§ 3- Индивидуалистический характер защиты владения

Выдвинутая выше гипотеза о том, что частная occupatio обще­ственной земли была возможна только в контексте установления юрисдикции Римского народа на завоеванных землях (publicatio), согласуется с общим мнением, по которому иитердиктная защита владения была первоначально установлена именно на ager publi­cus^[419].

Этот взгляд подтверждают тем, что древнейшая редакция ин­тердикта «uti possidetis» содержит в качестве модельного объекта владения указание на fundus, а также текстом Ульпиана из 69-й книги комментария к преторскому эдикту (основного источника сведений об «uli possidetis»), ныне помещенным в D. 43, 17, 1, 1: «Нос interdictum de soli possesslore] Iscriptum estl » (этот интердикт издается по поводу владения недвижи­мостью)^{[420] [421] [422]. Запрет «vim fieri veto» интерпретируется при этом как охрана интересов нобилитета[423].}

Представляется, что доказательством первоначального приме­нения поссессорных интердиктов в публичной сфере является сама структура этих процессуальных средств, отражающая принцип ин­тердиктной защиты.

Следуя стадиальной классификации статей преторского эдикта (edicta), разработанной Г. Дернбургом, М. Казер отнес интердикт «uti possidetis» к древнейшим формам преторской юрисдикции.

Знаменитый пандектист Дернбург различал три стадии разви­тия эдиктов, основываясь на стилистических показателях. На пер­вой стадии интердикты состояли из двух фраз: первая содержала запрет какой-либо деятельности, вводимый союзом «пе (пусть не)», за чем следовала санкция — обещание установить судебный про­цесс (например, D. 9, 3, 5, 6: «iudicium dabo»; D. 2, 4, 4, 1; 2, 7, 4, 2). На второй стадии edictum формулируется в одной фразе из двух предложений: магистрат обещает иск, так обрисовывая ситуа­цию, заслуживающую защиты: «si quis fecerit...» (если кто-либо сделает) (D.

По мысли М. Казера⁴⁸, стиль интердикта «uti possidetis» указы­вает на его принадлежность к первой стадии, когда статья эдикта формулировалась в двух фразах (zweigliedrige Edikte). Этот вы­вод противоречит содержанию интердикта: отсутствует как запрет, вводимый союзом «пе», так и обещание процесса.

Внимание к содержательной стороне преобладает в стадиаль­ной интерпретации интердикта, предложенной Л. Лабруной. Разви­вая мысль А. Бискарди о первичности интердиктной защиты res divini iuris (вещей божественного права) и res in publico usu (ве­щей в общественном пользовании)^[424], Л. Лабруна выделил два эта­па в развитии формы преторского приказа^[425]. Если первоначально предметом преторского запрета является результат нежелательно­

го поведения, как в интердиктах «пе quid in loco sacro fiat» (D. 43, 6, 1 pr)^[426], «ne quid in loco publico vel itinere fiat» (D. 43, 3, 2, 20), в которых запрещается («veto») возводить что-либо в сакральных или общественных местах или на общественной дороге, то в даль­нейшем запрет направляется против образа действий, например в интердиктах, содержащих запрет «vim fieri veto» (запрещаю при­менять силу). Таковы многочисленные интердикты, нацеленные на охрану кладбищ, общественных рек, дорог, помещений^[427]; интер­дикты, защищающие супрерфиций и частные сервитуты^[428], а также некоторые другие отношения по соседству, по найму жилища^[429]; ин­тердикт «de liberis ducendis», позволявший домовладыке требовать выдачи подвластных, безосновательно находившихся у третьего ли­ца (D.

Древнейшую редакцию интердикта со ссылкой на юриста I в. до н. э. Элия Галла приводит Фест (Fest., р. 260 L):

Uti nunc possidetis eum fun­dum quo de agitur, quod nec vi nec clam nec precario alter ab altero possidetis ita possideatis. adversus ea vim fieri veto.

