Свидетельство Секста Педия
Фрагментом, связанным с систематикой Ульпиана и выразившим значение соглашения в контракте, является знаменитый текст Секста Педия[928] (D. 2. 14. 1. 3) [929]:
Ulpianus libro quarto ad edictum: Ульпиан, 4-я книга к эдикту:
Ad eo autem conventionis nomen Слово conventio (соглашение) является generale est, ut eleganter dicat Pedius настолько общим, что, как удачно сказал nullum esse contractum, nullam Педий, ничтожен контракт, ничтожно obligationem, quae non habeat in se обязательство, в котором бы не conventionem, sive re sive verbis fiat: содержалось соглашения, вне зависимости nam et stipulatio, quae verbis fit, nisi от того, совершается ли он посредством habeat consensum, nulla est.
вещи или слов, т.к. и стипуляция, котораясовершается посредством слов, ничтожна, без согласия сторон.
Фрагмент является частью комментария к эдикту «De pactis et conventis» Ульпиана, разделенного составителями Дигест на три крупных пассажа, помещенных в разных титулах 2-й книги Дигест (D. 2.14.1+ D.2.14.5+ D. 2.14.7). Юрист рассматривает данный текст как вводное правило (D. 2.14.1), после этого переходит к анализу видов соглашений (D. 2.14.5) и затем рассматривает проблематику безымянных договоров, обращаясь к учению
Аристона (D. 2.14.7 pr.-2)[930]. Возможно, что Секст Педий представил обобщение о роли соглашения также в своем комментарии к эдикту «De pactis et conventis», что и подтолкнуло Ульпиана обратиться к нему[931].
Ульпиан подчеркивает значение соглашения (conventio) как наиболее общего условия (nomen generale) действительности контракта и приводит высказывание Секста Педия, удачно заметившего, что если при заключении контракта не достигнуто соглашения, то сам контракт и обязательство не существуют (ничтожны). Cвое утверждение Секст Педий раскрывает на примере реальных и вербальных контрактов («sive re, sive verbis»), отмечая, что если стороны не достигли соглашения при их заключении, это ведет к ничтожности обязательства.
Далее юрист обращается к стипуляции. Ставя действительность обязательства из стипуляции в зависимость от достижения соглашения при ее заключении, Секст Педий решает коллизию, восходящую к предклассическому периоду римского права о роли соглашения при заключении стипуляции[932]. Стипуляция через признание conventio условием действительности возникающего из неё обязательства перестает быть абстрактной сделкой. Заключение стипуляции посредством ритуального произнесения торжественных слов остается данью правовой традиции.Долгое время фрагмент считался содержащим интерполяции. Буквально по тексту следует, что Секст Педий указывает на необходимость соглашения не только в контракте, но и в обязательстве («nullum esse contractum, nullam obligationem»). Наличие соглашения в обязательстве в значении правоотношения кажется нелепицей, т.к. соглашение - элемент фактического состава соглашения. В связи с этим фраза «nullam obligationem», по мнению ряда ученых, является поздним добавлением[933]. Интерпретация понятия obligatio в более архаичном значении как обязательственного акта, позволяющая снять интерполяционное напряжение[934], ведет к избыточности высказывания Педия[935]. Наконец, отсутствие указания на литеральные договоры в выражении «sive re sive verbis fiat» также говорит об интерполяции, т.к. составители Дигест повсеместно вычеркивали ссылку на литеральные договоры, исчезнувшие из практики[936]. Из последних работ в исследовании Дж. Романо была выдвинута идея об искажении заключительной фразы «nam et stipulatio quae verbis fiat, nisi habeat consensum, nulla est»[937]. Аргументация построена на терминологической неоднородности фрагмента. В его начальной части Секст Педий говорит о conventio как о главном понятии, в заключительной части - о consensus. Поскольку два этих понятия имели якобы разные значения, использование их как синонимов в одном тексте свидетельствует об искажении[938].
