§ 3. Сопутствующие элементы теоретической модели взаимосвязи нормы права, правоотношения и юридического факта

Каждая наука обладает своим специфическим, исторически сложившим­ся арсеналом логических средств мышления, с помощью которых осущест­вляется постижение свойств и сути объектов. С позиции настоящего време­ни, используя основные законы диалектического материализма: еди­ничного и общего, целого и части, единства и борьбы противоположностей, отрицания отрицания, можно с уверенностью утверждать, что правовой ни­гилизм возник одновременно (а может, даже и немного раньше) с правом и сопровождает его на протяжении всего времени существования и что воз­никновение, развитие и становление правового нигилизма не случайность, а реальная необходимость, вызванная закономерной связью этих двух явлений.

Борьба противоположностей завязывается на основе отрицания и пре­следует цель - определить качественные параметры явления, чтобы через имеющиеся противоречия установить истину. А поскольку отрицание суще­ствует во имя созидания, постольку правовой нигилизм существует во имя права.

Кроме того, диалектический материализм дает нам возможность подой­ти к этому вопросу с позиции закона единства и борьбы противоположно­стей, который гласит, что развитие объективной реальности и процесс ее по­знания осуществляются путем раздвоения единичного на различное и проти­воположное. Определяя противоречие как определенный тип взаимодейст­вия различных и противоположных сторон, свойств, тенденций в составе той или иной системы, Гегель придавал ему исключительное значение и усмат­ривал в нем «корень всякой жизненности и пульсации», «источник всякого

173

движения». «Противоречие — вот что на деле движет миром, и смешно гово­рить, что противоречие нельзя мыслить»¹ .

В философии принято считать, что нигилизм происходит от латинского

1 Of

nihil (ничто, ничего) - позиция абсолютного отрицания .

В свою очередь, представители философско-правовой мысли определя­ют правовой нигилизм как крайнее проявление правового невежества, отбра­сывание или игнорирование права, юридических норм и общепринятых пра­вовых ценностей, пренебрежительное отношение и отрицание исторических и культурных ценностей, моральных и нравственных норм и устоев общест­ва. Считается, что носители правового нигилизма имеют низкий уровень правосознания и правовой культуры, с одной стороны, и твердую уверен­ность во вседозволенности и правильности своих действий - с другой. Как антипод правовой культуры именно он порождает большинство правонару-шений и преступлений, существующих в обществе .

¹⁸⁰ Гегель. Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т.1. С. 280.

¹⁸¹ См.: Краткая философская энциклопедия. М., 1994. С. 301.

¹⁸² См.: Гойман В. Правовой нигилизм: пути преодоления // Сов. юстиция. 1990. № 9. С. 3; Туманов В.А. О правовом нигилизме // Гос-во и право. 1989. № 10. С. 20; Матузов Н.И. Правовой нигилизм и правовой идеализм. Теория государства и права: Курс лекций.

174

Данная позиция возникла давно и сумела прочно осесть в умах многих поколений людей.

В основу нашего исследования мы положили правило, согласно кото­рому «даже в плохом можно увидеть хорошее». Соглашаясь с точкой зрения С.С. Алексеева, что «суть феномена права как явления цивилизации не ис­черпывается только тем, что оно нормативно объективирует и реализует глу­бинные, корневые начала цивилизации» и что «право одновременно есть яв­ление культуры», мы пришли к однозначному выводу, что достичь такого положения в обществе ему отчасти помог и созидательный правовой ниги­лизм. А для более детального его исследования и удобства мы предлагаем классифицировать его на 8 групп:

1) идеальный, или правовой нигилизм в чистом виде, когда отрицаются и игнорируются все без исключения юридические нормативные акты, регу­лирующие общественные отношения в обществе. При этом взамен обяза­тельно предлагаются иные регуляторы;

2) идейно-политический — на определенном этапе времени праву отво­дится второстепенная роль в регулировании общественных отношений. Его функции переходят к иным идейно-политическим регуляторам (пролетар­ской сознательности, решениям съездов, постановлениям ВЧК и т. п.);

Саратов, 1995. С. 487; Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. М., 2004. С. 312-319.

175

3) научно-публицистический — ученые, писатели, публицисты в своих трудах и философских рассуждениях сознательно занижают или возвышают роль и значение права в жизни государства;

4) государственный - характеризуется негативным отношением к дей­ствующим правовым нормам со стороны государственных органов и долж­ностных лиц;

5) религиозный - наряду с нормами юридического права реально суще­ствуют иные регуляторы общественных отношений (заповеди, каноны, по­учения и т.

6) бытовой - культивируется на уровне обывателей через слухи, сплет­ни, бульварную прессу, самиздат и т. д.;

7) в форме проступков (административные, дисциплинарные, процессу­альные и гражданско-правовые);

8) в форме преступлений, когда лицо совершает общественно опасное деяние, предусмотренное Уголовным кодексом.

Обращаясь к истокам правового нигилизма, в первую очередь следует обратить внимание на концепции, которые отражали приоритет нравствен­ных критериев в оценке поведения людей перед правовыми.

Яркими представителями научного правового нигилизма являются кон-фуцианисты в Китае. Выдвинув альтернативу — «либо господство традиций, конкретизирующих в себе нравственные и этические ценности, либо господ­ство закона», они сделали выбор в пользу традиций. Законы, по их мнению, никакого значения для улучшения общества не имеют, считалось, чем их меньше, тем лучше. Господство законов вредит обществу и государству, а обращение к правосудию вообще аморально. Эти постулаты веками укрепля­лись в общественном сознании и дали свои результаты.

В Западной Европе и в России правовой нигилизм как течение общест­венной мысли зародился довольно давно, но наибольшее распространение он

176

получил в конце XIX — начале XX столетия. Его возникновение связано с трудами философов, политиков и писателей леворадикального направления.

Так, славянофилы, противопоставляя Россию Западу, видели в ней осо­бую цивилизацию, которой не свойственно преклонение перед государством и правом. Ход их рассуждений строился на том, что если нет единой общече­ловеческой цивилизации, то и, следовательно, единого пути развития для всех народов не существует, поэтому каждый из них живет «самобытною» жизнью. Отсюда принципиальные различия между Россией и Западом, важ­нейшее из которых заключается в том, что Западу свойственно «поклонение государству», стремление построить жизнь на юридических основах, а Рос­сия предпочитает им порядок, основанный на нравственных началах, монар­хическом патернализме, христианских идеалах и соборности.

Еще более резким в своих высказываниях против государства и права был А.С. Хомяков, который считал, что «наша древность представляет нам пример и начала всего доброго в жизни частной, в судопроизводстве, в от­ношении людей между собой. Однако обычаи старины, все права и вольно­сти городов и сословий были принесены в жертву для составления «плотного тела государства», когда люди, охраненные вещественной властью, стали жить не друг с другом, а, так сказать, друг подле друга. Язва безнравствен­ности общественной распространилась безмерно, и все худшие страсти чело­века развились на просторе... увеличение размеров и вещественной власти государства привело к уничтожению областных прав, угнетению общинного быта»¹⁸³.

Цит. По: История политических и правовых учений. М., 1995. С. 457.

177

Аналогичные взгляды и высказывания можно встретить в философско-правовых воззрениях B.C. Соловьева и И.А. Бердяева, которые полагали, что рациональное начало в человеке выражается, прежде всего, в реально суще­ствующих юридических и государственных отношениях. B.C. Соловьев в своем поиске универсального мировоззрения всегда помнил о праве, но отводил ему не очень значимую роль и называл его «низшим пределом или некоторым минимумом нравственности». По мнению И.А. Бердяева, пра­во имеет значение в человеческом общении лишь как средство помешать проявлению низменных свойств и пороков людей и гарантировать тем самым «минимум человеческой свободы», а «правовой строй - это лишь узаконенное недоверие человека к человеку»¹⁸⁴.

Бесспорно, наиболее антиправовой была позиция экстремистского кры­ла народничества, анархистских и близких им течений. Если согласиться с мнением И.А. Бердяева, который характеризовал «русское сознание как сознание крайностей», а дух анархизма является именно такой крайностью, то не следует недооценивать его влияния на становление и развитие правово­го нигилизма в России.

Бердяев КМ. Философия неравенства. М., 1990. С. 90.

178

Идеология славянофилов, религиозная философия, иные радикальные и либеральные учения оказали сильное влияние на великих русских писателей. Так, всем известны взгляды религиозного анархиста Л.Н. Толстого и его зна­менитая формула «жить нужно не по закону, а по совести». Неприязнь к пра­ву, отличавшая Толстого-писателя, моралиста, стала еще более глубокой в зрелом возрасте. В своем знаменитом «Письме студенту о праве» он назы­вает право «гадким обманом», а юриспруденцию - «болтовней о праве». Впоследствии советские идеологи, пытаясь как-то скрасить негативное от­ношение великого писателя к праву, придумали «хорошую сказку» о том, что юридический негативизм Л.Н. Толстого вырос на благодатной почве осужде­ния законодательства России с его сословным неравенством, жестокими санкциями, беззащитностью простого человека перед лицом закона и право­судия.

Наш современник, писатель А.И. Солженицын¹⁸⁵, имеет свое представ­ление о праве. В известной работе «Как нам обустроить Россию» им сфор­мулирован категорический вывод: «Нравственное начало должно стать вы­ше, чем юридическое. Справедливость - это соответствие с нравственным правом прежде, чем с юридическим». Право - это минимум нравственных требований к человеку, ниже которых он уже опасен для общества». А.И. Солженицын не раз подчёркивал необходимость установления нравст­венных начал в рыночной экономике, заключения хозяйственных сделок «по устному слову, а не по письменному договору». По его мнению, на первое место во всех делах необходимо ставить не право, а честь, достоинство, справедливость, добропорядочность и т. д. При этом он забывает или специ­ально умалчивает о том, что у этих понятий могут быть свои, совершенно противоположные трактовки. Так, у религиозных фанатов существует свое понятие о чести, достоинстве и добропорядочности, чеченских сепаратистов

См.: Солженицын А.И. Как нам обустроить Россию. Ростов, 1991. С. 53-54.

179

уголовного мира - свое, и при этом каждый из них считает себя честным, справедливым, добропорядочным и защищает свои идеалы.

Следует отметить, что такое понимание права базируется преимущест­венно на модели уголовно-правовых отношений, и его вряд ли можно при­менить, например, к институту основных прав и свобод человека, закреп­ленных конституционными нормами и международными соглашениями.

Эволюция развития общественных отношений свидетельствует о том, что правовой нигилизм получает особое распространение в кризисные эпохи общественно-исторического развития. Практически все страны мира пережи­ли государственный правовой нигилизм, а у некоторых из них он существует и в настоящее время. Для США это были времена золотой лихорадки и ве­ликой депрессии, для Франции - буржуазных революций, Германии - гит­леровского нацизма. России досталось самое тяжкое - социалистическая ре­волюция, провозгласившая отмирание права вообще, и сталинский тоталита­ризм, который, по признанию дежурного философа режима П.Ф. Юдина, ис­пользовал право «как форму выражения и применения насилия над неугод-

186

ными» .

Годы, посвященные строительству коммунизма, светлого будущего, наложили неизгладимый отпечаток на всю отечественную юридическую науку и правосознание граждан. Классики марксизма-ленинизма не скрыва­ли своего отрицательного отношения к государству и праву, так как считали, что в будущем государстве всеобщего равенства праву в целом и право­вым нормам в частности будет отводиться едва ли второстепенная роль, а на более поздних этапах становления коммунистического общества вообще предполагалось отмирание всей отечественной правовой системы целиком «за ненадобностью». Сухие нормы закона предполагалось заме­нить на более действенные регуляторы общественных отношений -пролетарское самосознание и пролетарское правосознание. В тот период

Юдин П.Ф. О государстве при социализме // Большевик, 1936. № 8. С. 58.

180

преобладало мнение, что «профессиональный юридический уклон не совсем полезен для дела советской юстиции», ее следовало организовывать так, что­бы в ней было «побольше людей рабочего происхождения и поменьше юри­стов»¹⁸⁷. Поэтому долгое время право считалось временным явлением, сво­его рода атавизмом тёмного прошлого, на смену ему вот-вот должно было прийти то самое революционное правосознание, о котором так много писал В.И. Ленин.

В связи с этим нет ничего удивительного в том, что большевики смот­рели на правовые нормы не как на жизненную необходимость, а как на нечто, необязательное к исполнению. В соответствии с этим постулатом строилась и правоприменительная деятельность, в основу которой закладывались не нормы права, а пролетарская совесть, коммунистическое чутьё, пролетар­ское происхождение. Было даже введено такое понятие, как «революционная целесообразность». При этом предполагалось, что если буква закона говорит одно, а революционная целесообразность в совокупности с пролетарским правосознанием подсказывает другое, то поступать следует согласно по­следним двум. Подобная революционная целесообразность часто превраща­лась в правовой хаос, так как жизнь и судьба человека находились не под защитой закона, а зависели от правосознания того или иного комиссара.

По мнению В.И. Ленина, осуществление государственной машиной по­литики, угодной и выгодной господствующему классу, отвечающей его ко­ренным экономическим, политическим и идеологическим интересам, должно происходить раскрепощенно, то есть не должно быть связано какими бы то ни было законами, право может заменить диктатура пролетариата. «Дикта­тура пролетариата есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие, не связанное никакими законами». «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся

¹⁸⁷ Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков. XV съезд: Стенограф, отчет. М., 1928. С. 427.

181

власть». Являясь самим решительным сторонником террористических мето-дов для осуществления пролетарской диктатуры , он настаивал на приме­нении насилия даже в мирные годы.

