§ 3. Особенности доказывания по корпоративным спорам

Глава 28.1 АПК РФ не содержит ни одной статьи, посвященной регулированию особенностей осуществления доказывания по корпоративным спорам, что, впрочем, не свидетельствует об отсутствии таковых.

Наиболее заметно особенности доказывания по любому виду споров проявляются в предмете доказывания, определяемому по каждому конкретному делу. В доктрине цивилистического процесса сложилось понимание предмета доказывания как совокупности обстоятельств (юридических фактов), которые необходимо установить в целях правильного разрешения дела^[166]. М.К. Треушников в своей монографии «Судебные доказательства» разграничивал понятия «предмет доказывания» и «пределы доказывания», отнеся к первому юридические факты, лежащие в основании иска или возражения против него, а ко второму - всю совокупность фактов, подлежащих доказыванию^[167].

Статья 65 АПК РФ не раскрывает, какие конкретно факты должны входить в предмет доказывания, поскольку они определяются исходя из анализа конкретного правоотношения и регулирующих их правовых норм. В ч.2 ст. 65 АПК РФ всего лишь дано указание на то, что обстоятельства, имеющие значение для правильного рассмотрения дела, определяются арбитражным судом на основании требований и возражений лиц, участвующих в деле, в соответствии с подлежащими применению нормами материального права. В данной норме можно усмотреть и определение понятия предмета доказывания, и указание источника, из которого следует черпать сведенья о круге необходимых обстоятельств, и наименование субъекта, осуществляющего их определение.

Как отмечает Л.А. Грось, в теории общепризнанно, что предмет доказывания по конкретному гражданскому делу определяется на основе гипотезы нормы материального права, подлежащей применению в соответствующем случае^[168].

По каждому конкретному подвиду корпоративных споров формируется особый, присущий ему предмет доказывания. Это объясняется различием в правовом регулировании соответствующих отношений, в определении различного круга значимых фактических обстоятельств, с которыми нормы права связывают правовые последствия. Например, предмет доказывания по иску о

принудительном исключении участника из общества с ограниченной ответственностью будет отличаться от предмета доказывания по иску о взыскании убытков, причиненных обществу действиями директора.

В первом из указанных выше споров обстоятельства, требующие доказывания, будут определяться на основании гипотезы ст. 10 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» и будут включать в себя обстоятельства, свидетельствующие о том, что истец является участником того же общества, что и ответчик, и владеет не менее 10 % процентами доли в уставном капитале; обстоятельства, подтверждающие совершение ответчиком действия, являющегося грубым нарушением его обязанностей как участника общества или совершения действия (бездействия), существенно затрудняющего или делающего вовсе невозможным деятельность общества.

Помощь в детализации предмета доказывания оказывает судебная практика. В частности, по делам о принудительном исключении участника обстоятельства следует ориентироваться на Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 24.05.2012 год № 151. По одному из дел арбитражный суд Поволжского округа отметил, что факт незаконного завладения долей в уставном капитале Общества, а также размещение в ЕГРЮЛ недостоверных сведений о составе учредителей Общества, не может служить безусловным основанием для исключения участника из общества, поскольку истец не представил достаточных доказательств, что данные действия привели к убыткам для общества, невозможности или существенному затруднению деятельности Общества^[169].

Предмет доказывания по иску о взыскании убытков, причиненных обществу действиями директора, будет определяться на основании норм ст.

Приведенные нами примеры свидетельствуют в пользу того, что предмет доказывания по каждому конкретному подвиду корпоративных споров будет различаться, однако следует отметить, что по большинству корпоративных споров в предмет доказывания входит одно обстоятельство (юридический факт) - отношение участия в корпорации как минимум одной из сторон. Данное отношение может доказываться как существующее на момент подачи иска, что требуется для большинства корпоративных споров, или как ранее существовавшее отношение (например, при предъявлении бывшим участником общества иска о взыскании с него действительной стоимости доли в уставном капитале в связи с выходом из состава участников на основании п.2 ст. 26 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»).

Доказательство участия в корпорации может осуществляться путем предоставления сведений из списка участников общества, который ведется в каждом обществе с ограниченной ответственностью в соответствии со ст. 31.1 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» или путем предоставления сведений из данных реестра владельцев акций (п.2 ст.142 ГК РФ; ст. 149 ГК РФ, ст. 29 ФЗ «Об акционерных обществах»), сведений из учредительного документа. В качестве доказательства наличия права на долю в уставном капитале ООО может быть предоставлена выписка из государственного реестра юридических лиц.