Можно выдвинуть возражение, отметив свойственную классическим римским юристам путаницу в использовании понятий conventio и consensus, на которую ссылается сам автор и которая, возможно, отражена во фрагменте. На наш взгляд, текст, возможно, поврежден лишь в части отсутствия указания на литеральные договоры во фразе «sive re sive verbis fiat». В остальном он аутентичен[939]. Сложно согласиться с толкованием об искажении фразы «nullam obligationem». Утверждение Педия о ничтожности обязательства при отсутствии в нем соглашения в действительности служило концептуальным задачам. Ряд исследователей в выражении «nullum esse contractum, nullam obligationem» усматривает гендиадис, т.е. определение одного понятия двумя синонимами, которое иначе могло быть выражено фразой «obligatio contracta»[940]. Такую интерпретацию поддерживают П. Вочи[941], А. Бурдезе[942], Т. далла Массара[943], М. Таламанка[944], К. Феррини[945], А. Скьявоне[946] и др. С критикой такого толкования выступил К. А. Канната[947], по мнению которого гендиадис не образуется посредством двойного отрицания (nullum esse contractum, nullam obligationem). Наряду со стилистическими объяснениями, распространен взгляд, что выражение «nullum esse contractum, nullam obligationem» содержит в себе скрытую оценку и критику Педием актуальных для него учений о контракте. По мнению С.Э. Вуннера[948], указание в негативной форме на роль соглашения в обязательстве («...nullam obligationem...») доказывает, что Сексту Педию неизвестно двухчастное деление источников обязательства на деликтные и контрактные, потому что фраза о ничтожности обязательства при отсутствии соглашения с позиции деликтного обязательства выглядит лишенной смысла. Далее эту мысль развивает А. Д’Орс[949], видя в указании на роль соглашения в контракте («nullam contractum») отсылку к консенсуальным договорам, а в обязательстве («nullam obligationem») - к сделкам, охватывавшим в систематике Гая реальные, вербальные и литеральные договоры. Заслуживает внимания интерпретация Дж. Ла Пира[950] и Р. Кнютеля[951], увидевших в использовании Секстом Педием понятий obligatio и contractus следы осмысления и критику учения о контракте Лабеона. Во фразе «nullum contractum» скрывается ссылка на контракт Лабеона, в констатации значения соглашения в обязательстве («nullam obligationem») - ссылка на реальные и вербальные сделки, охватываемые в формулировке Лабеона понятием actum. Со сходным толкованием выступил К.А. Канната, не усмотрев, однако, в словах Педия скрытую критику Лабеона. Говоря о роли соглашения в контракте, Педий имеет в виду типичные консенсуальные договоры, говоря об обязательстве, он ссылается на формальные сделки, которые изначально не содержали в себе соглашения. К их числу относятся реальные, вербальные и литеральные сделки[952].По-разному оценивается высказывание Педия в контексте становления института контракта в юриспруденции классического периода. Начиная с Э. Бэтти, получил распространение взгляд, что слова Педия лишь замечание, что не существует контрактов, в которых не представлено соглашение. Такую оценку фрагменту дают М. Таламанка[953]и М. Сардженти[954]. При такой интерпретации даже если в вербальных и реальных сделках (obligationes verbis et litteris) обязательство формально возникает независимо от соглашения сторон, это не исключает, что obligatio verbis или litteris contracta в социальноэкономическом плане основано на признании роли соглашения. В этой социально-экономической перспективе якобы и следует оценивать роль соглашения в stipulatio, о чем Педий говорит в заключительной части фрагмента[955].
Действительно, при буквальном толковании в высказывании Педия не прослеживается императивная модальность, но это не редуцирует его до простой констатации факта и социально-экономического значения соглашения. Во вводной части фрагмента Ульпиан прямо указывает на роль conventio как общей категории (conventionis nomen generale est)[956] и приводит высказывание Педия, которое, на наш взгляд, напоминает по структуре правовую норму с указанием на гипотезу и санкцию (если не представлено соглашение, то контракт и обязательство ничтожны).
Приводимый же в заключительной части пример ничтожной стипуляции, не содержащей соглашения («nam et stipulatio quae verbis fit, nisi habeat consensum, nulla est»), является подтверждением общего правила[957]. Вряд ли юрист пытался показать социально-экономическую роль соглашения в комментарии к эдикту, т.е. произведении проблемного юридического характера. Что же касается несовпадения соглашения в понимании Секста Педия с тем значением, которое ему придает Ульпиан, например, во фрагменте D. 2.14.7.pr., то причины этого следует искать в полисемичности термина conventio. Понятие «соглашение» использовалось классическими римскими юристами, с одной стороны, в значении надкатегории, с другой - в значении сущностного элемента, присущего всякому правоотношению и выражающего идею согласования волеизъявлений.По нашему мнению, в представленном тексте Секст Педий возвел conventio до уровня концептуальной основы всех правомерных правовых актов и создал общую максиму. Элегантность его высказывания, о которой упоминает Ульпиан («ut eleganter dicat pedius»), в том и состоит, что он смог в короткой фразе выразить господствующий в современной доктрине принцип консенсуализма, преодолев формалистский подход ius civile даже в отношении стипуляции. К такой оценке высказывания Педия присоединяются, например, С. Риккобоно[958], П. Черами[959], Р. Санторо[960], А. Скьявоне[961], К. Джаки[962] и т.д.
