентируется момент предоставления (на это указывает, что глагол dare поставлен в прошлом времени, т.е. dedi), при том что causa могла реализововываться и во взаимных обязательствах. Понятие causa для Аристона является концептуальным элементов контракта, выражающим идею правового основания и функции контракта, и субординирующим структуру возникающих из его обязательств и предоставлений.
3.2.