Взгляды вождя мирового пролетариата на государство, право, политику, власть и т. д. разделяли его верные соратники и последователи. Так, назван­ный Лениным в своем «политическом завещании» - «Письме к съезду» «ценнейший и крупнейший теоретик большевистской партии» Н.И. Бухарин считал право машиной для угнетения, выступающей под псевдонимом со­вокупности правовых норм. Идею и учение о диктатуре пролетариата и со­ветской власти он считал «самым гениальным теоретическим построением Владимира Ильича... евангелием современного пролетарского движения». Существование каких-либо законов при диктатуре пролетариата Н.И. Буха­рин называл юридическим кретинизмом, так как «пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинно­стью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки комму­нистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Однако дальше всех пошел главный охранитель и толкователь ленин­ских идей И.В. Сталин. В начале своего пути на посту лидера государства он умело использовал отдельные положения марксизма-ленинизма как непрере­каемые истины. Впоследствии, решив претворить в жизнь ленинскую идею о том, что руководителем в системе диктатуры пролетариата должна быть лишь одна партия коммунистов, И.В. Сталин начал укреплять ВКП (б) и ее главный орган - политбюро. Так, функции диктатуры пролетариата посте­пенно перешли к коммунистической партии, а правовые отношения в обще­стве стали регулировать не юридические нормы права, а политические ре­шения съездов, пленумов, политбюро, обкомов, райкомов и т. д.

См.: История политических и правовых учений. М., 1995. С. 627.

182

Ученые-юристы и работники правоохранительных органов в своей ис­следовательской и правоприменительной деятельности вынуждены были ру­ководствоваться не законом, а основными идеями и установками партийного руководства, то есть правящей партийной «верхушки». Приняв как догму классово-волевой подход к сущности права, она была занята «конструирова­нием искусственных механизмов выявления воли господствующего класса, впоследствии всего народа, преобразованием этой воли в правовые предло­жения (законопроекты), одобрением того или иного правового наполнения

189

«воли», наконец, ее возведением в закон» .

В 1930-е годы правовой нигилизм получил бурное развитие. В это вре­мя ситуация стала парадоксальной. С одной стороны, действовала Консти­туция СССР 1936г., которая на бумаге была одной из демократичных и гу­манных в мире, ей соответствовало все отраслевое законодательство, с дру­гой - государство захлестнула волна жесточайших репрессий, усиливалось командно-административное давление, возрастало неверие в реальность де­мократических принципов. Правоохранительные органы не обращали вни­мания на правонарушения номенклатурных работников и жестоко наказыва­ли рядовых членов общества. Таким образом, царившее беззаконие укрепля­ло мысли людей о том, что как решат наверху, так и будет.

Кроме того, драматизм советского права усугублялся бескультурьем и малограмотностью юристов-практиков, которые имели смутное представле­ние о юриспруденции. Существовавшие в то время учебные заведения не да­вали надлежащей правовой подготовки. Положение также обострялось в свя­зи с тем, что на II Всероссийском совещании судебно-прокурорских работ­ников были продекларированы требования «минимум формы, максимум классового существа»¹⁹⁰. Аргументировалось это тем, что пролетарское госу­дарство не может и не должно тратить силы и средства на сложные процес­суальные структуры и процедуры. Стремление к соблюдению юридических

См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 2000. С. 318. См.: Еженедельник советской юстиции. М., 1929. Ст. 47. С. 1097-1098.

183

норм и процессуальной формы нередко рассматривалось как политическая несознательность или проявление какого- либо уклона. Такое «дешевое пра­восудие» дорого обошлось нашей стране.

Только после смерти И.В. Сталина в 1960-е годы наметились положи­тельные сдвиги по реанимации права. В обстановке определенного смягче­ния политического режима и идеологического пресса в стране начались пра­вовые преобразования. «Разглагольствования» об отмирании государства и права сменились мерами по их укреплению и развитию. Был принят целый ряд принципиально новых нормативных актов, началась большая работа по искоренению правового нигилизма в области правотворчества и правопри­менения, появились фундаментальные научные исследования в области об­щей теории права и отраслевых науках. Однако сложившийся к тому времени стереотип по отношению к праву сделал свое дело, и начатые правовые ре­формы приостановились.

Последующие годы застоя и перестройки никак не способствовали ис­коренению правового нигилизма в нашей стране, и 15 союзных республик на вполне законных конституционных основаниях воспользовались своим правом рецессии согласно Конституции 1977 г., «великий могучий» Совет­ский Союз развалился. Время в очередной раз нам доказало, на что способен правовой нигилизм. Не исключено, что «история социалистического строи­тельства в нашей стране знала бы меньше насилия и беззакония, если мар­ксистское учение отвело праву более достойное место»^{1 1}.

Однако, помня о том, что и в плохом можно увидеть хорошее, мы счи­таем, что создатели этого фундаментального учения в теоретическом плане были близки к истине. Обращаясь к первоисточнику, можно увидеть, что из­начально в марксистской доктрине имелось немало положений и выводов, весьма значимых для научного понимания права. В ней впервые на довольно высоком уровне были исследованы вопросы взаимосвязи права с социально-

Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. М., 2004. С. 184.

184

экономической инфраструктурой государства, и особенно с товарно-денежными отношениями в сфере производства и распределения. Оправдан и подход к изучению права с позиции классовых отношений. Мы полностью разделяем точку зрения тех ученых, которые считают, что оно «может иметь классовые черты, и даже в определенных общественных системах, в том числе в явлении, именуемом правом, такие черты могут приобрести до­минирующее значение... более того, осмыслить право вообще, его свойства, отвлекаясь от классового фактора, в принципе невозможно» . Ошибочным можно считать лишь посыл, при котором право охарактеризовано как клас­совое явление изначально, то есть в исконной своей природе. Здесь его роль просматривается как раз наоборот. Истинное предназначение права состоит в том, чтобы урегулировать, уравнять классовые противоречия, уменьшить разрыв между различными слоями населения, снять антагонистические на­строения, возникающие в обществе, в том числе защитить права и свободу отдельно взятого человека.

Заслуживает внимания учение, свидетельствующее о тесной взаимосвя­зи права с государством, которая в настоящее время ни у кого не вызывает сомнения. Необходимо также признать, что идея социализма, коммунизма ориентирована на общечеловеческие ценности и по своей сути является вполне гуманной и справедливой. Другое дело, что при ее воплощении в жизнь были допущены грубейшие ошибки.

По нашему мнению, всяческие утверждения о том, что после Октябрь­ской революции вплоть до падения сталинского тоталитарного режима в Со­ветском Союзе никакого права не было, неверны, потому что в социалисти­ческий период были реальные достижения как в теории права, так и в зако­нотворчестве. Именно в это время выходят фундаментальные работы Н.В. Крыленка, П.И. Стучки, Е.Б. Пашуканиса, Л.И. Петражицкого, принимаются

См.: Алексеев С.С. Новые подходы - требование перестройки // Сов. гос-во и право . 1991. № 2. С. 5; Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. С. 182-183.

185

Уголовный, Гражданский, Гражданско-процессуальный и другие кодексы, ставшие основой действующего законодательства.

Остается только сожалеть о том, что классики марксизма-ленинизма так и не сумели разглядеть огромный потенциал права в регулировании общест­венных отношений и прошли мимо идеи правового государства. Прогнози­руя «постепенное отмирание права» в отдаленном будущем, они были ориен­тированы на формирование динамичного гражданского общества, характер­ной особенностью которого оставалось верховенство права. Их утопическим принципам распределения человеческих благ (от каждого — по способно­сти, каждому — по потребности), опять-таки нужны были правовые регуля­торы, иначе невозможно было бы определить элементарную «способность» и эквивалентную ей «потребность». Очевидно, что движение человечества вперед, его цивилизованное развитие немыслимо без права, поэтому вести речь о его отмирании неразумно. «Можно уверенно предложить, что право станет сосредоточением главных позитивных достижений цивилизации, средством придания им нормативного, стабильного и необратимого характе-

193

ра» .

Современные положения и выводы, относящиеся к правовому нигилиз­му, были достигнуты и сформулированы учеными-правоведами в результате общего анализа общественных отношений, которые складывались в общест­ве на протяжении длительного исторического периода. В них совершенно справедливо защищается право как один из важнейших общественных регу­ляторов, который обладает большой социальной ценностью и является глав­ным фактором в организации и развитии общества. В настоящее время ни у кого не вызывает сомнения тот факт, что современные нормы права уже нельзя подменить устаревшими обычаями, традициями, моралью - это все далекое прошлое, которое надо помнить, чтить, уважать, но не более. Право вошло в нашу жизнь навсегда. Настала пора решительно отказаться от уто-

¹⁹³См.: Алексеев С.С. Новые подходы - требование перестройки. // Сов. гос-во и право. 1991. №2. С. 10.

186

пических идей отмирания права, какие бы общественно-политические фор­мации мы ни создавали. «Право бессмертно. Если человеческое общество имеет будущее, и оно ознаменует собой углубление и совершенствование цивилизации, культуры, общечеловеческих ценностей, то подобная оптими­стическая перспектива является одновременно перспективой для права»¹ .

В современной России правовой нигилизм до сих пор рассматривается как «абсолютное зло», в котором нет и не должно быть ничего хорошего, причем на него списываются все существующие проблемы современного права. Так, по мнению Н.И. Матузова, современный правовой нигилизм вы­ражается в различных ипостасях: отрицании определенными слоями насе­ления курса реформ, неприятии новых форм жизни, социальных протестах, популизме, конъюнктуре, демагогии, левацком нетерпении новых борцов добиться всего и сразу путем «красногвардейских атак» и т. д. ⁹⁵ Аналогич­ную позицию занимает В.К. Бабаев, который считает его живучим явлением, питательной средой которого являются должностные амбиции, правовая без­грамотность руководителей государственных органов, населения, бескон­трольность и отсутствие ответственности за «вольное» обращение с пра-вом¹⁹⁶.

Более того, по мнению Н.И. Матузова, на современном этапе развития нашего государства он приобрел качественно новые свойства, которыми не обладал ранее. Изменились его природа, причины, каналы влияния. Он за­полнил все поры общества, принял оголтелый, повальный, неистовый харак­тер. Сложилась крайне неблагоприятная социальная среда, постоянно вос­производящая и стимулирующая антиправовые устремления субъектов. Воз­никло грозное явление, которое может отбросить демократические преобра­зования на многие десятилетия назад¹⁹⁷. «Сегодняшняя система российского

Там же.

¹⁹⁵ См.: Матузов Н.И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны «од­ ной медали» // Правоведение. 1994. № 2. С. 3-12.

¹⁹⁶ См.: Теория государства и права: Учебник / Под ред. В.К. Бабаева. С. 220.

¹⁹⁷ См.: Матузов Н.И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны «од-

187

права просто опутана паутиной нигилизма» . «Он подпитывается и таки­ми реалиями наших дней, как политиканство и циничный популизм лидеров всех рангов, борьба позиций и амбиций, самолюбий и тщеславий. Дают о се­бе знать эгоизм и властолюбие старой и новой бюрократии, некомпетент­ность и бесконтрольность чиновников»¹⁹⁹.

Согласен с этим мнением и B.C. Нерсесянц, который утверждает, что из-за сегодняшнего правового нигилизма даже самые совершенные законы с безукоризненной юридической техникой обречены на гибель, так как они неминуемо разобьются о стену народного недоверия и недопонимания²⁰⁰.

Данные рассуждения вызывают сомнение, так как в подобных доводах речь идет не о правовом нигилизме в чистом виде, то есть как антиподе пра­ва, а о тех противоречиях и несовершенствах, которые существуют внутри самого права или по отношению к праву, об отдельных элементах его прояв­ления. По словам В.К. Бабаева, «активному юридическому нигилизму свой­ственно осознанно враждебное отношение к праву. Представители учений этого рода видят, какую важную роль играет или может играть право в жизни общества, и именно поэтому выступают против него. Эти учения отрицают социальную ценность права, в лучшем случае считают его наименее совер­шенным способом регулирования общественных отношений, а в худшем -требуют вообще отказаться от него»²⁰¹.

Мы полагаем, что отрицание определенными слоями населения курса реформ, неприятие новых форм жизни, социальные протесты не являются активным правовым нигилизмом. Просто некоторая часть населения не вос­принимает те правовые реформы, которые проводит наше правительство. К тому же она выступает не против права вообще, а против его отдельных пра­вовых норм, которые, по их мнению, являются несправедливыми, так как не

ной медали». С. 7.

¹⁹⁸ См.: Матузов Н.И. Теория государства и права: Курс лекций. Саратов, 1997. С. 24.

¹⁹⁹ См.: Матузов Н.И., Малъко А.В. Теория государства и права. М., 2001. С. 259.

²⁰⁰ См.: Нерсесяні} B.C. Общая теория государства и права. М., 2002. С. 357. ²⁰¹ Теория государства и права: Учебник /Под ред. В.К. Бабаева. С. 160.

188

соответствуют определенным требованиям, ущемляют в правах ту или иную часть населения. Например, нашумевший закон о монетизации, который раз­делил наше общество на две части, одна из которой была на стороне закона, другая — выступала против. В данном случае вести речь о правовом нигилиз­ме следует в отношении не всего права в целом, а только отдельных право­вых норм.

В связи с этим возникают закономерные вопросы: разве плохо, что насе­ление страны мирным путем принимает активное участие в обсуждении за­конодательства, высказывает свое мнение по поводу существующих право­вых норм, организует дискуссии по спорным вопросам, добивается легально­го толкования и исполнения от государственных органов? Было бы гораздо хуже, если бы народ вообще не воспринимал действующее право или ис­пользовал его только в своих корыстных целях. Следует помнить, что чело­веческое общество состоит из отдельных индивидуумов, живущих в право­вом поле. Каждый их них обладает отдельным логическим мышлением, ко­торое основано на его физиологическом и психологическом развитии, по­этому даже хорошее, справедливое, гуманное право не может одновременно удовлетворить всех членов сообщества, в нем всегда будут присутствовать элементы разногласия.

Развивая дискуссию в данном направлении, хотелось бы высказаться по поводу «подпитки» правового нигилизма и всевозможного «политиканства», «циничного популизма», «властолюбия», «бесконтрольности», старой и но­вой бюрократии, которые «разрушают всякую правовую ткань, любые ра­зумные юридические установления». По нашему мнению, все перечисленные источники «подпитки» не имеют никакого прямого отношения к правовому нигилизму. Наоборот, мы убеждены в том, что представители «старой и но­вой бюрократии» в своих претензиях на власть, всевозможных программных выступлениях будут постоянно обращаться за помощью к юридическому праву и раздавать обещания отменить или изменить многие действующие нормативные правовые акты, предлагать новые варианты законов, которые

189

должны будут улучшить правоотношения в обществе, закрепят новые соци­альные гарантии, льготы и т. п.