Как вы владеете в настоящий момент этим полем, о котором спор, раз вы владеете не на­сильно, не тайно, не прекарно один в отношении другого, так и владейте; я запрещаю при­менять силу против этого.

Присутствие «пипс» в древнейшей редакции интердикта энер­гично защищает Л. Лабруна^[430], указывая на редакции Лабеона (D. 43, 17, 3, 6)и Гая, который сообщает об общем принципе дей­ствия интердикта «uti possidetis» («summa conceptio» — Gai., 4, 160).

По Гаю, «пипс» относится к моменту издания интердикта, тогда как присутствие exceptio искажает этот смысл, устанавливая мо­мент непорочного владения^[431]. Совмещение «пипс» как установле­ния времени, начиная с которого объявляется консервация сущест­вующего положения сторон во владении, с идеей непорочности, праведности владения связано с неудачным и вторичным включе­нием exceptio в формулу интердикта. На это обстоятельство указы­вают стилистически неоправданное повторение глагола в exceptio и другие погрешности, отмеченные П. Кляйном^[432]. В формуле Элия Галла, однако, exceptio вводится союзом «quod», маркирующим смысловую дистанцию в отношении «пипс»: момент, на который консервируются отношения, отделен от вопроса о порочности вла­дения, Именно присутствие exceptio определяет, насколько данное владение достойно защиты. Установление же момента издания ин­тердикта малосущественно: он может подразумеваться самой си­туацией in iure. Неудивительно, что «пипс» в дальнейшем утрачи­вается: D. 43, 17, 1 pr Ulp., 69 ad ed. (где приведена окончательная редакция)^{[433] [434]. Vi, clam, precario может относиться только к моменту начала владения, указывая на пороки способа его установления, но не к процессу защиты владения: силой нельзя «владеть», но мож­но только «завладеть».}

Говоря об общем принципе интердиктов retinendae possessio­nis, Гай приводит текст интердикта «uti possidetis», опуская excep­tio vitiosae possessionis: «uti nunc possidetis, quominus ita possi­deatis, vim fieri veto» (запрещаю применять силу с тем, чтобы вы пе владели так, как вы сейчас владеете) (Gai., 4, 169). Запрет при­менения силы призван обеспечить консервацию отношений, суще­ствующих в момент приказа (nunc)⁵⁸. Предполагаемое насилие направлено на изменение положения спорящих сторон во владе­нии. «Summa conceptio» означает «основной принцип», а не часть формулы^[435]. Появление этого уникального в римской юридической литературе выражения обязано, думается, тому, что интердикты retinendae possessionis применялись с разной целью в зависимости от фазы развития спора о владении: для установления процесса или для охраны установленного владельца.

Примечательна грамматическая структура summa conceptio: здесь «vim fieri veto» относится к «quominus ita possideatis» (то же самое в D. 43, 17, 1 рг). Совсем иной смысл принимает запрет применения силы в формуле Элия Галла, где он просто усиливает приказ «ita possideatis» (так и владейте!), который лучше согласо­ван с гипотезой «uti possidetis» и с общим смыслом идеи удержа­ния владения (retinere possessionem). Второй приказ — запрет на­силия — поставлен в зависимость от exceptio vitiosae possessionis, вводимой союзом «quod»: «поскольку ваше владение непорочно, так и владейте, запрещаю применять силу adversus ea»^{[436] [437]}. «Ita possidea- tis» равнозначно «vim fieri veto» (оба приказа определяются ка­чеством владения). Отсюда недалеко до представленной в ульпиа- новой редакции эдикта целевой связи: «quominus ita possideatis — vim fieri veto» (запрещаю применять силу, с тем чтобы нарушалось непорочное владение) (D. 43, 17, 1 рг).

Гай приводит эту summa conceptio, говоря об интердиктах «uti possidetis» и «utrubi» как о восстановительных (interdicta re­ciperandae possessionis), т.