Ученые-процессуалисты подразделяют факты, входящие в предмет доказывания, на три группы:

- факты легитимации, подтверждающие связь истца с предметом спора (факты активной легитимации) и факты, подтверждающие связь с предметом спора ответчика (факты пассивной легитимации);

- факты, дающие повод к иску - это фактические обстоятельства, свидетельствующие о нарушении ответчиком прав и законных интересов истца, чаще всего отражаемые в основании иска;

- правопроизводящие факты, лежащие в основании возникновения правоотношения^[170].

Факты, свидетельствующие об участии истца в корпоративной организации, пользуясь сложившейся классификацией, можно отнести к фактам активной легитимации, поскольку свидетельствуют о связи с корпорацией, из отношений участия или управления которой возник спор.

Еще одно проявление влияния материального права на процесс можно усмотреть в принципе ограничения возражений обязанного по ценной бумаге лица, связанного с таким свойством ценной бумаги, как публичная достоверность и абстрактность. Абстрактность ценной бумаги означает недопустимость отказа от исполнения закрепленного в ней обязательства со ссылкой на недействительность или отсутствие основания^[171]. Публичная достоверность ценной бумаги означает, что должник по ней и кредитор могут довериться необходимым реквизитам бумаги для того, чтобы считать ее действительной, не принимая во внимание иные обстоятельства, в частности, действительность передачи прав по ней, наличие прав на бумагу у предыдущего обладателя и т.д. Именно поэтому обязанное по ценной бумаге лицо не вправе противопоставлять ее владельцу возражения, которые у него были к предыдущему обладателю бумаги.

Принимая во внимание указанные свойства акций как разновидности ценных бумаг, ученые делают вывод об ограничении доказывания по ряду корпоративных споров, связанных с отношениями акционерного общества и акционера. Д.В. Бурачевский отмечает, что предписание закона об осуществлении права из ценной бумаги независимо от возражений со стороны обязанного лица - акционерного общества, означает бесспорность ряда требований акционеров, связанных с реализацией корпоративных прав^[172].

Акции, согласно действующему законодательству, выпускаются в бездокументарной форме, однако, п.3 ст. 149.1 ГК РФ содержит бланкетную норму, отсылающую для решения вопроса о допустимости возражений по ценной бумаге к ст.145 ГК РФ. Указанная норма содержит в себе правило, предусматривающее ограничение публичной достоверности акций, следовательно, определяет случаи, когда обязанное лицо может возражать против требований акционера.

Как указанное изъятие будет «работать»? В том случае, когда общество как лицо, обязанное по акции, будет предъявлять какие-либо возражения против исполнения по данной ценной бумаге, суду следует их отклонять со ссылкой на ст. 145 ГК РФ и п.3 ст. 149.1 ГК РФ. Доказывание наличия обстоятельств, которые согласно закону обуславливают возможность предъявления возражений в качестве исключения из принципов абстрактности и публичной достоверности акций, возлагается согласно ч.1 ст. 65 АПК РФ на акционерное общество, которое сначала должно доказать, что владелец акций в момент их приобретения знал или должен был знать об отсутствии основания возникновения прав, ими удостоверяемых, в том числе о недействительности такого основания, либо об отсутствии прав предшествующих владельцев акций, в том числе о недействительности основания их возникновения, либо доказать недобросовестность приобретателя акций. Таким образом, логически необходимо первичное доказывание фактов, указанных в пп.3 п.1 ст. 145 ГК РФ, дающее возможность для последующего выдвижения возражений против исполнения по акции.

Как мы отметили в предыдущем абзаце, распределение бремени доказывания осуществляется на основании норм ст. 56 ГПК РФ и ч.1 ст. 65 АПК РФ. Обе статьи содержат унифицированное правило: каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований или возражений, если иное не установлено законом. Речь в указанных статьях идет о случаях, когда норма, содержащаяся в материально-правовом акте, распределяет бремя доказывания иначе, чем это делает процессуальное законодательство, содержащее общее правило распределения обязанности по доказыванию.

Следует констатировать, что корпоративное законодательство не содержит указаний на перераспределение беремени доказывания по отдельным подвидам возникающих из таких отношений споров, но такое указание можно встретить в судебной практике.

Так, в пп.5 п.1 Постановления Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 года № 62 содержится разъяснение о том, что в случае отказа директора от дачи пояснений или их явной неполноты, если суд сочтет такое поведение директора недобросовестным (ст. 1 ГК РФ), бремя доказывания отсутствия нарушения обязанности действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно может быть возложено судом на директора^[173]. То есть если по общему правилу истец должен доказать в числе прочих фактов совершение ответчиком недобросовестных и (или) неразумных действий (или бездействия), причинноследственную связь между ними и доказанными убытками организации, то в указанных Пленумом ВАС РФ случаях бремя доказывания отсутствия нарушения обязанности действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно возлагается на ответчика.