Говоря о питательной среде, в которой произрастает правовой нигилизм, следует принимать во внимание «должностные амбиции, правовую безгра­мотность руководителей государственных органов, населения, бесконтроль­ность и отсутствие ответственности за «вольное» обращение с правом». Та­кая постановка проблемы является очень зауженной, так как не дает нам полного представления о самой «питательной среде», а также не содержит ответы на многие вопросы. Думается, что в данном случае речь идет о лич­ных пороках руководителей государственных органов или конкретного гра­жданина, их правовом бескультурии и юридических злоупотреблениях, а не о правовом нигилизме. В цивилизованном государстве должностные лица не могут нарушать законы, злоупотреблять властью, плохо исполнять свои функциональные обязанности и тем более допускать «вольное обращение с правом». Они не должны забывать, что правовые нормативные акты созданы для того, чтобы их точно и безоговорочно исполнять. И если есть основания полагать, что должностное лицо злоупотребляет властью и действительно впитывает в себя юридико-нигилистические установки, следует тотчас изба­виться от его услуг.

По мнению В.Н. Кудрявцева, «ведя борьбу с правовой анархией, мест­ничеством, нигилизмом, необходимо подчеркивать верховенство Конститу­ции РФ, конституционных и «обычных» законов, доказывать их обязатель­ность для всех, и в первую очередь для самих депутатов, президента, прави­тельства, всех чиновников государства. Необходимо бороться с любыми от­ступлениями от Конституции и закона в центре и на местах, будь то попытка сослаться на «политическую целесообразность» или на «юридический фор­мализм» закона. Необходимо твердо отстаивать единство духа и буквы зако­на. Иное расшатывает правовой порядок, ведет к волюнтаризму, а затем и к

190

произволу, возвращает нас к «революционным» временам, отнюдь не спо­собствующим стабильности в нашем неспокойном обществе»²⁰².

В подобной ситуации было бы целесообразно поставить вопрос: а пол­ноценно ли это государство, если оно порождает такой правовой нигилизм, который заполнил все поры общества, и не способно создавать и охранять свое право, в равной степени защищающее всех его граждан, а также и само государство? Если внутри государства такая ситуация, когда правовой ниги­лизм, сопровождающий и обслуживающий право принял «неистовый и по­вальный характер», то государству в лице его лидеров пора задуматься о не­обходимости проведения правовых реформ с целью его переустройства. В противном случае обязательно возникнет революционная ситуация, когда «верхи не могут, а низы не хотят», со всеми вытекающими отсюда последст­виями.

Некоторые авторы в своих работах говорят о правовом нигилизме, су­ществующем в отдельных юридических профессиях. Так, В.В. Кожевников, П.Г. Марфицин в своей статье «Правовой нигилизм следователя», ссылаясь на авторитетное мнение А.Б. Венгерова и других ученых о том, что «право­вой нигилизм - это характеристика определенных негативных, деформиро­ванных сторон правосознания, это та идеологическая и психологическая часть правосознания, которая резко критически и отрицательно относится к требованиям уважения и соблюдения права», «пристегнув» его с исследуе­мой проблеме, пришли к выводу о том, что такое явление имеет место быть в нашей повседневной жизни. А так как каждый следователь является пред­ставителем профессиональной группы, то в его сознании и действиях отра­жается настроение (в том числе отношение к праву), которое характерно для данной общности людей. На этом основании они полагают, что правовой ни­гилизм следователя — это негативно-отрицательное, неуважительное отноше-

Кудрявцев В.Н. О правопонимании и законности. //Гос-во и право. 1994. № 3. С. 8. ²⁰³См.: Кожевников В.В., Марфицин П.Г. Правовой нигилизм следователя // Про­блемы противодействия преступности в современных условиях. Омск, 2002. С. 91-106.

191

ниє к праву, сформировавшееся в групповом и индивидуальном сознании данной категории лиц.

Исследуя содержание правового нигилизма следователя, авторы, поми­мо широко распространенных в юридической литературе признаков (зло­употребления правом, правового невежества, незнания права, циничного по­пирания закона и т. п.), называют ряд специфических, которые, по их мне­нию, напрямую воздействуют на его развитие. Среди них некачественный состав следственного аппарата, плохие социально-бытовые условия. Они оп­ределяют наиболее «общие и очевидные» формы проявления правового ни­гилизма следователя, такие как «умышленные нарушения действующих за­конов и иных нормативно-правовых актов и следственные (процессуальные) ошибки». Для усиления своей позиции приводят данные следственного ко­митета при МВД России о количестве преступлений, совершенных следова­телями.

Нам трудно согласиться с такой точкой зрения по нескольким причи­нам:

1) невозможно представить себе следователя - правового нигилиста, так как согласно уголовно-процессуальному законодательству он, как должно­стное лицо государства, уполномочен осуществлять правоприменительную деятельность. Приняв дело к своему производству, следователь становится субъектом правовых отношений, который вступает в ходе предварительно­го следствия в правовые отношения с другими участниками уголовного су­допроизводства, в том числе с государственными органами, должностными лицами, а также иными субъектами, имеющими свой интерес в процессе. Об­ладая процессуальной самостоятельностью и властными полномочиями, он вынужден постоянно вращаться в правовом поле и сам применять всевоз­можные правовые акты. Кроме того, принятие решения о производстве след­ственных и иных процессуальных действий невозможно без вынесения сле­дователем процессуального правового акта в виде постановления, ходатай­ства, протокола и т. д.;

192

2) несогласие следователя с некоторыми нормативными актами, регули­рующими его процессуальную деятельность, ещё не свидетельствует о его правовом нигилизме. То, что следователи иногда критикуют действующее законодательство и предлагают изменить или заменить устаревшие, противо­речивые или неработающие правовые нормы, как раз говорит об обратном: о том, что они хорошо знают законодательство, им небезразлична их профессия и что они болеют за свое дело, стремятся работать лучше и эф­фективнее. Этого не надо бояться - это нужно приветствовать;

3) рассуждения авторов о процессуальных ошибках лишены всякой ло­гики и противоречат здравому смыслу. Если следователь и допустил юриди­ческую ошибку, это не значит, что он является правовым нигилистом;

4) действующие нормы материального права не предусматривают ответ­ственность за преступления и правонарушения, совершаемые представите­лями конкретной профессии. Например, УК РФ не предусматривает ответст­венность за злоупотребления должностными полномочиями, получение взят­ки, служебный подлог, халатность конкретно следователем. Поэтому в дан­ном случае речь должна идти о правовом нигилизме конкретного лица, ина­че мы в скором будущем вынуждены будем рассуждать о правовом нигилиз­ме милиционера ППС, оперативного работника, дознавателя, начальника УВД, министра внутренних дел, Генерального прокурора и так вплоть до Президента РФ. Подобную схему с большим успехом можно будет приме­нять в отношении других государственных структур, наделенных правом производить расследование в форме предварительного следствия или дозна­ния;

5) если следователь-профессионал является ярым правовым нигили­ стом, то как же он работает, какими альтернативными регуляторами руко­ водствуется в своей повседневной деятельности — Библией, Кораном, запо­ ведями или иными мононормами. Мы считаем, что у профессионального юриста должна быть четкая позиция, направленная на соблюдение дейст­ вующего права. Никакие внутренние убеждения, политические взгляды, су-

193

шествующие мнения не должны рассматриваться как повод к нарушению юридической нормы. Он должен быть убежден, что изменить действую­щий правовой акт можно только способом, который предусмотрен законом.

Административно-приказная система, которая существовала в нашем государстве на протяжении 70 лет, сделала свое пагубное дело. Она десяти­летиями приспосабливалась не к организации общественной жизни в рам­ках законов, а главным образом к выполнению волевых распоряжений и указаний²⁰⁴. В ее иерархии ценностей право со всей его системой стояло на второстепенном месте, предпочтение отдавалось власти, плану, привиле­гиям и т. п. К сожалению, доставшиеся нам по наследству «пережитки» ад­министративной системы и в настоящее время очень сильны. Несмотря на все наши стремления строить основы демократического государства, где все основано на уважении и соблюдении права (закона), негативное отношение к нему пока что имеет место быть.

Состояние современного законодательства во многом оставляет же­лать лучшего, действующие законы переполнены так называемыми мертвы­ми нормами, в них содержатся многие положения, которые на практике ни­когда не применяются. Большой вред праву наносит «лоббирование норма­тивных актов», когда закон принимается в интересах отдельных должност­ных лиц, политических партий, денежных олигархов и т. д. Такие законы, как правило, принимаются под конкретные сделки и рассчитаны на разовое применение, их дальнейшая судьба и правовые перспективы никого не инте­ресуют.

Негативное влияние на действующую правовую систему оказывает по­ложение, при котором закон не имеет прямого действия, а применяется по­средством его «разъяснения, детализации, конкретизации» в различных госу­дарственных органах (ведомствах). Подобный стереотип прочно закрепил­ся на верхних и нижних этажах административной системы. Верхи и чи-

Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС. М., 1988. С. 37.

194

новники средней руки уверены в своем праве корректировать закон, «от­ложить в сторону» те или другие правовые нормы, «заволокитить исполне­ние», а нижестоящие звенья привыкли к тому, что надлежит следовать не за­кону, а идущим сверху инструкциям и указаниям.

Так уж сложилось, что на Руси на протяжении длительного периода за­кон всегда ассоциировался, скорее, с главой государства (князем, царем, императором, президентом), нежели с правовыми нормами. В общественном сознании прочно утвердилось понимание права исключительно как приказа государственной власти. Представления о нем как указаниях начальства настойчиво культивировались в народе - то, что исходит сверху, от властей, то и есть право.

В настоящее время мы вынуждены констатировать, что в современной России одна из главных причин существования правового нигилизма, а так­же его отдельных элементов кроется в самом праве, а точнее, в его несовер­шенстве и противоречивости. Говоря о несовершенстве современного зако­нодательства как об одном из источников правового нигилизма, необходимо отметить противоречивость современных законов, которая часто бывает от­нюдь не случайной. Если проанализировать все правовые источники, суще­ствующие в современной России, то совершенно очевидно, что запутаться в них очень просто. Это - Конституция РФ, конституционные законы, феде­ральные законы, указы Президента, постановления Правительства, Феде­рального Собрания, различного рода ведомственные нормативные акты, ин­формационные письма и т.д. Кроме того, имеется целый ряд нормативных актов, которые принимают в пределах своих полномочий субъекты Россий­ской Федерации и органы местного самоуправления. В таком громадном ко­личестве правовых норм находится немало таких, которые вступают в противоречие друг с другом, нарушая один из главных принципов законно­сти - верховенство законов.

В результате возникают острейшие правовые коллизии, которые не спо­собствуют укреплению авторитета права. Осуществляя надзор за законно-

195

стью издаваемых (принимаемых) правовых актов, в 2000 - 2005 г. прокура­турой РФ опротестовано 14,5 тыс. незаконных правовых актов органов госу­дарственной власти субъектов Федерации и почти 163 тыс. - органов местно-го самоуправления . В 2007 г. по результатам рассмотрения актов проку­рорского реагирования приведено в соответствие с федеральным законода­тельством почти 2,5 тысячи региональных и около 116 тысяч муниципальных нормативных актов²⁰⁶.

Если мы представим себе идеальную картину, в которой нет правовых противоречий, четко соблюдена иерархия (все подзаконные нормативные ак­ты соответствуют Конституции и федеральным законам, и в них учтены тре­бования и пожелания всех слоев населения), то и в этом случае легко оши­биться.

В настоящее время «не приходится удивляться тому обстоятельству, что многие подзаконные нормативно-правовые акты часто становятся над-законными»²⁰⁷. Так, согласно Указу Президента РФ от 14 июня 1994 г. «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности» разрешалось проводить задержание лиц, по­дозреваемых в совершении данных преступлений, на срок до 30 суток. За время действия этого Указа были допущены многочисленные нарушения конституционных прав и законных интересов участников уголовного судо­производства.

По данным Госкомстата России, в результате работы Генеральной про­куратуры РФ по надзору за исполнением законов ежегодно выявляется око­ло одного миллиона таких нарушений, из них около 150 тысяч составляют незаконные правовые акты . Особую тревогу вызывает тот факт, что за по­следние 10 лет наметилась устойчивая тенденция к увеличению количества

²⁰⁵ См.: Российская газета. 2005. 25 янв.

См.: Доклад Генерального прокурора РФ на заседании Совета Федерации Феде­рального Собрания Российской Федерации // http://genproc.gov.ru/news/news-5862.

²⁰⁷ Матузов Н.И., Малько А.В. Указ. соч. С. 592.

²⁰⁸ См.: Преступность и правопорядок в России. Статистический аспект. Госкомстат России. М., 2003. С. 63.

196

нарушений, допускаемых государственными органами. Если в 1995 г. их число составляло 241,3 тыс., то в 2002 г. - 944,1 тыс.

Кроме того, срок жизни многих правовых актов столь краток, что их не успевают даже как следует изучить и осмыслить, не говоря о том, чтобы применять на практике. Возьмем, к примеру, действующий Уголовный или Уголовно-процессуальный кодексы РФ. С момента их введения в действие прошло не так уж много времени, однако в их изначальную редакцию было внесено столько всевозможных изменений, дополнений, исключений, что они стали совершенно другими. В связи с этим возникают противоречия, не­допонимание, ошибки, путаница и прочие нарушения законности в право­применительной деятельности.