Запрет «vim fieri», дублируя призыв «ita possideatis», указывает именно на цель применения силы — нарушение непорочного владе­ния, — а не запрещает самоуправство вообще⁶². Таким образом, систематика Лабруны неприменима к интердикту «uti possidetis», как это уже отмечалось в литературе^[438]. Насилие, о котором гово­рит претор, строго квалифицировано по цели: «quominus ita possi­deatis», — и запрет «vim fieri» следует понимать как направленный не против манеры поведения, а именно против результата неправо­мерной деятельности. Ошибочная интерпретация была спровоциро­вана присутствием слова «vis» в клаузуле о порочном владении, наличие которой в первоначальной редакции интердикта критико­вал сам Лабруна. Двойственность функции interdicta duplicia — установление спора о порочности владения («quod пес vi... alter ab altero possidetis») и его защита^[439] — согласуется с различным значением «vis».

С этой точки зрения фраза «vim fieri veto» получает другое звучание. Избыточность «пес clam пес precario» показывает, что запрет применения силы не связан с принципом vim vi rcpellere li­cet (дозволено отражать силу силой), а выражает природу владе­ния как ситуации непорочной связи лица с вещью.

Раз стороны спорят, значит кто-то из них (utrubi) владеет по­рочно по отношению к другому (alter ab altero). Претор как бы заявляет in iure: «Если бы владение одного из вас не было пороч­но, я бы не допустил разбирательства, поскольку интердикт закон­сервировал status quo (nunc)». Отказывая в признании порочным владениям, претор именно в этом ограничении видит возможность оспаривания владения (D. 43. 17, 1, 9 Ulp., 69 ad ed.): только то владение может быть оспорено, которое не является таковым. Мно­жественное число «(uti) possidetis» оказывается выражением от­носительности порочного владения.

тившіка, позицией во владении. Отсюда симметричность положе­ния сторон в процессе: доказательства порочности владения против­ника должен был представить каждый. Если одна из сторон владе­ла безосновательно, но ее владение не было непосредственно свя­зано с нарушением владения противника (или получено от него в прекарий), ее положение оказывалось прочнее. Gai., 4, 150:

...eum potiorem esse praetor iubet, qto eo tempore quo inter­dictum redditur nec vi nec clam nec precario ab adversario pos­sideat.

...претор определяет, что силь­нее во владении тот, кто во время издания интердикта владеет в отношении противни­ка не насильно, не тайно, не прекарно.

«Vis» в запрете «vim fieri veto», запрещаемая и провоцируемая интердиктом, ожидается только от противника (к которому и обра­щен приказ), а не от любого третьего лица. При установлении спора она допускается против того, кто владеет порочно (\i, clam precario). Тот же призыв к насилию (самозащите) выполняет функцию восстановления владения во вторичном интердикте, когда победитель процесса доказал свое лучшее право. В обоих случаях этот призыв в форме запрета выражает отказ в административной защите противника от насилия.

Запрет рассчитан на устранение насилия только в том случае, если ни одна из сторон не является непосредственным предшест­венником другой во владении. С этой точки зрения он действитель­но обращен к третьим лицам. Фраза «uti possidetis» исходит из то­го, что правильное владение одного из противников уже определе­но (что соответствует и опущению «пес vi пес clam пес precario» в summa conceptio). При установлении спора о владении эта же фраза выражает неизвестность того, чья позиция во владении лучше. Этому обстоятельству обязано и множественное число «possidetis».

