§ 2. Ager publicus privatusque и пределы публичного признания власти лица на вещь

Б свете предложенного решения раскрывается смысл выраже­ния «ager publicus privatusque», которое антиквар Веррий Флакк (I в. до н. э.) применяет к владениям на ager publicus {ср.; Isid., Orig., 15, 13, 3).

Possessiones appellantur agri late patentes publici privatique, qui non [mancipatione] . sed usu tenebantur, et ut quisque occupaverat, [colli- debatl .

Владениями называются поля, занимающие обширные прост­ранства, публичные и частные, держание которых осуществля­лось не б цивильном, но в фак­тическом режиме, и каждый владел тем, что захватил.

Этот текст положен в основу концепции, согласно которой вла­дение захваченными участками на ager publicus является древней­шей формой римской possessio^{[402] [403]}. В самом деле, здесь понятие pos­sessio увязывается с этой схемой принадлежности на уровне опре­деления. К сожалению, попытки извлечь из данного текста инфор­мацию о режиме владения на ager publicus нельзя признать удач­ными. Очевидно, что Веррий Флакк ие мог употребить термин «mancipatio» и в подлиннике во всяком случае стояло «поп man­cipio, sed usu tenebantur». «Usus» во времена Феста уже понима­лось как usucapio, поэтому форма существительного (ablativus modi) не позволяет с уверенностью судить о том, обозначали ли этгт юридические термины режим принадлежности или способ при­обретения. В первом случае «mancipium» следует считать формой власти и предполагать базовое значение «usus» как «пользова­ние»²®, во втором надо видеть в «mancipio» указание на цивильную процедуру переноса собственности (как у Феста, «mancipatione»),

a «usu» понимать как «usucapione»^[404]. Вопрос сходен с тем, что возникает при интерпретации литературных текстов, содержащих оппозицию «mancipio — usu»^[405]. Заметим, однако, что слово «usu» не может означать «посредством давностного пользования», так как захваченные общественные земли по давности не приобрета­лись, Оппозиция примет вид: «посредством манципации — в поль­зовании», т.

Однако выражение «publici privatique» обладает значительным познавательным потенциалом.

Проблема столь противоречивого бессоюзного сочленения, осо­бенно в контексте ager publicus, когда определение «privatus» не может отрицать публичный статус этих земель, должна решаться в связи с обозначением ager vectigalis, эпиграфически засвидетель­ствованным в lex agraria 111 г. до и. э. как «ager privatus vectiga- lisque» (1. 49 и 66). В этом термине частному характеру наследст­венной аренды противостоит выражение публичной собственности на этот тип земель в виде ренты — vectigal. О vectigal как выра­жении публичной принадлежности земли говорит Фронтин (4, 10 La; 54, 21 Th): «...nam ideo publica hoc loco eum dixisse aestimo, quod omnes etiam privati agri tributa atque vectigalia persolvant» (я считаю, что Фронтин сказал в этом месте «публичные» потому, что все, даже частные, поля обременены налогами и рентой).

Анализ lex agraria и истории аграрного законодательства пока­жет значение признания possessiones на ager publicus для разви­тия понятия частной принадлежности в публичном восприятии.

Закон состоит из трех частей: 1. 1—44 относится к землям в Италии, 5. 45—94 — в Африке, 1. 96—105 — к ager Corinlhiorum. В первой части перечисляются основные категории земель в Ита­лии, оригинальные и сложившиеся в результате деятельности ко­миссии триумвиров, созданной в соответствии с аграрным законом Семпрония Гракха в 133 г. до и. э.: земли, занятые «старинными владельцами» («veteres possessores»), — оккупированные общест­венные поля (1. 1—2); колонии, основанные комиссией Гракхов (1. З)^[407]; земли, возвращенные прежним владельцам (I. 4); земли, ассигнованные комиссией триумвиров вне и внутри города Рима (1. 4—5); земли, внесенные триумвирами в земельный кадастр (I. 6—7). За исключением этих категорий земель, которые уже ста­ли ager privaius, весь остальной ager publicus в Италии объявля­ется ager privatus, подверженным цензу, т. е. объектом dominium. Затем закон (1. 8 в общепринятой реконструкции), по-видимому, объявлял право свободной продажи этих земель с переносом пол­ной собственности^[408].

Перечисленные категории земель объединены формулой «eum agrum locum aedificium possessionem» (это поле, место, здание, владение) во фразе, которая сопровождает эту группу притяжа­тельным местоимением в родительном падеже (geneiivus possessi- vus) — аллюзия на «meum esse».

Далее закон (1. 11) называет земли viasii vicanii (расположен­ные вдоль дорог) в Италии, ассигнованные триумвирами, и запре­щает нарушать права этих владельцев («neive quis facito quo mi­nus ei oetaniur fruantur poslssideantqtie]»), а также отчуждать земли этой категории, кроме тех, которые дозволяет продавать настоящий закон. В следующей главе (1. 12) специально оговари­вается, что эти земли пе становятся ager privatus, и предписывает­ся цензору не заносить их в ценз. В 1. 13—14 объявляются ager privatus те оккупированные участки, которые превышали установ­ленный законом Гракха максимум в 30 югеров.