На этом фоне суды, которые должны осуществлять защиту прав и инте­ресов граждан, часто усугубляют и без того серьезную путаницу в праве. Ссылаясь на пробелы в законодательстве, исходя из общих начал, «руково­дствуясь общепризнанными принципами и международными стандартами», они подчас применяют уголовно-правовые нормы по аналогии, забывая о том, что в России такой источник права вообще не допускается. Кроме того, в своей повседневной практике вместо легального толкования и соответст­вующего применения они выносят решения, которые идут вразрез с дейст­вующим законодательством, а иногда вообще позволяют себе заниматься правотворчеством, то есть создают юридический абсурд, который возникает в результате соединения не связанных между собой или вообще противопо­ложных нормативных актов. Подтверждение этому можно найти, проанали­зировав постановления Пленума Верховного Суда РФ, Президиума Вер­ховного Суда РФ, информационные письма Высшего Арбитражного Суда РФ, обзоры судебной практики и т. д.

Оценивая подобную ситуацию, невольно приходим к мысли о том, что реализуя свои властные полномочия, вынося приговор или принимая судеб­ное решение по гражданскому делу, суд осуществляет применение права, то есть вторгается в сферу прав и обязанностей физического или юридического

197

лица. На основе такого правоприменения впоследствии может осуществлять­ся прямое государственное принуждение или насилие. Следовательно, ничто не может быть признано оправдывающим нарушения законности при от­правлении правосудия. Таким образом, искоренение элементов правового нигилизма невозможно без создания высококомпетентного, подчиненного только закону суда.

Еще один фактор, способствующий правовому нигилизму в государст­венных органах, - это безнаказанность, которая, становясь системой, тем са­мым развращает граждан. Во всех средствах массовой информации (СМИ) можно встретить программы, статьи, передачи, в которых их авторы сами нарушают и призывают к подобным правовым нарушениям других граждан. Так, в газетах и передачах экономического направления даются практические рекомендации по укрывательству доходов с целью неуплаты налогов, СМИ политического направления повсюду пестрят призывами к насильственному свержению власти, всевозможные развлекательные передачи и публикации рекламируют насилие, убийства, проституцию и другие запрещенные зако­ном деяния. Как на бытовом уровне, так и в публичных выступлениях на­ших политиков и писателей звучат выражения, которые никак не сообразу­ются с Конституцией Российской Федерации и другими государственными нормативными актами.

Чиновники, государственные органы проявляют неуважение к судебным решениям и актам прокурорского реагирования. Уверовав в свою безнака­занность, они игнорируют предписания неудобных им правовых норм. Под­тверждение этому можно найти в выступлении бывшего Генерального про­курора РФ В.В. Устинова на расширенном заседании коллегии в январе 2005 года, в котором отмечается, что нередки случаи, когда государственные и муниципальные служащие не считаются с требованием закона. В целом по России выявлено 24,5 тыс. таких чиновников. Такой человек, подчас стано­вится опасным для интересов государства, борьбы с коррупцией. Примеча­тельна оценка размаха коррупции В.В. Путиным, считающим, что ее «уро-

198

вень в стране такой, что если к каждому таможеннику приставить по мили­ционеру, то и того купят». К сожалению, данное явление локализовано не только в среде таможенников и милиционеров. Коррупция государственных чиновников фактически поставлена на поток, введены четкие расценки за оказание любых видов услуг, начиная с визирования документов, заканчивая распродажей предприятий, трансфертов регионам, получением квот, ссуд, кредитов и т.д.

Прорехи государственного правового нигилизма незамедлительно ска­зываются на отношении к праву и на бытовом (обыденным) уровне. Как сви­детельствуют результаты социологических исследований, основной причи­ной этому являются падение уровня жизни, инфляция, рост цен на товары и предметы первой необходимости, нестабильность и невысокое качество но­вого законодательства, кризис власти, ошибки руководства страны, неверие граждан в возможности дальнейшего развития государства с помощью пра­вовых реформ и т. п. Простому обывателю порой трудно разобраться в сложных хитросплетениях и коллизиях современной правовой системы. Он считает, если у нас в стране нельзя получить ответы по целому ряду важ­нейших вопросов, значит, законодательство есть фикция, а если так, то мож­но его игнорировать и нарушать. Подобное означает, что для простого обы­вателя - субъекта правовых отношений действующее законодательство не выполняет той задачи, которая изначально в нем заложена. Осознавая это, он принимает надлежащим образом регулятивные функции права. По мнению В.Г. Сафонова, именно такое состояние сознания индивида и называется пра­вовым нигилизмом²⁰⁹.

По нашему мнению, в России бытовой правовой нигилизм имеет давние и прочные корни, которые сложились в результате устойчивых наследствен­ных стереотипов на множество проводимых реформ и революционных пре­образований. Неверие в право передавалось от поколения к поколению, и

²⁰⁹ См.: Сафонов В.Г. Понятие правового нигилизма. // Гос-во и право. 2004. № 12. С. вв.

199

подтверждение этому можно найти в дошедших до наших дней пословицах: «Закон не столб - залезть трудно, а обойти -запросто» или «Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло» и т. д.

Однако самая главная причина, которая порождает и способствует раз­витию элементов правового нигилизма, - это реальные встречи человека с правовой действительностью. Если «юридический путь» приводит человека в государственный правоохранительный орган и он наталкивается на бюро­кратические процедуры и необоснованные отказы, если средства массовой информации сначала рассказывают о высоких достоинствах нового закона, а затем о том, как он искажается и препарируется, если гражданин обращается в суд за защитой своего действительного или предполагаемого им права и ему говорят, что судебной защите такое право не подлежит, то именно эти «если», а их перечисление можно продолжать достаточно долго, и есть та среда, которая ежедневно и повсеместно воспроизводит юридико-нигилистические установки и предубеждения.

В 2004 г. прокуроры выявили и поставили на учет более 120 тыс. укры­тых преступлений, хотя на самом деле количество таких преступлений в не­сколько раз больше. По оценкам директора Института по проблемам органи­зованной преступности и коррупции профессора В.В. Лунева, в России реги­стрируется только 20-25 % реально совершаемых преступлений. Укрытие преступления, по мнению Генерального прокурора, оборачивается еще од­ним негативным явлением: не получив поддержки в правоохранительных ор­ганах, граждане больше туда не обращаются, а пытаются бороться с преступ­лениями иными способами. Но к каждому «участковому, следователю, доз­навателю прокурора не приставишь». Таким образом формируется теневая юстиция, и возникает правовой нигилизм, как закономерный результат не­удовлетворенности гражданина своим социально-правовым статусом.

Большое недоверие к действующему праву порождает ситуация, вы­званная несвоевременной выплатой заработной платы. По данным Феде­ральной службы государственной статистики, задолженность бюджетникам

200

разных уровней в 2004 г. составила 1,3 миллиарда рублей, а внебюджетных организаций - в 13 раз больше²¹⁰. Помимо того, крупной проблемой, вызы­вающей недоверие людей к законам, является борьба внутри самой власти, точнее, борьба между её ветвями. Когда две ветви единой государственной власти вместо того, чтобы заниматься нормотворчеством в пределах своей компетенции, повышать уровень законности и правопорядка в стране, никак не могут поделить свои полномочия, мало того, что они издают норматив­ные акты, противоречащие друг другу, так они еще и блокируют исполне­ние решений соседних ведомств, выступают перед согражданами с взаим­ными обвинениями, перекладывая вину на других и снимая с себя ответст­венность. Наблюдая за подобным безобразием на высшем государственном уровне, люди перестают верить в действие каких-либо нормативных право­вых актов.

Еще одна немаловажная проблема, влияющая на искоренение элементов правового нигилизма в обществе, — это своевременность принятия норматив­ных актов. В нашей повседневной жизни нередко наблюдаются ситуации, ко­гда юридические нормы либо забегают вперед, либо принимаются «вдогон­ку». Бывает и так, что законы, указы издаются с целью не их реального воз­действия на общественные отношения, а для снятия внезапно возникшей со­циальной напряженности. Как правило, такие законодательные акты прини­маются спонтанно, без предварительного планирования и обсуждения, в них отсутствуют правовая экспертиза и экономические расчеты, допускаются иные нарушения, связанные с соблюдением юридических канонов. Такие ак­ты носят в основном популистский или конъюнктурный характер и не ре­шают проблемы по существу, а, наоборот, загоняют их вглубь. С помощью этих нормативных актов достигается лишь временный и обманчивый эффект.

См.: Российская газета. 2005. 25 янв.

201

Исследуя правовой нигилизм в форме проступков и преступлений, мы пришли к выводу, что его необходимо рассматривать в зависимости от фор­мы вины и наступления правовой ответственности:

1) когда лицо совершило преступление или допустило проступок с прямым или косвенным умыслом, его следует классифицировать как идеаль­ный правовой нигилизм, поскольку лицо осознавало общественную опас­ность своего противоправного поведения, знало о существовании государст­венного запрета юридической ответственности, однако пошло на сознатель­ное нарушение, то есть пренебрегло им;

2) когда лицо допустило невиновное причинение вреда либо совершило преступление или допустило проступок по неосторожности, это нельзя счи­тать правовым нигилизмом, поскольку лицо умышленно не нарушало дей­ствующее законодательство, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности.

Не менее сложен вопрос о религиозном правовом нигилизме, когда па­раллельно с нормами юридического права существуют иные регуляторы об­щественных отношений внутри наций, народностей, общин, сект, приходов и т. д. В своей основе данный вид нигилизма является наиболее долговечным и имеет под собой прочную, вполне объяснимую основу. Прежде всего, это вызвано той ролью, которую выполняла религия на протяжении многих сто­летий в общественных отношениях. Если проанализировать процессы зарож­дения и последующего становления правовой системы Российского государ­ства, то можно увидеть, что на определенном этапе времени религия оказы­вала на нее существенное влияние. Достаточно вспомнить о том, что в юрисдикционной деятельности нашего государства существовали духовные (церковные) суды, которые рассматривали дела духовенства, а также кресть­ян, проживающих на территории монастырей и церквей.

Впоследствии в результате отделения церкви от государства, установле­ния равноправия других конфессий такие суды прекратили свое существова­ние. Учитывая светский характер Российской Федерации, на законодатель-

202

ном уровне было продекларировано, что никакая конфессия не вправе вме­шиваться в политические процессы, правовую, хозяйственную, творческую и иную деятельность государства. Всем им разрешается заниматься только благотворительной и просветительской деятельностью в рамках Закона «О свободе совести и религиозных объединениях». Однако в последние годы в связи с появлением новых форм вредного сектантства «Аум сенрикё», «Белое братство» бурным распространением религиозного экстремизма со стороны нашего государства к религии возникает множество вопросов, в том числе по поводу правового нигилизма.

Еще одним источником правового нигилизма являются его извечные смежные спутники: юридическая демагогия, правовой дилетантизм, юриди­ческий фетишизм, правовой популизм, юридический цинизм, политико-правовая конъюнктура и т. п. В отличие от правового нигилизма на их по­верхности всегда лежат благие цели и намерения. Однако при более тща­тельном рассмотрении можно убедиться, что все они преследуют морально порочные, корыстные цели.

Одни из них восхваляют право, наделяя его чудодейственными свойст­вами, сродни поклонения искусственно созданному идолу. Такое обожеств­ление явления - это погружение в мир иллюзий²¹¹. Другие навязывают ги­пертрофированное (возведенное в абсолют) понимание роли юридических средств в осуществлении социально-экономических, политических и иных задач без учета их реальных возможностей ". Третьи используют дешевые популистские методы, выдвигают требование принять закон, который невоз­можно принять, или отменить действительно необходимый, рассчитывая при этом на доверие и одобрение народа. Четвертые стремятся искусственно про­тивопоставить нормативные акты или обнаружить в них мнимые пробелы. Пятые, шестые... придумывают иную «благородную» форму для обмана на-

См.: Матузов Н.И. Правовой нигилизм и правовой идеализм две стороны «одной медали». С. 8—11.

²¹² См.: Гойлтн В. Правовой нигилизм: пути преодоления. С. 4.

203

рода, чтобы достичь своих корыстных целей. Однако какими бы благими на­мерениями они ни прикрывались, все они носят социально вредный характер.

Известная доля вины, если не прямой, то косвенной, за развитие правового нигилизма ложится при этом на юридическую науку. В течение нескольких десятилетий она была связана с административно-приказной системой, что не могло не отразиться на ряде научных установок и концепций. Характерно, что юридическая наука в этот период, приняв как догму классово-волевой подход к сущности права, была занята «конструиро­ванием искусственных механизмов выявления воли господствующего класса, впоследствии всего народа, преобразованием этой воли в правовые предло­жения (законопроекты), одобрением того или иного правового наполне­ния»²¹³. Право на протяжении многих лет рассматривалось исключительно как «средство государственного управления», а поскольку государство по­степенно должно было отмирать, соответственно и право не могло иметь ни­каких перспектив. И хотя многие ученые того периода прекрасно понимали, что это полнейший абсурд, продиктованный политическими и идейными со­ображениями, выступать против и высказывать иное мнение не решались, к тому же их все равно никто и не услышал бы.

В результате пренебрежительного отношения к праву со стороны адми­нистративно-командной системы, а также «родной науки» появились опре­деленные пробелы в правовом обучении и воспитании. Вследствие этого резко упал общий уровень правовой культуры и правового сознания не толь­ко отдельных граждан, но и различных слоев, групп, народов и народно­стей. Престиж права начал резко падать, появились проблемы, о которых раньше никто и не думал. Именно в этот период как сам правовой нигилизм в чистом виде, так и все составляющие его элементы достигли своего пика. А это означает, что в обществе сложились все предпосылки для смены обще­ственно-политического строя.

См.: Венгеров А.Б. Указ. соч. С. 318.

204

В связи с этим государству следует помнить, что для его благополучия и безопасности именно оно должно быть основным субъектом воспитания граждан, ему крайне важно формировать положительное отношение населе­ния к действующему праву, вести постоянную, кропотливую работу по под­готовке грамотных юристов-практиков и ученых-правоведов, которые, в свою очередь, будут претворять в жизнь его правовые идеи, осуществлять правовую пропаганду и разъяснять населению, что право само по себе не может дать гражданину политическую и экономическую свободу, накормить, одеть, обуть, улучшить благосостояние и т.д. Из сотни хороших законов хлеба не испечешь и народ не накормишь. Оно имеет совершенно иное пред­назначение в обществе - право должно регулировать все происходящие в го­сударстве общественные процессы и выступать гарантом реализации приня­тых нормативных актов.