Связь между сторонами, вступившими в спор, отрицается при­казом «vim fieri veto», пока не доказано обратное, т. е. что они в результате деликта или прекарного соглашения находятся в за­висимости друг от друга («alter ab altero»). Наличие такой зави­симости означает, что отношение одного из противников к вещи опосредовано связью с другим лицом и таким образом владением не является. Иными словами, exceptio vitiosae possessions назы­вает оригинальные ситуации «держания на чужое имя», когда пре­бывание во владении, значимое для третьих лиц, иррелевантно для непосредственного предшественника держателя, causa dans (пре­доставителя основания) его владения. Отказ в административной защите порочного владельца, имплицированный в структуре интер- диктного производства, пе только свидетельствует о понимании владения как правомерной юридической ситуации (possessio ius'a): исключение этого лица из-под действия общего запрета на самоуправство, допущение применения против него физической си­лы указывают на девальвацию его личности в глазах публичной власти. Порочный владелец, взятый как отдельный индивид (вне системы микрогрулповых и ассоциативных связей), утрачивает самостоятельное значение в результате вступления во владение чужой вещью, совершенного вопреки воле ее хозяина (vi, clam) или из милости (precario).

Вторичность exceptio vitiosae possessionis доказывает, что пер­воначально поссессорные интердикты не принимали во внимание основанные на частных соглашениях отношения между владельца­ми, рассматривая их исключительно в публичном плане. Такая абстракция возможна, лишь если регулируемая ситуация принад­лежности сама имеет исключительно публичное значение, введена и предусматривается только административными правилами.

Интердикт «uti possidetis» — древнейшее средство защиты вла­дения — отвечает этим требованиям. При этом контекст, в кото­ром приведена формула Элия Галла, — это спор о праве на вещь: legis actio sacramento in rem (вспомним, что эта процедура также отличается симметрией положения сторон в процессе). Текст про­тивопоставляет спор о праве собственности спору о владении (Fest., р. 260 L):

Itaque in leglitimlis actionibus nemo ex ⁶⁵ possessionem suam vocare audet, sed ad interdictum venit, ut praetor his verbis utatur...

Следовательно, в законных исках никто не смеет назвать владение своим по праву Кви­ритов, но прибегает к интер­дикту, чтобы претор использо­вал такие слова...

Этот текст соответствует и словам Гая (Gai., 4, 148) о том, что интердикты «uti possidetis» и «utrubi» обычно («solet») использо­вались для определения положения сторон в процессе о собствен­ности. На этом основании Д. Даубе предполагал, что первой функцией этих интердиктов (когда в них еще отсутствовала excep­tio vitiosae possessionis) была именно преюдициальная^{[440] [441]. Однако текст Элия Галла, с которым несомненно связаны и слова Гая, отнюдь не считавшего преюдициальную функцию единственной, не допускает такой интерпретации. По смыслу текста стороны предпочитают принятию на себя роли истца в виндикационном процессе начало спора о владении. Тем не менее есть основания отрицать, что имеется в виду именно предварительное разбира­тельство, позволяющее занять выгодную роль ответчика: в l.a.s.i.r. роли противников в процессе пе различались. Поэтому неспособ­ность заявить: «meum esse ex iure Quiritium аіо»—следует отнести не к нежеланию исполнять рискованную роль истца, а к отсутст­вию у претендента (и, соответственно, у ответчика) реального пра­вомочия по ius civile. Ситуация спора о вещи, когда ни одна из сторон не является Квиритским собственником, может быть интер­претирована как спор о владении на ager publicus.}

Альтернатива: претендовать «meum esse ex iure Quiritium» или прибегнуть к интердикту «uti possidetis» — здесь принципиально отличается от выбора роли в процессе per formulam petitoriam (по­средством петиторного иска), в котором различение ролей истца — невладеющего собственника, и ответчика — владеющего несобст­венника существенно для самой организации процесса. Если эта интерпретация верна, то упоминание legis actio — древнейшего вида гражданского процесса — относит ее к эпохе, когда еще не существовало процесса per formulas (до lex Aebutia — третья чет­верть II в. до и. э.), что хронологически согласуется с предпола­гаемой стадией в развитии формулы «uti possidetis» (отсутствие упоминания о порочном владении).