В 1. 14 устанавливается ограничение поголовья скота на паст­бищах в коллективном пользовании соседей (ager compascus); в 1.

В 1. 19—20 провозглашается упразднение сбора vectigal с тех земель, которые объявлены ager privatus законом Гракха или на­стоящим законом. Упразднение vectigal позволяет отождествить этот закон с lex Thoria, который, по словам Цицерона (Brut., 36, 136), освободил общественные земли от порочной и бесполезной ■ренты («agrum publicum vitiosa et inutili lege vectigali levavit»). Напрасно M. Казер^[409] сомневается в значении этих слов, считая, будто негативные определения могут относиться к самому закону, который не упразднил, а повысил (levavit) ренту. «Vectigali leva­vit»- означает «освободил от vectigal», а интерпретация Казера тре- -бовала бы «vectigalem».

По Плутарху (Pint., С. Gracch., 9), отмену vectigal предполагал закон Ливия Друза 122 г. По Аппиану (Арр., bel. civ., 1, 27), после смерти Друза были приняты один за другим три аграрных закона: первый отменил неотчуждаемость possessiones, второй (lex Tho­ria) сделал их agri privati, но установил vectigal, которая требо­валась для общественных нужд, третий упразднил vectigal. Наш lex agraria должен ассоциироваться с третьим (lex Baebia — ?) законом. Допустимо распространение сведений об одном законе на два, так как логична отмена vectigal вместе с установлением част­ного статуса (как и читается в законе 111 г.), тогда как свобода отчуждения еще не означает превращения ager publicus в ager pri­vatus. М. Казер, следуя Гелеру, предполагает, что закон Друза не затрагивал vectigal на землях, ассигнованных Гракханской комис­сией^[410]. Восстановление ренты, таким образом, тоже их не косну­лось, так что закон 111 г., который он справедливо отождествляет с lex Thoria, впервые упразднил сбор vectigal с земель, выделен­ных триумвирами, отчего в нем и упоминается только закон 133 г.

Далее в 1. 20—23 в статус ager privatus возводятся земли «ста­ринных владельцев», выданные им взамен конфискованных под колонии; в 1. 24—25 дозволяется пасти скот на общественных паст­бищах, которые не были сданы в аренду, и провозглашается защи­та скотоводов; в 1. 26 такая пастьба объявляется свободной от vec­tigal, как и пользование общественными дорогами; в 1. 27 все зем­ли, переведенные из публичного в частный режим («quern agrum locum populus ex publico in privatum commutavit»), провозгла- тпаются «optuma lege privatus» (частными на лучших условиях), что традиционно понимается как освобождение от vectigal^[411]. При этом ссылаются на слова Цицерона (Cic., de leg, agr., З, 2, 7): «...quae... agri aedificia locus stagna loca possessiones publica data adsignata vendita concessa sunt, ea omnia eo iure sint ut quae Opti­mo iure privata sunt» (пусть все общественные поля, постройки, земли, пруды, владения будут предоставлены в собственность, на­резаны, проданы, уступлены по такому праву, чтобы они были полностью частными).

В юридических текстах используется выражение «fundus opti- mus maximusque» для указания на недвижимость, свободную от сервитутов, узуфрукта, ипотеки (D. 50, 16, 126; 32, 92 рг; 33, 7, 18, 9; 22 рг; 20, 1, 26, I: «optimo iure possidere»).

Такое понимание идеи privatus в сочетании с термином «ius» характерно для публичного взгляда на вещные отношения. Выра­жение «privatus optimo iure» в значении «свободный от поземель­ной ренты» предполагает, что ager vectigalis может тоже считать­ся privatus, но на иных условиях.

В отношении ager vectigalis в Африке в lex agraria 111г. до н. э. употребляется то же выражение (1. 82 и 92: «habere possi­dere frui»), что и в отношении ager privatus optimo iure (1. 9 и 10: «uti frui habere possidere»)^{[412] [413]. Появление редуцированного «utei fruei (licere)» в 1. 74—76 закона Юлия (lex Iulia minicipalis — 45 г. до h. э.) обычно объясняется тем, что речь идет об аренде vectigal, откупе ренты компанией публиканов, как в lex agraria (1.}

Сомнения, однако, вызывает преторский эдикт «De loco publico- fruendo» (об использовании общественного места). D. 43, 9, 1: Ulp., 68 ad ed.:

Praetor ait: «Quo minus loco publico, quem is, cui locandi ius fuerit, fruendum alicui Iocavit, ei qui conduxit sociove eius e lege locationis frui liceat, vim fieri veto». 1. Interdictum hoc publicae utilitatis causa proponi palam est: tuetur enim vectiga- lia publica, dum prohibetur quis vim facere ei, qui id fruendum conduxit.