Оценивая данную ситуацию и иные ей подобные, имевшие место в ис­тории развития человечества, мы приходим к выводу о том, что создать но­вую правовую идеологию не так уж трудно. Используя государственные ры­чаги управления, под нее можно подстроить науку, организовать процесс по­лучения юридического образования, добиться реального внедрения этих идей в общественные отношения и т. д. Однако такая правовая идеология все равно обречена на гибель, так как идет вразрез с основными законами диалектического материализма.

Анализ состояния научной разработки исследуемой проблемы позволяет нам констатировать то обстоятельство, что, несмотря на наличие большого количества фундаментальных работ, подходы к исследованию правового ни­гилизма остаются прежними. «Нигилизм хорош только для разрушения, но не для созидания». В нем повсюду видится один негатив, считается, что в его основе лежит отрицание права, отсутствие прочных традиций законоува-жения и законопослушания, девальвация моральных и духовных ценностей и т. п. За последнее время в научной юридической литературе появилось

205

только несколько работ, в которых просматриваются новые подходы к ис­следованию данной проблемы²¹⁴.

Таким образом, мы считаем, что недооценивать феномен правового ни­гилизма нельзя, поскольку он является своеобразным индикатором, свиде­тельствующим о социально-правовом и общественно-политическом благопо­лучии государства. Правовой нигилизм возникает как следствие «несовер­шенства права, его инструментария, дисгармонии преференций, государст­венной реализации, существующего правопорядка в обществе»²¹⁵. Именно через него можно увидеть те требования, которые общество предъявляет го­сударству, его законодательной, исполнительной и судебной деятельности. Специфика правового нигилизма как раз состоит в том, что он является тем социальным индикатором, который показывает негативные тенденции в го­сударственной правовой политике, благодаря ему государство формирует свои активные правовые установки.

Правовой нигилизм - вполне объяснимое природное явление. Любой человек, обладающий разумом, а значит, и логическим мышлением, анализи­руя действующие правовые нормы, должен видеть в них не только положи­тельные, но и отрицательные стороны. Без такого видения невозможна дина­мика общественного развития, такова реальность, об этом свидетельствуют основные законы диалектического материализма и жизненный опыт.

Таким образом, правовой нигилизм - это постоянный спутник права, ко­торый будет существовать до тех пор, пока живет его прародитель. Эволюция правового нигилизма непрерывна. Однажды зародившись, он переходит из од­ного состояния в другое, то падая, то поднимаясь, то затихая, то резко прогрес­сируя, но, несмотря на это, он никогда не прекратит своего шествия. Так устро­ен наш мир, таковы законы человечества, такова философия этого феномена.

См.: Сафонов В.Г. Указ. соч.С. 65-69; Попов В.В. Некоторые формы проявления правового нигилизма и пути его преодоления // Юрист. 2002. № 1. С. 10-14.; Певцова Е.А. Современные дефинитивные подходы к правовой культуре и правовому сознанию. //Журн. Рос. права. 2004. № 3. С. 70-82. ²¹³ См.: Сафонов В.Г. Указ. соч. С. 5.

207

отношения фикцией и говорят о возможности реализации права вне право­вых отношений. Концепция правового регулирования вне правовых отноше­ний основательно была сформулирована в прошлом столетии и до сих пор не претерпела заслуживающих внимания изменений или дополнительных обос­нований, несмотря на то, что были проведены серьезные философско-правовые исследования многими маститыми учеными, чей авторитет в юриспруденции ни у кого не вызывает сомнения²¹⁷.

По нашему мнению, вывод о том, что правовое регулирование выходит за рамки правоотношений, очень важен и своевременный по нескольким причинам. Во-первых, он обращает внимание на принципиальное значение охраны конституционных, то есть неперсонифицированных субъективных прав и обязанностей граждан, которые могут быть реализованы только вне правовых отношений. Как свидетельствует реальная правовая действитель­ность, основные права и свободы человека и гражданина закреплены в Кон­ституции РФ, и, хотя она является актом прямого действия, в ряде случаев не может вызвать наступление правовых последствий. Именно поэтому воз­никла жизненная необходимость дублирования (закрепления) юридических гарантий в отраслевых правовых нормах, так как только с их помощью мож­но добиться их реального исполнения и устранить возможные расхождения конституционных положений с практикой их реализации. Во-вторых, дан­ный вывод убедительно показывает, что правовой порядок в обществе не сводится только к системе правонарушений. Существует масса иных общест­венных отношений, правовое регулирование которых возможно при помощи правоотношений, а также вне их.

См.: Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958; Гренкин Д.М. Право собственности как абсолютное субъективное право. // Сов. гос-во и право. 1958. № 6; Он оке. Право собственности в СССР. М., 1961; Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963; Алексеев С. С. Механизм правового ре­гулирования в социалистическом государстве. М., 1966; Он эюе. Проблемы теории права. Свердловск, 1972; Он же. Общая теория права. М., 1981; Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1976; Халфина P.O. Общее учение о правоотношении. М., 1974.

207

отношения фикцией и говорят о возможности реализации права вне право­вых отношений. Концепция правового регулирования вне правовых отноше­ний основательно была сформулирована в прошлом столетии и до сих пор не претерпела заслуживающих внимания изменений или дополнительных обос­нований, несмотря на то, что были проведены серьезные философско-правовые исследования многими маститыми учеными, чей авторитет в юриспруденции ни у кого не вызывает сомнения²¹⁷.

По нашему мнению, вывод о том, что правовое регулирование выходит за рамки правоотношений, очень важен и своевременный по нескольким причинам. Во-первых, он обращает внимание на принципиальное значение охраны конституционных, то есть неперсонифицированных субъективных прав и обязанностей граждан, которые могут быть реализованы только вне правовых отношений. Как свидетельствует реальная правовая действитель­ность, основные права и свободы человека и гражданина закреплены в Кон­ституции РФ, и, хотя она является актом прямого действия, в ряде случаев не может вызвать наступление правовых последствий. Именно поэтому воз­никла жизненная необходимость дублирования (закрепления) юридических гарантий в отраслевых правовых нормах, так как только с их помощью мож­но добиться их реального исполнения и устранить возможные расхождения конституционных положений с практикой их реализации. Во-вторых, дан­ный вывод убедительно показывает, что правовой порядок в обществе не сводится только к системе правонарушений. Существует масса иных общест­венных отношений, правовое регулирование которых возможно при помощи правоотношений, а также вне их.

См.: Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958; Гренкин Д.М. Право собственности как абсолютное субъективное право. // Сов. гос-во и право. 1958. № 6; Он оке. Право собственности в СССР. М., 1961; Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. М., 1963; Алексеев С. С. Механизм правового ре­гулирования в социалистическом государстве. М., 1966; Он эюе. Проблемы теории права. Свердловск, 1972; Он же. Общая теория права. М., 1981; Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1976; Халфина P.O. Общее учение о правоотношении. М., 1974.

208

Убедительным доказательством осуществления права вне правовых от­ношений могут служить исследования, проведенные Д.М. Генкиным и С.Н. Братусем, которые доказали, что само по себе абсолютное право собственно­сти существует вне правоотношений и не нуждается в конструкции абсолют­ного правового отношения, поскольку оно реализуется во множестве кон­кретных правоотношений²¹⁸. В результате этого сторонники существования общих правовых отношений немного смягчили свои позиции и были вынуж­дены признать их наличие не только между гражданами как носителями все-общих прав и обязанностей, но и между гражданами и государством

В отечественной правовой теории наиболее точно эта позиция была сформулирована Л.С. Явичем, который справедливо отмечал, что конструк­ция общерегулятивного правоотношения размывает четкое понятие реально­го двустороннего персонифицированного правового общественного отноше­ния, отодвигает на задний план его роль в обеспечении конституционных прав каждого гражданина. Она чревата смешением субъектов политических и правовых отношений, «юридизированием» государства: отношение всего населения к государству в целом - это политическое отношение, которое вы­ражается в общей правовой связи граждан страны и государства и в правовом отношении отдельного гражданина с конкретным государственным органом или должностным лицом. Поэтому «можно спорить о значении этих теоре­тических абстракций для науки и практики, но считать их правовыми реа­лиями нет оснований»²²⁰.

Не углубляясь в специальные вопросы обозначенной проблемы, следует отметить, что только реализация нормы права непосредственно в самом пра­воотношении позволит нам достоверно судить, насколько правильна абст­ракция, составляющая содержание нормы, и полно ли учтены специфические закономерности правового регулирования.

См.: Гренкин Д.М. Указ. соч; Братусь С.Н. Указ. соч. См.: Матузов Н.И. Личность. Права. Демократия. М., 1963. Явич Л.С. Указ. соч. С. 209-210.

209

Любое нарушение конституционных прав и свобод человека и гражда­нина должно немедленно порождать охранительное правоотношение, кото­рое по своей сути предполагает не абстрактную, а персональную правовую ответственность, соответственно законодательство должно обеспечивать возможность каждому деликтоспособному субъекту при его желании и необ­ходимости вступить в эти конкретные правовые отношения. В связи с этим трудно не согласиться с С.А. Комаровым, который справедливо отмечает, что «социальная защищенность человека в обществе определяется реализацией его права на определенный уровень благосостояния, отраженный в системе

00 1

гарантий» . Приняв на себя полномочия регулировать общественные от­ношения, государство обязано служить не только правящей верхушке, кол­лективным образованиям, политическим структурам, но и прежде всего че­ловеку.

Реальные правовые отношения возникают, существуют, изменяются и прекращаются только в конкретных отраслях права, когда появляются пра-

000

вообразующие юридические факты или фактические составы . Причаст­ность юридических фактов к той или иной отрасли права предполагает кон­кретизацию субъективных прав и обязанностей участников возникших пра­вовых отношений. Таким образом, каждой отрасли права должны соответст­вовать определенные юридические факты, без которых она будет мертва.

Юридические факты, узаконенные в отдельных отраслях права, являют­ся непосредственной причиной, вызывающей начало правового регулирова­ния фактических общественных отношений. В связи с этим трудно не согла­ситься с мнением P.O. Халфиной, которая писала, что ценность понятия пра­воотношения заключается в том, что оно обозначает конкретное, реальное

00"\

общественное отношение, облеченное в форму права .

Комаров С.А. Личность в политической системе российского общества. С. 43.

²²² См.: Исаков В.Б. Юридические факты в советском праве. М., 1984. С. 24-26.

²²³ См.: Халфина P.O. Методологический аспект теории правоотношений // Сов. гос- во и право. 1971. №10. С. 23-24.

210

В процессе эволюции права сложилось устойчивое правило, по которо­му изначально при принятии того или иного нормативного акта законода­тель сам определяет отрасль права, в компетенции которой будут находиться основные вопросы регулирования данного вида правовых отношений. Такой подход позволит создать стройную государственную правовую систему, от­личающуюся четкой структурой, способной решать многие вопросы, возни­кающие в связи с правоприменительной деятельностью. Кроме того, это устранит отдельные противоречия и конфликты, существующие внутри са­мих правовых норм.

Следовательно, изначально при формировании отраслевых норм права необходимо учитывать то обстоятельство, что правовое регулирование должно предполагать конкретные права и обязанности, объем и характер ко­торых должен быть прописан максимально. Чем точнее сконструирована в норме модель правового отношения, чем полнее переведены экономические и иные категории на язык юридических понятий прав, обязанностей и их со-

00А.

стояния, тем эффективнее реализация нормы в правоотношении .

При этом следует помнить, что любая юридическая конструкция нормы права, создавая модель правового отношения, не может полностью вопло­тить все его типичные черты, которые оно будет иметь в реальных жизнен­ных обстоятельствах, поэтому в правоприменительной деятельности право­отношения всегда будут отличаться от правотворческих юридических кон­струкций.

Понятие правовой нормы является одним из основных в общей теории права, именно поэтому ее характеризуют как «исходный элемент», как «пер-вичную клеточку» права . Подобная оценка функциональной значимости данного понятия закономерна, так как социальное назначение правовой нор­мы заключается в выражении желаемого правила поведения, которое уста-

²²⁴ См.: Халфина P.O. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 35.

²²⁵ См.: Марксистско-ленинская общая теория государства и права: Социалистиче­ ское право. М., 1970. С. 226; Алексеев С.С. Общая теория права. Т.2. С. 34; Васильев A.M. Правовые категории. М., 1976. С. 162.

211

навливается от имени уполномоченного субъекта, осуществляющего управ­ленческие функции в данном общественном формировании.

Мы полагаем, что высший смысл практической и теоретической юрис­пруденции, сформулированный в нормативных актах, заключается в том, чтобы добиться более полной исполняемости установленных правил. Навер­ное, поэтому большинство исследователей права начинает его изучение именно с анализа правовой нормы. Последовательное развитие теоретиче­ского положения о норме права как центральном, сущностном элементе сис­темы права приводит к выводу о понимании самого права как системы уста­новленных государством норм. Этот способ понимания права, долгое время преобладавший в юридической науке, продолжает оставаться актуальным и устойчивым и в настоящее время в связи с теми переменами, которые про­исходят нашем государстве.

В теории права утвердилось мнение, что норма права - это общеобяза­тельное правило поведения, установленное или санкционированное государ­ством, имеющее общеобязательную силу, наделяющее субъектов юридиче­скими правами и обязанностями, регулирующее общественные отношения и предусматривающее в случае его нарушения ответственность перед государ-

99f\

ством . С большими или меньшими изменениями либо добавлениями по­добное определение воспроизведено в большинстве научных публикаций, учебников и учебных пособий по теории государства и права, что является неоспоримым свидетельством его устойчивости.

Как и всякая дефиниция, она не охватывает, да и не в состоянии охва­тить все специфические признаки нормы права как самостоятельного со­циально-юридического явления. В силу этого, говоря о ее специфических признаках, отметим ее сущностные черты как инструмента целенаправленно­го регулирования общественных отношений, а именно:

См.: Теория государства и права. М., 1972. С. 388; Теория государства и права / Под ред. А.И. Денисова. М., 1980. С. 310; Комаров С.А. Общая теория государства и пра­ва. М., 1997. С 45; Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 2000. С. 360.