Приведенное разъяснение Пленума ВАС РФ является последовательным развитием смелой позиции, ранее высказанной Президиумом данного суда РФ, рассмотревшим в качестве суда надзорной инстанции дело «Кировского завода». По этому делу судебная инстанция указала, что ст. 10 ГК РФ, устанавливающая презумпцию добросовестности, распространяется на лиц, входящих в состав органов управления организации, но с учетом обстоятельств, свидетельствующих об обратном, на ответчика, действующего с потенциальным конфликтом интересов, перешло бремя доказывания того, что приобретение имущества Путиловским заводом со стопроцентным участием в его уставном капитале Кировского завода совершено в интересах этих юридических лиц, а не ответчика^[174].

Необходимость в перераспределении бремени доказывания по делам о возмещении убытков, причиненных организации лицами, входящими в состав органов управления, возникает в тех случаях, когда истец (участник общества или само общество) представил некоторый объем доказательств, который заставляет усомниться в добросовестности и разумности действий ответчика, а он, в свою очередь, не представляет собственных возражений и отрицает требования. Ранее в судебной практике по делам такого рода господствовала позиция, заключающаяся в полном возложении бремени доказывания на истца и по большому количеству дел они не справлялись с таким бременем, в том числе по причине ограниченного доступа к документации организации. Это приводило к отказу в удовлетворении исковых требований. С.Л. Будылин отмечает, что переход бремени доказывания на ответчика после того, как истец представил не окончательные, но весомые доказательства, является новым приемом в доказательственном праве РФ, впоследствии нашедшим отражении в Постановлении Пленума ВАС РФ^[175].

Новизна данного доказательственного правила заключается в том, что переход бремени доказывания какого-либо факта на ответчика возникает не априори в силу указания закона, а при наличии некоторых условий. В разъяснении Пленума ВАС РФ такими условиями являются предоставление истцом некого объема доказательственной информации, а также «молчания» ответчика или неполного предоставления сведений в обоснование своей позиции, расцененное судом как недобросовестное поведение. То есть истец представляет некие утверждения, но в силу определенных условий обязанность доказывания переходит на противоположную сторону. Как отмечает М.К. Треушников, во всех встречающихся случаях перераспределения доказательственного бремени закон перекладывает обязанность доказывания не на ту сторону, которая утверждает, а на противоположную сторону^[176].

Подобное правило перераспределения бремени доказывания вполне отвечает смыслу и духу одного из важнейших принципов гражданского судопроизводства - принципа состязательности.

Оценивая данную позицию ВАС РФ, можно отметить ее очевидные достоинства и недостатки. К числу достоинств следует отнести то, что подобное перераспределение бремени доказывания способствует установлению полной картины по делу, облегчает доказательственную деятельность истца, поскольку «снимает» с него часть доказательственного бремени, но в то же время не создает каких-либо ограничений или доказательственных сложностей для ответчика, поскольку если он в действительности действовал добросовестно и разумно, то у него есть возможность представить соответствующие доказательства. Это особенно важно в том контексте, что участники корпораций не всегда располагают необходимыми документами, доступ к которым есть у ответчика, поскольку он входит или входил в состав органов управления. И даже возможность истребования доказательств у ответчика с помощью суда не всегда приводит к реальной передаче необходимых документов, без изучения которых невозможно вынести обоснованное и законное решение по делу. Хрестоматийный и вызывающий для практики пример был по тому же делу «Кировского завода»: в ходе судебного заседания в суде первой инстанции истец заявил ходатайство об истребовании протоколов и договоров, заключенных ОАО «Кировский завод» и

ООО «Путиловский завод», а также платежных поручений; суд ходатайство удовлетворил и вынес соответствующее определение, однако ответчик истребуемые документы не предоставил, сославшись на несогласие с определением^[177]. Впоследствии документы так и не были представлены.

Недостаток подхода кроется не в его смысловом содержании, а в форме закрепления. Нормы ст. 56 ГПК РФ и 65 АПК РФ допускают перераспределение бремени доказывания только в случаях, установленных законом. Исследуемый подход сложился в лоне судебной практики, а выражен в акте высшей судебной инстанции, который, формально обязателен для применения арбитражными судами, но не является законодательным нормативно-правовым актом. Следовательно, существует серьезный риск того, разъяснение ВАС РФ о перераспределении бремени доказывания на ответчика по делам о взыскании убытков с лица, входившего или входящего в состав органа управления корпорации, не получит единообразного и широкого применения. Судам проще будет «по-старинке», ссылаясь на ст. 65 АПК РФ, возлагать все бремя доказывания по таким искам на заявителя, абстрагируясь от кажущихся им «несудебными» проблем, как-то затруднение доступа истца к информации, уклонение ответчика от исполнения обязанности предоставить необходимые документы. Подобный подход в доказывании приведет к тому, что соответствующие иски будут удовлетворяться крайне редко.

