Общие положения о зарождении и эволюции понятий «интеллектуальная собственность» и «интеллектуальные права»
Возникновение и развитие творчества неразрывно связано с зарождением и культурным развитием всего человечества. Такие результаты интеллектуальной деятельности, как изобретения, произведения литературы и искусства непрерывно создавались на всём протяжении истории.
Однако нормативных актов о правовой охране интеллектуальной собственности не существовало ни в одной стране мира ни в период античности, ни в средневековье.Эволюция правового регулирования охраны основных институтов права интеллектуальной собственности происходила по-разному из-за различных исторических предпосылок и целей предоставления исключительного права.
Исследуя причины необходимости введения механизмов защиты авторских прав, исследователи справедливо ставят на первое место изобретение книгопечатания.
До XV века интереса к авторскому праву не наблюдалось, поскольку книги переписывались от руки сначала рабами (в Древнем Риме), а затем монахами, что объясняло чрезвычайно высокую цену на издания и ограниченное количество экземпляров, участвующих в обороте, в связи с чем ценность имел экземпляр произведения именно как вещь, поскольку труд переписчика зачастую ценился выше труда автора.[7]
«При глубоком невежестве и грубости нравов в средние века, - пишет Я. А. Канторович, - спрос на книги был крайне ничтожен... Чтение же книг было доступно только немногочисленному классу духовных лиц и учёных, которые были далеки от мысли удерживать за собою, в качестве авторов, исключительное право воспроизведения своих сочинений, а, напротив, были очень рады, если кто-либо брал на себя труд переписки и тем содействовал распространению их сочинений»1.
Из-за развития книгопечатания процесс изготовления копий книг стал существенно быстрее и дешевле, кроме того, впервые появилась возможность изготавливать продукцию сравнительно большими тиражами. Всё это привело к стремительному распространению печатной книжной продукции.
Перепечатники устанавливали более низкие цены на книги, что вело к снижению доходов основного издателя, поскольку им не было необходимости оплачивать труд авторов, тратить ресурсы на подготовку книги к изданию.
На массовую перепечатку своих книг жаловался ещё Мартин Лютер: «Отчего это любезные господа типографщики, вы один у другого так открыто грабите, воруете чужое и взаимно развращаете друг друга? Разве вы стали уличными разбойниками и ворами? ... Я начал свои проповеди от Богоявления до Пасхи, тут подбился ко мне некий парень, наборщик, питающийся от наших трудов, украл у меня мою рукопись, прежде чем я ее окончил, унес ее и отпечатал, уничтожив наши издержки и труд. Погоди, Господь покажет тебе, что ты от этого выгадаешь. Ты вор и дашь ответ за это перед Богом.... Беспримерная вещь, мы употребляем на сочинения издержки и труды, а другие пользуются от них выгодами, оставляя нам убытки»2.
Для защиты своих экономических интересов издатели стали обращаться к государству. Первоначальная система правовой охраны произведений основывалась на выдаче государственной властью привилегий, дарующих исключительное право.
1 Канторович. Я. А. Литературная собственность. С приложением всех постановлений действующего законодательства о литературной, художественной и музыкальной собственности, вместе с разъяснениями по кассационным решениям Сената. - СПб.: Я. Канторович, 1895. - С. 6.
2 Подробнее см.: Luther M. Auslegung der Episteln und Evangelien von Ostern bis auff das Advent D. Mar. Lut. : Auffs new zugericht. -Wittenberg: Lufft, Hans, 1544.
3 Щербачева Л. В. Гражданско-правовая регламентация интеллектуальной собственности в России на современном этапе: монография. - М.: ЮНИТИ-ДАТА, Закон и право, 2012. - С. 74.
22
Можно считать, что авторское право зародилось 3 января 1491 года, когда дожем Венецианской республики была выдана первая привилегия некоему Петру из Равенны, автору книги «Phoenix»: «повелевается, чтобы никто не осмеливался в городе Венеции и во всех подвластных нам славных владениях печатать или продавать напечатанные экземпляры сказанного сочинения»[8].