212

- установленность данного правила от имени властного субъекта;

- императивность — специфическая характеристика правовой нормы как правила, то есть варианта желаемого поведения людей в определенной жиз­ненной ситуации, предписываемого адресатам от имени властного субъекта;

-обязательность содержащихся в норме предписаний для всех адреса­тов;

- формальная определенность и оформленность в виде положений зако­нов и иных нормативных актов;

- государственное принуждение как форма обеспечения нормы.

Описываемый способ понимания правовой нормы обладает существен­ной научной и практической ценностью, так как он акцентирует внимание на ее социальной целенаправленности и юридическом характере. Он раскрывает основное предназначение, функции правовых норм, направленные на соци­альную регуляцию поведения людей и защиту интересов общества. Кроме того, он утверждает принцип законности как содержательного и формально­го единства законодательного регулирования в пределах данного государст­венного организма и неуклонного его соблюдения в рамках выдвигаемых юридическими нормами требований. Возможность практического осуществ­ления этого принципа обусловлена именно выполняемой правовыми норма­ми функцией единственного критерия правомерного и неправомерного, юридически дозволенного и запрещенного. Идея законности, то есть требо­вания строжайшего и неукоснительного соблюдения юридических норм, как раз и базируется на представлениях об исключительном характере этого ин­ституционного регулятора, с которым в сфере юрисдикции не может конку-рировать никакая иная форма социальной регуляции .

Необходимо упомянуть еще об одном важном для понимания правовой нормы моменте - ее государственной обеспеченности. Та или иная форма обеспечения выполнения нормативных требований свойственна любой раз-

См.: Алексеев С.С. Право: методологические подходы к исследованию //Вопросы философии. 1983. № 3. С. 118.

213

новидности социальных норм. Однако ни одной из них не присущ формали­зованный, неотвратимый и жесткий, сопряженный с возможностью прямого государственного принуждения характер обеспечения, свойственный юриди­ческим нормам. Выражается последнее в установлении правовых санкций -необходимых атрибутов всякой юридической нормы .

В отличие от иных социальных норм, правовые имеют свой, только им присущий специфический порядок оформления, так как их объективация со­пряжена с особой процедурой подготовки, принятия и применения. К право­вым нормам всегда предъявляются повышенные требования, касающиеся четкости и точности семантических формулировок, детальности описания предписываемых действий, взаимосвязи с другими нормативными актами и т. д. Кроме того, функционально правовые нормы ориентированы на закреп­ление определенных форм и условий, в которых осуществляется жизнедея­тельность людей.

Следовательно, о правовых нормах всегда можно определенно сказать, от кого они исходят и кому адресованы. В них детально изложен предпи­сываемый порядок действий, указаны конкретные меры наказания, приме­няемые в случае неисполнения предписанного. Они всегда четко сформули­рованы и оформлены в соответствующих нормативных актах.

Отмеченные существенные характеристики правовых норм по большей части совпадают с признаками права, которые выделяются в научной юри­дической литературе. Мы полагаем, что это совпадение не случайно, если под правом в целом понимается система устанавливаемых либо санкциони­рованных государством норм. Следовательно, право, рассматриваемое как целостное явление, обладает аккумулирующим качеством, не присущим от­дельно взятым нормам. В некоторых аспектах признаки целого и его частей, обусловленные единством общего, особенного и единичного, не могут не

См.: Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М., 1962. С. 238; Он же. Санкции и ответственность по советскому праву. М., 1981. С. 239.

214

совпадать, что и демонстрирует пример соотношения нормы права и права как системы норм.

Таковы специфические черты юридических норм, определяющие свое­образие и ту особую регулирующую роль, которую они играют в общей сис­теме нормативной и социальной регуляции. В то же время анализ норм права как специфического общественного явления, освещение их социальной при­роды были бы неполными, если бы при этом ничего не было сказано о тех общих моментах, которые присущи правовым нормам как отдельной разно­видности социальных норм. Выработка общего представления о социальной норме предполагает учет разноплановых трактовок данного понятия, имею­щихся в различных науках, который может привести к менее однозначным выводам о сущности, происхождении и назначении социальных норм вообще и юридических норм в частности.

В настоящее время достаточно ощутима потребность дополнить тради­ционную концепцию учения о юридической норме более углубленным фило-софско-социологическим анализом ее генезиса, исходя из реального процесса жизнедеятельности людей. В этом отношении возникновение в общей теории права и отраслевых науках целого ряда работ, исследующих юридические и социальные функции правовых норм, является тому подтверждением. В них социальная норма выступает как своеобразный желаемый эталон человече­ского поведения, поступков или действий, последовательно связанных между собой и нацеленных на достижение определенного результата. Этот резуль­тат, по своей сути, программирует структуру, характер, а также наиболее оп­тимальные формы жизнедеятельности общества. Он сам указывает на то, что должно, а что не должно быть сделано для его достижения. В стремлении его достичь люди совершают необходимые, «объективно должные» действия, в том числе массовые, поскольку в любых действиях индивида существует не­которая нормативная сторона, которая не зависит от особенностей того или иного человека. Вот почему всякий социальный норматив, как любое созна­тельное целевое установление, призванное регулировать человеческую дея-

215

тельность, имеет под собой объективную основу, не позволяющую творить правило поведения произвольно. Это и есть объективная сторона нормы.

Формулируемое правило поведения, указывающее на действия, которые предписывается совершить индивиду при определенных обстоятельствах, не может не иметь в своем основании объективную нормативную величину. Да­леко не всегда при изучении юридических и социальных норм на этот мо­мент обращается достаточное внимание. На первый план ставится результат творчески активного отражения действительности социальным субъектом, преследующим конкретные цели, а именно властно устанавливаемое прави­ло, имеющее своей задачей направить поведение адресатов по определен­ному руслу. К большому сожалению, часто понимание нормы этим и огра­ничивается. Объективный же момент социальной нормы хотя и играет опре­деляющую роль по отношению к субъективному, но остается в тени. В фило­софской литературе часто встречаются рассуждения о социальной норме как о выражении некоторых массовидных, однотипных явлений объективной действительности, как об отражении определенных устойчивых, распростра­ненных, многократно повторяющихся вариантов человеческого поведения. Генезис и применение на практике всяких нормативных установлений осно­вываются на повторяемости социальных явлений и процессов вообще.

Неотделимость объективного и субъективного моментов в социальной норме вызывает дополнительные трудности при характеристике этого фено­мена. О норме как объективном явлении можно что-либо сказать лишь в ре­зультате ее познания, которое в любом случае осуществляется социальным субъектом. Формулировка нормы всегда в большей или меньшей степени тенденциозна, поскольку сориентирована на достижение конкретной цели, конкретного результата. Философский вывод о двойственной природе любых социальных явлений не может не найти соответствующего отражения при исследовании данного феномена. По нашему мнению, признание нормы но­сителем противоречивых характеристик имеет существенное значение для уточнения общего понятия социальной нормы. Она не сводится к созна-

216

тельному, целенаправленному установлению, но может пониматься и как факт объективной реальности, отражающийся и развиваемый в творчески-познавательной деятельности субъекта нормотворчества. Этот вывод не сле­дует понимать так, будто любому целевому нормативному установлению со­ответствует совпадающая с ним во всех деталях и тонкостях реально сущест­вующая форма поведения, так как подобное признание означало бы отрица­ние творческого начала в процессе выработки социальных нормативов и фа­тализм в нормотворчестве. Его создание предполагает тщательную аналити­ческую обработку фактического материала, последующую оценку с позиций определенной общественной группы, соотнесение с преследуемыми целями и задачами, итоговую формулировку в виде правила поведения.

Более того, говоря о социальном нормировании, нельзя не учитывать возможности человека предвидеть и прогнозировать те или иные изменения в общественной жизни. Именно на человеческой способности прогнозиро­вать социальные процессы основан феномен нормативного регулирования. Факты объективной действительности, преобразованные в сознании субъек­та, облекаются в представления о порядке развития социальных процессов, после чего на их основании создаются соответствующие целевые предписа­ния. И хотя для подобных прогнозов необходимы объективные предпосылки, процесс выработки социальных нормативов невозможен без фактора созна­тельного творчества. Это обстоятельство привело нас к выводу о нормотвор-ческой деятельности того или иного социального субъекта как единственного источника и автора социальных норм.

В настоящее время в законодательстве Российской Федерации сложи­лась четкая система доминирующих (фундаментальных) отраслей права, на базе которых развиваются наука и практика современных правовых учений. Сущность отраслевых правовых отношений заключается в том, что они на­правлены на конкретизацию прав и обязанностей, возникающих в связи и по поводу общественных отношений. Опыт правового развития современных государств позволяет сделать вывод об углублении субординационного на-

217

чала в системе права. Все отчетливее проявляется функционально ведущая роль отраслей, регулирующих специализацию управляющего воздействия государства на общественные процессы. По нашему мнению, к ним следует относить государственное (конституционное), административное, финансо­вое, гражданское, уголовное право и соответствующие двум последним про­цессуальные отрасли. Эти отрасли складывались в результате длительного исторического процесса правового развития общества и позволяют регулиро­вать отдельные виды общественных отношений.

Все остальные отрасли права являются специальными (специализиро-ванными) . Следовательно, сколько бы они ни заявляли о своей самостоя­тельности и как бы ни стремились к ней, по своей сути они остаются вспомо­гательными, то есть второстепенными, так как существуют за счет обслужи­вающих функций. Как правило, они складываются в рамках уже существую­щих отраслей права, а их основная задача состоит в том, чтобы исполнять предписания базовых, доминирующих отраслей, так как они являются осно­вополагающими во всех направлениях и областях юриспруденции. Бесспор­но, регулируя конкретные правоотношения, возникающие в связи и по пово­ду тех или иных жизненных обстоятельств, они могут иметь свою специфи­ку, предмет, метод, задачи, цели и т. д.

В отличие от доминирующих отраслей права, которые уже прошли дол­гий путь становления и являются своеобразным эталоном, специальные от­расли довольно мобильны и недолговечны, поскольку предмет их правового регулирования может изменяться, а методы совершенствоваться. С 1950-х годов российская юридическая наука переживает своеобразный бум откры­тия новых и отмирания старых отраслей права. В последние годы новую от­расль усматривают в виде государственной деятельности либо в совокупно­сти специализированных норм. В связи с этим возникают новые отрасли, ко­торые по своей сути не вписываются в выработанные теорией и практикой

См.: Левченко В.М. Теория права: Курс лекций. Рязань, 2001. С. 140-141.

218

критерии. Например, космическое, экологическое, информационное (компь­ютерное) и другие, которые обособляются по своему предмету, а метод регу­лирования для этих отношений может еще вырабатываться, может быть смешанным или вообще не иметь четкого содержания . Мы полагаем, что в таких ситуациях отрасли права или нет, или же процесс ее сложения не за­вершен.

Итак, в зависимости от значимости для жизнедеятельности государства, общества и граждан регулируемых общественных отношений каждая отрасль занимает в системе права свое определенное положение. Она представляет собой не случайный набор составляющих ее норм и институтов, а целостное образование.

Особое место среди отраслей и институтов права занимает международ­ное право. Оно не входит ни в одну национальную систему права. Предметом его регулирования являются не внутригосударственные, а международные отношения . Конституция РФ (ст. 15) устанавливает, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Рос­сийской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международными договорами Российской Федерацией установлены иные правила, чем предусмотрено законом, то применяются нормы международ­ного договора. Данное положение предполагает прямое вхождение норм ме­ждународного права в национальную систему права Российской Федерации.

Говоря о государственно-правовых отношениях (конституционно-правовых), необходимо отметить, что современное человеческое общество достигло такого уровня своего развития, когда с достоверностью можно ут­верждать, что с конституционного права начинается формирование всей правовой системы любого государства. Именно оно регулирует основопола­гающую часть общественных отношений, которая непосредственно связана с

См.: Венгеров А.Б. Теория государства и права. Т. 1. М., 1996. С 158; Левченко В.М. Указ. соч. С. 135.

²³¹ См.: Марченко М.Н. Теория государства и права. М., 2005. С. 563.

219

построением и закреплением избранного общественно-политического строя. Благодаря конституционному праву происходит юридическое становление государства, закрепляется его внутреннее устройство, определяются основ­ные правила жизнедеятельности, декларируются права и обязанности граж­дан, провозглашаются основные принципы взаимосвязи между государством и человеком и т. д.

В отличие от других отраслей права конституционное имеет свой спе­цифический, только ему присущий предмет правового регулирования, кото­рый направлен на все сферы жизнедеятельности общества. В него входят не только правовые, но и политические, экономические, социальные, духовные и многие другие урегулированные общественные отношения. Поэтому кон­ституционно-правовые отношения принято считать всеобъемлющими и сис­темообразующими, оформляющими целостность общества, обеспечиваю­щими его единство как организационной, так и функционирующей структу­ры.

Роль конституционного права как ведущей отрасли права обусловлена тем, что именно его нормы являются исходными для всех отраслей права и регулируют процесс создания национального законодательства. Все осталь­ные отрасли обязаны основываться на закрепленных конституционным пра­вом основных принципах организации системы власти. Ни одна отрасль на­ционального права не сможет полноценно развиваться и находить свое при­менение в реальной жизни, если она не будет опираться на конституционное право. Так, в ст. 15 Основного Закона РФ закреплено положение о том, что «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации». Статья 55 до­полняет: «В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяю­щие или умаляющие права и свободы человека и гражданина». Эти и многие другие общие правила указывают на невозможность принятия законов, по-

220

пирающих права и свободы без всяких оснований. Наверное, поэтому в об­щей теории права существует незыблемое мнение о том, что общественные отношения, регулируемые конституционным правом, являются базовыми, основополагающими и образуют тот фундамент, с построения которого на­чинается создание отраслевого национального законодательства.