Идея закрепления в законе случаев, допускающих перераспределение бремени доказывания, уже высказывалась на страницах научных изданий. Помимо уже процитированной позиции С.Л. Будылина, приведем мнение Б.А. Журбина, исследующего институт косвенных исков, в том числе и проблемные аспекты доказывания по ним. Ученый высказал идею о необходимости устранения обязанности доказывания истцом наличия вины органа управления, возложив на ответчика бремя доказывания отсутствия таковой^[178].

Проблема необходимости перераспределения бремени доказывания актуальна не только по делам о возмещении убытков, причиненных организации лицами, входящими в состав органов управления, но и по другим спорам, когда в процессе возникает ситуация, при которой истец не располагает в силу объективных причин необходимыми документами, а ответчик (чаще всего, само юридическое лицо) такие документы не предоставляет. Обращение участника общества к самому обществу с требованием предоставить информацию о деятельности для того, чтобы подготовится к обращению в суд с иском об оспаривании решения органа или договора общества рассматривается в судебной практике как пример добросовестного поведения участника (п.1 Информационного письма Президиума ВАС РФ от 18.01.2011 г. №144)^[179]. Если организация не предоставляется такие документы, то есть все основания для истребования их судом по ходатайству другой стороны (ч.4 ст. 66 АПК РФ), однако неисполнение определения суда о предоставлении доказательства является основанием лишь для наложение штрафа (ч.8-11 ст. 66 АПК РФ), но с точки зрения доказывания не влечет неблагоприятных последствий для ответчика, в подобном поведении которого можно усмотреть признаки процессуального злоупотребления правом.

А.В. Юдин рассматривает удержание доказательства одной из сторон по делу в двух возможных ситуациях:

1) если удерживаемое стороной доказательство необходимо другой стороне для доказывания фактов, на которые она ссылается, то предусмотренные процессуальным законодательством неблагоприятные последствия удержания срабатывают в пользу того, кто удерживает доказательство, тогда как его оппонент в процессе не сможет доказать некоторые факты^[180];

2) без доказательств, которые удерживаются одной из сторон, суд не в состоянии разрешить вопросы, имеющие значения для дальнейшего движения по делу^[181].

Ученый констатирует отсутствие в современном гражданском процессе и частично, в арбитражном процессе, эффективных механизмов, позволяющих разрешать проблему удержания доказательств одной из сторон, не рассматривая в качестве таковых возможность, в том числе и повторную, наложения судебного штрафа, и на основании этого высказывает предложение о введении правила о возможности суда инициировать процедуру принудительного изъятия доказательств, которая могла бы быть исполнена судебными приставами^[182].

Вариантом выхода из подобной ситуации могло бы стать закрепление в законе правила, согласно которому в случае, когда ответчик не исполняет обязанности, возложенной на него судом определением об истребовании доказательства по соответствующему ходатайству истца, и не представляет информацию, необходимую для разрешения дела, на него возлагается бремя доказывания наличия или отстутсвия обстоятельств, которые могли бы быть подтверждены соответствующими документами.

Какова причина отступления от общего правила доказывания? М.К. Треушников в качестве таковой отмечает необходимость обеспечения интересов защиты прав той стороны, которая поставлена в более трудные условия для доказывания фактических обстоятельств, что, в свою очередь, способствует появлению верного знания у суда^[183]. Полагаем, подобное раскрытие причины перераспределения доказательственного бремени позволяет рассматривать в качестве одного из частных случаев ситуацию, когда одна из сторон удерживает доказательство, имеющее значение для правильного разрешения спора, а другая сторона объективно не в состоянии справится с доказыванием утверждаемого факта самостоятельно.

При этом следует иметь в виду, что «молчание» ответчика по корпоративному спору, означающее неопровержение им фактов, в силу правила ч.3.1 ст.70 АПК РФ приводит к тому, что факты считаются признанными. В случае, когда ответчик ссылается в своих возражениях на правопрепятствующие факты, тогда, в силу правила ч.1 ст. 65 АПК РФ, обязанность по доказыванию соответствующих фактов переходит на ответчика^[184]. Однако вопрос об обязанности доказывания со стороны ответчика трактуется судебной практикой неоднозначно.