Первоначально авторское право возникло для защиты интересов издателя, а не автора. Привилегии дозволяли печатать экземпляры только одному издателю, запрещая это делать другим под угрозой конфискации и штрафа.
Аналогичным образом развивалось и регулирование правовой охраны изобретений. Первоначально возникшая система была заменена патентным правом, предусматривающим признание на определённый срок за любым изобретателем исключительного права на использование созданного им объекта.
С развитием рыночных отношений и юридической мысли система привилегий утратила характер особой милости власти и была заменена законодательными актами, устанавливающими предоставление исключительного права соответствующим лицам независимо от воли государственных органов.
Страной, первой принявшей нормативные акты, служащие прообразом современного авторского и патентного законодательства, является Англия, где в 1623 году был принят Статут о монополиях, предусматривающий четырнадцатилетний срок действия исключительного права на изобретения, а в 1710 году вступил в силу Статут королевы Анны, закрепивший срок действия исключительных прав на произведения в четырнадцать лет с возможностью продления этого срока при жизни автора ещё на четырнадцать лет.
Несколько иначе развивалась правовая охрана товарного знака как важнейшего средства индивидуализации товаров.
Обозначения, которые можно считать прототипами товарных знаков, из дошедших до нас товаров впервые появились на глиняной посуде, произведённой в Китае в период царствования императора Хонг-То. На посуде указывали имя правящего в то время императора и производителя или место производства.[9]
Первый из известных законодательных актов в области товарных знаков был принят Парламентом Англии в 1266 году. Данный акт предписывал пекарям проставлять свой знак на хлебе, чтобы «если хлеб выпечен недостаточного веса, было известно, кто является виновным» [10] [11] [12].
В 1544 году был издан эдикт короля Франции Карла V о введении смертной казни за «подражание марок либо их удаление с товара» .
Законы о правовой охране товарных знаков в Европе были приняты только в XIX веке: во Франции - в 1857 году, в Италии - в 1868 году, в Германии - в 1874 году, в Швейцарии - в 1879 году.
В России одно из первых упоминаний обозначений, используемых в качестве прототипов современных товарных знаков, датируется 22 апреля 1667 года в Новоторговом уставе. В данном документе упоминается необходимость проставлять «на товарах клейма, печати, всякие разные
4
признаки» .
Первый законодательный акт Российской Империи об обязательном клеймлении всех товаров фабричными или заводскими знаками был принят Елизаветой Петровной в 1754 году.
Полноценное регулирование общественных отношений, возникающих по поводу товарных знаков как средствах индивидуализации товаров получило свою реализацию в нашем государстве в конце XIX веке.
26 февраля 1896 года был утверждён Закон «О товарных знаках (фабричных и торговых марках и клеймах)»[13], в соответствии с которым свидетельства на товарный знак выдавал Департамент торговли и мануфактур, который вёл особый реестр товарных знаков и составлял альбом зарегистрированных обозначений.