Специфика конституционно-правовых отношений состоит также в том, что по сравнению с другими видами классических правовых отношений, ко­торые возникают в результате реализации норм, устанавливающих конкрет­ные правила поведения в той или иной сфере общественных отношений, они являются правоотношениями общего характера, поэтому их нормы высту­пают как нормы-декларации, нормы-цели, нормы-принципы и т. д. (напри­мер, положение, закрепленное в ст. 2 Конституции РФ: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью» или ст. 18: «Права и свободы челове­ка и гражданина являются непосредственно действующими»). Таким обра­зом, эти и многие другие нормы прямо не порождают конкретного классиче­ского правоотношения с его обязательственной частью и не могут быть представлены в суде тем или иным человеком для защиты своих требований, однако они имеют очень важное императивное значение для всех государст­венных органов - постоянно помнить о приоритетных направлениях.

Кроме того, конституционно-правовым отношениям свойствен особый субъективный состав, главным действующим участником которого является человек как в статусе гражданина, так и без него. Именно он находится в по­стоянных правовых отношениях с государством, так как имеет реальную возможность вступать в конкретные отношения через соответствующие го­сударственные органы. Круг субъектов конституционно-правовых отноше­ний очень широк и включает в себя такие специфические субъекты, как на­род, государство, президент, правительство, депутаты, политические партии и объединения, а также многие другие органы и организации, принимающие участие в выработке общих правил общественных отношений. Необходимо отметить, что среди субъектов конституционного права нести конституцион-

221

но-правовую ответственность могут только те, кто обладает деликтоспособ­ностью, то есть способностью нести юридическую ответственность за свои противоправные поступки. Вместе с тем, следуя логическому толкованию за­кона, анализируя круг субъектов этих специфических отношений, можно увидеть, что в конституционном праве деликтоспособностью обладают два вида субъектов: индивидуальные и коллективные.

Следует особо акцентировать внимание на том обстоятельстве, что го­сударство, являясь самостоятельным субъектом данного вида правовых от­ношений, также обладает деликтоспособностью. В ст. 53 Конституции РФ закреплено положение о том, что каждый имеет на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или должностных лиц. Таким образом, государство должно нести ответственность во всех случаях, когда оно не выполняет офи­циально взятых на себя обязательств, и в результате этого нанесен кому-то ущерб.

Что касается деликтоспособности других субъектов конституционно-правовых отношений, то она определяется на общих основаниях, а именно по наличию гражданства, достижению определенного возраста и т. д. Кроме то­го, в отдельных случаях граждане РФ могут нести конституционно-правовую ответственность только в том случае, если они наделены специальной право­субъектностью депутата, члена совета Федерации,' судьи Конституционного Суда и т. д. Деликтоспособность коллективных субъектов конституционного права закреплена в ч. 2 ст. 15 Конституции РФ, в которой указано, что «орга­ны государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Россий­ской Федерации и законы».

Изначально, будучи по своей природе свободным индивидуумом, так как состояние свободы не даруется какой-либо публичной властью, а при­надлежит ему с рождения, объединяясь в сообщество, каждый отдельный че­ловек преследовал свою узкокорыстную цель и желал получить от государ-

222

ства защиту своих прав. Оно, в свою очередь, принимая в свое лоно каждого гражданина, берет на себя обязанность оказывать эту защиту и гарантирует ему в случае соблюдения установленных обязанностей неприкосновенность. Именно поэтому конституционные права и свободы являются главным эле­ментом конституционных правоотношений.

Оперируя основными категориями философского учения о свободе, для нас становится совершенно очевидным, что в каком бы государстве ни нахо­дился человек, будь то в месте своего постоянного жительства или в месте временного пребывания, он остается свободным существом и находится под защитой не только собственного государства, но и всего мирового сообще­ства.

Конституция РФ предоставляет каждому гражданину право обращаться с жалобой в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека (ч. 3 ст. 46), обусловленное наличием соответствующих международных до­говоров. Присоединение России к факультативному протоколу Международ­ного пакта ООН о гражданских и политических правах и к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод создает все условия для реализации каждым гражданином своего конституционного права на об­ращение в эти органы. Общепризнанным является положение о том, что об­ращение может быть подано только после того, как исчерпаны все внутрен­ние средства решения спора. Следовательно, жалоба может быть подана по­сле отказа лицу в защите во всех судебных инстанциях Российской Федера­ции.

Несмотря на то что в Конституции РФ права и свободы закрепляются в разных формулировках: одни декларативно («каждый имеет право на жи­лище»); другие - как гарантия («гарантируется свобода массовой информа­ции»); третьи - как объект охраны или защиты со стороны государства или закона («право частной собственности охраняется законом», «материнство и детство, семья находятся под защитой государства»), это не умаляет при­знания тех или иных прав граждан. Здесь следует помнить, что Конституция

223

имеет прямое действие, и само по себе закрепление того или иного права есть своеобразная гарантия его государственной защиты (ч. 1 ст.45). Гарантом всех прав и свобод выступает Президент Российской Федерации, а также весь механизм государственной власти.

В мировой конституционной теории и практике общепризнанным счита­ется положение (ст. 29 Всеобщей декларации прав человека) о том, что огра­ничение гражданских прав и свобод будет являться правомерным в условиях чрезвычайного положения (эпидемии, межнациональные конфликты, сти­хийные бедствия, массовые беспорядки и т. д.). Следуя этому принципу, Конституция РФ (ст. 55) также ввела подобный институт ограничений прав и свобод и оставила за собой право ограничивать определенные права и сво­боды в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоро­вья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Как уже отмечалось, в сферу конституционного права попадает только определенная часть общественных отношений, но это не значит, что сфера конституционно-правового регулирования незначительна. По своему значе­нию и объему эти отношения доминируют над всеми остальными правовыми отношениями, так как государство оставляет за собой право регулировать вопросы общественной жизни. Специфическим является то обстоятельство, что в отличие от традиционной трехчленной структуры в рассматриваемых нормах обычно имеются гипотеза и диспозиция и лишь в некоторых случаях — санкция, которая предполагает отмену или приостановление действия актов государственных органов или их отдельных положений, досрочное прекра­щение деятельности различных государственных органов и должностных лиц, лишение полномочий, аннулирование юридических результатов тех или иных конституционно-правовых действий, ограничение или приостановле­ние некоторых основных прав граждан.

Рассматривая проблемы реализации уголовно-правовых и производных от них правовых отношений, в первую очередь необходимо отметить, что

224

эта тема является одной из самых значимых в науке уголовного права. Это объясняется не только отсутствием единства мнений по многим ключевым вопросам, но и сложностью проблемы. Уже тот факт, что подобного рода от­ношения не являются выгодными и угодными государству и обществу и по-этому оно не заинтересовано в их развитии , свидетельствует о многом. По своей природе уголовно-правовые отношения чужды нашему государствен­ному устройству, так как они базируются не на общечеловеческих ценностях, направленных на созидание, а, наоборот, возникают на основе нарушений: конституционного строя Российской Федерации; прав и свобод человека и гражданина; собственности; общественного порядка и общественной безо­пасности; окружающей среды и т. д. Государство всегда заинтересовано во всемерном распространении и развитии регулятивных правовых отношений, поскольку они воплощают правомерную деятельность, дозволенную и поощ­ряемую законом, и не стремится к возникновению правоотношений, порож­даемых противоправной, преступной деятельностью. В то же время оно вы­нуждено считаться с объективной закономерностью и реальным существова­нием уголовно-правовых отношений и, как следствие, должно применять адекватное принуждение (наказание) в форме таких правовых отношений.

В.И. Курляндский справедливо отмечал, что «уголовно-правовые отно­шения с точки зрения своих предпосылок, оснований возникновения, субъек­та и содержания принципиально не отличаются от других правоотношений социалистического общества. Как и всякие правоотношения, они предпола­гают наличие правовой нормы (уголовного закона), субъектов, могущих не­сти уголовную ответственность, юридического факта, порождающего право­отношение (основание возникновения уголовной ответственности - преступ­ление), и взаимные права и обязанности участников правоотношения²³³. Хо-

²³² См.: Шаргородский М.Д. Предмет и система уголовного права //Сов. гос-во и пра­ во. 1941. №4. С. 46.

²³³ См.: Курляндский В.И. Уголовная ответственность и меры общественного воздей­ ствия. М., 1967. С. 17.

225

тя, как и все индивидуальное, уголовно-правовые отношения имеют свои только им присущие черты.

В современной научной и учебной литературе существует несколько главных направлений (правовых школ), на основании которых формируется понятие уголовно-правового отношения. Прежде всего, следует определить момент возникновения уголовно-правового отношения, ибо, не решив вопрос начала, нельзя говорить о динамике, развитии, а также исследовать содер­жание, объект, субъект, правовые последствия, которые наступили или могут наступить при реализации юридических прав и обязанностей, и т. д.

В теории уголовного права до сих пор нет единства мнений по обозна­ченному вопросу. Одни ученые связывают возникновение уголовно-правового отношения с моментом возбуждения уголовного дела²³⁴, другие -с моментом привлечения лица к уголовной ответственности в качестве обви-няемого либо вступления в силу обвинительного приговора суда .

Сторонники этих точек зрения аргументируют свою позицию тем, что правоотношение предполагает наличие конкретных субъектов, определенной связи между ними, поэтому его нельзя признать существующим, если пре­ступление не обнаружено правоохранительными органами, не установлены участники правоотношения, не уточнены права и обязанности .

Однако можно возразить: если есть преступление, следовательно, кто-то (или что-то) от этого пострадал, имело место нарушение чьих-то

См.: Ривлин А. Л. Об уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношениях // Правоведение. 1959. № 2. С. 111; Уголовно-правовые отношения и уголовная ответствен­ность//Вестн. Ленингр. Ун-та. 1974. Сер. 5. Экономика, философия, право. Вып. 1. С. 125.

²³⁵ См.: Брайннн ЯМ. Уголовный закон и его применение. М., 1967. С. 96; Виттенберг Г. Б. Вопросы освобождения от уголовной ответственности и наказания с применением мер общественного воздействия. Иркутск, 1970. С. 119-121; Марцев А.И. Понятие и со­держание уголовной ответственности //Проблемы борьбы с преступностью: Тр. Ом. высш. шк. милиции МВД СССР. Омск, 1976. Вып. 6. С. 12-13.

^23бСм.: Смирнов ВТ. Функции советского уголовного права. М., 1974. С. 158; Загород-ников Н.И. О пределах уголовной ответственности //Сов. гос-во и право. 1967. № 7. С. 44; Ной И. С. Уголовное правоотношение - одна из важных юридических гарантий конститу­ционных прав и свобод советских граждан // Личность преступника и уголовная ответст­венность. Саратов, 1979. С. 10.

²³⁷См.: Загородников Н.И. Указ. соч. С. 43; ВиттенбергГ.Б. Указ. соч. С. 117.

226

субъективных прав. И то обстоятельство, что преступник не обнаружен, во­все не означает отсутствия уголовно-правового отношения. Так или иначе, преступление существует, причем в реальной действительности, объективно, независимо от познания его человеком. Кроме того, уголовно-правовое от­ношение своим существованием обязывает должностных лиц правоохрани­тельных органов принять все меры для раскрытия преступления, изобличе­ния виновных лиц и применения к ним установленных законом мер уголов­ного наказания.

На практике работники правоохранительных органов, применяя те или иные нормы уголовного или уголовно-процессуального права, особо не за­думываются о возникновении уголовно-правовых отношений. Для них важ­но, что есть закон, который четко определяет виды действий и решений уго­ловного судопроизводства, предписывает их порядок, содержание, последо­вательность и сроки проведения следственных действий. Поэтому утвер­ждать о том, что уголовно-правовое отношение возникает лишь с момента привлечения к уголовной ответственности или вынесения обвинительного приговора, — значит доказывать, что до этого времени уголовное право во­обще не действует и не применяется.

В теории уголовного процесса существует мнение о том, что момент возникновения уголовно-правовых отношений полностью зависит от реали­зации норм уголовно-процессуального права, то есть от уголовно-процессуальных отношений. Однако это далеко не так, потому что в ходе производства по уголовному делу возникают и разрешаются многие вопросы, важные для той либо иной стадии уголовного судопроизводства. Возникно­вение уголовно-процессуальной деятельности обусловлено наличием доста­точных данных, указывающих на признаки преступления, а это означает, что соответствующие компетентные органы располагают фактическими данны­ми, указывающими на возможность применения уголовной ответственности. Уголовный закон устанавливает, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступле-

227

ния, предусмотренные Уголовным кодексом РФ (ст. 8). Следователь на мо­мент возбуждения уголовного дела располагает лишь частью фактических данных, создающих базу для предположения о совершении преступления, предусмотренного определенной статьей Уголовного кодекса. В связи с этим и принимается решение о возбуждении дела с целью выяснения, действи­тельно ли оно было совершено, и если да, то кем. Если на первоначальном этапе расследования определенного лица в поле зрения следователя может и не быть, то с вынесением постановления о привлечении лица в качестве об­виняемого вопрос об уголовной ответственности исследуется уже в отноше­нии конкретного лица. Очевидно, что привлечение лица в качестве обвиняе­мого применительно к реализации норм УК РФ означает не что иное, как привлечение к уголовной ответственности. В то же время при наличии доста­точных оснований вопрос о применении мер уголовной ответственности может решать только суд. До вынесения судом своего приговора вся процес­суальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобли­чения в совершении преступления обвиняемого или подозреваемого, называ­ется уголовным преследованием.

С учетом изложенного можно сделать вывод, что уголовное преследова­ние - это одна из функций уголовного процесса, осуществляемая носителями обвинительной функции (государственным обвинителем, потерпевшим, ча­стным обвинителем). К участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения УПК РФ (ст. 37-45), кроме указанных лиц, отнес следователя, ру­ководителя следственного органа, орган дознания, дознавателя, начальника подразделения дознания, гражданского истца, представителя потерпевшего и гражданского истца. При любой современной форме уголовного процесса, построенной в соответствии с общепринятыми международными стандарта­ми, обвинению противостоит защита от него. Это - тоже одна из главных процессуальных функций, носителями которой являются подозреваемый, об­виняемый, их законные представители, защитники. Но субъекты, осуществ­ляющие эти функции, не наделены полномочием по разрешению дела. Это

228

право в уголовном судопроизводстве закреплено главным образом за судеб­ной властью.