Так, по одному из дел, связанных с оспариванием сделки по выводу активов компании, ВС РФ пришел к следующему заключению: в ситуации, когда лицо, оспаривающее совершенную со злоупотреблением правом сделку купли-продажи, представило достаточно серьезные доказательства и привело убедительные аргументы в пользу того, что продавец и покупатель при ее заключении действовали недобросовестно, с намерением причинения вреда истцу, на ответчиков переходит бремя доказывания того, что сделка совершена в интересах контрагентов, по справедливой цене, а не для причинения вреда кредитору путем воспрепятствования обращению взыскания на имущество и имущественные права по долгам^[185]. Решением суда первой инстанции, оставленной в силе апелляцией, в удовлетворении иска было отказано по причине недоказанности факта совершения сделки с исключительной целью причинения вреда^[186].

Как отмечается в современной литературе, посвященной доказыванию, к специальным правилам распределения обязанностей по доказыванию относятся доказательственные исключения, доказательственные презумпции и иные правила^[187]. Доказательственные исключения представляют собой закрепленные в нормах материального законодательства правила, запрещающие или ограничивающие определенными условиями ссылаться на определенные факты.

Случаи, когда законодательство устанавливает ограничения возражения по акциям как бездокументарным ценным бумагам, мы уже рассмотрели в настоящем параграфе.

Особенностью доказывания по отдельным подвидам корпоративных споров является применение в такой процессуальной деятельности доказательственных презумпций. Причем, в случае доказывания по иску о признании крупной сделки недействительной такая презумпция введена не законом, а постановлением Пленума ВАС РФ (пп.5 п.4 Постановления от 16.05.2014 г. №28)^[188]. И снова мы сталкивается с ситуацией, когда специальное правило доказывания предусматривается не нормой закона, впрочем, некоторые ученые отмечают допустимость закрепления презумпции в обозначенной правовой позиции высших судебных органов^[189].

Сам термин «презумпция» имеет общенаучный смысл, используется также в философии, логике, риторике, других науках. О.В. Баулин под данным понятием в его правовом смысле понимал закрепленное специальной процессуальной нормой исключительное правило, на основании которого при доказанности определенного состава юридических фактов допустим вывод о существовании связанного с ними факта^[190]. Ключевым признаком выступает предположительный характер утверждения о каком-либо факте, сделанного в нормативном акте или акте судебного органа высшего звена, которое может быть опровергнуто в рамках доказывания одной из сторон, но пока этого не произошло, предполагаемый факт считается установленным. При этом в некоторых источниках можно встретить классификацию презумпций на опровержимые и неопровержимые, что вызывает критику некоторых ученых, отмечающих, что, презумпция является предположением, а всякое предположение можно опровергнуть^[191].

Механизм «работы» доказательственных презумпций заключается в том, что некий определенный факт считается установленным, если другая сторона его не оспаривает. Сама норма о такой презумпции может указывать на тех лиц, которые могут ее опровергнуть (примером может послужить п.1 ст. 152 ГК РФ). Если норма не содержит таких указаний, а ограничивается только закреплением предположения, то опровергающий субъект определяется согласно логике доказательственного процесса, чаще всего им является утверждающая о противоположном факте сторона.

Теперь вернемся к обозначенному Постановлению Пленума ВАС РФ от 16.05.2014 г. №28: в пп.5 п.4 прямо указывается, что при решении вопроса о том, должна ли была другая сторона крупной сделки знать о ее совершении с нарушением порядка одобрения, судам следует учитывать то, насколько это лицо могло, действуя разумно и проявляя требующуюся от него по условиям оборота осмотрительность, установить наличие у сделки признаков крупной сделки и несоблюдение порядка ее одобрения, в частности, контрагент должен был знать о том, что сделка являлась крупной и требовала одобрения, если это было очевидно любому разумному участнику оборота из характера сделки, например, при отчуждении одного из основных активов общества (недвижимости,

дорогостоящего оборудования и т.п.)^[192]. В остальных случаях презюмируется, что сторона сделки не знала и не должна была знать о том, что сделка являлась крупной.^[193]

Данная презумпция является частным проявлением общеправовой презумпции добросовестности любого участника гражданских правоотношений, предусмотренной п.5 ст. 10 ГК РФ.

