Эдикты магистратов
Одной из форм правообразования, характерной для римского права, были эдикты магистратов (рис. 18). Термин “эдикт” происходит от слова “dico” — говорю. В соответствии с этим первоначально он обозначал устное объявление магистрата по тому или иному правовому вопросу.
С течением времени эдикт получил значение программного заявления, которое в соответствии с традицией делали республиканские магистраты при вступлении в должность, но уже в письменной форме. По сообщениям Гая, наибольшее значение имели эдикты преторов, как городского, так и перегринского, которые ведали гражданской юрисдикцией по спорам (первый — между римскими гражданами, второй — между перегринами или перегринами и римскими гражданами), а также правителей провинций, курульных эдилов и квесторов.В эдиктах магистраты объявляли, какие правила будут лежать в основе их деятельности, в каких случаях будут даваться иски, в каких нет и так далее. Эдикт, содержавший подобного рода годовую программу деятельности магистрата, называли постоянным в отличие от разовых заявлений. Формально эдикт был обязателен только для того магистрата, которым он был издан, и на тот год, в течение которого магистрат находился у власти. Отсюда эдикт часто называли законом на год. Однако те пункты эдикта, которые оказались удачным выражением существующих правоотношений, повторялись и в эдиктах вновь избранных магистратов и приобретали устойчивое значение. Постоянная составляющая, переходящая из эдикта в эдикт, получила обозначение — edictum tralaticium. Нормы преторского права, переходящие из эдикта в эдикт, стали приобретать значение обычного права.
Рис. 18. Эдикты магистратов
Экономическое и социальное развитие римского государства неизбежно вело к усложнению общественных отношений, и как следствие выявилось несоответствие неподвижных и малочисленных норм цивильного права потребностям экономического развития.
Эдикты магистратов, и прежде всего преторов, стали инструментом решения этих проблем.Осуществляя руководство гражданским процессом, претор стал отказывать в иске в тех случаях, когда по букве цивильного права должна была быть предоставлена защита, но это противоречило принципам справедливости, и, наоборот, давать право на иск в случаях, не предусмотренных цивильным правом. Тем самым праву придавался более мобильный характер, хотя формально не отменялись традиционные нормы, к которым римляне относились с особым почтением.
Ни претор, ни другие магистраты не обладали компетенцией в области законотворчества. Они не могли отменять или
изменять законы, принимать новые. Закон не мог исходить от магистрата, поскольку закон в этот период выражает волю народа. Однако магистрат руководил деятельностью суда и в силу особой власти (imperium) давал судебную защиту новым общественным отношениям, нуждавшимся в ней, т. е. силой своей власти претор при известных обстоятельствах мог защитить несобственника, как собственника, оставив без защиты того, кто был собственником по цивильному праву. Но он не мог превратить несобственника в собственника.
Подобного рода правотворческая деятельность судебных магистратов развивалась постепенно. Сначала претор не посягал на авторитет и силу норм цивильного права, а только помогал их осуществлению, подкрепляя их своими исками. Затем с помощью своего эдикта претор стал заполнять пробелы цивильного права. И, наконец, эдикт претора стал содержать пункты, направленные на изменение и исправление цивильного права. Например, когда старое, агнатское родство, основанное на подчинении власти одного домовладыки, стало терять свое значение, претор объявил в своем эдикте, что в определенных случаях наследство будет закреплено не за известным наследником, а за другим лицом. Претор не имел права отменять нормы цивильного права и не делал этого. Наследник по цивильному праву не утрачивал своего права, но он становился номинальным наследником, так как преторский эдикт обеспечивал защиту другому лицу.
Право наследника оставалось “голым”, поскольку было лишено исковой защиты.Таким образом, преторский эдикт, формально не отменяя норм цивильного права, определял пути признания новых отношений и становился формой правообразования. Преторский эдикт быстро реагировал на новые запросы жизни, удовлетворял их и тем самым был, по образному выражению юриста Марциана, “живым голосом цивильного права”. После отмены в 17 г. до н. э. легисакционного процесса рассмотрения судебных споров, эдикты магистратов заняли почти монопольное положение в регулировании гражданского процесса. Это привело к формированию особой нормативной системы,
имевшей прикладное значение в отношении цивильного права. Эта нормативная система получила название jus honorarium (от слова honores, почетные должности) — магистратное право, или jus praetorium, т. е. преторское право, поскольку наибольшее значение в этой правотворческой деятельности имел преторс- кий эдикт.
Для выделения специфической природы норм преторского права, как бы в противопоставление им, по отношению к институтам цивильного права начинает применяться термин legitimus (законный). Например, iudicium legitimum — судебное разбирательство на основе цивильного права в противоположность гражданскому разбирательству на основе власти претора.
В эпоху принципата за преторами оставалось прежнее право издавать эдикты. Однако независимое положение преторов и самостоятельное осуществление ими своей власти не согласуются с новыми формами государственного устройства. Преторы не могли вступать в конфликт с императорской властью, подчиненные Сенату, они потеряли правотворческую инициативу. Сенат обычно предписывал преторам проводить свои постановления, и они вынуждены были предоставлять специальные иски. В эдикты предшественников вводилось уже мало нового, и главным образом по предложению Сената или особо влиятельных юристов.
5.