Поскольку привлечение лица к уголовной ответственности, признание его виновным, осуждение и наказание представляют собой исключительную компетенцию государственных органов, указанных в федеральном законе, постольку применение норм уголовного права входит в их компетенцию. Важнейшим процессуальным актом применения норм уголовного права яв­ляется приговор суда, итоговый акт деятельности суда первой и апелляцион­ной инстанций по осуществлению правосудия и всей предшествующей этому процессуальной деятельности. Однако круг субъектов применения норм уго­ловного права не может быть сведен к судам различных звеньев и инстанций. Нормы уголовного права применяются и до вынесения судом приговора: дознавателем, следователем, прокурором и т. д. Характер, порядок, объем, цели и правовые последствия этой деятельности на различных стадиях уго­ловного процесса различны. Следует помнить, что если суд при постановле­нии обвинительного приговора в полном объеме применяет как диспозицию уголовно-правовой нормы, так и ее санкцию, то другие органы и должност­ные лица - лишь диспозицию уголовно-правовой нормы. Различный объем или степень применения уголовно-правовых норм вызывает и неодинаковые юридические последствия.

Проблема, связанная с применением нормы уголовного права, возникает уже на этапе рассмотрения вопроса о возбуждении уголовного дела, по­скольку его положительное решение находится в прямой зависимости от на­личия достаточных данных, указывающих на признаки преступления. Требо­вания ч. 2 ст. 146 УПК РФ о необходимости указания в постановлении о воз­буждении уголовного дела статьи уголовного закона, по признакам которого возбуждается уголовное дело, означают возложение обязанности на государ­ственный орган, возбуждающий уголовное дело, применить уголовный за­кон. Применение норм уголовного права судом в обвинительном приговоре не только вызывает уголовно-правовые последствия в виде уголовной от-

229

ветственности, но и создает основу будущим процессуальным последствиям. Представляя собой сложный юридический факт, они вызывают к жизни це­лый ряд новых уголовно-процессуальных отношений, связанных с обжало­ванием приговора, его рассмотрением дела в суде второй инстанции, испол­нением, обжалованием в надзорном порядке и так вплоть до снятия или по­гашения судимости.

Осуществляемая в предусмотренном законом порядке деятельность ор­ганов расследования, прокурора и суда по собиранию, проверке и оценке до­казательств с целью установления истины по уголовным делам, розыска пре­ступников, первоначальные следственные действия, направленные на фикса­цию следов преступления, базируются на уголовном законе. Именно в мо­мент совершения общественно опасного деяния (преступления) между уча­стниками (субъектами) возникает правовая связь, которая характеризуется наличием соответствующих прав и обязанностей. С этого момента правовое отношение существует объективно, поскольку его возникновение обусловле­но объективным фактом - преступлением²³⁸. Своим существованием уголов­но-процессуальные документы констатируют возникновение уголовно-правовых отношений, из этого следует, что последние возникли позже. Сле­довательно, уголовные правоотношения не могут быть следствием процессу­альной деятельности, ибо уголовный процесс есть форма жизни уголовного закона.

Возникновение уголовно-правовых отношений не может быть поставле­но в зависимость от вынесения того или иного уголовно-процессуального ак­та, ибо уголовно-процессуальные отношения всегда являются надстроечны­ми, вторичными, которые обслуживают первичные, базисные - уголовно-правовые. Мы поддерживаем мнение тех ученых, которые считают, что уго­ловно-правовые отношения возникают именно в момент совершения пре-

См.: Наумов А.В. Применение уголовно-правовых норм//Тр. Высш. следствен­ной шк. МВД СССР. Волгоград, 1973. С. 10.

230

ступления ³⁹, а юридическим фактом, их порождающим, является соверше­ние общественно опасного деяния -преступления. С этого момента возникает правовая связь между государством и преступником по поводу неправомер­ного поведения последнего: государство приобретает право уголовного пре­следования виновного, а виновный (преступник) - соответственно этому праву обязан понести уголовную ответственность и отбыть наказание.

Учитывая изложенное, нельзя согласится с позицией И.С. Ноя, который считает, что уголовное правоотношение - это основанное на Конституции и уголовном законе отношение между судом и лицом, признанным приговором суда виновным в совершении преступления , а также с теми авторами, ко­торые определяют уголовно-правовое отношение как отношения между пре­ступником и государством по применению санкции нарушенной нормы²⁴¹.

Мы полностью разделяем мнение Н.А. Огурцова²⁴², который утвер­ждал, что наиболее полно понятие правового отношения в уголовном праве дал Н.А. Стручков, определяя его как отношения между государством в лице органов правосудия (органов дознания, следствия, прокуратуры, суда) и пре­ступником по поводу совершенного последним общественного опасного деяния. Эти отношения имеют материальное содержание: они касаются факта совершенного преступления (каков состав совершенного преступле­ния, каковы степень и формы вины, какова личность субъекта, окончено или не окончено преступление, имело ли место исполнение преступления, соуча-

См.: Пионтковский А.А. О понятии уголовной ответственности // Сов. гос-во и право. 1967. № 12. С. 41; Строгович М. С. Вопросы теории правоотношений. С. 56; Курляндский В. И. Уголовная ответственность и меры общественного воздействия. М., 1965. С. 19; Халфина P.O. Общее учение о правоотношении. С. 296-297; Даньшин И.Н Правоотношения в уголовном праве. С. 240; Багрий-Шахматов Л.В. Уголовная ответст­венность и наказание. Минск, 1976.С. 13.

²⁴⁰См.: Ной И.С. Указ. соч. С. 9-Ю.

²⁴¹ См.: Советское уголовное право. Общая часть. М., 1977. С. 30.

²⁴²См.: Огурцов Н А. Правоотношения и ответственность в советском уголовном праве. Рязань, 1976. С. 25.

231

стие в нем или прикосновенность к преступлению и т. д.), условий назначе­ния и изменения наказания, освобождения от наказания²⁴³.

Нам также близка позиция ученых, которые считают, что уголовное правоотношение - это урегулированное нормами уголовного права общест­венное отношение между государством и преступником, возникающее в ре­зультате совершения им преступления^{2 4}, или отношение между государст­вом (в лице его органов) и преступником по поводу не только преступления,

245

но и уголовной ответственности виновного за содеянное и применения на­казания к виновному²⁴⁶.

Еще несколько лет назад данные определения у большинства исследова­телей рассматриваемой проблемы не вызывали сомнения. Все «единодушно» понимали, что, с одной стороны, каждый гражданин, пострадавший от уго­ловного преступления, делегировал часть своих прав государству в лице пра­воохранительных органов, которые обязаны его защищать. С другой сторо­ны, виновное лицо, совершившее общественно опасное деяние, вынуждено было защищать само себя или с помощью опять-таки государства (в то время негосударственных коллегий адвокатов просто не было). В настоящее время все кардинально поменялось.

Во-первых, на правовой арене появилось множество правозащитных организаций, частных детективных агентств, независимых экспертных ко­миссий, негосударственных адвокатских коллегий и т. д. Согласно дейст­вующему законодательству все они обладают правосубъектностью и могут выступать в качестве полноправных участников уголовно-правовых отноше­ний.

См.: Стручков Н.А. Правовое регулирование исполнения наказания (основные проблемы советского исправительно-трудового права): Автореф. дис... д-ра юрид. наук. М., 1963. С. 17.

²⁴⁴ См., напр.: Курс советского уголовного права. Часть Общая. Л., 1968. Т. 1. С. 9; Мельникова Ю.Б. О понятии и сущности уголовно-правовых отношений //Сов. гос-во и право. 1970. №6. С. 94.

²⁴⁵См.: Огурцов Н.А. Указ. соч. С. 27.

²⁴⁶ См.: Барков А.В. К вопросу о сущности уголовных правоотношений // Проблемы уголовного права. Минск, 1976. С. 15-16.

232

Во-вторых, из всех предлагаемых нам определений в основу были поло­жены отношения между государством и преступником, при этом остальные участники просто забывались или игнорировались. Анализ действующего уголовного и уголовно-процессуального законодательства показывает, что понятие «преступник» вообще отсутствует. Оно носит общий собирательный образ, что совершенно неприемлемо для юриспруденции.

В-третьих, на первых этапах расследования уголовных дел должност­ные лица часто имеют уголовно-правовые отношения сначала со свиде­телями, экспертами, понятыми, специалистами, затем — с подозреваемыми, обвиняемыми, подсудимыми, которые на данный момент являются пока преступниками. По нашему мнению, преступником следует считать лицо, чья вина доказана в судебном порядке. Статья 49 Конституции Российской Фе­дерации гласит: «Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном фе­деральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда».

Учитывая реалии сегодняшнего дня, правильным будет считать, что уголовно-правовые отношения - это урегулированные нормами уголовного права общественные отношения, складывающиеся между его участниками в результате и по поводу совершения общественно опасного деяния (преступ­ления). Кроме того, согласно законам логики было бы неверно считать, что уголовные и уголовно-процессуальные правоотношения возникают одно­временно. Всегда был, есть и будет существовать определенный разрыв во времени между возникновением уголовного и уголовно-процессуального правоотношения, в практической деятельности он неизбежен. Мы также не разделяем точку зрения, согласно которой уголовно-процессуальные право­отношения порождают уголовно-правовые. Основным доводом служит по­сыл о том, что уголовно-правовые отношения возникают с момента возбуж-

233

дения уголовного дела²⁴⁷, привлечения лица к уголовной ответственности в качестве обвиняемого либо вступления в силу обвинительного приговора суда²⁴⁹, а уголовно-процессуальные — гораздо раньше и даже фиксируют их возникновение. Данная позиция подкрепляется тем, что некоторые следст­венные действия производятся до возбуждения уголовного дела. В пример приводятся положения уголовно-процессуального законодательства, разре­шающего участникам уголовного судопроизводства со стороны обвинения проводить осмотр места происшествия, задержание лица подозреваемого, освидетельствование, назначение судебной экспертизы, личный обыск и т. д. Однако не следует забывать, что все эти процессуальные действия осуществ­ляются по поводу и в связи с совершением общественно опасного деяния, предусмотренного Уголовным кодексом РФ, и призваны обеспечить приме­нение упомянутых выше правовых норм.

Рассматривая данную проблему с философской точки зрения, нужно согласиться с тем, что материальные уголовно-правовые отношения возни­кают непосредственно в момент совершения преступления, а по некоторым составам, как отмечалось ранее, - в момент начала подготовки к совершению такового*, в то время как уголовно-процессуальные - лишь после того, как правоохранительным органам стал известен сам факт о совершенном или о готовящемся к совершению преступлении, который нашел свое юридическое закрепление в процессуальных документах.

Итак, по нашему мнению, уголовно-процессуальные правовые отноше­ния возникают позже уголовно-правовых и всегда следуют за ними с целью обеспечения применения норм уголовного права, создания доказательной ба-

²⁴⁷ См: Ривлин А.Л. Об уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношениях. С. 111; Уголовно-правовые отношения и уголовная ответственность. С. 125.

²⁴⁸ См.: Брайнин Я.М. Указ. соч. С. 96; Виттенберг Г.Б. Указ. соч. С. 119-121; Мар­ цев А.И. Указ. соч. С. 12-13.

²⁴⁹См.: Смирнов ВТ. Указ. соч. С. 158; Загородников Н.И. Указ. соч. С. 44; Ной КС Указ. соч. С. 10.

* Автор уже высказывал свое мнение по данному вопросу См.: Еще раз о возникно­вении уголовно-правовых отношений. // Человек: преступление и наказание: Вестн. Ака­демии права и управления Минюста России. Рязань, 2004. № 2. С. 91-97.

234

зы, а также удовлетворения иных условий, необходимых для решения ос­новных задач уголовного судопроизводства. Данная позиция подтверждает­ся тем, что, во-первых, по всем законам логики первичные (базисные, мате­риальные) отношения никогда не могут быть вторичными; во-вторых, уго­ловно-процессуальное законодательство и соответствующие ему правовые отношения призваны создавать доказательную базу для норм уголовного права, обслуживать ее, обеспечивать всеми необходимыми дополнительны­ми условиями с целью выполнения основных задач уголовного судопроиз­водства; в-третьих, вся процессуальная деятельность участников уголовно-процессуальных отношений направлена на установление или неустановление уголовно-правовых отношений; в-четвертых, положения, когда отдельные процессуальные отношения (действия) осуществляются при отсутствии уго­ловно-правовых, есть «производственная аномалия», свидетельствующая о наличии ошибок в уголовном судопроизводстве.

Именно на этом этапе встает вопрос о применении материальной нормы уголовного права, поскольку его положительное решение находится в пря­мой зависимости от наличия достаточных данных, указывающих на признаки преступления. Уголовно-процессуальное законодательство настоятельно требует, чтобы в постановлении о возбуждении уголовного дела назывались статьи уголовного закона, по признакам которого оно возбуждается. Такие же требования распространяются на оформление иных процессуальных до­кументов, применяемых на различных стадиях уголовного процесса. Кроме того, в реальных общественных отношениях бывают случаи, когда соверше­ние общественно опасного деяния не вызывает возникновения уголовно-процессуального отношения. Так, всякий раз, когда совершенное преступле­ние по различным причинам остается неизвестным для правоохранительных органов, то есть латентным, уголовно-правовое отношение возникает и су­ществует до истечения срока давности привлечения к уголовной ответствен-

235 ности, установленного законом для данного вида преступления, а уголовно-

250

процессуальное отношение отсутствует .

При этом следует помнить, что единожды возникшие уголовно-процессуальные отношения всегда должны быть направлены на установле­ние истины в материальных уголовно-правовых отношениях. Нет действий, совершаемых помимо правоотношений, как нет участников уголовного про­цесса, которые могли бы реализовать свои права или исполнять обязанности вне правоотношений²⁵¹.