Российское патентное законодательство также повторило европейский путь развития. В 1812 году был принят известный Манифест «О привилегиях на разные изобретения и открытия в художествах и ремеслах»[14] [15] [16], который закрепил возможность выдачи привилегий без предварительной проверки. За период действия данного нормативного акта с 1812 года по 1833 год была з выдана всего 71 привилегия. Положение о привилегиях 1833 года4 установило систему предварительного рассмотрения заявок, а Указ 1870 года «Об изменении порядка делопроизводства по выдаче привилегий на новые открытия и изобретения»[17] предусмотрел обязательность выдачи привилегии в случае полного соответствия заявки установленным требованиям. Во все времена эмблема производителя на товаре выполняла практически такие же функции, что и современный товарный знак. В частности, она способствовало продвижению товара ремесленника на рынок из-за того, что покупатель мог узнать среди всей совокупности предлагаемых товаров именно тот товар, который был промаркирован знаком производителя, обеспечивающего лучшее качество изготавливаемого товара по сравнению с другими. При этом предоставление охраны средствам индивидуализации не рассматривалось как милость монарха, дарующего соответствующее право, поскольку они ставились производителями по своему желанию и с самого начала были наполнены исключительно экономическим содержанием. Концепция интеллектуальной собственности небезосновательно связывается с развитием идей французских философов-просветителей. Как указывает профессор А. П. Сергеев, традиция проприетарного подхода к авторскому и патентному праву опиралась на теорию естественного права и в соответствии с данной теорией право создателя любого творческого результата является его неотъемлемым, природным правом, возникает из самой природы интеллектуальной деятельности и сравнимо с правом собственности, «которое проявляется у лица, трудом которого создана материальная вещь»[18]. Данный принцип был закреплён во французском патентом законе 1791 года: «всякая новая идея, провозглашение и осуществление которой может быть полезным для общества, принадлежит тому, кто её создал, и было бы ограничением прав человека не рассматривать новое промышленное изобретение как собственность его творца»[19]. Подобный подход был воспринят законодательством многих стран мира. Со временем в оборот вошли такие понятия, как «литературная собственность»[20], «художественная собственность»[21], «научная собственность»[22], «промышленная собственность»[23]. Сам термин «интеллектуальная собственность» появился несколько позже (в XX веке), и стал обобщающим термином по отношению к указанным понятиям. Терминология, сформировавшаяся под воздействием проприетарной теории, применялась и при разработке Парижской конвенции по охране промышленной собственности 1883 года[24]. В соответствии с п. 2 ст. 1 данного документа «промышленная собственность понимается в самом широком смысле и распространяется не только на промышленность и торговлю в собственном смысле слова, но также и на области сельскохозяйственного производства и добывающей промышленности и на все продукты промышленного или природного происхождения, как, например: вино, зерно, табачный лист, фрукты, скот, ископаемые, минеральные воды, пиво, цветы, мука». Попытки распространения на нематериальные объекты права собственности с самого начала встречало обоснованную критику, поскольку известная триада полномочий собственника к владельцам прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации неприменима, так как физически владеть нематериальными объектами невозможно, нельзя и распорядиться ими, так как их невозможно физически передать, нельзя говорить и о пользовании данными объектами в классическом понимании этого правомочия вещного права. Как справедливо отмечает профессор И. А. Зенин, передавая право на использование нематериальных объектов по лицензионному договору, правообладатель сам не лишается возможности продолжать их использование, а также разрешать такое использование любым третьим лицам по собственному усмотрению.