Согласно гипотезе нормы ст. 79 ФЗ «Об акционерных обществах», на основании которой устанавливается перечень подлежащих доказыванию по иску о признании недействительной крупной сделки обстоятельств, истцом подлежит доказыванию факт ее совершения, наличия признаков крупной сделки, нарушения порядка ее одобрения, последствия ее совершения в виде нарушения прав акционера или самого общества. Вопрос о факте недобросовестности стороны по сделке изучается судом, если об этом указывает истец или, поскольку в удовлетворении таких требований будет отказано, если будет доказано, что сторона по сделке является добросовестной (п.6 ч.6 ст. 79 ФЗ «Об акционерных обществах»)^[194]. Из содержания нормы закона вытекает необходимость доказывания добросовестности стороны сделки, если истец доказывает обратное, либо ответчик представляет аргументы в пользу того, что он не знал и не должен знать о том, что совершенная сделка является крупной и совершена в нарушение порядка одобрения сделки либо полагается на соответствующее предположение. Однако норма п.5 ст. 10 ГК РФ устанавливает общую по смыслу презумпцию добросовестности всех участников гражданского оборота. Если отталкивается от содержания данной нормы, то ответчик вовсе не обязан доказывать по таким искам свою добросовестность, опираясь на предположение о ней.

Однако в самом ГК РФ мы можем встретить частные признаки, указывающие на добросовестность или недобросовестность поведения субъекта (ст. 302 ГК РФ, к примеру), принимая во внимания которые должен решаться вопрос о допустимости применения способа защиты. И указанное положение заставляет истца доказывать недобросовестность, что, впрочем, не отменяет смысла и действия общей презумпции, закрепленной в п.5 ст.10 ГК РФ. Доказывание факта нарушения права уже будет свидетельствовать о недобросовестности лица, допустившего такое нарушение и специально соответствующее поведение не исследуется. Однако если закон ставит возможность применения способа защиты под условие о добросовестности (недобросовестности) поведения лица или решает вопрос обеспечения стабильности оборота (что чаще всего взаимосвязано) или устанавливает возможность приобретения прав в зависимость от данного факта, то в таких

частных случаях требуется доказывание истцом недобросовестного поведения ответчика. Если ответчик представляет соответствующее возражение относительно оценки его поведения, то он должен доказать выдвигаемые в свою поддержку факты.

В практике нередки ситуации, когда по искам об оспаривании крупной сделки ответчик активно работает над представлением доказательств, свидетельствующих о его добросовестности, не довольствуясь презумпцией. Так, по спору между двумя юридическими лицами об обязании выкупить акции некоего акционерного общества, третье лицо (участник ответчика) предъявило требование о признании недействительным условия соглашения между сторонами иска, по причине того, что данное условие является крупной сделкой, совершенной в нарушении установленного порядка одобрения. Ответчик по такому требованию активно включился в доказывание факта, что он не знал и не должен был знать о том, что сделка является крупной и совершена была с нарушением, представив целый ряд признанных судом относимыми и допустимыми доказательств, в том числе, заверение об обстоятельствах со стороны контрагента^[195].

Как пишет М.К. Треушников, презумпции освобождают сторону от обязанности доказывания, но не лишают ее права осуществлять такую деятельность^[196]. И как свидетельствует судебная практика, многие субъекты не полагаются на такие предположения, а активно пользуются одним из важнейших процессуальных прав.

В теории цивилистического процесса выделяют материально -правовые и процессуальные презумпции^[197]. Ученые выделили различное классифицирующее основание. Если одни исследователи ставили во главу угла отраслевую принадлежность того нормативного акта, в котором презумпция закреплена (В.А. Ойгензихт^[198]; В.К. Бабаев^[199]), то другие исходили из влияния презумпции на разрешение спора по существу^[200]. При этом В.А. Ойгензихт писал о том, что если презумпция, заключенная в норме материального права, находит свое процессуальное выражение в том, что оказывает влияние на перераспределение бремени доказывания, влияет на предмет доказывания, освобождает от него, то презумпция является процессуальной^[201].

В современных исследованиях на подобную тематику приводятся в качестве примеров процессуальных презумпций предположение незаинтересованности судьи в исходе дела, презумпцию доброкачественности признания, презумпцию процессуальной добросовестности и т.д.^[202]

Деление презумпций на материально-правовые и процессуальные, осуществляемое исходя из того, в каком по своей отраслевой принадлежности нормативном акте они закреплены, на наш взгляд, строится на весьма шатком основании. Во-первых, презумпция может быть закреплена не в таком акте, а разъяснении высшей судебной инстанции, однозначную отраслевую

принадлежность которой невозможно определить. К примеру, как можно сказать, является ли постановление Пленума ВАС РФ о крупных сделках и сделках с заинтересованностью актом, содержащим материально-правовые или процессуальные разъяснений? Скорее, в данном документе представлены и те, и другие.

Второй аргумент против подобного основания для классификации презумпций мы видим в том, что в актах материального права могут содержаться процессуальные нормы, которые принято считать специальными нормами. В настоящей главе мы приводили несколько ярких примеров подобного применительно к корпоративным спорам.