Претор заявляет: «Запрещаю применять силу, с тем чтобы нарушалось право пользовать­ся общественным местом (ко­торое тот, куо имел право сда­вать его в аренду, сдал кому- нибудь в пользование), право того, кто арендовал его, или его товарища в соответствии с условиями найма». 1. Ясно, что этот интердикт издается для общественной пользы: ведь он охраняет платежи с общественных земель, когда запрещает применять силу против того, кто их нанял для пользования.

Здесь прямо сказано, что объектом frui является «locus». За­служивает внимания объяснение, предлагаемое М. Казером³⁵. По его мнению, речь идет о сдаче в аренду не самих земель, а от­купов с них — ius vectigalis. В пользу такой интерпретации гово­рит упоминание о товарище, которое может указывать на товари-

щество откупщиков (societas publicanorum)^[414]. В поддержку тезиса привлекается также текст Гитина (116, 21 La = 79, 22 Th):

Mancipes autem, qui emerunt lege dicta ius vectigalis, ipsi per centurias locaverunt aut vendiderunt proximis quibusque possessoribus.

Публиканы же, которые купи­ли по закону магистрата право на сбор ренты, сами сдали в наем по центуриям или прода­ли отдельным соседним вла­дельцам.

Откупщик (manceps) сдает мелким субарендаторам в аренду землю, предварительно выкупив у государства право собирать с нее ренту. Сам же он не владеет участками земли и не пользуется нормальной владельческой защитой, как субарендаторы (D. 43, 16, 1, 32—26), поэтому и потребовался специальный интердикт «de loco publico iruendo».

Рассуждение Казера противоречит тексту интердикта, в кото­ром сама societas уже выступает субподрядчиком. В § 1 цитиро­ванного текста прямо указано, что защите подлежат арендаторы общественной недвижимости. Неясно, о какой vis вообще может идти речь в отношении права на сбор ренты (res incorporalis).

Представляется заслуживающим внимания различие конструк­ций: в lex Iulia municipalis и эдикте говорится об «(uti) frui lice- ге», тогда как в lex agraria «Псеге» (обеспечить право) не упоми­нается. Голое «uti frui habere possidere» не означает Квиритскую собственность, но «habere Іісеге» уже указывает на вещное пра­во^[415].

Появление «Іісеге» закономерно сводит формулу до «uti frui», исключая из нее реальный элемент. С этой точки зрения «uti frui habere possidere» тождественно фактическому пользованию («tat- saechliche Nutzung»), что согласуется с приложением этой форму­лы к agri viarii vicinii, оставшимся ager publicus^[416].

Формула содержит идею владения как публично признанной ситуации принадлежности. Констатация фактического характера владения не обогащает наше знание об этой форме принадлежно­сти. Правовая оценка ситуации позволяет различить, насколько признана автономия субъекта права. В публичном выражении от­ношение владения предстает именно с фактической стороны, по­скольку этот подход отрицает автономию субъекта владения: его связь с вещью принимается во внимание, защищается, но за ним не признаются качества водящей личности, которые отводили бы административному порядку второстепенную роль. Отсутствие «ІІ- сеге» (позитивного закрепления имеющихся прав) сводит «uti frui habere possidere» к признанию принадлежности поля лицу в каче­стве фактической, хозяйственной, но не правовой ситуации.

Невключение ager vectigalis в ценз (как и agri viarii vicinii) заставляет иначе отнестись к установлению отчуждаемости этой категории земель (1. 63—66). М. Вебер переоценивал это право, считая vectigal лишь государственным ограничением частной соб­ственности на этих землях^[417]. Противоречиво признание М. Казе­ром прекарного характера владения вектигалисты в отношении государства, как будто земля могла быть произвольно изъята у владельца^[418]. При таком взгляде отличие от самовольно захвачен­ного владения оказывается несущественным. Ager vectigalis оста­ется ager publicus, хотя и находится в частных руках.

Здесь формула «ager privatus vectigal isque» отражает ограни­ченность публично-административного видения непосредственной связи дица с вещью: «privatus» указывает не на признание частно­го права,' а на фиксацию фактической ситуации.

Противопоставление «publicus — privatus» неадекватно интер­претируется в современной системе понятий: оно отнюдь не выра­жает различия в субъекте права собственности, но остается в пла­не публичного и выявляет природу административного признания владения. Выражение «ager publicus privatusque» вполне естест­венно и внутренне противоречиво лишь в том смысле, что публич­ный подход к форме принадлежности отрицает частное лицо в ка­честве субъекта права, способного конкурировать с государством, низводя его до субъекта хозяйственной деятельности и объекта ре­гулирования как потенциального нарушителя порядка.

Появление в тексте закона Юлия «Псеге» указывает на суще­ственный прогресс в признании индивидуальной свободы в сфере вещного права: здесь полномочия наследственного арендатора яв­ляются самостоятельным и исключительным правом лица в объе­ме uti frui. Субъект не зависит от государства, но опирается на не­го как на сторону в контракте, обязанную обеспечить предусмот­ренную соглашением правовую ситуацию: это правовое притяза­ние свободного, автономного субъекта.