[25] Проприетарная концепция подвергалась критике на всём протяжении её существования. Рассматривая причины зарождения данной теории и исследуя труды французского политика С. Буфлерса, А. А. Пиленко писал, что тот подсознательно «хотел сказать: патентное право свято, - а сказал: патентное право собственность и поэтому свято. Промежуточный элемент (собственность) был для Буфлерса совершенно безразличен. Если бы ему гарантировали святость, он, конечно, не стал бы ломать копья за собственность»[26] [27]. Подобное же объяснение предлагает и С. И. Раевич, полагающий, что проприетарная концепция возникла как попытка «втиснуть» новый правовой институт в устоявшиеся схемы вещного права собственности. Как справедливо указывает Е. А. Флейшиц, «то, что литература называет "проприетарной конструкцией" прав на нематериальные объекты, никогда, в сущности, и не притязало на роль и значение конструкции в собственном смысле слова... Мнимая проприетарная конструкция была не чем иным, как "метафорическим декларированием" новых прав... Это своеобразное использование коренного убеждения буржуа в том, что всякий правовой институт, создаваемый капиталистическим государством, по существу, должен защищать частную собственность, и в тех случаях, когда создание нового института представляет большую практическую важность, лучше всего признать соответствующее субъективное право правом собственности»[28]. Сам термин «интеллектуальная собственность» со временем стал более условным и его применение в наши дни является некой данью традиции, поскольку невозможность распространения действия вещного права на нематериальные объекты очевидна почти всем исследователям. Как отмечают Л. Бентли и Б. Шерман, термин «интеллектуальная собственность» уже в течение ста пятидесяти лет выступает как общая понятийная категория, «охватывающая авторское и патентное право, правовой режим дизайна и товарных знаков, а также многочисленные смежные права»[29] [30]. Развитие юридической мысли в поисках особого механизма правового регулирования охраны результатов интеллектуальной деятельности привело к зарождению новой концепции, получившей название теории интеллектуальных прав. Понятие «интеллектуальные права» впервые предложил в конце XIX в. бельгийский юрист Е. Пикар, считавший, что права на охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации являются самостоятельным явлением и должны существовать наряду с традиционными для гражданского права категориями личных, вещных и обязательственных прав. Сторонники теории интеллектуальных прав традиционно выступают против использования в нормативных актах термина «интеллектуальная собственность» как не отражающего истинную сущность нематериальных объектов и способствующего ложной коннотации с вещным правом. Со временем теория интеллектуальных прав стала доминирующей и её влиянию подверглись правовые системы многих цивилизованных стран мира. Р. Дюма писал: «в прошлом веке во Франции рассматривали литературную и художественную собственность как подлинную собственность, по сути относящуюся к категории движимого имущества. Такой же была и позиция Кассационного суда, концепция которого позднее изменилась: он перестал применять термин "собственность", заменив его понятиями "монополия" и "исключительное право"... Данные права признавались также особыми интеллектуальными правами, находящимися вне классических концепций личных и вещных прав. Они могут быть лишь присвоены, но не являются интеллектуальной собственностью»[31]. Рассматривая причины постепенного отказа от проприетарной теории, Е. А. Флейшиц указывала, что «собственность использовалась не как "конструкция" нового права, а как лозунг в борьбе за его признание данной правовой системой. Когда эта цель достигалась, когда соответствующий институт приобретал твёрдую почву под ногами, нужда в проприетарной его конструкции отпадала, выступала с ясностью ее несостоятельность, и с ней тогда расставались»[32]. Признание интеллектуальных прав правами sui generis (правами особого рода) небезосновательно, поскольку они имеют особый нематериальный объект, существенно отличающийся от объектов вещного права, и представляют собой теснейшим образом взаимосвязанную совокупность имущественных и личных неимущественных прав. Г. Ф. Шершеневич, исследуя права на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации («авторское, художественное, музыкальное право, привилегии на промышленные изобретения, право на фирму, на фабричное и товарное клеймо, право на фабричные рисунки и модели»[33]), отмечал, что рамки римского права оказываются слишком узкими, неспособными «вместить в себя отношения, порождённые новыми условиями социального существования. Необходимо поэтому отрешиться от римских традиций, идти в ногу с новыми явлениями и создать систему гражданского права, обнимающую все частные права»[34] [35]. В отечественных правовых исследованиях термин «собственность» применительно к результатам интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации и правам на них фактически выходит из применения с конца XIX века и вновь вошёл в научный оборот лишь чуть более двадцати 3 лет назад. Дискуссия об используемой терминологии значительно оживилась при обсуждении проекта части четвёртой Гражданского кодекса Российской Федерации, в котором предлагалось закрепить все нормы о правовой охране результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий. Часть четвёртая ГК РФ должна была прийти на смену целому ряду правовых актов, регулирующих охрану отдельных