Поэтому, второй подход, основывающийся на проявлении действия презумпции, нам кажется предпочтительнее. При этом мы можем сталкиваться с презумпциями чисто доказательственного значения, содержащимися в норме материального закона (п.1 ст. 152 ГК РФ). Они по своему смыслу предназначены исключительно для решения доказательственных вопросов, в частности, перераспределения бремени доказывания путем освобождения истца от обязанности доказывания некоего факта, и никак не влияют на регулирование отношений с материально-правовой стороны.

Однако встречается, и немало презумпций, которые имеют и материальное, и процессуальное выражение. Примером можно назвать обсуждаемое на страницах диссертации разъяснение ВАС РФ применительно к крупным сделкам. С материальной стороны презумпция добросовестности контрагента по сделке является продолжением общеправовой презумпции добросовестности участников гражданского оборота (п.5 ст. 10 ГК РФ). С презумпцией добросовестности стороны сделки закон увязывает возможность сохранения силы сделки, отвечающей требованию крупной сделки и формально совершенной с нарушением порядка утверждения (п.6 ч.6 ст. 79 ФЗ «Об акционерных обществах»). Однако просматривается и процессуальное проявление в сфере доказывания, поскольку презумпция заставляет истца доказывать основание для ее опровержения и позволяет ответчику надеяться на ее неопровержение.

Одной из новелл законодательства о юридических лицах стало введение правила об обязательной фиксации фактов, связанных с проведением общего собрания участников корпорации, а именно фиксации состава лиц, принявших участие в данном собрании и принятых каждым лицом решений (п.3 ст. 67.1 ГК РФ). Появление данного правила связано со стремлением законодателя предусмотреть такие корпоративные процедуры, которые бы повысили надежность и достоверность решений, принимаемых в их рамках.

Удостоверение указанных фактов реестродержателем либо иным лицом в установленном порядке не придает какого-либо особого доказательственного значения таким фактам. Скорее, как мы уже отмечали, подобное удостоверение свидетельствует перед третьими лицами о достоверности и подлинности принятого высшим органом управления корпорации решения. Удостоверенные факты могут входить в предмет доказывания и могут оспариваться. Представим, что в предусмотренном Уставом порядке было удостоверено решение, принятое данным органом и было отмечено, что некий участник общества положительно за него проголосовал. Однако фактически лицо не принимало участия в голосовании, документы, свидетельствующие о его участии в голосовании, были подделаны. Лицо обращается в суд с иском о признании решения общего собрания незаконным или об оспаривании утвержденной на нем сделки, следовательно, в предмет доказывания будут входить помимо прочего факты, опровергающие удостоверенные факты участия лица в общем собрании и его голосования.

Факты, удостоверенные реестродержателем, также могут оспариваться заинтересованным лицом. В перечисленных случаях такие факты не несут в себе какой-либо дополнительной силы с точки зрения доказательственного права. Такое удостоверение не освобождает заинтересованное лицо от необходимости доказывания в случае проведения судебного разбирательства достоверности (недостоверности) факта принятия решения общим собранием участников и состава участников корпорации, принявших участие в собрании, и не исключает возможность опровержения удостоверенных фактов.

Любопытная ситуация сложилась в отношении тех же самых фактов, удостоверенных нотариусом. Дело в том, что согласно ч.5 ст.61 ГПК РФ и ч.5 ст. 69 АПК РФ не требуют доказывания факты, удостоверенные нотариусом, если подлинность нотариально оформленного документа не опровергнута в порядке, установленном законом, или если нотариальный акт не был отменен, или не установлено существенное нарушение порядка совершения нотариального действия. Удостоверение фактов принятия решения общим собранием участников корпорации и состава лиц, принявших в таком собрании участие, отнесено законом о нотариате к числу нотариальных действий (п.29 ст. 35; ст. 103.10 Основ законодательства РФ о нотариате).

Преюдициальность традиционно рассматривается в качестве одного из случаев освобождения от доказывания какого-либо факта, поскольку преюдициальные факты считаются установленными ранее, следовательно, они не доказываются и не опровергаются.

Одни ученые связывают преюдицию со свойством судебного решения, при этом они не рассматривают в качестве единственной ее цели исключение возможности вынесения противоречивых судебных решений^[203]. По мнению Д.А. Фурсова, источник преюдициальной силы лежит в собственной природе, исключающей саму возможность повторного рассмотрения одного и того же спора, следовательно, тех фактов, которые его образуют^[204]. Подобный подход не допускает возможность придания преюдициального значения обстоятельствам, установленным несудебными органами. Можно перечислить других ученых, возражавших против признания преюдициального характера за обстоятельствами, установленными несудебными органами, в частности, С.В. Курылева^[205]. Оппонировали данному мнению Я.В. Штутин^[206], К.С. Юдельсон^[207]. Из современных ученых В.В. Ярков отмечает, что обязательны процессуальные (но, думается, его позиция применима и для материально-правовых фактов) факты,

зафиксированные в несудебных актах, но только в случае, если установление их произошло в рамках осуществления полномочий органа, носящих

юрисдикционный характер, а факты не оспариваются в суде^[208].