Догматический характер правила, сформулированного Педием, подтверждается при его сравнении с учением о контракте Лабеона. Традиционно подходы к пониманию контракта Секста Педия и Лабеона оцениваются как альтернативные теории договора[963]. Если для Лабеона сущность контракта состояла во взаимности возникающих из него обязательств, то для Педия главная его характеристика была отражена в соглашении, которое опосредует возникновение обязательства в отношении каждой из сторон обязательства или только одной.
Для Педия якобы структурные характеристики возникающего из контракта обязательственного правоотношения не имеют значения, т.к. и в реальных, и в вербальных договорах необходимо соглашение сторон («quae non habeat in se conventionem, sive re sive verbis fiat: nam et stipulatio, quae verbis fit, nisi habeat consensum, nulla est»), которое в оппозиции к взаимности обязательств, называемой также объективной двусторонностью, можно обозначить как субъективную двусторонность[964]. По этому поводу Л. Гарофало верно заметил, что современное понимание контракта с его акцентом на значении соглашения восходит скорее к Сексту Педию, а не к Лабеону[965].Отличное понимание сущности контракта Секстом Педием не исключает влияние на него учения Лабеона[966]. Сходство концепций Секста Педия и Лабеона объясняется общей задачей: и Секст Педий, и Лабеон пытались найти в контрактах некоторую концептуальную основу, способную объединить разные фигуры сделок под единым знаменателем контракта[967]. В то время как Лабеон идентифицировал взаимность обязательств, разработав учение об «ultro citroque obligatio», Секст Педий сосредоточен на моменте заключения договора. Здесь следует отметить, что взаимность обязательств, понимаемая Лабеоном как признак контракта, не исключает значение соглашения в процессе его заключения. Заслуга Секста Педия состояла в том, что он смог преодолеть
деление контрактов по форме их заключения, восходящее к Квинту Муцию (D. 46.3.80) и Сабину, сместив значение conventio с формы установления обязательства к сущности контракта. Показанные концептуальные параллели с Лабеоном[968] и возможное соответствие между констатацией значения соглашения в обязательстве и контракте с делением на actum и contractum во фрагменте D. 50.16.19, позволяют предположить, что Секст Педий сформулировал принцип консенсуализма, принимая во внимание учение Лабеона. Возможно, цитируя Лабеона, Педий одновременно меняет его концепцию[969]. По мнению Л. Гарофало[970], в выражении «nullum contractum, nullam obligationam, quae sive re, sive verbis fiat» фраза « quae sive re, sive verbis fiat», которая грамматически относится и к контракту, и к обязательству, повторяет определение акта Лабеоном во фрагменте D. 50.16.19[971].
Педий, подчеркивая нерелевантность способа заключения как в отношении контракта, так и акта, показывает значение соглашения как условия его действительности. Секст Педий, размывая границы между актом в понимании
Лабеона и контрактом, пытается концептуальные отличия подменить общим знаменателем - соглашением как условием их действительности[972].
Несмотря на трансформацию Педием разделения на акт и контракт Лабеона оба юриста преследовали единую цель - придать защиту и правовое признание новым видам сделок[973]. Это безусловно сближало их концепции.
Выводы
Проведенный анализ позволяет реконструировать становление контракта в период после Лабеона. Представители прокулианской школы восприняли учение о Лабеона, следуя схеме ultra citroque obligatio при квалификации контракта (D. 12.4.4; D. 19.5.12). Сабинианцы пытались расширить
существующие правовые типы.
Расхождения между школами проявили себя в споре вокруг квалификации договора мены. В то время как прокулианцы отличали мену и куплю-продажу, разграничивая товар и цену, с одной стороны, и оценивая мену как консенсуальный синаллагматический контракт, с другой, следуя, таким образом, Лабеону, сабинианцы видели в мене разновидность купли-продажи.