объектов, среди которых были Патентный закон Российской Федерации от 23 сентября 1992 года[36], Закон Российской Федерации от 6 августа 1993 года № 5605-1 «О селекционных достижения»[37], Закон Российской Федерации от 23 сентября 1992 года «О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров»[38] [39] [40] [41], Закон Российской Федерации от 9 июля 1993 года «Об авторском праве и смежных правах» , Закон Российской Федерации от 23 сентября 1992 года «О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных» и Закон Российской Федерации от 23 сентября 1992 года «О правовой охране топологий интегральных 4 микросхем» . В связи с тем, что сам термин «интеллектуальная собственность» был закреплён в Конституции РФ[42] (ч. 1 ст. 44: «Каждому гарантируется свобода литературного, художественного, научного, технического и других видов творчества, преподавания. Интеллектуальная собственность охраняется законом»), а изменение главы 2 основного закона страны чрезвычайно затруднено[43], разработчики проекта столкнулись с необходимостью его использования при кодификации законодательства. В научной литературе развернулись довольно жаркие споры о том, следует ли применять в нормах разрабатываемой части четвёртой Гражданского кодекса Российской Федерации столь спорный термин как «интеллектуальная собственность» для обозначения совокупности прав на охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, как определялось это понятие по ранее действующему законодательству. Сохранение в отечественном законодательстве ставшего уже привычным термина «интеллектуальная собственность» отстаивает А. П. Сергеев, в связи с чем, в частности, он предлагал отложить принятие части четвёртой ГК РФ.[44] В то же время проф. В. А. Дозорцев выступал за недопустимость закрепления данного термина в нормативных актах практической направленности, отмечая, что термин «интеллектуальная собственность» стал достаточно привычен, его употребляют и в международных актах, и в документах политического характера и его применение правомерно, если относиться к нему как условному, имеющему политическое и экономическое значение, но не юридическое содержание, в связи с чем «употребление этого термина в политических документах, фиксирующих права человека, допустимо. Но это не относится к юридическим категориям»[45]. В результате, разработчиками проекта части четвёртой Гражданского кодекса Российской Федерации ввиду необходимости употребления в создаваемом нормативном акте исследуемого термина из-за положений ст. 44 Конституции России, но с учётом обоснованной критики данного понятия, было найдено достойное решение, заключающееся в именовании интеллектуальной собственностью охраняемых результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий, что позволило отойти от весьма спорного подхода о признании интеллектуальной собственностью совокупности прав на охраняемые объекты. Поскольку применённый в Конституции РФ термин «интеллектуальная собственность» не раскрывается в этом акте, подобный подход к его трактовке видится вполне приемлемым и не противоречащим основному закону страны. Подводя итог исследованию зарождения и эволюции понятий «интеллектуальная собственность» и «интеллектуальные права», следует отметить, что первый из этих терминов практически сразу стал считаться условным, поскольку с развитием правового регулирования общественных отношений невозможность распространения на нематериальные объекты вещных прав стала очевидной. В связи с этим на первый план выдвинулась теория особых интеллектуальных прав, прав sui generis, которые существенным образом отличаются от права собственности на вещи - объекты материального мира. Применение понятия «собственность» к результатам интеллектуальной деятельности и средствам индивидуализации и правам на них, признанный некорректным ещё дореволюционными исследователями, вновь вошёл в российское законодательство и научный оборот после распада СССР в виде термина «интеллектуальная собственность», который признавался в достаточной мере условным. Термин «интеллектуальные права», впервые применённый Е. Пикаром, был закреплён в отечественном законодательстве с принятием части четвёртой Гражданского кодекса Российской Федерации под влиянием идей профессора В. А. Дозорцева, который предложил отказаться от применения политических терминов в нормативных актах сугубо практической направленности.[46] Рассмотрев зарождение и эволюцию понятий «интеллектуальная собственность» и «интеллектуальные права, представляется целесообразным обратиться к исследованию соотношения данных понятий по действующему законодательству Российской Федерации, а также проанализировать и обобщить имеющиеся в научной литературе подходы к существующему нормативному регулированию указанных аспектов. М.: Статут, 2008. - С. 38-40. 34 1.2.