Поскольку значение преюдициального факта проявляется в том, что данный факт не требует доказывания, но и не может быть опровергнут, то возможность оспаривания факта, установленного несудебным органом, не делает такой факт установленным окончательно.

Если представить, что преюдициальность установленных фактов не связана со свойствами судебного решения, такими, как обязательная сила и окончательность, то тогда необходимо придавать соответствующее значение не только удостоверенным нотариусом фактам, но и фактам, установленным другими наделенными властными полномочиями органами и должностными лицами, например, выносящими постановление о привлечении к административной ответственности.

По своему смыслу преюдиция ориентирована на исключение из предмета доказывания уже установленного вступившим в силу судебным решением факта, поскольку ранее перед судом этот факт был доказан. Суды в РФ равны между собой и не могут с недоверием относиться к фактам, ранее установленным другим судом. Правила преюдициальности, безусловно, логичны и понятны: нельзя оспаривать то, что уже установлено, как и не требуется доказывать это по-новому, поскольку нет оснований не доверять одному суду и доверять другому, а повторное доказывание одних и тех же фактов противоречит процессуальной экономии, подрывает авторитет судебной власти, противоречит принципу правовой определенности, поскольку создает угрозу разного решения вопроса о доказывании и как следствия, возникновения вопроса о законности ранее вынесенных или новых судебных решений.

Насколько указанным целям отвечает распространение преюдициальности в отношении обстоятельств, установленных нотариусами? Без сомнений, подобное правило «работает» на обеспечение процессуальной экономии, поскольку снижает затраты времени и сил на доказывание обстоятельств, установленных нотариусом. В то же время отсутствие подобных правил само по себе никак не сказывалось бы на авторитете нотариата, а возможность признания судом отсутствующими тех обстоятельств, которые ранее были установлены нотариусом, если решение суда вступало в силу, свидетельствовало, скорее, о возможной ошибке или предвзятости отдельного нотариуса.

Угроза разного решения вопроса о наличии или отсутствии факта, безусловно, имеется, но к каким последствиям оно ведет? При сохранении силы судебного решения возникают основания для отмены акта нотариуса, а чаще всего в необходимости оспаривания актов нотариуса не возникнет потребности, ибо суд может обеспечить защиту нарушенного или оспоренного права путем вынесения решения по делу, в рамках которого осуществлялось доказывание факта.

Нотариальное удостоверение фактов принятия решения общим собранием участников общества и лиц, принявших участие в собрании, предназначено для придания достоверности решению, принятому данным органом корпорации, прежде всего перед третьими лицами. Эта цель достигается и без распространения преюдициальных свойств на установленные факты. Неслучайно, что закон не придал преюдициальности аналогичным фактам, установленным

реестродержателем, выполняющим функции счетной комиссии. При этом, реестродержатель является независимым по отношению к юридическому лицу и его участникам лицом, правда, публично-значимыми полномочиями законом не наделен, в отличие от нотариусов. Возможно, в подобной природе нотариальной деятельности кроется объяснения законодательной новеллы ч.5 ст. 61 ГПК РФ.

Норма ч.5 ст. 61 ГПК РФ говорит лишь об освобождении от доказывания обстоятельства, подтвержденного нотариусом при совершении нотариального действия, но не лишает возможности его оспаривания. В то же время преюдициальность означает, помимо освобождения от доказывания, еще и невозможность оспаривания обстоятельства. Вот именно поэтому оно является разрешенным окончательно.

На наш взгляд, правила ч.5 ст. 61 ГПК РФ и ч.5 ст. 69 АПК РФ не могут трактоваться как основание для придания преюдициального свойства обстоятельствам, установленным нотариусом при совершении нотариального действия. Но в то же время при наличии условий, перечисленных в данной норме, они освобождает от доказывания таких фактов. Возможность оспаривания обстоятельства, установленного нотариусом в ходе совершения нотариального действия, не позволяет рассматривать такие обстоятельства как преюдициальные.

Что касается вопроса об обоснованности и целесообразности введения обсуждаемого правила, то он видится нам актуальным, дискуссионным, но требующим однозначного разрешения в целях обеспечения единообразного правового регулирования доказывания в рамках цивилистического процесса.