К учению Лабеона обращается Аристон. Он отмечает, что при наличии в какой-либо сделке правового основания (causa) имеет место синаллагма и возникает обязательство. Под causa он понимает правовое основание, выражающее цель и функцию сделки, и не совпадающее с первым предоставлением. Causa как основание контракта раскрывается в структуре взаимных обязательств, называемых синаллагмой. В термине синаллагма Аристон ссылается на учение Лабеона. В то время как Лабеон подчеркивает взаимность обязательств, Аристон рассматривает синаллагму как одно из проявлений causa в контракте. Квалификация безымянной сделки в качестве контракта является условием примениния договорного (actio civilis incerti) иска. Согласно воззрению Маврициана в отношении аипичных меновых сделок применялся иск actio civilis incerti. По своим функции и струкутуре повторял разработанный Лабеоном и закрепленный в эдикте Юлиана иск actio praescriptis verbis.
Проблематика квалификации новых сделок (nova negotia) проявила себя в отношении договора комиссии. Его типизация происходит через закрепление в эдикте Юлианом actio praescriptis verbis aestimatoria, иска, смоделированного с agere praescriptis verbis Лабеона. Кодификация привела к тому, что иск actio praescriptis verbis для договора комиссии начинает применяться в отношении других атипичных сделок в качестве actio utilis. Сам Юлиан применял actio praescriptis verbis для контрактов с взаимным характером обязательств (D. 19.5.13.1), возможно, отчасти следуя концептуальной линии Лабеона.
В период поздней классики оформляется система частноправовых соглашений по праву народов (conventiones iuris gentium). О ее утверждении мы узнаем из комментария к эдикту «De pactis et conventis» (D. 2.14.7.pr.-1) Ульпиана, обширно представленного в Дигестах. Соглашение (conventio) начинает пониматься как надкатегория и делится на контракты и пакты. Под conventiones iuris gentium Ульпиан подразумевает соглашения, признаваемые как в плане ius gentium, так и ius civile, центральное значение в которых имела идея соглашения (consensus). Контракт в рамках такой системы представляет собой типизированное поименованное соглашение, обеспеченное самостоятельным иском в эдикте городского претора (nomen contractus). В отличие от него пакт иск не порождает, а порождает эксцепцию. В систематике Ульпиана находит закрепление иерархия между контрактом и пактом, осмысление которой восходит к предклассическому периоду.
О роли соглашения в контракте делает обобщение Секст Педий (D. 2.14.7.3). Отмечая значение соглашения также и в стипуляции, он решает коллизию, восходящую к предклассическому праву, признав его условием действительности также и формальных вербальных сделок. Фрагмент Педия, возможно, является частью дискуссии с Лабеоном. В утверждении, что контракт, в котором нет соглашения, является ничтожным, он ссылается на контракт Лабеона, в указании на роль соглашения в обязательстве Педий обращается к иным правовым сделкам, охватываемым в учении Лабеона понятием акт (actum). В то же время Лабеон идентифицирует в контракте объективный момент - взаимность обязательства, Секст Педий - субъективную двусторонность, т.е. идею соглашения.
Кульминацией развития контракта в рамках направления, заданного в сабинианской школе, является систематика (summa divisio) Гая источников обязательства на контракты и деликты (Gai Inst. III, 88). Систематика Г ая имеет недостатки. Гай начинает говорить о контрактах, но переходит к контрактным обязательствам. Кроме того, деление источников обязательства на возникающие из контракта и деликта не исчерпывает все источники обязательства, оставляя без рассмотрения неконтрактные правомерные источники обязательства. Деление контрактов по способу установления на их основе обязательства (Gai Inst. III, 89) также порочно. Ставя консенсуальные контракты в один ряд с реальными, литеральными и вербальными, юрист игнорирует присутствие соглашения (consensus) во всех их четырех видах. Пересечение систематики Гая с учением Лабеона прослеживается при рассмотрении консенсуальных договоров. Гай подчеркивает их синаллагматическую структуру, в чем выражается общее с Лабеоном понимание идеи взаимности обязательства.
Обсуждение концепции Лабеона в работах следующих поколений юристов показывает, что оно не было предано забвению. Римские юристы обращались к нему в поисках концептуальной основы института контракта и использовали разработанные Лабеоном идеи взаимности обязательства для решения проблем договорной практики.